Спелео

«Теоретическая спелестология»

Никитский вариант

У каждого спелестолога есть Система, что он полагает своей “спелестологической родиной” – то есть та, что персонифицируется в его сознании с пресловутым “Зовом Подземли”. Для меня это Никитские каменоломни — которые, для отличения от прочих никитских Систем ( всего их в районе села Никитское около 10 ), очевидно, правильнее называть Мартьяновские, но “Слову не прикажешь”. Тем более, что сложившаяся традиция именует их Никиты ( с антисовковым ударением на “ы” ),– То есть всё-таки отлично от прочих Систем окрестностей села Никитское Домодедовского района Московской области. Поскольку эта Система изучена мной и Никитским Кругом особенно хорошо ( как её топология, так и история ) – уместно привести несколько фрагментов из статьи, в своё время предложенной для публикации газете «Вольный Ветер». Затем Спелестологическому Ежегоднику РОСИ. Ни одно, ни другое издание не сочло её достаточно актуальной для публикации, ну и бес с ними.

Финальный месяц 1999 года подарил подмосковной спелестологии открытия, значение которых трудно переоценить: прохождение Глебом Зыряновым в прекрасно сохранившуюся систему Мартингал, увеличившее длину Никит сразу на 3,5 км, и архивное установление истинного возраста и методики разработки Никитской Системы.

До последнего времени считалось, что Никитские каменоломни – одни из древнейших в Подмосковье ; село Никитское однозначно связывалось с городом Никитском, основанным по Указу Екатерины Великой специально для добычи белого камня ( согласно легенде в дальнейшем пришедшим в упадок и “переведённом в заштат”). Ибо в знаменитом перечне подмосковных городов, имеющих собственный герб, село Никитское фигурировало, как “наследник” города Никитска с соответствующим гербом в виде скрещенных кайл на верхнем белом поле и трёх известняковых кирпичей на нижнем чёрном. И никому не приходило в голову проверить это, казавшееся неоспоримым, утверждение. Включая, к сожалению, автора данного текста – подобно попугаю, повторявшего за иными старую байку. А вот Мише Сохину – пришло. В результате чего, перелопатив в библиотеках просто неизмеримое количество геологических и исторических материалов, он выловил бесценное сообщение Г. А. Троутшольда – геолога, во второй половине прошлого века составившего геологическое описание Подмосковья, известное своей точностью и скрупулёзностью. Вот что писал в 1870 году Троутшольд о массиве, в котором ныне располагаются Никитские каменоломни ( они же – Никиты ): «Юра и горный известняк появляются ещё в значительных массах на Рожае, около деревни Никитской. На правом берегу горный известняк возвышается на 30 футов над уровнем воды ручья и почти так же развит, как в Подольске; точнее нельзя было определить напластование, так как известняк тут не выламывается.» [ Курсив мой – С. Сом. ] А это значит, что по крайней мере ДО 1870 ГОДА НИКАКИХ КАМЕНОЛОМЕН ( НИ ОТКРЫТОГО, НИ ЗАКРЫТОГО ТИПА ) В РАЙОНЕ СЕЛА НИКИТСКОГО НЕ БЫЛО.

Откуда же взялся “город Никитск”?...

После проведённой архивной работы удалось выяснить: да, действительно был. Причём в Домодедовском районе,– то есть не столь далеко от Никитского. Однако никакого отношения к современному селу с этим названием не имел. Городок был действительно основан по специальному Указу Екатерины II для добычи белого камня — известно, что Пётр I, разогнавший Приказ Каменных Дел и запретивший добычу камня в Подмосковье и иных традиционных местах его промысла, нанёс просто уничтожающий удар по традиционному белокаменному мастерству ( уж очень был озабочен царь, чтоб коль и строилось чего в России – только северная столица; в соответствии с этим все мастера были согнаны на тогдашнюю “стройку века” ). Но Москва не менее нарождающегося Питера нуждалась в строительном камне — просвещённая императрица повелела возобновить добычу камня в Подмосковье, и даже основать для этого специальную “белокаменную столицу”.

Какое-то время основанный по указу из далёкого Питера городок успешно развивался и даже давал значительное количество как строительного белого камня, так и извести — но, как это часто случалось в истории нашей страны, директивные методы дистанционного управления хозяйством продуктивными не оказались: уже при Николае I выработки пришли в упадок. Что было тому причиной – отсутствие должного мастерства у разработчиков, неправильная оценка пласта, неспособность управителей обеспечить эффективный экономический механизм разработок — гадать не имеет смысла. В результате город был “переведён в заштат”, потерял герб, статус города – и превратился в частное поместье Колычево. Теперь там село с аналогичным названием, жители которого, как водится, не имеют никакого представления о своём несостоявшемся славном прошлом.

Что же до возраста Никит, достоверно можно утверждать: часть разработок, именуемых нами “Ближней системой”, относится к концу девятнадцатого века ( они представляют собой ряды параллельных штолен, бившихся не зависимо друг от друга со склона холма, каждая вторая из которых “не дотягивается” до штрека, называемого нами Централка ); система Сетка, что развивалась взаимоперпендикулярными штреками и ортами от Централки вглубь холма, чуть моложе. Насколько – неясно.

В начале двадцатого века известный западноукраинский ресторатор Мартьянов ( купивший себе графский титул – и такое бывало ) выкупил у государства право на подземную добычу известняка в Никитском и “поставил добычу оного на широкую промышленную основу”: три четверти Никитской Системы выбиты в холме привезёнными из Подолии его рабочими под руководством немецких, специально приглашённых горных инженеров. Мартьяновские разработки ( одно из архивных именований Никит – Мартьяновские каменоломни ) обошли старые выработки справа ( система Мартингал ) и слева ( ЖБК ), сомкнулись за ними – и начали развиваться дальше, вглубь холма.

Судя по наблюдаемым фрагментам штреков и их топологии, принцип добычи камня был следующий: у края старой разработки в горизонтальной плоскости билась штольня ( штольней в горном деле называется прямая выработка, идущая непосредственно с поверхности вглубь горы ) сечением в среднем 3,5 Х 2,5 метра ( варианты: 5 Х 2 м, 3 Х 3 м ); практически сразу, в силу незначительного бокового перекрытия мергелем и глинами никитского известняка ( пласты среднего и нижнего карбона ) эта штольня начинала давать пригодный для продажи камень. Чем окупала свою дальнейшую проходку. Через каждые 10 метров, поочерёдно с левой и правой стороны штольни ( так, чтобы они не образовывали полного, обвалоопасного перекрёстка ) разрабатывались карманы орт — размерами иной раз 5 Х 7 метров. Они и давали основное количество камня. Далее штольня постепенно уходила в массив холма ( высота вскрыши от 10 м у края холма до 22 м ); соответственно, не выходящие на старые разработки орты углублялись по своим лучевым направлениям. Через какое-то время ( из длинного штрека камень вывозить дороже ) на расстоянии в 20 метров от первой штольни закладывалась аналогичная, с такими же добывающими карманами-ортами. По прохождению ортами десятиметрового удаления от центральной, транспортной штольни, в них, навстречу друг другу и параллельно центральному ходу бились соединения, образующие запасной штрек – дублирующий центральный. В открытой Глебом Зыряновым системе Мартингал можно воочию увидеть все стадии этого процесса. По мере того, как творимые Мартьяновым разработки углублялись в холм за пределы Старой системы, они расширялись – в этих местах ( очевидно, для удобного соединения рельсовых путей ), развилки выполнялись в форме трилистника, под углом в 120 градусов. ( ЖБК, район грота Зоопарк. ) Часть штреков Мартьянова, обошедших первичную выработку, выполнена с пересечениями в 60о и 120о – то есть ромбовидно ( система Дальняя ). И, опять же, со “смещёнными перекрёстками” — по этому признаку остатки мартьяновских ходов отличаются от первичных разработок, сделанных за Централкой ( система Сетка, все пересечения ходов в которой строго перпендикулярны )

Крепёж центральных штреков в мартьяновских разработках делался деревянными, заранее высушенными, осиновыми крепями толщиной около 20 см,– как правило, в форме П-образного оклада: горизонтальная поперечина на двух несущих крепях. ( Есть несколько исключений, выполненных в виде буквы “Т”. ) В широких и просторных ортах несущие крепи ставились в три, а то и в четыре ряда. Поскольку более всего впитывать влагу склонен спил дерева,– крепи же “доводились до конкретного размера” по месту установки – свежеспиленные торцы крепей промазывались смолой или дёгтем; устанавливались, соответственно, комелем вниз. Перед употреблением смола или дёготь разогревались на огне лампадок в специальных миниатюрных чугунках размером с чайную чашку,– один из них с остатками смолы на стенках в 2002 году был найден мной в свежеоткрытом участке Системы ( район Мартингал – Антисистема ).

Для освещения пользовались масляными лампадками; камень рубили с помощью целого ряда специальных приспособлений, включающих не только шестигранные кованные ломы, кайла, клинья ( деревянные и металлические ), но и инструменты, похожие на пешню с деревянной вставкой в тыльной части и круглым отверстием ( не вполне понятного назначения ) в “клюве”. Воду пили из жестяных чайников ( единственный целый экземпляр найден мной в 1981 году – практически в центре Системы ); возможно, их подогревали на лампадках или керосинках и заваривали чай. Для отдыха делались специальные скамеечки ( около двух десятков их найдено в прекрасно сохранившихся забоях/ортах ); гвозди использовались как кованные, четырёхгранные ( около 20 см длинной ), так и круглый модерн начала века 4 - 6 см: уже штампованный, но без современных насечек. Костыли, фиксировавшие рельсы на шпалах, были четырёхгранные, кованные. ( Трёх типоразмеров: 6, 8 и 10 см длины ровно – что указывает на их европейское происхождение. )

Инструмент закупался в Германии и, частично, в Варшаве ( один из типов найденных нами светильников, согласно фотоисследованию Глеба Зырянова, маркирован варшавским клеймом; два других, как и прочий находимый инструмент, имеют клеймо Лейпцига ); поскольку добыча камня, как и описанный выше крепёж штреков, осуществлялись по принятым в Европе технологиям – отсюда абсолютная топологическая и визуальная несхожесть Никит со всеми прочими каменоломнями Подмосковья. Включая отпечатки и остатки шпал на центральных, транспортных штреках: камень вывозили на специальной породы низкорослых лошадках по периодически перекладываемым железнодорожным путям . По прекращению выработки в примыкающей к Старой системе штольне рельсы ( не деревяшки с набитой по верхнему краю жестью – а самые настоящие цельнометаллические рельсы длиной около 2,5 м ) переносили на 10 метров в сторону: в штрек, сбитый из боковых орт,– таким образом использовалось не более двух, постоянно задействованных, комплектов рельс. Когда в дальних штреках стала ощущаться нехватка воздуха ( чадили лампадки, дышали рабочие и лошади; сероводород выделяли вскрывавшиеся пласты чёрной юрской гипсовой глины ), Мартьянов остановил добычу камня и велел пробить специальный прямой ход под никитским плато, выходящий для вентиляции на его другую сторону ( остатки этого вентиляционного штрека найдены и пройдены нами в марте 2000 года ); вообще об удобствах работы забота велась в соответствии со всеми, принятыми в Европе, нормами безопасности. Оно понятно — нормально организованные условия труда производительней; забота о рабочих вполне окупается. За десять лет разработок сотня мартьяновских рабочих прошла около 60 км выработки, добыв при этом, по предварительной оценке, от 500.000 до 600.000 куб.м. камня. Обломочный материал ( бут ) извлекался на поверхность и поступал на основанный в Домодедове цементно-известковый завод,– из “дельного камня” прямо под землёй изготовлялись заказываемые строителями блоки, детали барельефов и лестничные ступени ( 10 не вывезенных на поверхность ступеней – забракованных по причине откола камня – было найдено нами в разные годы как в Сетке, так в Дальней системе и в Мартингале, из чего следует вывод: подземная вытеска ступеней продолжалась в Никитах во все периоды добычи в них белого камня ). Отходов от производства практически не было. Отсюда – отсутствие в Никитах столь характерных для иных каменоломен “бутовых стенок”: если они в Никитах и есть, их назначение сугубо крепёжное и сложены они из ровных, специально обтёсанных блоков. Подогнанных столь полотно друг к другу, что вполне уместно сравнение с каменными стенами инков в Мачу-Пикчу. Одна из этих крепёжных стенок – примечательно изогнутая, и находится в ЖБК как раз у начала трилистникового “разветвления ходов”. Что до глиняно-щебневых “забутовок” — то их в Никитах также крайне мало; имеющиеся в Мартингале находятся в специальных, обшитых досками, ящиках-хранилищах объёмом около 5 - 6 м3. Возможно, эти запасы предназначались для вывоза на цементные заводы. При этом значительная часть Никитской каменоломни заполнена глиняно-щебневым материалом на высоту от реального дна каменоломни до 2,5 м — является это следствием осознанной засыпки отработанных участков “неликвидом”, или наносы эти появились в результате наводнения, однозначно сказать трудно. Возможно, и то и другое имели место в равной степени.

Долгое время считалось, что порох, как средство добычи камня, в Никитах не применялся: простая логика говорила, что от излишнего сотрясения породы и обвал случиться может, и камень ударная волна раскалывает, “абы как” – не говоря о неизбежных внутренних нарушениях его структуры ( микротрещины, каверны и прочие гостинцы от динамического удара ). Не смотря на то, что так считало абсолютное большинство никитян, эту точку зрения не разделяли несколько никитских исследователей – напримёр, первооткрыватель Мартингала Глеб Зырянов, а также Фёдор Николаев [ де’FёDor ] и Саша Иммис [ Мичман ]: они полагали, что с помощью пороха проходили “некоммерческие” пласты белого камня и включения сопутствующих пород. Например, мергели, лёсс и глину. В 2003 году Хмырь [ Данилов Иван ] убедительно доказал, что-таки мартьяновские инженеры применяли горный порох для добычи “дельного камня” – специального сорта, не создающего взрывной волной резкого динамического напряжения, способствующего возникновению микротрещин в породе. “Белый горный порох Виннера”, производимый в России в конце XIX - начале ХХ века специально для горно-добывающих работ – жестянки из-под которого были обнаружены нами в ЖБК и Мартингале – вполне отвечал этим требованиям.

Конечно, добыча камня специальным сортом пороха идёт много быстрее ( да и технически легче ), чем традиционным ударно-гидродинамическим,– когда в камне сверлятся отверстия, затем туда вставляются деревянные клинья, которые поливаются водой, пока не разбухают; после плита выкалывается из массива… Доход от добычи камня был изряден ( как и заработки рабочих ): дома в селе были добротными, само село в эти годы построило прекрасную белокаменную церковь ( откуда шёл камень – понятно ). На доходы от продажи камня Мартьянов выстроил на холме ( чуть в стороне от разработок: “на всякий случай” ) большую красивую усадьбу. Тоже в весьма выгодной ландшафтной точке,– то есть село Никитское в те годы смотрелось весьма привлекательно: один холм венчала устремляющаяся в высь белокаменная церковь; другой – колонны усадьбы, построенной в псевдоклассическом стиле. Холм под церковью опоясывали сельские дома; холм, в которым велись разработки, укрывала зелёная шапка леса.

Известно, что река Рожайка, огибающая Никитское плато, в той точке, где выходили вентиляционные штреки ( к первому, судя по остаткам входов, в процессе разработок было прибавлено несколько новых и часть камня извлекалась через них ), урезом воды всего на метр “не доставала” до этих входов. Для защиты от весенних паводков по указанию инженеров были сооружены небольшие дамбы ( их каменные остатки видны и сейчас ); плотина с мельницей также была предназначена для регулирования уровня речной воды. Часть добытого камня сплавлялась весной водным путём ( Рожайка – Пахра – Ока – и далее ),– часть на телегах доставлялась окрестным и московским заказчикам. В отличие от прочих подмосковных разработок, добыча камня велась профессионалами круглый год; для вывоза камня Мартьянов ( точнее – его рабочие под руководством инженеров ) замостили “отхожим бутом” несколько дорог. То есть это было абсолютно безотходное производство – в соответствии с канонами европейского горного дела. И безусловно прибыльное.

В 1913 году процветающий промысел остановило наводнение, случившееся во время небывало высокого весеннего паводка. Перекрытая валом воды, одна из дамб рухнула — вода прорвалась внутрь Системы. Некоторое время рабочие и инженеры боролись за то, чтоб сохранить хотя бы часть каменоломни – взрывали ходы, через которые в Систему заливалась вода ( многочисленные жестянки из-под “белого горного пороха Виннера”, как и остатки бикфордовых шнуров найдены нами в этих местах ),– перегораживали бутом и засыпали щебнем часть проходов...

Надо отдать должное организаторам этого подземно-водяного сопротивления: из Системы удалось вынести всё ценное “железо”, включая рельсовые пути, и при этом мы не нашли под вскрываемыми завалами ни одного костяка – то есть без смертных случаев обошлось. Но стихия взяла своё: после столь катастрофических событий охотников продолжать подземную добычу белого камня в Никитском не нашлось. Да и сама Система после многочисленных рукотворных и вызванных напором воды обвалов стала больше походить не на искусственную подземную выработку — на естественный гравитационно-нивальный лабиринт, пересечённый к тому же тектоническими трещинами с достаточно развитой сталактитовой драпировкой.

Конечно, Домодедовский горком, “приложивший под руководством ГБ свою взрывную руку” к формированию ландшафта любимой нами Системы, не менее давнего наводнения ответственен за её современную спортивную категорию — в соответствии с принятой в официальной спелеологии тарификацией оценивающейся, как 2-А [ перепад высот 22 метра – то есть относительно уровня “исторического пола” +18 и –4 метра; суммарная длина сложнейшего и труднопроходимого лабиринта на 2004 год около 17,5 км ].

Последние топологические исследования Никитской Системы и открытие Сашей Иммис [ Мичман ] ещё одной системы Никит – Зазеркалья – убедительно показывают: как бы ни взрывали власти ( или их спелеоприспешники ) Периметр нашей Системы, приложив вполне оцениваемые усилия, вполне реально пройти из Никит как в Ебазар, так и в соседнюю Редькинскую Систему.

По крайней мере, попытки эти следует предпринимать до тех пор, пока линия не тронутого разработчиками монолита не только не сомкнётся в единый периметр Системы – в этом периметре “от старого пола до нового свода” не останется никаких, подходящих для раскопок, мест. Типа тектонических трещин или горизонтальных расслоений породы. А также древних карстовых коллекторов, заполненных глиной в позднее время. И если к идее воссоединения Ебазара и Никит я, как и многие современные никитяне, отношусь крайне отрицательно — то соединение Никит с Редькинскими каменоломнями может дать более, чем двукратное приращение суммарной длины нашего лабиринта.

Примерно столько же может дать и прохождение нескольких завалов на правой границе Мартингала – то есть завалов, разделяющих Мартингал и недоступную в наше время с поверхности Систему Звёздочка. Что разрабатывалась Мартьяновым одновременно с Мартингалом. И судя по всему, как минимум в четырёх местах соединялась с ним.