А. С. Пушкин и Северный Кавказ

«Пушкин предстал мне в новом свете...»

Почти все лето 1837 года на Кавказских водах провел В. Г. Белинский. Гулял, пил воду, много читал: Сервантеса, Лесажа, Фенимора Купера. Сезон выдался на редкость удачным, а в литературном смысле даже перспективным, молодой критик познакомился в Пятигорске с Лермонтовым и потом по личным наблюдениям мог судить о реалистических достоинствах «Княжны Мери». Кстати, те же ванны принимал тогда и штаб-ротмистр Отдельного Кавказского корпуса Лев Пушкин. «Здесь в Пятигорске служит брат Пушкина, Лев Сергеевич, — сообщает Белинский в одном из писем, — должен быть, пустейший человек».

Отправляясь на юг, критик захватил с собой и несколько томиков Пушкина, чтобы сверить свои прежние впечатления с увиденным на месте. Эффект превзошел все ожидания. «Часто читаю Пушкина, — пишет он К. С. Аксакову, — которого имею при себе всего, до последней строчки. «Кавказский пленник» его здесь, на Кавказе, получает новое значение. Я часто повторяю эти дивные стихи:

Великолепные картины,
Престолы вечные снегов,
Очам казались их вершины
Недвижной цепью облаков,
И в их кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус огромный, величавый
Белел на небе голубом.

Какая верная картина, какая смелая, широкая, размашистая кисть! Что за поэт этот Пушкин!». Те же слова он повторит потом и в шестой статье о Пушкине, заметив еще, что картины Кавказа в поэме «дышат особенною жизнию, как будто сам читатель видит их собственными глазами на самом месте. Кто был на Кавказе, тот не мог не удивляться верности картин Пушкина: взгляните, хотя с возвышенностей, при которых стоит Пятигорск, на отдаленную цепь гор, — и вы невольно повторите мысленно эти стихи...».

Пятигорские же офицеры Белинскому совершенно не понравились: «Что за лица, что за рожи съехались в Пятигорск... А господа офицеры! Боже мой, я теперь начинаю ценить их настоящим образом.. .». Но еще более офицеров не понравились ему местные черкесы. Так восхищавшийся «Пленником» Белинский считал, что «с легкой руки Пушкина Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний!» Но это высокий пафос программной статьи. В частном же письме у него звучат совсем иные ноты. «Вообще черкесы довольно благообразны, — пишет он из Пятигорска М. А. Бакунину, — но главное их достоинство — стройность. Ох, черкешенки!.. Чтоб видеть их, надо ехать в аул, верст за 30, а это мне не очень нравится... К тому же я питаю к черкесам такую же антипатию, какую к черкешенкам симпатию. Черкес, плен и мучительное рабство — для меня синонимы. Эти господа имеют дурную привычку мучить своих пленников и нагайками сообщать красноречие и убедительность их письмам для разжалобления родственников и поощрения их к скорейшему и богатейшему выкупу».

Подводя итог пятигорскому лету, Белинский признавался: «Несмотря на мое истощение от серной воды и ванн, несмотря на скуку однообразной жизни, я никогда не замечал в себе такой сильной восприемлемости впечатлений изящного, как во время моей дороги на Кавказ и пребывания в нем. Все, что ни читал я, — отозвалось во мне. Пушкин предстал мне в новом свете, как будто я его прочел в первый раз...».

Читать на тему: Пушкин и Северный Кавказ (Автор: Л. А. Черейский)