Пятигорск

Кавказские Воды. XIX век, полдень

«...место, где стоит город, очень веселое. Из гор текут горячие родники, под горой течет река Подкумок. На горе леса, кругом поля, а вдалеке всегда видны большие Кавказские горы. На этих горах снег никогда не тает и они всегда белые, как сахар. Одна большая гора Эльбрус, как сахарная белая голова, видна отовсюду, когда ясная погода. На горячие ключи приезжают лечиться; и над ключами сделаны беседки, навесы, кругом разбиты сады и дорожки. По утрам играет музыка, и народ пьет воду или купается и гуляет. Самый город стоит на горе, а под горой есть слобода...»

Хотя эта картина, нарисованная Толстым в рассказе для детей «Что случилось с Булькой в Пятигорске», слишком обща и не дает полного представления о том, каким увидел Пятигорск Лев Николаевич, она все же представляет для нас определенную ценность. Ведь этот период истории нашего города наименее освещен в краеведческой и исторической литературе. Представить себе Пятигорск в первые десятилетия его существования помогает пристальное внимание к пребыванию здесь М. Ю. Лермонтова. Благодаря развитию фотографии и множеству сохранившихся документов мы хорошо знаем, как выглядел город к концу XIX столетия. А вот середина века зияет многими «белыми пятнами». И все же представление о «Толстовском Пятигорске» мы можем себе составить.

Поселившись в гостинице или найдя квартиру, приезжие первым делом шли на бульвар, являвшийся средоточием курортной жизни. В середине XIX века бульвар, как и ранее, в лермонтовские времена, начинался от нынешней улицы Соборной и тянулся до крутого подъема к площадке Елизаветинского источника. У самого его начала, с северной стороны, высилась громада Спасского собора, тогда еще не достроенного, но уже определявшего архитектурный облик города. Рядом стояло здание Ресторации, хорошо знакомое нам и сегодня - не стало только широкой парадной лестницы, которая вела ко входу меж колоннами.

Следующий отрезок главной улицы имел название Среднего бульвара. С юга, вместо, привычного нам курортного парка «Цветник», к бульвару подступал участок открытого пространства, в глубине которого, под кручей горы Горячей, виднелось во всей своей классической простоте здание Николаевских (ныне Лермонтовские) ванн. Над ним, там, где сейчас находится скульптура Орла, стояла деревянная Александровская галерея, украшенная колоннадой. Перед Николаевскими ваннами пестрели цветочные клумбы, составлявшие цветник в привычном понимании этого слова. Впоследствии именно он стал ядром нынешнего парка и дал ему название. Справа мимо ванного здания проходила аллея, ведущая к Ермоловским ваннам, построенным на уступе горы Горячей - ее называли Ермоловским бульваром. Аллею украшал Грот Дианы, мало изменившийся с тех пор. Слева от Николаевских ванн столо здание Дома для неимущих офицеров (ныне Курортная поликлиника) и еще одно вскоре снесенное здание - так называемый Общественный дом. Служил он и гостиницей, и аптекой, а в толстовские времена его занимали Строительной комиссии.

С северной стороны этот квартал главной улицы начинали два похожих друг на друга трехэтажных жилых здания, тогда украшенных колоннами, с магазинами в нижних этажах. Сейчас вместо них высится бетонная громада санатория «Руно». За ними следовал Дом для неимущих офицеров, построенный на средства генерала Орлова, - на его месте позднее была построена гостиница «Бристоль». Далее располагались усадьба, принадлежавшая вдове генерала Мерлини, и Скорбященская церковь, в наше время уступившие место Центральной питьевой галерее. За церковью начинался ряд небольших жилых домов, продолжавшийся на северной стороне Верхнего бульвара - так называли участок главной улицы, тянувшейся по Горячеводской долине, которую образовывали отроги Машука - Внутренний и гора Горячая. Подобные, сравнительно небольшие, жилые дома заполняли и южную сторону улицы. Некоторые из них мы можем видеть там и ныне, причем, выглядят они почти так же, как и полтора века назад.

Так же, как сегодня, замыкала Горячеводскую долину великолепная Елизаветинская (теперь Академическая) галерея. Рядом с нею, как бы висела над городом беседка Эолова Арфа с притаившимся под нею гротом, который еще не был назвал именем Лермонтова. Вокруг зеленел Емануелевский парк, тогда еще мало изменившийся со времени его разбивки. А ниже, между галереей и верхним концом бульвара, имелся еще один зеленый массив - Елизаветинский цветник, на территории которого располагался уникальный музей под открытым небом, где были собраны памятники старины - каменные «бабы», кресты, надгробья, свезенные со всей округи.

Непосредственно у Елизаветинской галереи и выше нее, у восточной оконечности горы Горячей, располагалось несколько деревянных купален - Елизаветинские (позже назывались Товиевскими), Александро-Николаевские, Сабанеевские и Варвациевские ванны. Тут же, на возвышении стояла недавно построенная Уптоном Михайловская галерея в мавританском стиле. Мимо нее проходила дорога, ведущая к Провалу и далее, на вершину Машука. Для путешествия туда имелись специальные легкие экипажи, запряженные осликами - их можно было нанять в Депо кабриолетов, учрежденном при Михайловской галерее.

А теперь осмотрим район, расположенный вдоль улицы Карла Маркса, тогда называвшейся Большой Средней. Сегодня он в точности сохраняет свою тогдашнюю планировку. Еще остались там и домики, видевшие Льва Николаевича, который не раз проходил мимо них, навещая квартировавших здесь родственников. Так что, бродя по этим тихим улочкам на склоне Машука, мы можем почувствовать «аромат» того далекого времени. А вот покинув старинные кварталы и направляясь к западу, мы заметим большую разницу между тогдашним и сегодняшним обликом города.

Прежде всего, надо отметить, что тогдашняя территория Пятигорска, по сравнению с нынешней, была смехотворно мала. Западной ее границей служил нынешний проспект Калинина, северная едва достигала улицы Мира, южная пролегала по верхнему краю обрывистого берега подкумской долины, вдоль нынешних улиц Теплосерной и Власова. А главная улица Пятигорска обрывалась, не дойдя и до проспекта Калинина. А далее шла степная целина, которую отделяли от Казенного сада крутые овражистые склоны без всяких признаков не то, что лестниц - даже дороги или просто тропы. Чтобы из центра города попасть в Казенный сад, следовало спуститься где-то в районе нынешней улицы Дзержинского и далее шагать низом, по долине Подкумка, где, согласно плану тогдашнего Пятигорска, имелось несколько троп и дорог.

Железноводск, как и Пятигорск, может гордиться не только тем, что в течение нескольких недель давал приют будущему великому писателю, но способствовал поправке его здоровья, а так же стал местом, где рождались глубокие мысли, созревали творческие замыслы и были написаны прекрасные строки нескольких произведений.

Повторить точно путь Толстого из Пятигорска в Железноводск нам вряд ли удастся, ибо и железнодорожная колея, и автомобильная трасса проходят ныне совсем не там, где тянулось когда-то пыльное шоссе, проложенное в 20-е годы XIX столетия. Что же касается средства передвижения, то с ним Льву Николаевичу, летом 1852 года стесненному в средствах, очень повезло. Ибо кроме дорогостоящих извозчиков незадолго до его приезда появился на Кавказских Минеральных Водах сравнительно дешевый общественный транспорт - омнибусы. Что собой представляли эти экипажи, нам известно из описания, сделанного посетившим Кавказские Воды В. Вердеревским: «Это что-то вроде круглой комнаты с круглым столом посредине, с лавочками около краев и с навесом наверху. Кузов замысловатого экипажа напоминает собой половину дыни, у которой другая, верхняя половина срезана. Но сидеть в нем удобно, и общество из 10-ти человек, не слишком стесняя друг друга, может приятно провести время в общем разговоре».

Согласно «Правилам движения омнибусов между городами Кавказских Минеральных Вод два экипажа должны были курсировать ежедневно, начиная с 15 мая, - один направлялся в Ессентуки и Кисловодск, другой - в Железноводск. Оба должны были отправляться из Пятигорска от Казенной гостиницы (Ресторации) точно в точно назначенное время, после троекратного оповещения сигнальными ракетами, не ожидая опоздавших, и двигаться согласно графику. Причем, пассажиры не имели права требовать от кондуктора более быстрой езды. Отправлялся экипаж в 7 часов утра и «в 3/4 8 часа», то есть в 7 часов 45 минут, должен был прибыть в колонию Каррас, где делал получасовую остановку у дома колониста Рошке. В этом доме, находился загородный ресторан - там пассажиры могли при желании перекусить. Затем экипаж двигался далее и к 10 часам прибывал в Железноводск. В обратный рейс он отправлялся в 4 часа и к половине седьмого приезжал в Пятигорск.

Пассажиры покидали омнибус на площадке, которая сегодня известна, как Конторская. На этой площадке, расположенной неподалеку от первого, ставшего известным, минерального источника, стояло несколько небольших деревянных домиков. В них имелись комнаты для приезжающих, располагались контора курорта, аптека и почтовая станция. Тут же стояло и ванное заведение, занимавшее первоначально калмыцкую кибитку.

Рядом с площадкой строили свои дома первопоселенцы Железноводска - отставные солдаты и унтер-офицеры, мелкие чиновники и их вдовы. В начале 40-х годов в поселение у Железных Вод было переведено из Кисловодской слободы 30 семейств «нижних чинов на правах военных поселян для охраны от горцев приезжающих и предоставления последним приюта». Свои домишки они строили вдоль южной границы парка, в котором к тому времени уже появились небольшие деревянные купальни. В начале 50-х годов Железноводское поселение было преобразовано в станицу, но на его облик это никак не повлияло. По-прежнему «жилой фонд» здесь составляли несколько десятков домиков и просто балаганов, «лечебную базу» - примитивные ванные заведения, а единственным «учреждением культуры» стала недавно построенная деревянная галерея у источника №8 в парке - здесь публика гуляла в ненастную погоду, здесь устраивались танцевальные вечера, концерты, выступления фокусников и жонглеров.

Главной достопримечательностью и главным богатством курорта, кроме минеральных источников, был парк, который разбивали, вырубая участки густого леса, одевающего склоны горы Железной. Работы начались в 1825 году, а три года спустя было добавлено еще несколько аллей, ведущих к источникам.

Нарушая традицию, предписывавшую после Пятигорска и Железноводска заканчивать лечение в Кисловодске, Лев Николаевич ездил туда лишь на короткий срок, как и в Ессентуки.

В сторону Кисловодска омнибус отправлялся так же в 7 утра. В Ессентуки прибывали в половине девятого, в девять продолжали путь и в одиннадцать часов завершали поездку. В дурную погоду допускалось 20 минут опоздания. Для осмотра тогдашних Ессентуков было вполне достаточно часа-двух. Прошло всего пять лет, как по указанию наместника Кавказа М. С. Воронцова, территория вокруг минеральных источников была выкуплена у казачьего войска и передана в ведение Дирекции Кавказских Вод. Площадь курортной зоны была невелика и занимала лишь нижнюю часть нынешнего парка - долину осушенной речки Кислуши. Здесь была проложена аллея, вдоль которой располагалось несколько колодцев минеральной воды. Некоторые были обложены тесаным камнем, огорожены деревянной решеткой и имели навесы, прикрывавшие пьющих от дождя и солнца.

Единственным строением, переданным станичниками курорту, был «деревянный дом под железной крышей с двумя каменными ваннами». Но неподалеку, рядом с колодцем источника №17 уже велось по проекту архитектора Уптона строительство питьевой галереи из красивого желтоватого доломита. Быстрому завершению работ помешало землетрясение 1852 года, повредившее потолок и средние простеночные арки.

По распоряжению наместника вдоль аллеи в 1844 году было посажено несколько тысяч деревьев, привезенных из машукского и железноводского леса. Ко времени приезда на Воды Толстого они уже подросли и позволяли жарким летним днем гулять в какой-никакой тени. Но задерживаться в Ессентуках до вечера не стоило. Несмотря на все старания солдат военно-рабочей команды, занимавшихся благоустройством курорта, в долине Кислуши еще сохранялись болота, отравлявшие «окрестный воздух... гнилостными и удушливыми испарениями», как писал об этом первый врач при Ессентукских водах Орфанов. В сумерки над влажной долиной кружились мириады комаров, отравлявших жизнь гулявшей публике.

Видно, поэтому Лев Николаевич ни разу не оставался здесь ночевать. А вот в Кисловодске он бывал неоднократно и однажды провел там несколько дней, наслаждаясь прогулками по парку и живописным окрестностям этого курорта. Да и в самом Кисловодске уже было на что посмотреть. Сразу же от въезда, находившегося приблизительно там, где стоит сегодня Дом Связи, начиналась тополевая аллея, по левую сторону которой имелось, по словам очевидца, «несколько очень порядочных домиков». Аллея упиралась в здание Нарзанной галереи, которая еще не была достроена, но уже удивляла своими размерами и оригинальностью архитектуры. Сооружавший ее архитектор Самуил Уптон был поклонником поздней английской готики. Ее черты он придал своему творению, которое напоминало замки и аббатства «доброй старой Англии» эпохи династии Тюдоров. По проекту Уптона производилась и реконструкция кисловодской крепости, расположенной на ближайшей возвышенности. Так как нападения горцев уже никто не опасался, крепость становилась не столько оборонительным сооружением, сколько произведением архитектурного искусства.

Главная достопримечательность Кисловодска, колодец Нарзана, упрятанный внутрь галереи, был обложен мрамором, но еще не имел стеклянного колпака, которым накрыт сегодня. По соседству с ним стояли наиболее солидные постройки - дом помещика А. Ф. Реброва, где квартировали многие известные гости Кисловодска, и кисловодская Ресторация - в ней находили приют все желающие. От галереи, вдоль речки Ольховки тянулся знаменитый кисловодский парк. Заложенный в 1823 году, к середине века он очень разросся и доставлял немало удовольствия гуляющим в нем. Стараниями Воронцова парк был основательно благоустроен - берег Ольховки одели камнем, в удобном месте через речку построили капитальный каменный мост. Из крымского имения Воронцова, а так же из Никитского ботанического сада доставлялись разнообразные растения, украсившие аллеи и клумбы старейшей на Кавказских Минеральных Водах зеленой зоны.

С Михаилом Семеновичем Воронцовым Толстой лично не встречался, но тем не менее описал его в своей повести «Хаджи Мурат». Можно предположить, что интерес к этой фигуре возник на Кавказских Минеральных Водах, где начинающий писатель воочию увидел плоды деятельности этого незаурядного администратора. Разговор о нем позволяет повести речь и о других личностях, которых Лев Николаевич узнал во время пребывания на Водах.