Вдохновенный благодетельный Кавказ

Странно читать эти строки из письма приезжего: «Первое впечатление в Пятигорске было неприятное: нас подвезли к гостинице, вошедши туда, я увидел огромный зал, в одном углу стол, карты, шампанское и офицеры, в другом углу то же, и везде то же. Общества решительно нет, везде кавказские офицеры...». Невольно хочется воскликнуть: неужели человек ничего, кроме офицеров и карт, не увидел в Пятигорске - этом удивительном и прекрасном городе?

Не в лучшем настроении приехал лечиться на воды Милий Балакирев. И болезни, и многое из того, что окружало его в музыкальном мире, настроили композитора на пессимистический лад.

Вот и виделось ему все вокруг в черном цвете. Но волшебная аура Пятигорска и соседних курортов Кавказских Минеральных Вод очень скоро оказала свое колдовское действие. И всего месяц спустя в его письмах начинают звучать другие мотивы: «Описывать здешнюю природу не стану, мои описания будут никуда не годны для такой великолепной местности. Климат здесь прелестный, вид Кавказских гор в меня вливает что-то энергическое, сильное...».

И для каждого из курортных городов у него находятся добрые слова, которые он щедро рассыпает в письмах к друзьям - В. В. Стасову, Ц. А. Кюи, Н. А. Римскому-Корсакову: «Я люблю стоять у Нарзана и смотреть на его сердитую пену, чувствуется элемент силы, а все сильное меня притягивает. В этой богатырской воде сегодня начал купаться... Парк здесь прекрасный...». «Железноводск - восхитительная местность, ничего подобного Вы себе представить не можете. Описывать прелесть его местоположения почти невозможно. Еще словами можно кое-что объяснить, в письме же надо быть Лермонтовым, чтобы хорошо и искусно нарисовать природу».

Лермонтов - вот еще одна причина резкой смены настроения Балакирева. Места, связанные с именем великого русского поэта, влияние его творчества, его могучий дух становятся важной составляющей благотворного воздействия Кавказских Минеральных Вод, которое испытал на себе композитор. Ведь Лермонтов для него - наиболее яркая фигура российской словесности: «Дышу Лермонтовым... Гуляя в Пятигорске у грота, в Провале, у Эоловой арфы, я чуял тень Лермонтова. Перечитавши еще раз все его вещи, я должен сказать, что Лермонтов из всего русского сильнее на меня действует. Я приковывался к нему, как к сильной натуре (у Пушкина и Гоголя, несмотря на гениальность, силы богатырской лермонтовской я не вижу). Кроме того, мы совпадаем во многом, я люблю такую же природу, как и Лермонтов, она на меня так же сильно действует».

Впоследствии это «общение с Лермонтовым» именно здесь, на кавказской земле, скажется в композиторской судьбе Милия Алексеевича, как и вспыхнувший тогда же интерес к местным жителям, фигурировавшим в сознании российской публики под единым названием «черкесы»: «Черкесы... мне нравятся, начиная от их костюма (лучше черкесского костюма я не знаю)». Как бы в подтверждение своей мысли Балакирев сфотографировался в кавказском костюме у одного из первых кавминводских фотографов Индицкого.

Год спустя Балакирев снова едет на Кавказ, теперь хорошо представляя себе, в какой чудесный мир он попадет. Пятигорск ему уже не заслоняют офицеры-картежники, он продолжает начатое прошлым летом знакомство с полюбившимся городом и его обитателями.

Чрезвычайно важным для него было знакомство с Семеном Алексеевичем Смирновым - директором и главным врачом Кавказских Минеральных Вод. С первых дней своего директорства Смирнов энергично принялся за преобразование. В Пятигорске были отремонтированы все ванные здания, заново оборудованы многие источники. Чтобы получить более ясное представление о составе тех или иных минеральных вод, Смирнов создает физико-химическую лабораторию.

До Смирнова больные лечились, как это делал и Балакирев, последовательно на каждом курорте - начинали в Пятигорске, продолжали в Железноводске или Ессентуках и заканчивали в Кисловодске. Новый директор Вод изменяет этот порядок - приезжающих стали распределять по курортам в зависимости от характера болезни. Для этого были учреждены специальные медицинские консультации - прообраз нынешних курортных поликлиник. На всех курортах - «группах», как их называли, стараниями Смирнова учреждается должность группового врача. По инициативе директора в Пятигорске была открыта типография, где стали печатать первую в России курортную газету - «Листок для посетителей Кавказских Минеральных Вод», а также первые труды по курортологии и путеводители по Кавминводам.

Композитор по приезде сразу же поселяется в доме Смирнова, который наблюдает за ходом его лечения. И, конечно же, делится с гостем своими планами, осуществление которых Милий Алексеевич имеет возможность увидеть воочию. Будучи большим любителем музыки и зная о трудном материальном положении Милия Алексеевича, директор курорта помог ему организовать платные концерты. Приезжие и местные меломаны получили удовольствие, слушая в прекрасном исполнении произведения Бетховена, Шопена, Шумана. В Кисловодском музее театрального музыкального искусства хранится афиша одного из концертов Балакирева.

Для концертов в Кисловодске использовался зал Ресторации, а в Пятигорске и Железноводске - специальные помещения. Они были построены архитектором Уптоном, первоначально, как открытые прогулочные галереи, а к сезону 1863 года превращены в закрытые и названы Вокзалами. В то время это слово еще не имело современного, «транспортного», значения, которое приобрело позднее, с развитием в России сети железных дорог. (Свое происхождение оно ведет от увеселительного заведения некоей Джеин Вокс под Лондоном, которое по имени хозяйки стало называться «Вокс-холл», а в России было переделано в «воксал»).

Помещения были небольшие, а потому и сбор оказался маловат. Но все же Балакирев своей прекрасной игрой сумел отблагодарить Кавминводы, возвратившие ему здоровье и подарившие незабываемые впечатления, которые множились день ото дня. Самые ценные касались музыки народов Кавказа, в которую на этот раз Милий Алексеевич вникал более основательно, чем год назад. Помогал ему балкарский князь Исмаил Урусбиев. Он был широко известен не только приезжавшим лечиться на Воды, но и путешественникам по Кавказу, которых радушно встречал в своем ауле у подножия Эльбруса, где был построен специальный дом для гостей-европейцев.

Хорошо знакомый с русской и мировой культурой, Исмаил был и пропагандистом музыки гор-ских народов. Он охотно знакомил русского композитора с родными мелодиями. Балакирев вспоминал впоследствии: «Интересуясь тамошней народной музыкой, я познакомился с одним черкесским князем, который часто приходил ко мне и играл на своем народном инструменте, похожем отчасти на скрипку, народные мелодии. Одна из них плясовая - «Исламей» - мне очень понравилась».

К этому времени Балакирев задумал написать симфоническую поэму «Тамара». Услышанную от князя Урусбиева мелодию он решил обработать и использовать для этого произведения: «Грандиозная красота тамошней роскошной природы и гармонирующая с ней красота племен, населяющих эту страну, - рассказывал он в письме к немецкому писателю Э. Рейсу, - все это вместе произвело на меня впечатление глубокое, и тогда я задумал большое оркестровое сочинение для выражения этих впечатлений».

Работа над симфонической поэмой затянулась. Балакирев вообще творил трудно и медленно. Зато, когда поэма была закончена, получила очень высокую оценку современников: «Она поражает силой и глубиной страсти, ... яркостью восточного, удивительно выдержанного колорита, ...разнообразием, блеском, новизной, оригинальностью музыки...».

Еще более яркой и выразительной получилась фортепианная фантазия «Исламей». Несмотря на трудность исполнения, ее включали в свой репертуар многие видные пианисты. Но, наверное, наибольшую радость испытал композитор, когда, услышав в его исполнении знакомую мелодию, восьмидесятилетний кабардинский уздень, сопровождавший князя Урусбиева, вдруг вскочил и пустился в пляс, воскликнув: «Как можно слушать эту музыку сидя - ведь играют же наш «Исламей»!

Это произошло в 1868 году, когда Балакирев приехал на Воды в третий раз. Лето он провел в Кисловодске, заняв комнату в Нарзанной галерее, где в то время имелась и гостиница. Сохраняя благодарное чувство к этому замечательному уголку Северного Кавказа, он продолжал радовать его жителей и гостей концертами, получившими доброжелательные отзывы и в местном «Листке для посетителей Кавказских Минеральных Вод», и в тифлисской газете «Кавказ». Один из концертов был благотворительным - в пользу пятигорского женского двухклассного училища, основанного супругой доктора Смирнова Александрой Онуфриевной, которую Балакирев хорошо узнал в минувший приезд, поскольку пользовался ее гостеприимством.

Больше композитор не бывал в наших краях, но сохранил самую добрую память о местах, оплодотворивших его творчество яркой колоритной музыкой. Ведь «Тамара» и «Исламей» занимают особое место в наследии вождя Могучей кучки. Думается, что силой, позволившей этим «дарам Кавказа» пережить время, напитала их наша земля - по выражению самого Милия Алексеевича, «земля чудная...». На этой земле осталось немало немых свидетелей его пребывания здесь. Это и здания, где жил Балакирев, - Ресторация, дом С. А. Смирнова в Пятигорске, Нарзанная галерея в Кисловодске. Это и лермонтовские места, которые он многократно посещал, задумывая свою «Тамару» и цикл романсов на слова Лермонтова. Это и великолепная южная природа, восхищавшая и вдохновлявшая Милия Алексеевича. А еще на нашей кавказской земле нередко звучит в концертах зажигательный «Исламей», напоминая о случившейся здесь встрече композитора с замечательной народной мелодией.

Вадим ХАЧИКОВ «Ставропольская правда», 18 августа 2006 г.

Идёт загрузка...

Данную страницу никто не комментировал. Вы можете стать первым.

Ваше имя:
	Размер 1 2 3 4 5 6 7
Комментарий:
Введите символы или вычислите пример: * Обновить