Пятигорск

Н. П. Колюбакин

Мнения современников поэта о том, кто был прототипом Грушницкого, разделились. Большинство из них видело в Грушницком Н. П. Колюбакина, занимавшего впоследствии на Кавказе высокое служебное положение. Но были и такие, как, например, известный немецкий поэт и переводчик Лермонтова Боденштедт, который, согласно утверждению М. П. Глебова, считал, что прототипом Грушницкого являлся будущий убийца поэта Мартынов. Известный советский лермонтовед профессор Л. П. Семенов, основываясь на свидетельствах по этому вопросу А. П. и Э. А. Шан-Гирей, М. Н. Лонгинова и других и соглашаясь с первым биографом поэта проф. Висковатым о необосновательности мнения о Мартынове, как прототипе Грушницкого, приходит к такому выводу:

«История создания типа Грушницкого требует дальнейших разысканий, но и приведенные сведения, по нашему мнению, дают нам право признать, что имя Н. П. Колюбакина не без основания связано с известным образом Лермонтова. Писатель, как мы видели, ввел в роман эпизоды из жизни Колюбакина — ранение, послужившее поводом к поездке на Кавказские Минеральные Воды, получение офицерского чина. Сохранены и некоторые характерные черты того же лица — вспыльчивость, фатоватость, бреттерство».

К такому же выводу приходит и другой лермонтовед, С. Н. Дурылин. Помимо источников, использованных Л. П. Семеновым, он приводит свидетельства жены Колюбакина, графа К. Бенкендорфа и П. И. Бартенева. Наиболее интересно свидетельство последнего. «Н. П. Колюбакин,- пишет Бартенев,- был другом Марличского и в способе выражаться носил в себе следы этой дружбы».

Как видно, помимо сходства некоторых жизненных эпизодов у Колюбакина и Грушницкого, в характерах того и другого можно отметить немало общих черт. Однако сохранились и такие свидетельства, которые рисуют Н. П. Колюбакина гораздо более сложной натурой и притом очень привлекательной.

Так, его бывший адъютант А. Щербаков в своих воспоминаниях рассказывает, что в 1834-1835 годах в Ставрополе Колюбакину пришлось жить в одном доме с декабристами Бестужевым-Марлинским и Палицыным и их другом доктором Майером. Назвав далее, явно ошибочно, в числе проживавших с ними, лиц и М. Ю. Лермонтова, Щербаков продолжает. «Можно представить, что вынес этот всегда восприимчивый человек из этой группы людей науки, поэзии и политических убеждений...»

Щербаков рисует Н. П. Колюбакина с самой выгодной стороны: «Воспитанник Царскосельского лицея, образованный, глубоко начитанный, рыцарь честности и беспристрастия, он мог бы сделаться одним из государственных людей, но этому мешал его своеобразный характер». Такая характеристика Колюбакина, ни в коей мере не применимая к типу Грушницкого, кажется нам на первый взгляд совершенно неправдоподобною, но не надо забывать, что Колюбакин в молодости и в зрелом возрасте довольно резко различался по своему характеру. «Позднее,- пишет проф. Висковатый,-... этот задор утих, и наружу вышли славянское добродушие и хлебосольство. Колюбакин, будучи военным губернатором Кутаиса, пользовался общею любовью...».- Следует добавить, что и Л. П. Семенов приводит один любопытный рассказ, в котором личность Н. П. Колюбакина не согласуется с типом Грушницкого. «К этому времени [1837],- говорится здесь,- относится лечение его раны на пятигорских водах и знакомство с Лермонтовым. Они не сошлись по эксцентричности своих натур, и поэт в «Герое нашего времени» набросал карикатурный силуэт Колюбакина в типе Грушницкого. Колюбакин знал это и добродушно прощал Лермонтову эту злую против себя выходку...».- Всякий раз, когда заходит речь о прототипах действующих лиц повести «Княжна Мери», невольно вспоминается сообщение Н. М. Сатина, «Те,- говорит он,-которые были в 1837 году в Пятигорске, вероятно, давно узнали и княжну Мери, и Грушницкого, и в особенности милого, умного и оригинального доктора Майера».

По точному смыслу этих слов следует, что прототип Грушницкого, кто бы он ни был, проводил летний сезон 1837 года в Пятигорске. Если мы обратимся к биографическим материалам о Мартынове, подтверждаемым и архивными о нем документами, то увидим, что все лето 1837 года, начиная с конца апреля по 29 сентября, Мартынов провел в экспедициях за Кубанью и по одному этому, если верить Сатину, не мог явиться прототипом Грушницкого, хотя некоторые черты его характера, наиболее типичные для военной молодежи того времени, Лермонтов мог, конечно, использовать при создании этого образа. В то же время имеется три новых, неопубликованных документа, которые помогают решить вопрос о прототипе Грушницкого в пользу Колюбакина. В первом из этих документов — журнале входящих бумаг штаба войск на Кавказской Линии и в Черномории за 1837 год-7 апреля отмечен рапорт генерал-майора Вольховского об отпуске унтер-офицера Нижегородского драгунского полка Колюбакина (написано «Колюбякина».- С. Н.) в Пятигорск для пользования минеральными водами.

Этот документ дает возможность сделать несколько выводов. Он подтверждает, что Колюбакин летом 1837 года одновременно с М. Ю. Лермонтовым лечился в Пятигорске; что в начале своего пребывания он находился на положении разжалованного; что Колюбакин еще до возвращения ему офицерского звания служил в Нижегородском драгунском полку, и как однополчанин М. Ю. Лермонтова, конечно, легко мог с ним познакомиться.

Заслуживает внимания и второй документ — приказ по Отдельному Кавказскому корпусу от 30 июля 1837 года за № 70. К нему приложен список разного рода военных чинов, отличившихся в экспедиции против горцев 1836 года. В списке среди других отмечено награждение унтер-офицера Нижегородского драгунского полка Колюбакина (написано «Колюбякина») чином прапорщика. В высочайшем приказе об этом награждении было объявлено еще 31 мая того же 1837 года, так что сведение об этом могло сделаться известным и ранее 30 июля.

Таким образом, приведенным документом подтверждается и второй важный факт — производство Колюбакина летом 1837 года в офицеры, совпадающий с фабулой повести «Княжна Мери». Последний документ — журнал входящих и исходящих бумаг за 21 июня-31 июля 1837 года штаба войск на Кавказской Линии и в Черномории (фонд № 1083) - свидетельствует, что Колюбакин выехал по окончании лечения в отряд 29 сентября 1837 года. Следовательно, все лето 1837 года он пробыл в Пятигорске.