Спелео

«Теоретическая спелестология»

Традиционная преамбула

Моим Учителям – Н. К. Клаан, В. Г. Попову, Л. Н. Жданову, и А. И. Морозову, с любовью и благодарностью за судьбу.

«Спелестология — изучение ( посещение ) пещер антропогенного происхождения. Образовано от латинского spelaeum: пещера + sto: стоять, пребывать, находиться + logium: архив, знание. Также спелестология – неспешное, спокойное пребывание в пещере.» «Современная Британская Энциклопедия», Оксфорд, 2000.

Со стороны может показаться, что спелестология тесно связана с ДИГГЕРСТВОМ – то есть посещением действующих городских подземных коммуникаций. В какой-то мере это так – ибо ясно: все ( или почти все ), кто в детском возрасте услышал Зов Подземли, прошли через это увлечение. В то же время меж пропагандируемым наивными журналистами диггерством и спелестологией имеется некоторое различие. Заключающееся в том, что выше выделено мной курсивом: спелестологи посещают и изучают заброшенные, потерянные человечеством искусственные подземные сооружения – не использующиеся в настоящее время, погребённые или скрытые в силу исторических обстоятельств. Изучение это касается не только их поиска и картографии — в брошенных каменоломнях с большим успехом, чем в естественных пещерах, можно заниматься биоритмологическими, эниологическими или спелеотерапевтическими экспериментами и исследованиями,– в конце концов, многие спелестологи приходят под землю просто для того, чтобы там жить. Пусть недолгое время ночи с пятницы на понедельник,– пусть под познанием Мира подразумевают лишь самого себя и свои личные ощущения,– но кто сказал, что очувствовать себя не значит познать какую-то часть этого Мира? Причём часть, для многих из нас являющуюся важнейшей.

Конечно, никакого чётко выраженного «географического ареала» у спелестологического объекта быть не может по определению. Любое заброшенное подземное архитектурное сооружение, любая потерянная или оставленная разработчиками горная выработка,– древний пещерный храм, тайный подземный ход могут быть предметом изучения спелестолога — вне какой бы то ни было связи с местом нахождения. Что в городе, что на природе. Проведение спелеонавтического эксперимента-исследования в равной мере возможно в бункере ГО в ста метрах под городской мостовой, в заброшенной каменоломне и в естественной пещере. Или в монастырской Печере. Топосъёмка потерянной каменоломни с обвалоопасными участками может быть необходима пользователю поверхности вне зависимости от того, как эта поверхность используется: в качестве участка застройки, автобана или колхозного поля.

Диггер посещает действующие коллектора, тоннели метро, ливневые стоки и прочие объекты горкомхоза, у которых во все времена были вполне компетентные хозяева и надобности в непрофессиональном «изучении» коих прикалывающимися любителями, на первый взгляд, нет решительно никакой. Конечно, это только на первый – потому как мы живём в социально загаженном мире и честные исследователи действующих городских подземных окоёмов порой оказывают социуму немаловажные услуги – что в экологическом отношении, что в ситуациях, когда любящая чрезмерную секретность, но никак не граждан своей страны власть замышляет очередную подземную пакость... Поскольку моё повествование о другом, разбирать подробно деятельность как диггеров-героев, так и антигероев этого жанра мы не будем — остановимся на поведанном отличии/размежевании: диггеры исследуют функционирующую городскую подземную среду, спелестологи – заброшенную. Иногда эта чёткая с виду грань стирается, ибо любой действующий подземный объект не только имеет своих списанных в расход исторических двойников и какие-то потерянные, выведенные из функционирования, части – может быть полностью выведен из оборота, в одночасье «перейдя от диггеров к спелестологам». Равно наоборот: заброшенная подземная полость может вызвать нешуточный интерес власти или руководства какого-либо промышленного производства, воровато-бандитской структуры ( разница в принципе не велика ), возжелавших под видом «организованного туризма» отмыть деньги в открытой и обустроенной спелестологами каменоломне ( применить её в качестве склада, могильника, отстойника, свалки, etc. ) – и тогда…

В монографии «Катакомбный Мэйнстрим» я достаточно подробно описываю историю отечественной спелестологии. Поскольку данное моё повествование направлено на теоретические основы наших подземных деяний, скажу кратко: история спелестологии и спелеологии в нашей стране не просто весьма драматична ( это расхожее выражение, по сути, не передаёт ничего ) — судьбы как ведущих исследователей Мира Подземли, так и целых направлений спелестологии и спелеологии представляли собой непрерывную череду конфликтов с властью. Вызванных, в лучшем случае, пренебрежительным отношением «государевых слуг» к тому, что скрывается у них под ногами. Но это – в лучшем случае. Об ином говорить не просто больно. Достаточно сказать, что И. Сталин принял в 1947 году специальный Указ, запретивший несанкционированное посещение заброшенных каменоломен, рудников, шахт, пещерных храмов, городов и прочих подземных полостей; во исполнение этого параноидального Указа в 1947 ? 1953 гг. сапeрные части НКВД взорвали большинство из известных на то время каменоломен и подземных храмов. В 1949 году Указ был дополнен не менее шизофреническим «Законом о Недрах», начинался который с примечательной фразы: «Все недра нашей страны принадлежат государству…». И если с хрущёвской оттепелью запрещать далее спелеологию стало просто-напросто невозможно, и в отношении оной действие Указа и Закона было приостановлено — то относительно спелестологии погромные настроения власти держались до самого распада СССР. В 1974 году последовала очередная волна уничтожений входов во вновь вскрытые спелестологами рукотворные пещеры ( одни заливались бетоном, другие взрывались ) лидерам спелестологии КГБ устраивал невесёлую жизнь,– до открытых судилищ не дошло потому, что кто-то из чиновников всё-таки сообразил: судить людей только за то, что они имеют интерес к изучению пещер — слишком сильно. Однако последние взрывы входов в подмосковную Никитскую пещеру-каменоломню КГБ произвёл под занавес своего существования: 10 декабря 1986 года, в Международный День Защиты Прав Человека. Такое вот не случайное совпадение… В свете этого заигрывание некоторых московских диггеров с властью представляется большинству спелестологов не просто аморальным.

Но оставим на время историю. Прежде чем продолжить повествование, перейдём к иным терминам, представляющимися мне достаточно важными в свете того, о чём собираюсь поведать дальше.

Словесная синестезия – штука весьма изящная. Происходящая от мамы-гиперболы и тёти-метафоры. Ну и, конечно, от того, что некие понятия в нашей жизни со временем утрачивают свой исходный смысл ( слово выходит из оборота – переносный же его смысл в употреблении остаётся ). Как пишущий человек, не могу не отвесить литературный поклон в адрес безвестных изобретателей «ножек стола», «полей шляпы», «носа корабля» и так далее – приглядитесь внимательно, сколь богат наш язык всевозможными аллюзиями и ассоциативными заимствованиями,– зачастую произведёнными от иноязычных слов и при этом существенно изменившими свою вокабулу: «дрёма» и «дремать» означают по-русски совсем не тоже самое, что их английские предшественники,– как и понятия «кемарить», «кайф» и «грёзы» . Тем не менее, есть слова, с обиходно-переносным смыслом которых, подменяющим их истинное значение, приходится — И НУЖНО – бороться. По крайней мере в ситуации, когда профессиональный язык требует максимальной чистоты и точности.

Одна из таких пар – КАМЕНОЛОМНЯ и КАТАКОМБА

Слова, в свете всего, что я буду излагать дальше, настолько важные – что не остановиться на разборе их подлинного смысла нельзя. Вначале о наиболее расхожем в журналистских кругах и в среде неофитов термине КАТАКОМБА. Наиболее бредовое определение этого понятия приводится в Большом Советском Энциклопедическом Словаре,– естественно, мы его рассматривать не будем. А попробуем разобраться по сути.

В изначальном переводе с латинского первоисточника ( в основе которого, как и в слове пещера – speleon – лежит греческое слово-понятие ) catacomba означало подземная гробница. Собственно, латиняне, построившие немало катакомб – массовых подземных захоронений, наиболее известны из которых Римские – так это слово и употребляли. Однако в Средние века термин стали распространять на всё, как-либо скрытое, погребённое, тайное,– недоступное внешнему взору. Отсюда: катакомбная церковь. Но!!! Первоначально-то слово означало именно погребение человеческих останков,– причём не изолированное, в виде склепа – а систему специально вырытых подземных ходов с боковыми камерами, где и производились захоронения: очевидно, в силу понятия о Подземле, как о царстве мёртвых – воспринимаемом со времён шаманских мезолитических представлений в виде некой виртуальной ( говоря современным языком ) подземной полости, пещеры. Отсюда дантовы образы Ада. Аналогичным образом хоронили умерших ещё древние египтяне; то, что в римских катакомбах собирались для своих молений христиане в эпоху гонений на христианскую церковь – не более, чем религиозный вариант подпольного ( во всех смыслах этого слова ) движения. Точно также в старинных склепах, захоронениях и заброшенных каменоломнях во все века скрывались от власти преступники и прочие маргинальные элементы – включая представителей политической и религиозной оппозиции

Следует заметить: античные катакомбы строились точно по тем же строительно-техническим рецептам, что тогдашние рудники и каменоломни — то есть с соблюдением крепежа сводов, достаточной шириной проходов, системами вентиляции и водоудаления,– внимание своим мёртвым наши отдалённые предки оказывали не меньшее, чем живым. Чего не скажешь о современных борзописцах – у которых отношение к нам, как к мёртвым. Ибо для не вполне образованных людей идиоматическое выражение подменило исходный смысл понятия — и поди объясни журналистским даунам, что, называя наши каменоломни катакомбами, они заживо хоронят всех нас!.. В отличие от чисто подземного термина «катакомба» слово КАМЕНОЛОМНЯ означает лишь место добычи, или ломки, камня. Соответственно, может быть открытого ( карьерного ) типа или закрытого, в виде системы подземных ходов. Русскоязычная неразделимость наименования этих двух принципиально разных систем добычи камня произошла от того, что многие каменоломни изначально открытого типа по мере своей разработки превращались в выработки закрытые. Так что для именования подземных пространств слово каменоломня, может, и необходимое – но явно не достаточное. Кстати, знаменитые Одесские каменоломни в строгом смысле каменоломнями не являются: камень в них не ломался, а выпиливался. Но так как специального общего слова-понятия для обозначения системы искусственных подземных ходов или помещений в русском языке нет, приходится пользоваться этим. Или заменять его общим спелеоклассификационным понятием искусственная подземная полость. Что, конечно, в разговорной речи удобно не более, чем пещера антропогенного происхождения: не говоря о том, что просто масса подземных полостей по сути своей не является чисто искусственными или чисто конкретно естественными – языку, как известно не прикажешь. Неудобоваримое сочетание из трёх слов он неизбежно заменит каким-нибудь удалым эфмеризмом типа катакомба – и придётся изобретать новые слова и растолковывать значения. А потому попробуем разобраться, какого же типа по своей сути бывают искусственные подземные сооружения антропогенного происхождения – чтоб в дальнейшем общении хотя бы правильно понимать друг друга.

Термин ГОРНАЯ ВЫРАБОТКА в геологии считается аналогом слова «каменоломня» в его исключительно подземном значении и подразумевает подземную искусственную полость, объём которой возник не как цель разработчиков, а в виде отхода от добычи некого полезного ископаемого ( угля, руды, нефти, глины, горючих сланцев, самоцветов, соли или строительного камня – не важно ). Да вот неувязка: многие спелестологи не жалуют этот термин потому, что в повседневной речи под словом “гора” мы всё-таки подразумеваем именно горы. Любимые нами каменоломни, как правило, расположены во вполне равнинной местности. Так что с одним из фундаментальных понятий спелестологии получается вполне по Ерофееву: «место есть, а слова нету».

В 1991 году екатеринбургский исследователь искусственных пещер В. М. Слукин ввёл понятие ТЕРРАТЕКТУРА; этим словом он предложил называть подземные рукотворные пустоты, объём которых возник именно как главная цель разработчиков. Под это определение, без сомнения, попадают все подземные захоронения типа склепов и катакомб, подземные храмы, пещерные города, коммуникационные ходы, водопроводы, коллекторы, туннели, тайники, схроны,– etc. Приживётся-ли оно в спелеосреде – покажет будущее. Мне лично представляется, что для разговорного языка ( в отличие от научного ) это словообразование не вполне подходит. Тем не менее в точности ему не откажешь. Как, впрочем, и его “почти русскоязычному” филологическому конкуренту – подземное архитектурное сооружение ( ПАС ).

КОНСТРУКЦИОННОЙ ПОЛОСТЬЮ ( по моему достаточно давнему предложению,– кстати, разделяемому В. Н. Дублянским ) следует называть тайные ходы в пирамидах, гробницах, курганных склепах, стенах замков и крепостей – частично подземного, частично надземного расположения относительно уровня местности, но так или иначе скрытые от дневного света или выполняющие тайные функции – что приближает их к классу подземных ходов и схронов. Так же к конструкционным полостям относятся подземные сооружения, которые строились открытым способом, в виде котлована – затем созданная Система засыпалась грунтом. ( Пример: подвалы домов, неглубокого залегания тоннели метро и подземные переходы, сооружаемые открытым способом с поверхности. ) Ясно, что подобного рода полуподземные пустоты спелестологи своим вниманием не обходят – при условии их исторической потерянности, конечно.

Полостью СТИХИЙНО-АНТРОПОГЕННОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ (САП) по моему мнению могут являться руины домов с погребённой подземной частью ( как спасатель, заявляю: это объекты более, чем пристального внимания спелестологов – пусть и вынужденного ),– проявления техногенного карста, всевозможные подземные пустоты и обрушения, возникшие по вине безрассудной хозяйственной деятельности человека ( прорыв горячих иль сточных агрессивных вод, обрушения древних подземных ходов и помещений, повлекшие образование над ними новых пустот ).

ЕСТЕСТВЕННАЯ ПЕЩЕРА, в которой в течение какого-то времени обитали люди, несёт на себе явные признаки антропогенного вмешательства в её топологию и ландшафтные формы ( перепланировка подземного пространства, вымостка полов, роспись и барельефная обработка стен, устройство очагов, алтарей, святилищ и защитных стен),– то есть не смотря на изначально естественное происхождение, такая пещера в значительной мере является антропогенной. С другой стороны, в спелестологическом плане нам не может не быть интересен пещерный быт наших предков, особенности их мышления, складывающиеся в результате “пещерного бытия” и взаимодействия “Человек-Пещера”.

Эти пять разновидностей подземных ( и полуподземных ) полостей антропогенного типа служат предметом изучения СПЕЛЕСТОЛОГИИ, как науки; при том сами они в географическом и историческом смысле являются центрами кристаллизации спелестологического этноса. Ибо посещающих и исследующих искусственные подземные полости – не единицы, не десятки, и не сотни человек — тысячи. И избранный нами жанр жизни ( именно так, без доли патетики или иронии ) провоцирует не только некий, отличный от прочих социальных кругов, стиль общения, имидж, профессионально-слэнговый язык,– научные, игровые, технические и творческие интересы ( выражающиеся в проведении подземных изысканий и исследований самой широкой направленности – от конкретно-прикладных, геофизических, технических и топологических до биологических, медицинских, психологических и эзотерических,– творении нового технического оснащения, необходимого для исследования подземных полостей, создания стихов, песен, прозы, анекдотов, мифов и баек, спелестологических газет, журналов и соответствующих интернетных сайтов ),– этот жанр жизни диктует всем нам достаточно специфическое отношение к таким философским понятиям, как Вселенная, Жизнь и Вера.

Потому что если рассуждать о сути спелестологии, нетрудно увидеть: понятие это в высшей степени синкретическое. Подобно геологии, неотделимой от полевых исследований-экспедиций, спелестология не мыслима вне обширного спелеотуристического социума, сложившегося в годы хрущёвской оттепели на базе воскресного посещения не столь далёких от города искусственных пещер-каменоломен. И, коль говорить о синкретичности, в спелестологии удивительно гармонично сочетаются современная и историческая спелеомифология, туристическое посещение пещер и проведение в них достаточно сложных и кропотливых исследований ( спектр которых, как уже говорилось, весьма широк ); геологическое изучение пластов, в которых наши предки создавали искусственные пещеры, не отделимо от исторического, социального, психологического и религиозного изучения их быта; спелеомедицинские и биологические исследования, проводимые в искусственных пещерах, сплетаются с изучением наблюдаемых под землёй САЯ – спелеоаномальных явлений – и становящихся всё более актуальными спелеоэкологических проблем. И поскольку провести реальную границу меж искусственной и естественной Подземлёй, по-видимому, в принципе невозможно – целью же спелестологии, по большому счёту, является изучение взаимодействия Человек/Подземля – естественные пещеры также могут быть объектом спелестологического интереса. Как в историческом плане ( древние стоянки людей и пещерные храмы ), так и в современном: ибо взаимодействие “Человек/Подземля” что в искусственных, что в естественных пещерах осуществляется по одним и тем же законам. И, как уже было сказано, действующий или строящийся подземный объект, на данной фазе представляющий интерес лишь для диггеров, в случае своего выведения из строя становится спелестологическим объектом. Брошенные бомбоубежища и бункера, тоннели, туннели, рудники и шахты, подземные и пещерные города, каменоломни и храмы, ускорители, места проведения подземных ядерных взрывов и прочие явления терратектуры столь же интересны и важны в спелестологическом смысле, как их двойники, находящиеся в эксплуатации; в конструкционно-топологическом аспекте я вообще не смог бы оценить спелестологическую разницу меж подземным объектом действующим – и заброшенным. «Перегородки не достают до небес — и не проникают под землю.»

Немаловажная особенность спелестологии: как в любой молодой науке, открытие в ней может сделать практически любой человек, вне зависимости от своего образовательного ценза или конкретного подземного опыта. Ибо даже впервые пришедший в пещеру может найти неведомое до того никому её продолжение; вскрыв завал, обнаружить новый красивейший грот,– найти неизвестный подземный храм, вскрыть потерянную каменоломню, сделать их точное описание, включающее фото-и видеосъёмку; найти в архивах и подшивках старых газет уникальное свидетельство, обнаружить в этнографической экспедиции неизвестное до того подземное предание, миф,– провести спелеонавтическое Пребывание и описать новый, замеченный им психологический или физиологический эффект, новый тип САЯ, неизвестных до того представителей спелеофлоры или спелеофауны,— и т.д., и т. п. Мало того: отсутствие культивируемых традиционными научными школами клише и постоянный приток неофитов не позволяет даже известным спелестологам с двадцати- и сорокалетним стажем изучения Подземли замыкаться в своих теориях и взглядах — что ( вкупе с самодостаточным творческим этносом, органично включающем культуру современного андеграунда ) делает спелестологию необычайно интересным занятием.

Иллюстрация к сказанному: в средине девяностых годов вчерашняя школьница, а ныне сотрудница Диканьского учебно-воспитательного комплекса ( находящегося в той самой Диканьке, воспетой Гоголем и, казалось бы, прекрасно изученной краеведами ) Наташа Педык заинтересовалась некими провалами в урочище Парасоцкий лес несколько километров от Диканьки, называемых в народе Волчьими ямами. В результате был открыт никому до того неизвестный подземный храмовый комплекс. Интереса к которому по его открытии местные краеведы, как и археологи, не проявили. Украинские спелестологи вообще не подозревали об его существовании,– им и в головы не приходило поискать какие-либо полости в столь тщательно изученном месте. Судя по публикациям в прессе, даже после открытия Наташи они не соизволили шевельнуться — в результате чего она ( с точки зрения маститых спелестологов – самая обыкновенная чайница ) собственноручно провела не только необходимые исследования открытого комплекса, включающие необходимые обмеры и фотографирование, но и кропотливый архивный поиск. Причём не только в Полтавских, но и в Питерских архивах. Ей-богу: если б в спелестологии существовали какие учёные степени, работа Наташи вполне тянула бы на докторскую диссертацию.

В историческом плане термин “спелестология” восходит к началу семидесятых годов, но подлинное распространение в России получил лишь в восьмидесятые годы прошлого века: когда исследователи искусственных пещер почувствовали на своей шкуре “любовь и заботу власти” и были вынуждены откреститься от слова “спелеология”, узурпированного официальными спелеоспортивными структурами. Тогда же в нашей стране получил распространение термин СПЕЛЕОНАВТИКА – то есть пребывание под землёй, не имеющее отношения к спортивным достижениям и рекордам. Термин этот предложил в начале шестидесятых Мишель Сифр – но, опять же, прижился он у нас лишь после того, как вожди официальной спелеологии подвергли основательной прополке все её направления, что не вмещались под их спортивными касками — и тем, кто приходил под землю не ради рекордов, а ради занятий наукой или простого пребывания в Мире Подземли, стало морально чуждо именоваться официально-казённым термином. Кстати, ничего уже от слова логос в себе не оставившего: ибо изучением возникновения и развития карста занимается академическая наука КАРСТОВЕДЕНИЕ; посещаемые спелеологами пещеры – лишь частный случай средь многообразия карстовых процессов и явлений. Прочие же ( некарстовые ) типы пещер профессионально изучаются гляциологами, вулканологами, гидрогеологами,– etc. Как и всевозможные формы кристаллических образований, встречающиеся под землёй, профессионально изучаются геологами, минералогами, петрографами – и по сути представляют собой столь же частный случай от общего распространения в природе, как карстовые пещеры средь сонма иных проявлений карста или подземных полостей. Ясно: спортсмен-любитель, пару раз за год по приколу выезжающий на откровенно спортивное посещение пещеры ( как правило, множество раз уже пройденной и описанной его предшественниками ), может именоваться спелеологом [ то есть учёным, исследующим пещеры ] с той же точностью, что альпинист – геоморфологом. Или географом.

В современном мире спортивно-туристическое посещение пещер без лишнего пафоса именуется кейвингом — подразделяющимся, в зависимости от преобладания туристического или спортивного начала, а также “вертикальной”, “горизонтальной”, спелеоподводной или научной составляющей на спелеотуризм, спелестологию, спелеонавтику, спелеодайвинг и спелеоспорт. Соответственно, спелестология и спелеонавтика включают в себя такие технические понятия, как спелеофотография, спелеовидеосъемка, спелеотопология, спелеотерапия, спелеобиология, спелеогеофизика, спелеоэниология – и прочие разновидности наук и досуговых практик, имеющих отношение к нашему познанию и восприятию Подземного мира. Как представляется мне, эта таксономическая система гораздо точнее передаёт нынешнюю суть того, что столетие назад начиналось, как действительно научное изучение пещер – и таковым было как по сути, так по форме своей во времена Ривьера, Мартеля и Кастере.

И, раз уж речь зашла о столь важных терминах – понятия СПЕЛЕСТОЛОГИЯ и СПЕЛЕОНАВТИКА в современном кейвинге означают практически одно и то же: спелестолог в переводе с латыни значит почти то же самое, что в переводе с греческого спелеонавт, то есть “пещерный мореплаватель”,– причём термин “спелестолог” много точнее предложенного Сифром “спелеонавта”. В английском языке в последние годы стал популярен также термин “кэйвлайвинг” ( сходный по этимологии с “кэйвдайвингом”, то есть изучением подводных и обводнённых пещер ) – на русский язык переводящийся, как “подземожительство”. Как представляется мне, он ещё точнее передаёт объединённую суть спелестологии и спелеонавтики.

Синестезия этих понятий произошла оттого, что исследователи каменоломен, в отличие от “вертикально ориентированных спелеоспортсменов”, изначально ставили своей целью не стремительное достижение некого максимально глубокого дна пещеры ( с не менее стремительным последующим вылетом на поверхность, к ясну небушку – потому что кратки сроки экспедиционного пребывания “вдали от Москвы”, а успеть нужно многое ), а своё постоянное пребывание в зачастую конкретной, наиболее любимой каменоломне. Ментально произошедшее от “походов выходного дня” начала шестидесятых, когда под землю – в находящиеся весьма близко от Москвы ( или Одессы, Самары, Питера ) пещеры-каменоломни уходили лишь ради того, чтоб отдохнуть-оторваться от города. А потому как не мыслилось спелеовыхода без ночёвки под землёй – так полагалось очевидным, что возвращение в город определяется не достижением некого самого дальнего от входа тупика исследуемой полости – а вечером воскресного дня. Последней идущей в город электричкой, последним поездом метро или автобусом.

Отсюда любовь многих спелестологов к определённой пещере, как к любимому месту отдыха,– в какие бы экспедиции они ни отправлялись, какие бы новые полости ни вскрывали — неизбежно следует возвращение в Систему, что полагается Домом. У кого-то это первая в жизни каменоломня ( та, которая произвела при первом знакомстве/визите ощущение, именуемое Зовом Подземли ); у других – выбранная/открытая в достаточно зрелом спелеовозрасте, но ставшая самой любимой. Вобравшая-воплотившая в себя этот Зов.

Первой моей Системой была подмосковная каменоломня Силикаты, которую я посетил под руководством своих родителей и будущего лидера российской спелеологии Саши Морозова в возрасте четырёх лет. Она позвала-околдовала на всю оставшуюся жизнь,– но притянула не к себе, а к Подземле вообще. Не в силах противиться Зову, “за отсутствием достойной альтернативы” с восьми до четырнадцати лет диггерствовал по московским коллекторам и подвалам

Потом случилась поездка в горный Крым, на плато Чатыр-Даг. В тамошние вертикальные дыры. Затем старшие товарищи по SCO открыли мне Никитскую Систему. С первого посещения которой ( тогда мне едва исполнилось 17 лет ) понял: здесь мой Подземный Дом, здесь моё спелеосердце [ да простит Читатель эти торжественные слова ]. Какое-то время удавалось совмещать поездки в вертикальные пещеры Средней Азии, Кавказа и Крыма, изучение гипсовых лабиринтов Подолии, гляциопещер кавказских ледников, вулканических камчатских – и то, что теперь вполне официально называется спелестологией. То есть поиск, вскрытие и изучение рукотворных заброшенных подземелий и социально-творческое бытиё в оных

К 1984 году понял: Подземный Мир столь велик и не исчерпаем, что охватить все его воплощения не хватит человеческой жизни. И поскольку к тому времени спелеонавтика – точнее, её биоритмическая составляющая всецело захватила меня, от покорения-исследования вертикальных пещер пришлось отказаться. Даже поверхностный анализ ясно говорил: любой спелеонавтический эксперимент, любое серьёзное научное пребывание под землёй в подмосковных пещерах-каменоломнях организовать/провести в сотни раз удобнее и дешевле, чем в удалённых от столицы вертикальных спелеоокоёмах. И так как спелестология и спелеонавтика не только не противоречили друг другу – мало того: выяснилось, что в некотором роде это одно и то же — всецело отдался подмосковным и старицким искусственным пещерам.

В 1980 - 1982 гг. работал прибористом вначале на кафедре Нормальной Физиологии в Первом медицинском институте, затем в Межкафедральной Лаборатории МОГИФКа. [ Московский Областной Институт Физической культуры, находится в Малаховке. ] Тогдашнее руководство страны уделяло нешуточное внимание победам наших спортсменов на международных соревнованиях; соответственно, деньги на исследования отпускались адекватные поставленным задачам. Мы исследовали биоритмы человеческого организма ( месячные и суточные, учёт которых позволил бы повысить эффективность тренировок и приём стимулирующих препаратов ), а также физиологическую и психологическую адаптацию спортсменов к смене часовых поясов. Тематика моей работы была – физиологические и биоритмические исследования при проведении спелеонавтических Пребываний в подмосковных каменоломнях.

Поскольку основные принципы спелеонавтических подземных исследований ( тем более – в рукотворных пещерах, посещение которых официальная советская спелеология приравнивала в лучшем случае к “психическому вывиху” ) полностью противоречили Основным Принципам Официальной Советской Спортивной Спелеологии, летом 1982 года, после получения руководством института “подмётного письмеца” из Московской спелеокомиссии, попытка “официальной спелеонавтической работы” накрылась медным тазом. Таковы были печальные спелеореалии нашей страны тех лет

С тех пор моя трудовая книжка не имела никакого отношения к избранному жанру подземной жизни. Однако даже в условиях “научного подполья” мне удалось организовать и провести около 20 подземных Пребываний – одиночных и групповых, изолированных и свободно-открытых ( с экспедициями посещения, коль это не противоречило заявленным целям Пребывания ). Много это или мало — судить не мне. Мой личный самый длительный срок одиночного подземного Пребывания – 91 день. Это, конечно, много меньше, чем сроки Пребываний Мишеля Сифра – и тем более, Милутина Велковича ( Велкович провёл в запечатанной с поверхности пещере Самар 463 дня, то есть полтора года ). Но за рекордами я никогда не гнался. Ибо, по моему мнению, спорт и Подземля — понятия катахрезические. И “вместе им не сойтись”.

Одним из результатов моей спелестологической деятельности стало существование Никитского Круга – вольно-творческого спелестологического объединения, возникшего на базе Никитской пещеры. Сейчас он объединяет около 200 человек; “официальной крышей” Никитского Круга является учреждённое нами в средине девяностых годов РОСС – Российское Общество Спелестологии и Спелеонавтики. Никитский Круг уже более 20 лет проводит спелеологические и спелестологические экспедиции ( ареал которых давно выплеснулся за географические границы бывшего СССР ); в Никитском Кругу издаётся своя газета ( во все времена – подпольная, творящаяся только в одном экземпляре ),– пишутся стихи и песни, спелеопроза,– организуются подземные Пребывания и спелеопраздники.

Никитский Круг – круг равноприближенных к центру творческих спелеоличностей. В котором нет принципиальной разницы меж теми, кому до двадцати – и теми, кому за сорок; кто погружается под землю ради решения какой-то научной проблемы – и теми, кому поход в пещеру лишь повод для написания нового стихотворения, песни. Иль вожделенный праздник общения с друзьями. Потому что не паспортный возраст, национальность, религия или образовательный ценз определяют наше отношение к Подземле.

Наверное, открытие в Старицком районе грандиозной пещеры КА2, новых спелеорайонов на Западном Тянь-Шане и Северном Кавказе, проведённые под землёй эниологические и биоритмологические исследования – тоже результат. Как результат – вскрытие десятка “потерянных” каменоломен и устроенные под землёй выступления поэтов, бардов и рок-музыкантов. А также организованные “на поверхности” спелестологические конференции и слёты – самый значительный из которых проводится каждый год в последнее воскресенье июня в лесу над Системой Никитская в память о погибшем в этой пещере спелестологе Викторе Шагале. Возможно, достаточно весомый результат – моя работа в качестве подземного спасателя. Судьбе было угодно распорядиться так, что за двадцать пять лет этого рода деятельности у меня не случилось ни одной осечки: всем потерявшимся под землёй была оказана должная помощь. И вовремя.

Безусловный результат – опубликованные как в Интернете, так в газетно-журнальной периодике научные и популярные статьи по спелестологической тематике. Общим числом, кажется, около сорока. Сюда же можно отнести написанные ( и частично опубликованные ) рассказы и повести — добрая часть которых просто не могла быть написана мной, если бы не избранный Жанр Подземного Бытия. И мои друзья по Никитскому Кругу. Но более важным ( по крайней мере, для меня самого ) результатом моей спелеожизни стало написание фундаментальной монографии «Катакомбный Мэйнстрим»,– несколько глав из которой слагают предлагаемую Читателю книгу.