|
Пятигорск |
Дорога на Воды
Покидая нынче вагон прямого поезда на пятигорском вокзале или воздушный лайнер в аэропорту Минеральные Воды, мы едва ли представляем себе, как добирались сюда Михаил Юрьевич Лермонтов и его современники. Для них поездка, занимающая сегодня сутки-двое, а то и несколько часов, длилась неделями, ведь иного транспорта, кроме экипажей, запряженных лошадьми, тогда не существовало. Ехать на курорт приходилось много дней, трясясь по пыльной или грязной дороге, с ночевками на почтовых станциях, а то и в чистом поле. Но предки наши, не зная ничего другого, считали такое путешествие обычным делом. И каждую весну несколько сотен жителей больших и малых городов, дворянских усадеб и поместий собирались в дальний путь на Кавказские Воды, чтобы поправить там свое здоровье. Отправлялись в такой вояж и Елизавета Алексеевна Арсеньева, чтобы привезти на курорт своего болезненного внука Мишу.
Попробуем представить себе их поездку. В те времена существовало несколько способов движения. Можно было ехать «на почтовых» или, иначе, «на перекладных», то есть пользоваться казенными лошадьми, которых меняют на каждой почтовой станции. Другой способ поездки - «на вольных» - предполагал наем лошадей вместе с ямщиком на тот или иной отрезок пути. Наконец, можно было путешествовать «на своих», то есть на собственных лошадях, наемными не пользуясь. Именно так путешествовала Елизавета Алексеевна со своим внуком. Обычно богатый помещик или знатный вельможа прибывал на курорт с огромным эскортом слуг, врачей, учителей. Арсеньева не была слишком богата. Но и ее сопровождало немало народу. Так, в поездку 1825 года были взяты сверстник и дальний родственник внука Миши, Михайло Пожогин, доктор Ансельм Леви, учитель Миши, Иван Капа, гувернантка Христина Ремер, да еще несколько крепостных слуг.
Какими экипажами пользовались тогда россияне? У состоятельных людей в начале XIX века для путешествий, особенно дальних, имелись большие неуклюжие тихоходные экипажи, в которых, однако, можно было не только ехать с достаточным комфортом, но и спать в пути. Назывались они дормезы и рыдваны. Надо полагать, что именно в подобном экипаже путешествовала с маленьким Мишей его бабушка. Остальные ее спутники, скорее всего, ехали в экипажах менее комфортных - тарантасах, бричках и т. п.
О том, как одолевали дурные российские дороги юный Лермонтов и его бабушка, сведений нет. Зато есть свидетельство А. С. Пушкина, проделавшего подобный путь несколько лет спустя. В своем «Путешествии в Арзрум» он писал: «...До Ельца дороги ужасны. Коляска моя вязла в грязи, достойной грязи одесской. Мне случалось проехать в сутки не более 15 верст». Впрочем, чаще всего подобные жалобы относятся к дорожным неурядицам в центральных губерниях - там и грязь на дорогах, и клопы на станциях, и постоянная нехватка лошадей. Что же касается Донской области и Северного Кавказа, то здесь, как правило, путники не жаловались на грязные дороги, что, вполне объяснимо - ведь по центральной России они проезжали обычно ранней весной, в распутицу, а до Кавказа добирались позднее, когда земля уже подсыхала. Теперь ехать было куда приятнее.
Позади остались грязные дороги, почтовые станции с дурной пищей и клопами, угрюмые физиономии смотрителей. Кроме удобной дороги почти все путешественники отмечают в этих краях и достаток лошадей, и добрую пищу, особенно в казачьих станицах, и быструю езду. Словом, конечная часть путешествия на Воды приносила пассажирам некоторое облегчение и даже порою доставляла удовольствие, когда дорога приближалась к горам, вид которых не может не восхищать людей, особенно впервые попавших на Кавказ.
Нетрудно представить, в каком восторге был маленький Миша от этого зрелища. Как восхищала его, наверное, и благоухавшая ароматом трав майская степь, которая расстилалась вокруг Высокие - в пояс человеку, по брюхо коню - травы зеленым волнующимся морем уходили вдаль, до самого горизонта. А там, слегка колеблемый теплым воздухом, словно бы плыл над землей белоснежный конус двуглавого Эльбруса. При подъезде к Георгиевску впереди, в сиреневой дали, возник окутанный легкой дымкой трезубец Бештау. И следом появились окружающее его возвышенности самого причудливого. Сколько заманчивых впечатлений сулили они будущему поэту! А одно, довольно яркое, ожидало его еще на подъезде к курортному поселению...
|