А. С. Пушкин и Северный Кавказ

«В одно из первых чисел апреля...»

На берега Подкумка Пушкин приводит и своего главного героя — путешествующего по России Евгения Онегина. Очевидно, что в данном случае персонаж во многом повторяет маршрут кавказского путешествия самого автора. Современный комментатор романа по этому поводу заключает следующее: «В печатном тексте «Путешествия», как и в сводной рукописи предполагавшейся восьмой главы, Онегин после Астрахани попадает на Северный Кавказ на пятигорские воды. Однако в черновике этому, видимо, предшествовал переезд через Дарьяльское ущелье в Грузию, что разрешило бы некоторые хронологические трудности, возникающие при истолковании нынешнего текста».

Поручик М. В. Юзефович, познакомившийся с Пушкиным в Закавказье, вспоминал, что поэт в дружеском кругу «объяснял нам довольно подробно все, что входило в первоначальный его замысел, по которому, между прочим, Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов». Так или иначе, мы застаем Онегина на Кавказских водах, «в соседстве Бештау и Эльбруса», где его взору предстали живые картины «водяного общества»:

Уже пустыни сторож вечный,
Стесненный холмами вокруг,
Стоит Бешту остроконечный
И зеленеющий Машук,
Машук, податель струй целебных;
Вокруг ручьев его волшебных
Больных теснится бледный рой;
Кто жертва чести боевой,
Кто Почечуя, кто Киприды;
Страдалец мыслит жизни нить
В волнах чудесных укрепить,
Кокетка злых годов обиды
На дне оставить, а старик
Помолодеть — хотя на миг.
Питая горьки размышленья,
Среди печальной их семьи,
Онегин взором сожаленья
Глядит на дымные струи
И мыслит, грустью отуманен:
Зачем я пулей в грудь не ранен?
Зачем не хилый я старик,
Как этот бедным откупщик?
Зачем, как тульский заседатель.
Я не лежу в параличе?
Зачем не чувствую в плече
Хоть ревматизма? — ах, создатель!
Я молод, жизнь во мне крепка;
Чего мне ждать? тоска, тоска!..

Все это заставляет вспомнить другого героя из другого романа, который здесь же, у «дымных струй», задавал себе подобный вопрос: «Чего я жду от будущего?.. Право, ровно ничего».

Мы имеем в виду Печорина. Новый материал требовал, видимо, новой, прозаической формы — и роман о Кавказских водах не замедлил явиться в свет, причем один из главных романов в нашей литературе, но написал его другой автор — Лермонтов. Впрочем, замысел кавказского романа был и у Пушкина. В конце сентября 1831 года он набросал отрывок, представляющий собой начальные страницы крупного, как можно судить, произведения в прозе, рисующие сборы московской барыни и ее дочери на Кавказ: «В одно из первых чисел апреля 181... года в доме Катерины Петровны Томской происходила большая суматоха. Все двери были растворены настичь; зала и передняя загромождены сундуками и чемоданами; ящики всех комодов выдвинуты; слуги поминутно бегали по лестницам, служанки суетились и спорили; сама хозяйка, дама 45 лет, сидела в спальне, пересматривая счетные книги...».

Причину столь дальней поездки объясняет сама Томская: «Доктора объявили, что моей Маше нужны железные воды, а для моего здоровья необходимы горячие ванны. Вот уже полтора года, как я все страдаю, авось Кавказ поможет». Героиня кавказского романа — «девушка лет 18-ти, стройная, высокая, с бледным прекрасным лицом и черными огненными глазами».

Представление о дальнейшем развитии сюжета можно получить из его многочисленных планов, составленных Пушкиным. Основная интрига строится на противоборстве двух главных героев — бретера и картежника Якубовича и раненого кавказского офицера Гранева, недавно побывавшего в плену у горцев. Гранев спасает героиню, похищенную Якубовичем. Их соперничество завершается дуэлью, а в одном из вариантов — и смертью Якубовича.

Действие основано на реальных событиях: московская знакомая Пушкина Марья Ивановна Римская-Корсакова два сезона (1827 и 1828 гг.) провела на водах, с зимовкой в Ставрополе. Вместе с нею здесь побывали две дочери — Александра (предмет увлечения Пушкина в начале 1827 года) и Екатерина и сын Григорий (светский приятель поэта). Полагают, что именно Александра и явилась прототипом главной героини намеченного романа. О поездке Корсаковых на Кавказ Пушкин упомянул в письме к брату Льву, отправленном из Москвы в Тифлис 18 мая 1827 года: «Письмо мое доставит тебе М. И. Корсакова, чрезвычайно милая представительница Москвы. Приезжай на Кавказ и познакомься с нею — да прошу не влюбиться в дочь».

Летом 1828 года в Москве и Петербурге распространились слухи о нападении черкесов на посетителей вод. Так, А. Я. Булгаков писал брату в Петербург: «Слышал ли ты, что горцы сделали набег на всех ехавших от теплых вод на кислые. Тут попалась и М. И. Корсакова, которая была ограблена до рубашки...». Другие добавляли, что горцы «увели у нее дочь и всех людей». Тут же звучали и литературные предположения, которыми Е. Н. Мещерская (дочь Н. М. Карамзина) спешила поделиться с П. А. Вяземским: «Слыхали вы о похищении Корсаковой каким-то черкесским князем? Об этом здесь рассказывают но не думаю, чтобы этот слух стоил доверия. Вы об этом должны знать больше, находясь ближе к Кавказу. — Если б это была правда, какой прекрасный сюжет для Пушкина как поэта и как поклонника...». Трудно сказать, сколь сильно этот «прекрасный сюжет» повлиял на творческие планы Пушкина. По-видимому, драматический эпизод кавказского путешествия Корсаковых мог служить ему лишь отправной точкой в развитии курортного романа.

Современный исследователь замечает, что пушкинский «замысел — со всеми его персонажами, с характерными подробностями жизни на водах (балы, гулянья, толки, кавалькады к Бешту, карточная игра, нападения горцев, любовные истории и похищения) — представляет результат непосредственных, живых наблюдений, а действующие лица, — по крайней мере, второстепенные, составляющие статический фон, — отражения виденных и запомнившихся типических образов Кавказа и его Минеральных вод».

Все изложенное напоминает сюжет «Княжны Мери», где соперничество двух героев, оспаривающих любовь хорошенькой московской княжны, также оканчивается дуэлью и смертью одного из них. Белинский, приняв курс водных процедур в том же Пятигорске и в том же 1837 году, что и Лермонтов, писал в рецензии на первое издание романа: «в «Герое нашего времени» вы видите повседневную жизнь обитателей Кавказа, видите ее в повести и драме нашего времени, олицетворенную в типических характерах, которые с таким творческим искусством изображает художническая кисть г. Лермонтова. Тут не одни черкесы тут и русские войска и посетители вод, без которых неполна физиономия Кавказа. Бывшие там удивляются непостижимой верности, с какою обрисованы у г. Лермонтова даже малейшие подробности». Как видим, Лермонтов и на этот раз, сам того не зная, взрастил свой художественный плод на почве, старательно возделанной его литературным патроном. Жаль, что Пушкин так и не написал кавказского романа, хотя — кто знает? — осуществись его замысел - и мы бы никогда не прочитали лермонтовского «Героя».

Теперь поведаем подробнее об одном, можно сказать, сюжетообразующем персонаже пушкинского замысла, обозначенном в черновых вариантах плана как Якубович или Кубович. Личное знакомство Пушкина с Александром Ивановичем Якубовичем продолжалось недолго — несколько месяцев в 1817 году в Петербурге, после чего тот был выслан на Кавказ за участие в нашумевшей «четверной» дуэли. Завадовский тогда застрелил Шереметева, в роли секундантов выступали соответственно Грибоедов и Якубович. По некоторым сведениям, пулю, извлеченную из тела убитого, Якубович показал Грибоедову и добавил: «Это для тебя». Их поединок состоялся через год, ноябрьским утром 1818 года в окрестностях Тифлиса, Грибоедов дал промах, а Якубович намеренно, как полагают, метил ему в руку, чтобы лишить удовольствия играть на рояле. Об этой ране Грибоедова Пушкин упомянул на страницах «Путешествия в Арзрум»: «Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни, узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетной пулею».

Воспитанник московского университетского пансиона, Якубович начал военную службу в лейб-гвардии Уланском полку. «Способный, — как пишут о нем, — на любые крайние подвиги личной отваги»1, он вскоре получил репутацию вспыльчивого задиры и дуэлянта. О его жизни на Кавказе следовало бы написать приключенческую повесть. В звании штабс-капитана Нижегородского драгунского полка он командовал казачьими резервами, расположенными на реках Малке, Баксане и Чегеме. Известность его, добытая дерзкой удалью и кровью, долгие годы гремела в горах. «Слава о нем, — пишет военный историк В. А. Потто, _ разнеслась по целому Кавказу, как между русскими, так и между горцами. Самые отважные наездники искали его дружбы, считая его безукоризненным джигитом. Влияние Якубовича в горах было огромно; одного имени его, предположения присутствия его, слуха о нем иногда достаточно было, чтобы удержать горцев от нападения на Кабардинскую линию. Впоследствии самая наружность его, с высоким челом, у самого виска пробитым черкесской пулей, и никогда не заживавшей раной, прикрытой черной повязкой, производила поражающее впечатление на умы горцев».

С небольшим отрядом казаков Якубович бесстрашно проникал в глухие ущелья, добираясь иногда до самого Эльбруса. Добытые трофеи, коней и овец всегда делил поровну между своей командой, себе не оставляя ничего. Имея в горах знатных кунаков, вызволял русских пленных, своих же пленников великодушно отпускал без всякого выкупа. Он превосходно рисовал (ряд его кавказских рисунков хранится в Историческом музее в Москве) и владел пером. В 1825 году в «Северной пчеле» под инициалами «А. Я.» была опубликована его статья «Отрывки о Кавказе. Из походных записок». Догадку о его авторстве первым высказал еще Пушкин, спрашивая в одном из писем Александра Бестужева: «Кстати: кто написал о горцах в Пчеле? Не Якубович ли, герой моего воображения?» Пылкая, сильная натура кавказского воина невольно привлекала творческое внимание поэта, уже создавшего в «Кавказском пленнике» грандиозные картины Кавказа, но еще не нашедшего достойного их героя. «Когда я вру с женщинами, — продолжает Пушкин, — я их уверяю, что с ним разбойничал на Кавказе, простреливал Грибоедова, хоронил Шереметева... Жаль, что я с ним не встретился в Кабарде — поэма моя была бы лучше».

Известен портрет Якубовича, выполненный поэтом по памяти. «Портрет Якубовича, — замечает исследователь — сделан Пушкиным в альбоме его приятельниц Ушаковых по возвращении из путешествия в Арзрум, вероятно, под впечатлением рассказов, слышанных поэтом на Кавказе, о приключениях Якубовича. Пушкин не видел его двенадцать лет, но выразительная внешность знаменитого бретера, героя бесчисленных приключений, воскресла в артистическом рисунке поэта. Пушкину не пришлось видеть Якубовича в повязке, он не знал, что тот ходил коротко остриженный, и нарисовал ему стоящие дыбом волосы, дополняющие его дикий взор и выражающие неукротимость его натуры».

Пробыв на Кавказе с 1818 по 1823 год, Якубович вернулся в Петербург. Его портрет этой поры рисует в своих записках П. А. Каратыгин: «Высокий рост, смуглое лицо, с свирепым выражением, большие черные на выкате глаза, словно налитые кровью, сросшиеся густые брови, огромные усы, короткие остриженные волосы, черная повязка на лбу, которую он постоянно носил в то время, белые, как слоновая кость, зубы, сардоническая улыбка». В событиях четырнадцатого декабря его роль до сих пор остается не проясненной до конца. «Образ Якубовича представляется неясным и противоречивым, — замечает современный историк. — Нет единодушия по отношению к нему и среди самих декабристов: одни считали его искренним и пылким революционером, другие — хвастуном и бретером». Осужден он был по первому разряду, то есть на вечную каторгу, и окончил свои дни в Сибири.

На каторге Якубович с увлечением перечитывал кавказские повести Александра Бестужева и просил его передать привет прежним своим знакомцам. Страна дикой вольности и опасных приключений по-прежнему манила его. «Якубович благодарит тебя за поклон и приписку — сообщал из Сибири Бестужеву брат Николай, — велит сказать, что ему снится и видится Кавказ...».

Читать на тему: Пушкин и Северный Кавказ (Автор: Л. А. Черейский)