А. С. Пушкин и Северный Кавказ

«Преданья грозного Кавказа...»

В отношении военной ситуации, сложившейся к тому времени у наших южных рубежей, особенно примечательны даже не две основные части поэмы «Кавказский пленник», а ее эпилог, в котором Пушкин рисует полет своей музы «к пределам Азии» и отрывок из которого мы напомним читателю:

Богиня песен и рассказа,
Воспоминания полна,
Быть может, повторит она
Преданья грозного Кавказа;
Расскажет повесть дальних стран,
Мстислава древний поединок,
Измены, гибель россиян
На лоне мстительных грузинок;
И воспою тот славный час,
Когда, почуя бой кровавый,
На негодующий Кавказ Подъялся наш орел двуглавый;
Когда на Тереке седом
Впервые грянул битвы гром
И грохот русских барабанов,
И в сече, с дерзостным челом,
Явился пылкий Цицианов;
Тебя я воспою, герой,
О Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой —
Твой ход, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена...
Ты днесь покинул саблю мести,
Тебя не радует война;
Скучая миром, в язвах чести,
Вкушаешь праздный ты покой
И тишину домашних долов...
Но се — Восток подъемлет вой!..
Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идет Ермолов!

К тексту поэмы Пушкин сделал ряд примечаний, пояснив, что «счастливый климат Грузии не вознаграждает сей прекрасной страны за все бедствия, вечно ею претерпеваемые. Песни грузинские приятны и по большей части заунывны. Они славят минутные успехи кавказского оружия, смерть наших героев: Бакунина и Цицианова, измены, убийства — иногда любовь и наслаждения».

Не забыл поэт и о своих литературных предшественниках: «Державин, — замечает он, — в превосходной оде графу Зубову первый изобразил в следующих строфах дикие картины Кавказа» (и Пушкин выписал из оды две строфы)

Имена упомянутых здесь русских полководцев мало о чем говорят современному читателю, а стоящие за ними события далекой и грозной эпохи теперь уже едва проступают, как говорится, во мгле веков. Попробуем воскресить их, высвечивая в исторических потемках дела двухсотлетней давности.

Мы обратимся прежде всего к впечатляющей военной экспедиции, состоявшейся в 1796 году и известной под названием персидского похода графа Зубова. Упомянув его имя в примечаниях к «Кавказскому пленнику», Пушкин в дальнейшем искал возможности восстановить подробности этого колоссального предприятия. Известно его письмо 1833 года (черновое) к одному из участников похода — Алексею Петровичу Ермолову. Поэт высказал явную заинтересованность в том, чтобы получить описание зубовской эпопеи:

«Собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло наконец описание Ваших закавказских подвигов. До сих пор поход Наполеона затемняет и заглушает все — и только некоторые военные люди знают, что в то же самое время происходило на Востоке».

Нет сомнений, что на протяжении долгих лет эта тема находилась в круге творческого внимания Пушкина. Даже после того, что он увидел на Кавказе своими глазами в 1829 году, совершив путешествие в действующую армию в Арзрум, «призрак невозвратимых дней» продолжал тревожить его воображение. Пристально вглядываясь с вершин Машука и Бештау в даль «глухих ущелий Кавказа», туда, где рыскает в горах воинственный разбой», Пушкин стремился проникнуть мысленным взором и в даль времен — к грандиозным событиям минувшей екатерининской эпохи.

Читать на тему: Пушкин и Северный Кавказ (Автор: Л. А. Черейский)