А. С. Пушкин и Северный Кавказ

«Во мне слишком много горячей крови...»

В 1829 году Пушкин, возвращавшийся из Арзрума, и Бестужев, направлявшийся в Арзрум, разминулись вблизи Крестового перевала на Военно - Грузинской дороге или, что тоже возможно, просто не узнали друг друга.

Несколько лет спустя в письме к издателю «Тифлисских ведомостей» П. С. Санковскому Пушкин так обрисовал эту несостоявшуюся встречу со старым другом: «Если вы видаете А. Бестужева, передайте ему поклон от меня. Мы повстречались с ним на Гут-горе, не узнавши друг друга, и с тех пор я имею о нем сведения лишь из журналов, в которых он печатает свои прелестные повести. Здесь распространился слух о его смерти, мы искренне оплакивали его и очень обрадовались его воскрешению...». Полагаясь на подобный дежурный эпитет, трудно судить, сколь высоко на самом деле Пушкин оценивал кавказские повести Бестужева. Но в любом случае это чрезвычайно важное свидетельство: поэту были известны не только его новые произведения, но и некоторые подробности боевой судьбы «милого Вальтера». Бестужев также потом выражал свою крайнюю обиду на случай, отнявший у него последнюю возможность обнять друга: «Давно ли, часто ли вы с Пушкиным? Мне он очень любопытен; я не сержусь на него именно потому, что его люблю. Скажите, что нет судьбы! Я сломя голову скакал по утесам Кавказа, встретя его повозку: мне сказали, что он у Бориса Чиляева, моего старого однокашника; спешу, приезжаю — где он?., сейчас лишь уехал, и, как нарочно, ему дали провожатого по новой околесной дороге, так что он со мной и не встретился!.. Я рвал на себе волосы с досады, — сколько вещей я бы ему высказал, сколько узнал бы от него, и случай развел нас на долгие, может быть, на бесконечные годы».

В письмах Пушкина к Бестужеву необыкновенно много интересного. Их сохранилось 9. Последнее, отправленное из Михайловского в Петербург, датировано 30 ноября 1825 года. В одном из писем содержится знаменитая характеристика грибоедовского «Горя от ума». В другом — отзыв об А. И. Якубовиче и его статье о кавказских горцах. Любое из них есть образец горячей литературной полемики. Однажды Пушкин выразил даже желание «заманить» Бестужева к себе в Михайловское, чтобы продолжить споры лично, но этого, к сожалению, не случилось. Когда же он сам получил возможность свободно появляться в столицах, то Бестужев эту свободу утратил уже навсегда.

Невероятно уступая Пушкину в уровне критического мышления, автор «Аммалата» заметно превосходил его и в запальчивости и в решимости отстаивать свои литературные позиции, определявшиеся общим духом декабризма. Старший брат Бестужева Николай находил, например, что поэма Рылеева «Войнаровский» стоит «выше всех поэм Пушкина, оригинального только в «Цыганах»... Достоинство Рылеева состоит в силе чувствований, в жаре душевном. Переведите сочинения обоих поэтов на иностранный язык и увидите, что Пушкин станет ниже Рылеева».

То, что сам Бестужев собирался высказать Пушкину при встрече, можно представить из его письма к К. А. Полевому, посланному из Дербента 26 января 1833 года: «Я готов, право, схватить Пушкина за ворот, поднять его над толпой и сказать ему: стыдись! Тебе ли, как болонке, спать на солнышке перед окном, на пуховой подушке детского успеха? Тебе ли поклоняться золотому тельцу, слитому из женских серег и мужских перстней, — тельцу, которого зовут немцы маммон, а мы, простаки, свет?».

Суть бестужевских упреков понятна, хотя едва ли Пушкин заслуживал их. Известие о смерти друга застало Бестужева в Тифлисе и заставило заново пережить горькие утраты прежних лет — гибель Рылеева и Грибоедова. Вот как рассказал об этом сам Бестужев в письме к брату Павлу: «Я был глубоко потрясен трагической гибелью Пушкина, дорогой Павел... Я не сомкнул глаз в течение ночи, а на рассвете я был уже на крутой дороге, которая ведет к монастырю святого Давида, известному вам. Прибыв туда, я позвал священника и приказал отслужить панихиду на могиле Грибоедова, могиле поэта, попираемой невежественными ногами, без надгробного камня, без надписи! Я плакал тогда, как плачу теперь, горячими слезами, плакал о друге и о товарище по оружию, плакал о себе самом; и когда священник запел: «За убиенных боляр Александра и Александра», рыдания сдавили мне грудь — эта фраза показалась мне не только воспоминанием, но и предзнаменованием. .. Да, я чувствую, что моя смерть также будет насильственной и необычайной, что она уже недалеко — во мне слишком много горячей крови, крови, которая кипит в моих жилах, слишком много, чтобы ее оледенила старость. .. Какой жребий, однако, выпал на долю всех поэтов наших дней!.. Вот уже трое погибло, и какой смертью все трое!.. Вы, впрочем, слишком обвиняете Дантеса — нравственность, или, скорее, общая безнравственность, с моей точки зрения, дает ему отпущение грехов: его преступление или его несчастье в том, что он убил Пушкина, — и этого более чем достаточно, чтобы считать, что он нанес нам непростительное, на мой взгляд, оскорбление. Пусть он знает (свидетель бог, что я не шучу), что при первой же нашей встрече один из нас не вернется живым».

Судьба распорядилась иначе. Летом того же года Бестужев погиб при высадке десанта на мыс Адлер. Цепь стрелков, в рядах которых находился писатель, была смята и рассеяна горцами в густом прибрежном лесу. Его изрубленное шашками тело после боя обнаружить не удалось. В составе той же экспедиции находился и азербайджанский поэт Мирза Фатали Ахундов, служивший переводчиком в штабе корпуса. За несколько дней до гибели Бестужев перевел на русский язык его поэму «На смерть Пушкина», отдав тем самым свой последний долг другу и литературному собрату. «За три дня до отплытия в море, — сообщает А. П. Берже, — Бестужев, в числе других, обедал у барона Розена, который, между прочим, спросил его: читал ли он поэму Мирзы-Фетх-Али (присутствовавшего тут же), и когда получил отрицательный ответ, то просил его переложить поэму на русский язык при содействии автора. Это было посмертным произведением пера Бестужева: несколько дней спустя, высадившись у мыса Адлер, он был убит горцами».

Зачинщик русской повести окончил свой путь в возрасте сорока лет, в пору писательской зрелости и расцвета творческих сил. Как и другие наши герои, он сгинул в огненном урагане бесконечной Кавказской войны, оставив по себе яркую память как об одном из лучших русских беллетристов девятнадцатого века. «Здесь все его оплакивают, как родного, — писал матери из Сибири Николай Бестужев, — мы уверены, что и у вас память его не умрет безгласна. И в самом деле: поставленный судьбою в положение самое трудное для сил человека, и моральных и физических, он, силою ума и твердостию поведения, одержал совершенную победу...».

Читать на тему: Пушкин и Северный Кавказ (Автор: Л. А. Черейский)