Спелео

С аквалангом под землей

Четырнадцать суток под землей

Четырнадцатые сутки отсчитывают часы в базовом лагере штурмового отряда на развилке Красной пещеры. Трижды сменился его состав, согласно трем основным заданиям, стоящим перед участниками экспедиции «Кизил-Коба-1966». Наука - спорт - наука...

Первый этап - это гидрохимическая, микроклиматическая, газовая и геофизическая съемка всех 12,5 километров пещеры, от входа на склоне Долгоруковского массива до самых далеких точек - шахт Аверкиева, Марченко и Провала...

Впервые в истории изучения глубинного карста СССР непосредственно под землей развернута полевая гидрохимическая лаборатория. Вместо белизны стола - ровная песчаная отмель, вместо полок - небольшие карнизы слоистых известняков. Под свечи используются природные канделябры - сталагмиты. Над ящиком с лабораторией подвешен "петромакс" - бензиновая лампа, дающая ровный свет силой 300 свечей. Спасибо Косте Аверкиеву (это он предложил ее нам на время работ в Красной пещере) и нашим болгарским друзьям Петру Трантееву и Димитру Себеву (они передали мне после окончания экспедиции в Родопах полсотни асбестовых сеточек, на которых сгорают пары бензина).

Инженер-химик Инна Вознесенская (экзамен в Аяне прошел успешно!) и геолог Наташа Павлова колдуют у лаборатории. Еще в Симферополе они отработали методику, позволяющую повысить чувствительность определения иона НСО₃- в полевых условиях: нас интересуют мельчайшие изменения его содержания в воде подземных потоков. Кроме того, надо определить величину рН подземных вод, содержание в них ионов Са²⁺, Mg²⁺, Cl^-, SO₄^2- и, конечно, агрессивной углекислоты.

Для этого обычно применяется метод Гейера: в бутылку с водой насыпается порошок мрамора, проба закрывается, выносится на поверхность, взбалтывается по нескольку раз в день и анализируется через неделю. Одновременно отбирается контрольная проба, не содержащая мраморного порошка. Содержание агрессивной углекислоты определяется по разности между количествами иона НСО₃ - в обеих пробах.

Нас этот метод не устраивал. Недавно скончавшийся талантливый ученый Дмитрий Сергеевич Соколов убедительно показал, что реальные процессы растворения известняков (мрамор - это ведь тоже известняк) проходят в условиях так называемой открытой системы, при непрерывном подтоке углекислоты из воздуха. А тут мало того, что проба изолирована от окружающих условий, но еще ее выносят на поверхность, где температура намного выше, чем под землей! Поэтому мы перешли к определению величины агрессивной углекислоты прямо под землей. Больше 240 определений сделали Инна и Наташа в этих нелегких условиях!

Коля Лапин и Володя Давыдов измеряли температуру воды и воздуха в каждой точке исследований, а их около ста... Тут же были отобраны пробы воды и воздуха на полный лабораторный анализ. Вынести их целыми на поверхность - невероятно трудная задача: надо пройти под землей больше четырех километров, преодолеть вплавь и на лодке десятки озер, спуститься с нескольких водопадов... К. тому же тюки с пробами нельзя переворачивать!

Юрий Баулин и Борис Коган составляют фотогеофизическую группу. Они веселят нас песнями, которые принимает Юрин ПИНП, и ослепляют неожиданными вспышками лампы-молнии. Но звуки танго и вальсов постепенно слабеют, вспышки бледнеют, а Наташа все чаще, чертыхаясь, разбирает полевой рН-метр... При стопроцентной влажности вся эта электроника работает ох как ненадежно...

Не меньше дел и мне с Юрой Шутовым. Надо определить точки отбора проб, описать условия отбора, замерить расход воды переносным водосливом или юрким поплавком, задокументировать пробы. Темпы движения нашей группы черепашьи - меньше 200 метров в час...

Работы 1966 года имеют принципиальное тактическое отличие от всех предыдущих исследований Красной пещеры. Прежде главные физические трудности всегда ложились на плечи вспомогательных групп, которые забрасывали для штурмового отряда снаряжение и продукты. Штурмовики налегке проходили три - пять километров и заставали готовый лагерь "с ванной, гостиной, фонтаном"... и телефоном. Сейчас не то. Методика изучения гидрохимического и газового режима пещеры требует, чтобы исследовательская группа шла первой. Хотя нас десять человек, все оборудование подземного лагеря взять с собой мы не можем. И так у нас с собой химическая лаборатория, аварийный запас продуктов, около шестидесяти бутылок для проб, сто пятьдесят батареек для электрофонариков - запас освещения на трое суток, лодки, психрометр, термометры, фотоаппаратура, ПИНП... Правда, бутылки постепенно заполняются водой и остаются в условленных местах, но зато тяжелеют рюкзаки с анализами для нашей подземной лаборатории: ее мы развернем до базового лагеря только один раз, у Бахчисарайского фонтана...

В десять часов вечера, уже после двадцатиметрового каскада, нас догоняют руководители вспомогательной группы Гена Пантюхин и Юра Корнысь. По их лицам мы видим, что у них что-то случилось. Так и есть. Лагерное снаряжение доставлено только ко второму сифону. Вспомогательная группа, составленная из молодых спелеологов Севастополя и Симферополя, выбилась из сил на первых 500 метрах, протаскивая неуклюжие упаковочные мешки через горло Шаманского и обвальные залы.

Мы поставлены в трудное положение. Прервать отбор проб нельзя. Его надо провести в максимально сжатые сроки. Остаться на развилке без теплой одежды тоже нельзя... И вот впервые за много лет я вынужден отдать жестокое распоряжение:

- Любой ценой поднимите снаряжение на каскад!

Гена переминается с ноги на ногу, хочет что-то сказать, но я отворачиваюсь и надеваю рюкзак, показывая, что разговор окончен.

- Э-эх, жизнь наша пещерная! - доносится до нас Юрин голос, и мы расстаемся...

Оставшиеся полкилометра проходим быстро. Все молчат. Сосредоточенно отбираем пробы, проделываем весь уже ставший привычным комплекс наблюдений. Вот и развилка. Пока шумит примус, мы сидим, привалившись друг к другу, не снимая гидрокостюмов. Ни теплой одежды, ни спальных мешков у нас нет...

Хлебнув горячего кофе, я внимательно смотрю на лица товарищей. Наташа раскраснелась, нос у Инны, кажется, вытянулся. Коля Лапин рассматривает потрескавшиеся от непрерывного пребывания в воде руки, порезанные об острые выступы известняка. Восемнадцатилетние Давыдов и Лукьянов привалились спинами к влажному натеку и уже спят...

- Разбудите их и не давайте друг другу спать. Проснетесь уже с радикулитом, - предупреждаю я. - Кто сможет пойти за снаряжением?

Минута молчания, и один за другим поднимаются все, даже девушки... Опять приходится принимать волевое решение. Стараюсь оценить не только общую подготовку и сегодняшнее состояние товарищей, но и то, что придется им делать завтра и послезавтра.

- Пойдут Баулин, Лихачев, Коган, Давыдов и я...

Обратно идем не с пустыми руками. К каскаду перебрасываем все накопившиеся у нас пробы воды и воздуха и проверяем старый телефонный кабель, оставленный в пещере с 1962 года. Вспомогательная группа выполнила приказ. У каскада мы встретили ребят и приняли у них семь тяжеленных тюков. Наша пятерка вернулась на развилку в пять часов утра: пришлось дважды пройти сложный маршрут от каскада до развилки, пока все вещи были доставлены в лагерь. Первый рабочий день продолжался двадцать два часа...

(Странное дело! События всегда разворачиваются в лад с общим настроением. В 1962 году все шло в унисон песенке, которую напевал Виктор Гуменюк:

Мне все равно, куда и зачем,
Лишь бы отправиться в путь...

И мы шли, открывая все новые и новые ходы, преодолевая очень серьезные трудности и опасности.
В этом году перед нами стоят более простые по технике выполнения задачи. Мы лучше оснащены, знаем, что ожидает нас на каждом участке пещеры, но Гена Пантюхин еще в лагере носился с песней:

...Как замучил меня вопрос:
Что же, что же не так, не так,
Что же не удалось?!

И нам не удалось многое...)

На следующий день, отоспавшись и придя в себя от неувязок первого дня, мы разделились на две группы. Одна ушла в левый, вторая - в правый ход. Юрий Шутов, Валерий Лихачев, Володя Давыдов и я уползли в Клоаку. Кроме всего прочего, я хотел детально осмотреть зал Каменного идола - единственную часть Красной пещеры, где мне не удалось еще побывать.

После двухчасового утомительного ползания по низким галереям Клоаки, полузатопленным водой, мы вышли к водопаду на ее дальней развилке. Вправо продолжается узкий ход, вскоре завершающийся сифоном. Влево, за узкой щелью с острыми режущими краями, пропиленной водой в древнем натеке, неожиданно начинается просторная галерея. Она то разделяется на несколько разновысотных ходов, то расширяется в зал, заваленный глыбами известняка, то превращается в высокую, но узкую щель, по которой приходится двигаться в распоре где-то на высоте двухэтажного дома.

Довольно долго пришлось задержаться перед семиметровым водопадом, пока не нащупали обход между натеками. И вот мы в зале Каменного идола. Отбираем пробы. Есть ли здесь газ? Мнения расходятся. Юра Шутов, много проработавший под землей при строительстве Ялтинского гидротоннеля, утверждает, что есть, я сомневаюсь, ребята говорят, что не чувствуют ничего.

И вдруг явственно изменилась тональность источника, выбивающегося из узкой щели между глыбами. Может, показалось? Но нет: журчание превратилось в глухой гул. Идет паводок! Когда мы подошли к водопаду, стало не по себе: место, на котором мы стояли, рассматривая стенку в поисках зацепок, затоплено на полметра. А между нами и лагерем - десятки низких полусифонов!

Никогда еще мы не передвигались с такой скоростью. Какой уж тут детальный осмотр! Непосредственная опасность нам не угрожала: мы были в верхних, никогда не затопляемых этажах. Но быть запертыми на неопределенный срок за полутора километрами Клоаки...

Фронт паводка двигался со скоростью примерно 1,6 километра в час. Мы же развили скорость до трех километров в час и обогнали его на 25 минут. Целых гидрокомбинезонов не осталось ни у кого.

В лагере все было спокойно. Наше сообщение не вызвало больших волнений: здесь нам ничто не угрожало. Но все же как пригодился бы телефон! Старая линия за четыре года вышла из строя, а новую подтянут только завтра. Лишь выйдя на поверхность, мы узнали, что паводок сослужил нам хорошую службу. Короткий грозовой дождь охватил только часть плато, примыкающую к одному подозрительному понору; вот оттуда-то вода и пришла в Клоаку. Главное же течение подземной реки питалось водой из Провала и не реагировало на осадки. Это было хорошее дополнение к нашим экспериментам с окрашиванием!

По плану нам предстояло пройти с отбором проб на химический анализ до Пятого обвального зала. Но иногда в пещерные приметы приходится верить. Что-то не так преследовало нас всю экспедицию: когда мы подошли к подпирающей Пятый сифон плотине, то увидели, что вода с журчанием переливается через каскад. Уровень ее за плотиной поднялся на 12 сантиметров. Сифон наглухо закрыт...

Пришлось отступить перед сифоном и второй, спортивной группе, которая сменила нас в базовом лагере на развилке через четыре дня. Ее главное задание - пройти в Пятый обвальный зал, организовать там лагерь и пробиться дальше, к Провалу, - осталось невыполненным. Даже почти покоренная, Красная пещера упорно сопротивлялась.

В бой были введены свежие силы - группа московских спелеологов под руководством Володи Илюхина. Два дня они долбили водосток в прочном известковом натеке, чтобы понизить уровень воды в сифоне.

Трудно сказать, что лучше: самому нырять в неизвестность или провожать товарищей и считать минуты до их возвращения? Мы сидим на каскаде и смотрим, как Виктор Шеблаков и Анатолий Никитин погружаются в предсифонное озеро и исчезают за поворотом галереи. Вот по черной зеркальной глади воды пробежала последняя волна... Пройдут ли они дальше или придется повернуть назад, как и нашим недавним предшественникам? С сифонами шутки плохи!

Прошло больше часа. Где-то глухо булькнула вода, еле заметный зайчик света прыгнул на сталактиты у нас над головой. Затем послышались тяжелые, чавкающие шаги. Идет! Еще минута, две - и перед нами предстали наши разведчики. Сквозь запотевшие очки шлемов гидрокостюмов мы не видим их лиц, и только учащенное дыхание свидетельствует о чрезмерном напряжении.

Развязана жгутовка, сняты шлемы.

- Прошли, - вместе, словно по команде, коротко бросают они. И этим сказано все.

Сейчас отдых. А завтра группа Илюхина уйдет за Пятый сифон. Завтра им предстоит преодолевать один за другим тридцать шесть натечных каскадов, высоких и низких, гладких и с острыми, режущими руки краями, целых и прорванных водой...

Завтра они, так же как и мы четыре года назад, будут искать пути обхода, подплывать к основанию водопадов, пытаться найти зацепы на зализанной водой поверхности натеков. Завтра им предстоит однообразная фотосъемка и мучительный подсчет годичных ритмов кальцитовых отложений, слагающих двухметровые каскады в дальней части пещеры. Все это будет завтра, послезавтра и еще пять дней среди неумолчного шума воды, гигантских глыб Обвального зала, под струями водопадов...

Но москвичам, как некогда и нам, не удалось найти проходимые продолжения Красной пещеры. 1700 ее таинственных метров все еще ждут своих исследователей...