Пятигорск

Сюрпризы «первой волны»

Еще одно устоявшееся мнение об истории поселения на Горячих водах: быстрый рост его начался после 1822 года, когда было решено перенести центр Кавказской губернии, ставшей областью, из Георгиевска в Ставрополь. Мол, только после этого губернские чиновники, не желавшие уезжать так далеко, бросились строить дома у целебных источников, рассчитывая зарабатывать на жизнь сдачей квартир приезжим.

Действительно, подобное переселение в то время началось, но это была, так сказать, «вторая волна». Первая же имела место гораздо раньше и началась в 1813 - 1814 годах. Тому, что строительство домов в те годы носило не единичный характер, есть немало подтверждений.

Перед нами прошение вдовы генерала Хастатова, Екатерины Алексеевны, родной сестры бабушки Лермонтова. Она испрашивает дозволения «выстроить при Минеральных Водах Кавказской губернии перевезенный из Георгиевской станицы собственный мой... деревянный дом... о шести комнатах».

Вообще-то женщина-домовладелица для «первой волны» нетипична. В отличие от последующих переселенцев, среди которых преобладали жены чиновников и офицеров, в начальный период заселения Горячих вод среди домовладельцев числятся, главным образом, мужчины. Одно из объяснений тому, в 20-е годы служилые переселялись сюда под бдительным оком генерала Ермолова, который мог спросить, откуда взялись деньги на постройку. Во избежание этого кое-кто старался записать новообретенную недвижимость на свою дражайшую половину. Первые же поселенцы обзаводились домами на Водах в компании с губернатором и под его покровительством и поэтому могли не бояться «неудобных вопросов».

Вернемся к Хастатовой. Прошение ее датировано февралем 1820 года. Казалось бы, к «первой волне» она отношения не имеет. Но вот еще один документ - «Ведомость посетителей Горячих вод в сезон 1818 года», где черным по белому написано: «Хастатова Екатерина Алексеевна, вдова, генерал-майорша. При ней... (далее следует внушительный перечень чад и домочадцев). [Остановились] в собственном доме». В каком, спрашивается, если его только собирались строить два года спустя?

В том-то и дело, что Хастатова, наверняка, была среди тех, кто по зову губернатора Малинского решил обосноваться на Водах и одновременно с аптекарем Соболевым обзавелся участком земли. Иначе как объяснить, что к 1818 году во владениях Екатерины Алексеевны стояло строение, в котором можно было разместиться большой семье с обширным штатом прислуги? Ну, а в 1820 году генеральша решила обзавестись вторым домом, кстати сказать, оба они отчетливо видны на плане Джузепие Бернардацци.

Или другой пример - появление на Водах усадьбы видного общественного и хозяйственного деятеля Северного Кавказа А. Ф. Реброва, в то время губернского чиновника. Как понять, что лицо столь значительное, а Алексей Федорович был в то время губернским предводителем дворянства, получило участок под строительство не на главной улице, а кварталом выше, и не на ровном месте, а на косогоре? Как мы вскоре убедимся, неподалеку от губернаторского дома были незастроенные участки, кроме тех, которые были намечены под строительство казенных зданий. Объяснение может быть только таким: участки эти были уже выделены чиновникам более высокого ранга, чем Ребров, скажем, вице-губернатору, председателю, советникам судебной и казенной палат и т. д.

Эта так и не застроенные высокопоставленными лицами участки нетрудно «вычислить», исходя из социального положения последующих владельцев, обозначенных на плане Бернардацци 1832 года. Скажем, правее губернаторского дома и следующей за ним Скорбященской церкви указано домовладение некоего капитана Майсонова. К моменту раздачи земли в этом элитном уголке Горячеводского поселения он или вообще не имел чина, или имел самый незначительный, а потому никак не мог стать владельцем столь престижного участка, который явно получил позднее, после того, как первоначальный хозяин по каким-то причинам отказался от него.

Такую же ситуацию наблюдаем и но другую сторону губернаторского дома, где один из участков получил в 1822 году Варлаам Арешев, кизлярский помещик, уездный предводитель дворянства в чине титулярного советника. В период «первой волны» он не имел даже такого статуса и не мог претендовать на соседство с губернатором. Еще пример - купец Шапкин, которому в том же 1822 году был выделен участок между домовладениями генеральши Хастатовой и губернского продовольственного комиссара Барковского. Думается, в таком соседстве должен был первоначально обитать человек более высокого социального положения, чем какой-то купец. Косвенные, но весьма убедительные доказательства тому есть - о них мы поговорим немного ниже.

Нужно сказать, не все домовладельцы обретали свои участки законным путем. Сохранилось предписание генерала Ермолова гражданскому губернатору: более строго следить за раздачей земельных участков на Горячих водах. В качестве примера самовольного захвата земли приводятся действия комиссионера Чернявского, который уже начал строить на незаконно полученной земле свой дом. Документ датирован 30 октября 1819 года. Это опровергает бытующее в краеведческой литературе утверждение о том, что дом Чернявского был построен в 1812 году - в этом случае Ермолов вряд ли стал бы вспоминать столь давнюю историю. Не может здесь идти речь и о родственнике Чернявского с той же фамилией, который получил свой участок позднее, в 1824 году.

Таким образом, единственным бесспорным зачинателем строительства жилья на Водах может считаться аптекарь И. М. Соболев. Но где стояли его дома? Ни в одном краеведческом материале об этом нет ни слова. Ответ неожиданно подсказал тот самый документ, где дочь Ивана Матвеевича говорит о строительстве отцом своих домов в 1814 году. Этим ее словам предпослано предуведомление: «падчерица моя, титулярного советника дочь Елена Соболева, излагает...» А подписан документ георгиевским предводителем дворянства подполковником Толмачевым.

Очень любопытно! Раз Елена Соболева стала падчерицей Толмачева, то бывшая жена аптекаря, либо разведясь с ним, либо похоронив его (что более вероятно, если вспомнить о «трех комплектах измерших» чиновников), стала женой подполковника или, как тогда часто говорили, «подполковницей Толмачевой».

А эта личность пятигорским краеведам отлично известна. Ей принадлежали две усадьбы в Горячеводской долине, расположенные по обе стороны дороги, ведущей оттуда на Горячую гору, На плане Джузеппе Бернардацци это домовладения № 5 и № 6. Конечно же, они достались матери Елены от бывшего мужа (хотя, согласно утверждению отчима, дома принадлежали самой Елене).

Но в любом случае дома подполковницы Толмачевой и аптекаря Соболева - одни и те же дома! Именно они в разное время служили приютом таким известным личностям, как композитору А. А. Алябьеву (1818 год), будущему декабристу А. И. Якубовичу и генералу А. Г. Орлову (1821 год).

Один из этих домов, самый нижний, примыкавший к зданию, где ныне находится курортная поликлиника, в конце XIX века принадлежал крупному коннозаводчику Султан-Гирею и в 1914 году был выкуплен у его наследников для строительства на этом участке здания Общесословного клуба. Соседняя усадьба, располагавшаяся чуть левее и тоже не дожившая до наших дней, принадлежала фотографу Энгелю, первому учителю знаменитого «светописца» Г. И. Раева, который и сам работал в устроенном там фотоателье.

Здания, расположенные выше дороги на Горячую гору, сохранились. Только одно из них было снесено для возведения «доходного дома», возвышающегося над окружающимися строениями. Остальные два сохранились, правда, угловое было позднее перестроено. А вот небольшой домишко, прилепившийся к кирпичной громадине, почти полностью сохранил свой первоначальный облик - толстые стены, маленькие окна, крышу, которую так и хочется заменить камышовой. Можно с уверенностью сказать, что это одно из самых старых зданий Пятигорска, хранящее память о храбром аптекаре, который рискнул поселиться в местности, где, по словам его дочери, еще «почти не было никакого строения, а существовала одна пустота и опасность от набегов».

Вместе с Соболевым опасность и неустроенность разделяли и другие переселенцы «первой волны». Имена некоторых из них нам известны. Кроме губернатора Малинского, статского советника Реброва, генеральши Хастатовой, можно назвать подполковницу Лаптеву, надворную советницу Хандакову, протопопа Александровского, продовольственного комиссара Барковского, губернского архитектора Мясникова. Других еще предстоит найти - не забудем, что генерал Н. Н. Раевский и 1820 году насчитал на Горячих подах до шестидесяти жилых построек. Часть из них - «лачужки», они явно находились в Солдатской слободке, история которой заслуживает отдельного разговора. Многие «дома и домишки» принадлежали поселенцам «первой волны». Сколько любопытного и даже загадочного откроется в поисках этих домовладельцев! Приведем лишь два примера.

Первый связан с замечательным композитором М. И. Глинкой. «Ведомости посетителей Горячих вод в сезон 1823 года сообщают: «Глинка Михайло Иванович, отставной К) класса, при нем крепостных два человека... |остановился| в доме надворной советницы Хандаковой».

Довольно четкий и точный адрес - «дом Хандаковой» - тем не менее ставит краеведов в тупик, ибо место, где стоит или стоял этот дом, никому пока определить не удалось. И одной из газетных публикаций, посвященных композитору, читаем: «Он поселился в доме надворной советницы Хандаковой. Увы, время стерло следы этой загадочной женщины. Кто была она? Где находился дом, в котором охотно селились приезжие? Никто не может ответить...».

Хандакова, эта «загадочная дама», заставила расписаться в бессилии даже маститых исследователей. Так, в комментариях тогдашнего директора музея «Домик Лермонтова» П. Е. Селегея к книге «Лермонтовский Пятигорск», написанной корифеем пятигорского лермонтоведспия С. И. Недумовым, говорится: Установить местонахождение дома Хандаковой невозможно, ибо к 1831 году, когда появился первый подробный план Пятигорска, фамилия Хандаковой среди владельцев домов уже не встречается».

Звучит, как приговор: «установить невозможно! Ну, а порассуждать-то можно? Ведь дом-то был достаточно приметный - не зря о нем дважды упоминал в своей книге профессор А. П. Нелюбин, побывавший на Водах летом 1823 года одновременно с М. И. Глинкой. Значит, это не турлучная мазанка, которая могла исчезнуть бесследно. А раз так, то к началу 30-х годов дом явно существовал, только переменил хозяина и найти его - дело не безнадежное.

Зададимся вопросом, не было ли у дома Хандаковой какой-либо особой приметы? Представьте себе, была. В том же сочинении Нелюбина находим ее: «Из магазинов и лавок достопримечательны находящиеся в доме генерал- майора Мерлини и г-жи Хандаковой... В лавке под домом г-жи Хандаковой блистала роскошь Востока, как-то: турецкие платки, персидские ковры, кашемировые ткани и шелковые материи, употребляемые азиатскими народами.

Да, с такой приметой дом не заметить трудно. Может быть, кто-то н позже обращал на него внимание? Берем опубликованные в газете «Кавказский край»записки отставного капитана из Рязани А. Г. Рюмина, лечившегося на Водах в 1825 году. Он, так же, как и Нелюбин, заметил лавку с восточными товарами: «Лучшие дома здесь у генерал-майора Мерлини, полковницы Поповой, купца Орлова. Под домом у него лавки, в которых продаются армянами персидские материи, шелковые азиатские богатые ткани. Вот так! В 1825 году дом уже не с лавкой, а с лавками восточных товаров принадлежал купцу Орлову, который, возможно, купил его у госножи Хандаковой. Но Орлова нет в списке домовладельцев, прилагаемому к плану, составленному в 1830 году. Выходит, не ужился в Пятигорске и уехал, перепродав дом еще кому-то. Кому же?

И снова нам на помощь приходят лавки, размещавшиеся в интересующем нас доме, которые и новый владелец не стал ликвидировать, поскольку в те далекие времена, как и сегодня, сдача в аренду помещения под «торговые точки» приносила солидную прибыль. Итак, у кого в 1830 году были дома с лавками? Подробное описание Пятигорска того периода встречаем в книге «главного доктора» Кавказских Минеральных Вод Ф. П. Конради. Есть там и сведения о лавках, которые находились в домах все того же генерала Мерлини и... Арешева.

Варлаам Арешев? Но, позвольте, он же имел свой собственный участок, который получил в 1822 году, а значит, начал строиться в то время, когда дом Хандаковои со знаменитыми лавками уже существовал? И, тем не менее, начав листать книгу Конради, я почти на сто процентов был уверен, что увижу фамилию Арешева в качестве нового владельца дома с лавками - дома Хандаковои.

Дело в том, что при внимательном изучении плана, составленного Бернардацци, сразу же бросается в глаза слишком большая площадь усадьбы Арешева. Она вдвое больше почти всех прочих участков. Соперничать с ней могли лишь домовладения генерала Мерлини, генеральши Хастатовой и статского советника Реброва. Но это же видные люди в высоких чинах. А кто такой Арешев? Титулярный советник, по другим документам, капитан. Оба этих чина - военный и штатский - равны друг другу и соответствуют девятому классу, очень далекому от вершин чиновной иерархии (вспомним романс «Он был титулярный советник, она - генеральская дочь»). Не могли такой мелкой сошке отвести двойной участок.

А вот денежки у Варлаама вполне могли водиться. Он ведь являлся помещиком Кизлярского уезда, где издавна были развиты шелководство, виноградарство, виноделие - достаточно прибыльные отрасли хозяйства. И еще винокурение, то есть производство водки, которое во все времена давало немалые барыши. Так что Варлаам, получив для строительства обычный участок, вполне мог купить соседний - для себя или для родственника - ведь на плане Бернардацци указано «Дом помещиков Орешевых» (таково было написание этой фамилии), - то есть во множественном числе, тогда как фамилии всех прочих домовладельцев указаны в единственном.

Надо полагать, что домовладение Хандаковой позднее оказалось в границах усадьбы Арешева, хотя неясным здесь остается очень многое. На плане поселения у Горячих вод, прилагаемом к книге доктора Конради и датированном 1822 годом, домовладение, оказавшееся в собственности Арешева, уже представлено единым участком. Почему - это еще предстоит выяснить. Как и появление купца Орлова в качестве владельца дома с лавками восточных товаров.

А теперь немного о личности «загадочной дамы», госпожи Хандаковой, Кто была она сама? Можно с уверенностью утверждать, что это супруга советника губернской казенной палаты, ибо в Георгиевске тогда вряд ли могло оказаться два чиновника такого ранга с одинаковой фамилией. Ничего удивительного нет в том, что Хандакову, одному из первых лиц в губернии, в период «первой волны» переселения на Воды губернатор Малинский выделил участок по соседству со своим домом. Очень возможно, что именно эта супружеская чета ввела в практику запись семейного домовладения на жену, очень распространенную позднее. Причина ясна - советник казенной палаты, второй человек в ней после возглавляющего палату вице-губернатора, занимался всеми финансовыми делами в губернии и, конечно же, мог вызвать подозрения.

Нельзя исключить и другого, более печального варианта обретения госпожой Хандаковой дома на Водах: ее супруг разделил участь многих других георгиевких чиновников, «измерших» от болезней. В этом случае губернатор, чтобы поддержать вдову одного из своих ближайших сподвижников, мог выделить ей участок в самом удобном месте поселения.

Господин Хандаков стал личностью широко известной за пределами губернии в 1812 году благодаря тому, что сумел разоблачить самозванца, некоего Соковина, прибывшего из столицы якобы для создания горского ополчения, долженствующего воевать с Наполеоном. Действовал он очень хитро и сумел обмануть почти всех высокопоставленных чиновников губернии. Но Хандаков не поверил ему и послал запрос в Петербург, который Соковин, имевший своего человека на одной из почтовых станций, не сумел перехватить. Он был разоблачен, судим и сослан в Сибирь. О бдительности Хандакова было доложено императору.

В заключение попробуем «вычислить» дальнейшую судьбу четы Хандаковых. Для этого сопоставим два события, происшедших в 1824 году: начало перевода казенных учреждений из Геор-гиевска в Ставрополь и продажу госпожой Хандаковой своего дома на Водах, а что это так, легко убедиться. В 1823 году Нелю-бин говорил о лавках в доме Хандаковой, а в 1825 году Рюмин называл владельцем дома с лавками купца Орлова.

Надо полагать, что благополучно завершив многолетнюю службу в губернском городе Георгиевске, советник казенной палаты не захотел перебираться в далекий неведомый Ставрополь и, выйдя в отставку, решил уехать в Центральную Россию. Чин надворного советника (а, может быть, он получил и следующий - коллежского советника) давал ему право на потомственное дворянство и покупку имения с крепостными крестьянами. Деньги на такую покупку у него явно имелись. Да и за дом на Водах была получена приличная сумма. В случае же его смерти Кавказ могла покинуть одна госпожа Хандакова, опять же с хорошими деньгами от проданного в элитном месте дома.

Еще один «сюрприз», который преподнесли нам жители Горячеводского поселения, имеет прямое отношение к самым знаменитым гостям Пятигорска - А. С. Пушкину и М. Ю. Лермонтову. Занимаясь личностью двоюродного дяди М. Ю. Лермонтова, генерал-майора Павла Ивановича Петрова, я обратил внимание на то, что он еще в 1818 году побывал в наших краях как ремонтер, закупавший лошадей для Александрийского гусарского полка. «Ведомости посетителей Горячих вод» сообщают о том, что этот «ротмистр и кавалер» прибыл сюда 7 июня и остановился «у Макеевой». Простое упоминание фамилии домохозяйки без каких-либо пояснений заставляет предположить, что это особа незначительная - какая-то унтер-офицерская вдова, имеющая домик в Солдатской слободке.

Но вот другой документ, связанный с А. С. Пушкиным. Прибыв на Горячие воды вместе с семьей генерала Раевского летом 1820 года, он встречался здесь с чиновником английской миссии в Персии Д. Виллоком. Поскольку этого британца не без оснований считали шпионом, за ним велся надзор. Осуществлявший его майор Красовский докладывал по начальству: «...английский чиновник Виллок с состоящим при нем персидским переводчиком по прибытии 20-го числа июня на горячие минеральные воды... остановился в нанятом им доме у вдовы губернской секретарши Анны Петровны Макеевой, платя за оную в сутки по три рубля медью».

Вот тебе и унтер-офицерская вдова! Конечно, губернский секретарь, чин, который имел супруг Анны Петровны - соответствовал всего лишь армейскому поручику. Но это чин офицерский, который могли иметь лишь лица дворянского сословия. Стало быть, вдова являлась лицом достаточно почтенным, и дом ее был не хибаркой, иначе вряд ли знатный иностранец нанял бы его.

С Виллоком Пушкин встречался в усадьбе А. Ф. Реброва, где он жил вместе с семьей Раевских, и куда англичанин заходил дважды. Но еще одна встреча произошла на квартире Виллока у Макеевой, что зафиксировал наблюдавший за нежеланным гостем офицер: «21 числа поутру (Виллок) был в старых ваннах, купался... по возвращении на квартиру приходили к нему... ротмистр Николай Николаевич Раевский (сын генерала) и недоросль, состоящий в свите его высокопревосходительства генерала Раевского, Александр Сергеевич Пушкин».

«Недорослем» из озорства записал себя в книгу приезжих сам Пушкин, а насчет нахождения его в генеральской свите домыслил уже Красовский. Впрочем, это не столь существенно. Важно то, что поэт в доме Макеевой был, а раз так, значит дом этот может считаться одним из пушкинских мест Пятигорска. Остается лишь указать его местонахождение - и можно ставить вопрос о мемориальной доске.

Только вот незадача - адрес нужного нам дома никто не назовет. Сегодня найти его почти невозможно, ибо в основных источниках наших сведений о жителях раннего Пятигорска - списках домовладельцев, составленных в начале 30-х годов XIX столетия Джузеппе Бернардацци и доктором Конради, - фамилия Макеевой не значится. Характерные приметы, помогающие в поисках, у дома тоже отсутствуют. Известны лишь имена двух его постояльцев и годы, когда они пользовались гостеприимством Анны Петровны. Конечно, не густо. И все же стоит начать поиски.

Первый вывод, который нам подсказывают эти скудные данные, таков: социальное положение как самой Макеевой, так и ее постояльцев - английского дипломата и гусарского ротмистра - свидетельствуют, что дом не мог находиться ни в Солдатской слободке, расположенной у западной окраины Горячеводского поселения, ни тем более в слободке при Константиногорскои крепости, достаточно далеко отстоящей от источников. Домовладение «губернской секретарши» явно находилось в границах самого поселения, а это значительно суживает район поисков.

Второй вывод должен опираться на даты: раз дом существовал уже в 1818 году, его надо искать только в Горячеводской долине. Строительство домов за ее пределами началось согласно документам того времени позднее, в 20-е годы. Да и Горячевод-ская долина была застроена далеко не вся - участки под строительство в верхней части северной стороны стали выделяться с 1819 года.

Таким образом, в поле нашего зрения попадают два небольших ряда домов: по северной стороне, напротив территории нынешнего «Цветника», и по южной - от нынешней курортной поликлиники до начала подъема к Академической галерее. Согласно плану, составленному Джузеппе Бернардацци, там имелось всего двенадцать участков, два из которых предназначались для казенных зданий и застроены не были. Остается десять.

Губернаторский дом находился, как мы выяснили, на месте нынешней питьевой галереи. Надо полагать, что по соседству с ним были отведены участки губернским чиновникам достаточно высокого ранга - ведь территория напротив нынешнего «Цветника» была наиболее удобна для строительства. Так что губернский секретарь Макеев или его вдова вряд ли могли поселиться там.

Другое дело - южная сторона долины. Крутая и гористая, она была отдана второстепенным лицам, имена которых нам хорошо известны. Это, прежде всего, аптекарь Иван Матвеевич Соболев, занявший два участка по обеим сторонам дороги, ведущей на вершину горы Горячей. Выше Соболевских находился участок, который оставил за собой ведавший отводом земель губернский архитектор Мясников. За ним на плане Бернардацци помечено домовладение наследников Барковского, 1убернского продовольственного комиссара. Далее следует дом купца Шапкина и, наконец, замыкает ряд усадьба генеральши Хастатовой.

Не кажется ли вам, что среди лиц дворянского сословия, к которым относились Хастатова и Барковский, Мясников и Соболев, присутствие купца Шаикина выглядит довольно неуместным? Да, он был богат. Да, многое сделал для нарождавшихся курортов. Но ведь для дворянской, чиновничьей публики любой, даже крупный торговец, оставался плебеем, «купчишкой», которого можно было оттаскать за бороду. И, раздавая землю для строительства, губернатор вряд ли позволил бы ему поселиться по соседству с генеральшей и продовольственным комиссаром. К тому же владельцем участка Шапкин стал гораздо позднее, в 1823 году.

А кто жил там ранее? Несомненно, кто-то из своих, губернских чиновников, или чиновничья вдова, получившая возможность иметь свой кусок хлеба. К сожалению, у нас нет никаких документальных оснований утверждать, что участком № 2 (на плане Бер-нардацци) до 1823 года владела «губернская секретарша Макеева», что очень вероятно.

В пользу нашего предположения говорит и такой романтический довод. Гусарский ротмистр Петров, квартировавший у Макеевой в 1818 году, очень скоро, буквально три месяца спустя после приезда, обвенчался с юной Анной Хастатовой, которая жила с матерью в усадьбе, граничащей с интересующим нас участком. Столь быстрое развитие романа предполагает частые встречи, возможные лишь при очень близком соседстве.

Дом, в котором останавливался будущий родственник Лермонтова и где бывал Пушкин, не сохранился. Здания, расположенные по современному его адресу: проспект Кирова, 3, сооружены позднее. Но место, где могло находиться домовладение Макеевой, конечно же, должно умножить перечень памятников истории и культуры, которыми так богата Горячеводская долина.