Пятигорск

«...Я приехал на воды весь в ревматизмах»

В тот период основное помещение госпиталя находилось на Горячей горе в незатейливом здании бывшей оборонительной казармы, выполнявшей в начальный период существования Пятигорска роль укрепленного пункта на случай горских набегов. Постепенно она утратила свое первоначальное назначение и была приспособлена под военный госпиталь, состоящий из двух половин: для офицерского состава и для нижних чинов.

До последнего времени существовала уверенность, что в 1837 году М. Ю. Лермонтов во время своей болезни находился в офицерском отделении госпиталя и именно оттуда 31 мая описывал М. А. Лопухиной открывающуюся перед ним панораму:«У меня здесь очень славная квартира,— сообщал он в этом письме,— из моего окна я вижу каждое утро всю цепь снеговых гор и Эльбрус. И сейчас, покуда пишу это письмо, я иногда останавливаюсь, чтобы взглянуть на этих великанов, так они прекрасны и величественны».

Эта картина действительно должна была открываться из окон южной стороны военного госпиталя, однако в 1837 году обе половины его были заняты больными нижними воинскими чинами. Лермонтов не мог в нем находиться. Об этом свидетельствует обнаруженная в Центральном государственном историческом архиве Грузинской ССР ведомость казенных зданий на Кавказских Минеральных Водах от 12 августа 1837 года. Таким образом, офицерское отделение госпиталя во время пребывания в нем поэта помещалось в каком-то другом доме, но с таким же широким видом на «всю цепь снеговых гор». Есть основание считать таким домом нынешний № 2 по Лермонтовской улице. Удалось установить, что офицерское отделение помещалось в нем в конце 40-х годов. Можно предполагать, что оно находилось здесь и в 1837 году.

Этот дом, расположенный на краю самой высокой части города, принадлежал тогда генералу Верзилину, а позднее — его старшей дочери, в замужестве Диковой. Из его окон открывался тогда широкий вид, соответствующий дневниковой записи Печорина в повести «Княжна Мери». Считаем нелишним напомнить это замечательное описание: «Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синееет, как «последняя туча рассеянной бури», на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эгу часть небосклона. На восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок; шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа,— а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом»

Во главе Пятигорского военного госпиталя стоял тогда доктор Яков Федорович Ребров, брат известного на Кавказе шелковода Алексея Федоровича Реброва, владельца домов в Пятигорске и Кисловодске и имения «Владимировки» на Куме. Я. Ф. Ребров много лет занимал должность главного доктора Пятигорского военного госпиталя и, по-видимому, очень снисходительно и доброжелательно относился к военной молодежи, приехавшей в Пятигорск не столько для лечения, сколько затем, чтобы отдохнуть и развлечься после тяжелой фронтовой жизни. Один из пятигорских приятелей М. Ю. Лермонтова Н. П. Раевский, вспоминая впоследствии о своем пребывании в этом городе, рассказывал:

Зато и слава была у Пятигорска. Всякий туда норовил. Бывало, комендант вышлет к месту служения: крутишься, крутишься, дельце сварганишь,— ан и опять в Пятигорск. В таких делах нам много доктор Ребров помогал. Бывало, подластишься к нему, он даст свидетельство о болезни. Отправит в госпиталь на два дня, а после и домой, за неимением в госпитале места. К таким уловкам и Михаил Юрьевич не раз прибегал...» У нас нет причины не доверять этому рассказу. В те времена такого рода проделки не считались заслуживающими особенного порицания и довольно широко практиковались. Имеются сведения, что Лермонтову в 1841 году по такому же случаю пришлось прибегнуть к ординатору военного госпиталя Барклаю де Толли. Некоторые данные о лечении поэта в Пятигорске летом 1837 года можно было найти в обнаруженной в свое время «Книге на записку прихода денег, получаемых с г.г. посетителей по выдаваемым им билетам на пользование серными минеральными ваннами на Горячих Водах на 1837 год».

Записи в книге начинались 1 мая и заканчивались 11 августа. Конец сезона после указанного числа, по-видимому, был отражен в другой книге, к сожалению, не сохранившейся. Всего о поэте в книге обнаружено 9 записей, начиная от 4 июня по 26 июля, когда ему были выданы последние 10 билетов в Александровские ванны. Хотя фамилия поэта не всегда отмечалась одинаково, но нет никакого сомнения в том, что эти 9 записей относятся к одному и тому же лицу. Они дают нам возможность сделать следующие выводы. Приехав в Пятигорск, судя по письму к М. А. Лопухиной, в конце мая, поэт начал лечение в Николаевских ваннах лишь 4 июня. Эта дата как будто противоречит тому месту письма от 31 мая, где Лермонтов пишет: «Я теперь на водах, пью и принимаю ванны, в общем, живу совсем как утка». Объяснение этого противоречия следует искать в другом его письме от конца 1837 года на имя С. А. Раевского.

«Простудившись дорогой,- пишет он,- я приехал на воды весь в ревматизмах; меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить» Надо думать, что ввиду такого тяжелого состояния, в котором он находился по приезде в Пятигорск, ему была предоставлена возможность первое время принимать ванны в одном из помещений военного госпиталя, где он тогда лежал. Второй, особенно важный, вывод касается времени пребывания его в Пятигорске. Оказывается, что он без перерыва прожил здесь примерно до 5 августа, так как в этот день закапчивались взятые им в последний раз 26 июля билеты, а новых билетов до 12 августа не было взято.

О дальнейшем пребывании поэта на Кавказских Минеральных Водах в 1837 году сведений в архивах не сохранилось, но, судя по существовавшему в то время обычаю продолжать после Пятигорска лечение на Железных Водах и заканчивать на Кислых, можно думать, что ему пришлось пройти все эти стадии лечения. Во всяком случае, прекрасное знание поэтом Кисловодска,, подтверждаемое романом «Герой нашего времени», убеждает нас, что М. Ю. Лермонтов прожил там значительное время, вероятно, до середины сентября, так как мы знаем теперь, что 29 сентября на обратном пути из Тамани он уже был в укреплении Ольгинском. Таким образом, в 1837 году поэт пробыл на Кавказских Минеральных Водах с конца мая до середины сентября, а «в беспрерывном странствовании» — со второй половины марта до середины мая и с середины сентября, до конца 1837 года. Совершенно точно устанавливаются ванные здания и кабинеты, в которых Лермонтов принимал в 1837 году ванны. В частности, в сохранившихся бывших Николаевских ваннах, ныне переименованных в Лермонтовские, поэт принял 20 ванн в кабине № 4. К сожалению, в конце 1920-х годов внутри здания для увеличения числа ванн произведена капитальная перестройка, и то место, где была эта кабина, сейчас находится в коридоре между ваннами, расположенными ныне вдоль стен здания, тогда как раньше ванны занимали его середину. Другие ванные здания, в которых поэт принимал водные процедуры в 1837 году (Старые Ермоловские и Александровские), до наших дней не сохранились. Выбор ванн и последовательный переход из одних в другие показывают, что М. Ю. Лермонтов в 1837 году лечился серьезно и, начав со сравнительно легких Николаевских, перешел затем в Ермоловские и закончил самыми горячими Александровскими.

В той же «Книге на записку прихода денег...» имелись сведения о том, что одновременно с Лермонтовым лечился здесь В. Г. Белинский, семья Мартыновых, доктор Н. В. Майер (прототип доктора Вернера), товарищ Лермонтова по университетскому пансиону Н. М. Сатин, семья Киньяковых (их дочь, по сведениям профессора Висковатого, некоторые считали прототипом княжны Мери) и другие лица из окружения Лермонтова. О состоянии здоровья поэта в то время мы находим сведения в его письмах 1837 года. 31 мая, в самый разгар лечения, он писал М. А. Лопухиной: «Я каждый день брожу по горам, и только это укрепило мои ноги; я только и делаю, что хожу; ни жара, ни дождь меня не останавливают...» Выздоравливание шло быстро, и в письме к бабушке от 18 июля он уже мог написать, что его «здоровье как нельзя лучше».