Спелео

На подступах к рекорду

Рекордный рубеж

После штурма Бездонного колодца я вернулся на АйПетри, на нашу основную базу. Там была назначена встреча с группой московских спелеологов, которые по заданию Бориса Николаевича Иванова проводили детальную разведку Скельской пещеры.

Борис Николаевич, «наш БэЭн», как любовно называли его пещерники, так искусно вводил каждую новую группу в курс дела, что все, кто попадал в его кабинет, «заболевали» пещерами всерьез и надолго. Спокойная жизнь кончалась. Все выходные и праздничные дни, не говоря уже об отпуске, теперь были добровольно принесены на алтарь спелеологии.

Борис Николаевич, без участия которого не обходился ни один рабочий выход, ни одна жаркая дискуссия на «малом» или «большом» сборах спелеологического актива Крыма, был для пещерников, как бог, един в трех лицах: руководитель экспедиции, эрудированный геолог, автор более чем сотни трудов, известный карстовед, побывавший во многих карстовых районах страны и за рубежом; блестящий популяризатор, бессменный лектор во всевозможных школах, спелеолагерях, на учебных сборах; увлекательный собеседник, ставящий вас в тупик неожиданными вопросами и заботливо помогающий выбраться из него не менее неожиданными и яркими аналогиями и сравнениями. Его юношеский задор, великолепно уживавшийся с уже проступившей сединой, не оставлял сомнений в выполнимости заданий, поставленных им перед спелеологами.

Сейчас я с интересом наблюдал очередную беседу Иванова с нашим новым знакомым, руководителем московской группы спелеологов аспирантом Института кристаллографии АН СССР Володей Илюхиным.

- Ну, дорогой пещерный профессор, что вы хорошенького расскажете о Скельской пещере? начинает Борис Николаевич. Немного смущаясь, «дорогой профессор» докладывает о результатах только что завершенного разведочного маршрута.

- Вдоль фундаментальной стены один ход ведет в Главный зал пещеры, но в глыбовом навале мы нашли еще два...

- Интересно, интересно...

- В самом начале глыбового навала можно пробиться к озеру...

- Да, да, к озеру... К какому озеру?! Где? словно спохватывается Борис Николаевич. Покажите на плане! И он вынимает из полевой сумки потрепанную кальку плана Скельской пещеры, снятого в 1956 году краеведами Евстроповым и Никитиным. План, кажется, неверен, после недолгого изучения кальки неуверенно говорит Владимир.

- Хм! фыркает Борис Николаевич и двумя-тремя наводящими вопросами направляет ответы Илюхина в понятное пока одному ему русло, заставляя собеседника отстаивать свое мнение.

- Послушайте, Винд, неожиданно оборачивается он ко мне, экспромтом завершая опыт по созданию прозвища из заглавных букв моего имени, отчества и фамилии, а похоже, что они и правы! Вода в Скельской пещере это, конечно, надо проверить, привлечь геофизиков. А вот связь со Скельским источником? С тектоническими нарушениями района? С другими пещерами АйПетринского массива?

И он стал быстро наносить на лист бумаги схему расположения пещеры, Скельского источника, долины Карадагского леса. Мы едва успевали следить за его карандашом и его гипотезами. Наконец он повернулся к оторопевшим москвичам и закончил с упреком:

- Вот видите, сколько интересного вы пытались утаить!.. Устный отчет московской группы принят. Борис Николаевич доволен, но тут же добавляет:

- Не забудьте, осенью мы ждем подробный письменный отчет со всеми замерами трещин, углами падения пород, азимутами ходов!

Воспользовавшись короткой паузой, я пытаюсь поближе познакомиться с Володей Илюхиным. Моя небольшая заметка «Пещеры зовут романтиков», опубликованная в «Комсомольской правде» в конце 1958 года, вызвала много откликов. Одним из первых в наш институт написал Илюхин. Оказалось, что он давно интересуется пещерами. Как и многих спелеологовлюбителей, его привлекает не столько пещерная экзотика, сколько возможность разнообразных научных исследований, которая открывается под землей. Поэтому его группа с радостью приняла первое задание Бориса Николаевича. Однако выясняется, что ребята спешат: хотят перед отъездом в Москву денекдругой отдохнуть у моря. Кто тут мечтает о море, когда рядом такой карстовый район?! выступает в роли демонаискусителя Борис Николаевич. Сколько у вас свободных дней? Два? Ну, если не поспать ночку, то это уже почти три! Вот что я предлагаю...

И Борис Николаевич излагает свою программу. Совсем недалеко от базы, в каких нибудь пяти километрах, есть великолепная шахта. Она значится на полевой карте Иванова под номером 309. Камень летит в нее добрый десяток секунд. А что это значит, нам хорошо известно по опыту Бездонной... Короче говоря, на следующее утро наша шестерка, состоящая из трех симферопольцев и трех москвичей, вышла в сторону, прямо противоположную морю. Мы шли на северозапад, к таинственной «Тристадевятке».

Медленно поднимаясь по крутому склону господствующей над местностью горы СчаныГерик, москвичи скептически оглядывают широкую панораму Приайпетринской котловины. Слишком высоко мы залезли, бурчат себе под нос, поправляя лямки тяжелых рюкзаков, Илюхин и Андреев. Я склонен согласиться с ними. Действительно, самые интересные и глубокие шахты мы до сих пор находили в средней или нижней части склонов и на днищах карстовых котловин. Там более благоприятные условия для накопления снега, который, медленно стаивая в течение лета, и формирует эти полости. Но Борис Николаевич так таинственно поглядывал на меня, снаряжая в сегодняшний маршрут! Никто ничего не знает... повторяю я слова Кости Аверкиева, сказанные несколько дней назад у Бездонного колодца. И через несколько минут мы стоим перед огромным жерлом шахты. Оно гораздо уже, чем ствол Бездонного колодца, но эти отвесные стены, это гулкое эхо, разбуженное нашими возгласами... Чего же вы ждете? Я уже размотал веревку, давайте спускать лестницу, засуетился Гена Пантюхин, самый младший из нашей шестерки. Но я не спешил. Опыт совместной работы с Дахновым подсказывал: прежде всего необходимо обеспечить максимальную безопасность работ. Около часа гремела канонада. Несколько тонн камней спустили мы вниз, пока очистили первые уступы от обломков выветрелого слоистого известняка, смели в пропасть заготовленную самой природой шрапнель щебенки. Метр за метром спускаем секции наших тяжелых самодельных лестниц. Одна секция 25 метров. Один метр почти 700 граммов...

По твердо заведенному обычаю первым уходит фонарь «летучая мышь» разведчик углекислого газа. Следом за ним пойдем мы. (Забегая вперед, скажу, что он погас лишь в одной из 580 вертикальных полостей, пройденных нами за десять лет. Но даже 0,18 процента неоправданного риска вряд ли стоит допускать в таком новом и в общем небезопасном деле, как исследование глубинного карста!) Спуск начинаем от огромного камня, заклинившегося в нижней части входной воронки. Первая семнадцатиметровая секция лестницы надежно закреплена за ближайшее дерево. Застыл на страховке ожидающий сигнала Володя Андреев. Надеваю шлем с неуклюжей велосипедной фарой, последний раз оглядываю груду снаряжения на узкой полке.

- Страховка готова?

- Готова.

- Пошел.

Через минуту уже расчищаю очередной уступ, переходящий вдоль косой трещины в небольшую нишу. На уступ по воздушной веревочной переправе быстро доставляем лестницы, веревки, мешки для проб. Скоро здесь собрались все участники штурма, кроме одного страхующего, на целый день обреченного на пытку неизвестностью... Снова вниз секция за секцией уходят лестницы. Гдето далекодалеко наверху остается клочок голубого неба. Стены то сходятся, так и норовя подставить тебе какойнибудь острый выступ, то расходятся так далеко, что луч фонаря не может вырвать из тьмы все подробности этой ошеломляющей картины. Пройдено 70 метров. Надо осмотреться.

- Жестче страховку! - кричу вверх.

Прикрепившись карабином к лестнице, освобождаю руки, достаю полевую книжку, горный компас. Стены шахты здесь сверкают серыми и кремовыми оттенками замытого, заглаженного водой слоистого известняка. Одно сечение, второе, два разреза по главным осям шахты, замер температуры и влажности воздуха, и снова ритмично заработали мышцы рук и ног. Лестницу начинает закручивать вокруг оси. На развороте больно ударяюсь об острые, как бы обглоданные водой, выступы скал. Спасая рюкзак с лампойвспышкой, отталкиваюсь от набегающей стены и спешу вниз. Ноги попадают на чтото непривычно устойчивое. Неужели дно? Наверху минутный бурный восторг сменяется настороженным молчанием. Что же дальше?

Снята страховка. Рюкзак с плеч, фонарь в руки... Нет. Пока не конец. На дне шахты, покрытом слоем снега, начинается узкая трещина. Она ведет на площадку, напоминающую балкон. Над головой поднимается купол огромного зала, под ногами пустота. Делаю замеры трещин и вместе со спустившимся ко мне Володей Андреевым завершаю топографическую съемку. Затем пытаемся просветить лучами фонарей пустоту под ногами. Тщетно. Спуститься ниже? Но у нас недостаточно снаряжения. Да и холод начинает заползать под комбинезон. Пошел! хором кричим вверх, в пятачок белого дневного света. Понял, отвечает Гена Пантюхин с промежуточной площадки. К концу быстрого подъема на висках выступили капельки пота согрелся! От площадки лестница идет наклонно, как ванты парусника. Здесь страхуют Володя Илюхин и Борис Николаевич. Перестегиваю карабин на их страховочную веревку и выхожу наверх.

На следующий день, мобилизовав все наличное снаряжение, снова направляемся к «Тристадевятке». Наша штурмовая группа пополнилась новым членом: ночью на Караби приехал Костя Аверкиев. Володя Андреев спускается на промежуточный уступ, наверху остается один Борис Николаевич. Быстро прохожу вчерашний путь. Пока спускается основная группа, отбираю образцы пород, описываю морфологические особенности шахты.

Чем-то пока еще неуловимым она отличается от уже хорошо знакомых нам цилиндрических полостей, главный виновник образования которых тающий снег. Взять хотя бы этот глубокий котел с круглыми валунамиокатышами на дне. Или этот желоб на стене. Может, следует выделять особый, эрозионный тип карстовых шахт, проработанных текучей водой? Страницу за страницей покрывают схемы, на которых пока еще много вопросительных знаков. Но вот все в сборе. Быстро спускаем вниз еще одну секцию лестниц. Всего одиннадцать метров отделяют «балкон», на котором мы находимся, от пола огромного зала. На дне его, в двухметровом слое известняковой щебенки, отчетливо видно русло подземного потока. Конечно же, это размыв, эрозия! Теперь исчезают последние сомнения. Осмотревшись, не можем сдержать восторга: прямо перед нами со стены зала свисает огромная натечная люстра. От ее колоссальных подвесок тянутся вниз причудливые цепочки сталактитов. Многие из них, неправильной формы, напоминают ветки белых ажурных кораллов тропических морей. На другой стене, в нише, напоминающей церковный алтарь, свечками поднимаются сталагмиты...

Среди камней наталкиваемся на скелет какогото животного. Присмотревшись, определяем: лисица. Не ждет ли и нас такая участь? мрачно шутит Костя. Идем вниз по руслу потока. Вот оно, превратясь в узкий желоб в теле натека, обрывается в зев следующего колодца. Здесь, на глубине 110 метров от поверхности, звук падающего камня, замирающий гдето далеко внизу, звучит, как увертюра к каскаду феерических открытий. Ведь на такую глубину пока еще никто в СССР не спускался!

Нас четверо. В запасе 17 метров лестницы и всего одна, правда, шестидесятиметровая веревка. Вперед уходит самый сильный альпинист нашей небольшой группы Костя Аверкиев. Раскачиваясь на последней ступеньке лестницы, он сообщает: Дна не вижу. Ниже меня метрах в шести есть ниша. Предлагаю спускаться по веревке спортивным. Легко сказать, спортивным! Второй веревкито для страховки нет! Пойду по основной. Но мне нужен еще один человек. (Сейчас, когда спелеология стала полноправным видом спорта, когда выходы в маршруты регламентируются специальными, правилами, а за безопасностью спелеопутешествий во многих районах страны следит контрольноспасательная служба, такая авантюра не осталась бы безнаказанной. При нынешнем опыте мы и сами не пошли бы на ненужный риск. Но в 1959 году мы были предоставлены сами себе и рассчитывали только на свои силы.)

В схеме все выглядит очень просто. Костя спускается по веревке в нишу. За ним следую я. Затем нам спускают всю лестницу, привязанную за свободный конец веревки. Ее второй конец закреплен за огромный сталагмит у входа в колодец. К веревке на глубине 23 метров мы снова привязываем лестницу, а оставшимся тридцатиметровым концом я из ниши страхую Костю. На деле все оказывается гораздо сложнее. Из наклонной ниши трудно организовать надежную страховку, а о самостраховке нет и речи. После перестегивания Костя опять не дошел до дна по лестнице. Снова спуск на руках по веревке, до боли врезавшейся мне в поясницу и миллиметр за миллиметром стягивающей меня к усыпанному щебенкой краю ниши... Наконец, с глубины 46 метров раздается Костин голос:

- Огромная галерея. Уходит на северо-запад. Отстегнулся от веревки. Жди пятнадцать минут.

За 10 лет работы под землей мне не раз приходилось убеждаться, что спелеологу надо уметь ждать. Ждать страховочной веревки, телефонного звонка, спада воды в сифоне. Но труднее всего ждать ушедшего в неизвестное товарища. Эти пятнадцать минут показались бесконечными. Томительную тишину шахты нарушают только монотонные звуки ударов одиноких капель, срывающихся со свода. Но вот снизу слышен голос Кости:

- Шахта продолжается! Прошел больше 100 метров по галерее и остановился перед следующим колодцем. Камень летит в него двенадцать секунд.

...Мы оставляли «Тристадевятку» непокоренной. Правда, достигнутая Костей глубина (160 метров) это хотя и скромный, но все же рекорд страны. А что сулит нам четвертый колодец?