Пятигорск

Пятигорский бульвар и Елизаветинский источник

Пятигорский бульвар на Главной улице в период первой ссылки поэта был одним из самых излюбленных мест «водяного общества». В повести М. Ю. Лермонтова «Княжна Мери» встречается целый ряд зарисовок отдельных сцен, происходивших здесь в разные часы дня, В своем дневнике от 11 мая на следующий день по прибытии в Пятигорск Печорин записывает: «Опустясь в середину города, я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору». Эти встречи на бульваре происходили ранним утром. Следующая запись того же дня относится к более позднему времени. «Молча с Грушницким спустились мы с горы и прошли по бульвару мимо окон дома, где скрывалась наша красавица...»

«После обеда,- записывает он несколько далее,— часов в шесть я пошел на бульвар: там была толпа; княгиня с княжною сидели на скамье, окруженные молодежью, которая любезничала наперерыв. Я поместился в некотором расстоянии на другой лавке, остановил двух знакомых Д... офицеров и начал им что-то рассказывать; видно, было смешно, потому что они начали хохотать, как сумасшедшие. Любопытство привлекло ко мне некоторых из окружавших княжну; мало-помалу и все ее покинули и присоединились к моему кружку. Я не умолкал: мои анекдоты были умны до глупости, мои насмешки над проходящими мимо оригиналами были злы до неистовства... Я продолжал увеселять публику до захождения солнца».

16 мая Печорин вновь отмечает в своем дневнике: «Поздно вечером, то есть часов в И, я пошел гулять по липовой аллее бульвара». Приведенные цитаты показывают, какое большое место в жизни «водяного общества» занимал в лермонтовское время пятигорский бульвар. Чтобы иметь некоторое представление о посещавшем в то время бульвар «водяном обществе», можно привести выдержку из книги Броневского «Поездка на Кавказ». «Не верится глазам,- пишет он,- чтобы в такой глуши можно было найти и бульвар, липами обсаженный,... и на нем почти такое многолюдство, как на Невском проспекте, почти такую же пестроту и щегольство, с тою только разностию, что тут подле бульвара журчит по камешкам ручей минеральной воды, запах которого, хотя не услаждает обоняние, но обещает то, для чего столько беспокойств претерпели в дороге...»

«После обеда,- продолжает несколько далее Броневский,- мне стоило подвинуть свое кресло к окну, и полный венецианский карнавал представлялся глазам моим. Столичные и провинциальные одежды представляли здесь смесь истинно маскарадную: кто во фраке и в черкесской шапке, кто, завернувшись в широкий плащ, шел посреди собрания в колпаке, кто в бурке и под вуалью, кто в нанковом сюртуке и в шитом золотом картузе. Слуги и служанки, столь же разнообразно одетые, несут в купальни узлы, ковры, подушки и тюфяки. От пяти часов и до позднего вечера бульвар, перед окнами моими проходящий, кипит многолюдством, пестреет от разноцветных одежд, полковая музыка гремит, и я, сидя у окна и ничего не делая, бывал очень занят, иногда уставал, но не скучал...»

Не менее многолюдные собрания «водяного общества» происходили в те же годы на том месте, где сейчас стоит красивое здание Академической галереи, построенное в 1847-1849 годах по проекту архитектора Уптона. Там в лермонтовское время была небольшая продолговатая площадка с колодцем кислосерного (Елизаветинского) источника, скромным ванным домиком и временного типа галереей, которая пользовалась среди «водяного общества» большой популярностью. Местность в районе источника была в те годы вполне благоустроена и отличалась великолепными видами.

Прекрасное представление о ней дает небольшая картина М. Ю. Лермонтова «Вид Пятигорска», обнаруженная незадолго до Великой Отечественной войны в одном из антикварных магазинов города Вильнюса. В книге В. Броневского мы находим довольно интересные сведения о самом обществе, ежедневно с самого раннего утра посещавшем целебные источники.

Дамы,— пишет он,— не обращая, по-видимому, никакого внимания на своих подруг и замечая только, как которая одета, с важностью принимают услугу кавалеров, и, не сказавши ни слова с своею соседкою, уже враждуют взорами. Мужчины разделяются: каждый ищет разговора в своем кругу, каждый услуживает своим дамам, каждый имеет своих особливых знакомых. У них предмет разговора один: о болезнях и способах лечения; почитающие себя знатоками добродушно навязывают всякому свой способ лечения, как самый действительный, опровергая все другие, как недостойные следования...».

Интересные сведения о посетителях вод дает очень редкая, запрещенная цензурой книга Хамар-Дабанова (псевдоним Е. Лачиновой) «Проделки на Кавказе». «Какое жалкое зрелище,— пишет Лачинова,— представляет это гулянье, которого однообразие прерывается только тем, что гуляющие каждую четверть часа подходят к ключу пить из целебной струи. Инвалид среди множества разновидных стаканов, которые висят на длинных тесьмах, снимает с крючка тот, который вам принадлежит, погружает его в горячий источник, выполаскивает и подает вам. Таким образом вы проглотите стакана три и потом идете ходить или садитесь в какой-нибудь беседке рассматривать лица больных, проходящих мимо вас. Между тем, инвалид систематически вешает ваш стакан на свое место, наблюдая всегда самое пунктуальное старшинство: вы можете быть уверены, что стакан подполковника не будет никогда висеть выше стакана полковника и так далее». «И кого не найдете здесь,- продолжает Лачинова,-И военных всех мундиров, и разжалованных, и статских, и монахов, и купцов, и мещан, и столичных модниц, и толстых купчих, и чванных чиновниц, и уморительных оригиналов: не забудьте, что все это натощак и спросонья. Несмотря, однако, на господство самых отвратительных страданий, волокитство и чванство не покидаются. Жалко смотреть, как иная бывшая красавица, увядающая от болезней и годов, ищет пленить кого-нибудь своими потухшими взорами, которые выглядывают из-за бледно-желтых щек. Забавно видеть, как иной генерал и тут не оставляет своей важности. Громко судит и рядит и счастлив, что его стакан висит выше других. Как самонадеянно останавливает он гуляющих обер-офицеров, готовый при малейшем неудовольствии напомнить свой превосходительный чин, как принуждает их выслушивать самые пошлые рассказы, самые бессмысленные предположения. Всякий из этих господ корчит Наполеона. Многие корчили бы и Фридриха Великого, но не все знают об его существовании... А толков-то, толков!..

Чего не наслушаетесь вы на этих гуляньях! И пересуды, и сплетни, и жалобы — то на скуку местопребывания, то на неудобства дороги, то на грубость и притеснения станционных смотрителей, то на недостаток в лошадях и на прочее. Большею частью, однако ж, предметом разговора служит разбор военных действий на Кавказе и методы лечения пятигорских медиков, которые, сказать мимоходом, живут между собою, как кошки с собаками. Заключением всех пересудов — хула директору минеральных вод... Здесь услышите старого моряка, уверяющего, будто самый лучший образ лечения выпивать по осьми — десяти стаканов горячей серной воды утром и столько вечером: такое лечение он предпочитает даже морским пуншам, которые совсем не гомеопатически пивал во время оно.

С ним спорит больной, утверждающий, что весьма достаточно трех стаканов, и то должно пить в продолжении трех часов. Третий, присоединившийся к ним, замечает, что трех стаканов мало, потому что глотать их надобно лишь до половины: газ испаряется, пока больной подносит стакан ко рту..

Читать на тему: Елизаветинская галерея (Архитектура старого Пятигорска)
Елизаветинский источник (Лермонтовские места в Пятигорске)