Спелео

«Теоретическая спелестология»

Рассуждение первое

Прежде всего замечу, что с кабинетной наукой спелестология не имеет ничего общего. Ибо неизбежно включает в себя ( не только, как отрасль знания – но и как досуговая часть нашей жизни ):

1) конкретное посещение и изучение заброшенных, или потерянных в историческом смысле, подземных полостей антропогенного происхождения ( фото- и видеосъёмка, картография, личное визуальное исследование ), а также вскрытие недоступных для прямого прохождения с поверхности таких полостей или их, отрезанных завалами, участков;

2) изучение естественных пещер, освоенных нашими предками и используемых в бытовых, промышленных и культовых целях;

3) исторические изыскания, касающиеся упоминаний в древних хрониках, документах, мемуарах, художественной и эпистолярной литературе любых подземных объектов искусственного, либо частично искусственного, происхождения;

4) изучение характера подземных сооружений и горных выработок в разные исторические эпохи в различных регионах, культурах и соответствующей систематизацией подземных искусственных объектов;

5) изучение социальных, экологических, культурологических и психологических проблем, связанных с существованием современного подземного социума – и подземных социумов минувших эпох, а также персональных, то есть личных взаимодействий по схемам “Человек – Подземля” и “Подземля – Человек” вне зависимости от степени “искусственности” или “естественности” данной Подземли, а так же её востребованности в настоящее время;

6) изучение спелеоаномальных явлений ( САЯ );

7) обоснование вероятности обнаружения “конкретной полости в конкретном месте”;

8) составление общего Кадастра подземных объектов искусственного и искусственно-естественного происхождения.

Порядок перечисления мной этих тем не отражает их “внутренней спелестологической значимости” — значимость эта вполне равноценна, и для любого спелестолога, в зависимости от его профессиональной ориентации, какая-то тема может быть доминирующей – иная, как минимум, “не вполне интересна”. Из приведённого перечня видно, что разделение спелестологии на “практическую” и “теоретическую” части ( тем более, противопоставление их ) не просто “не вполне уместно” – в высшей степени невозможно. Ибо до сих пор один из главных аргументов в споре двух спелестологов-теоретиков «а ты САМ был в этой Системе???» Однако, помимо “научной составляющей”, спелестология неразрывно-синктетичным образом включает в себя также и “туристическую составляющую”, что есть форма нашего досуга, образа жизни, мышления, отношения к природе и философии — и в силу этой синкретичности разделять спелестологию на “научную”, “практическую”, “туристическую”, “любительскую” и “профессиональную” мне представляется не столь даже невозможным, сколь никчемным и бесперспективным занятием. Сродни диванному умствованию.

Хочется верить, что в спелестологии никогда не появится “чисто кабинетное” направление,– то есть те, кто сейчас увлекаются теоретическими спелестоизысканиями, не превратят писание наукообразных статей в самоцель,— как не забудут, благодаря чему эти статьи в настоящее время пишутся. И для кого. Ибо: не будь туристического хождения в каменоломни, их освоения и исследования истинно массами спелестологов, не ставящих целью своей занятие топосъёмкой или иной “научной практикой” — не было бы никакого осмысления всего этого хождения радетелями Исключительно Высокой Научной Мысли. Ибо: занятие любого рода “подземной наукой” есть не цель — но побочный продукт наших отношений с Миром Белого Камня. Что представляются мне априори более важными, так как в результате дают возможность философствования на спелестологические темы – и вполне реальные научные результаты. < В этом смысле примечательна фраза Сергея Лещины: «учёным можешь ты не быть, но спелестологом – обязан!»

Попытки иных исследователей “поставить всё с ног на голову” выглядят не просто жалко — глупо. Тем, кто приходит под землю не по зову сердца, а по зову профессиональной обязанности, грош цена, как спелестологам. Всем их “умным словам и деяниям” – аналогичная оценка. Классический случай: читаешь в археологическом отчёте об исследовании подземелья фразу «на втором метре хода путь преградил завал, дальнейшее изучение объекта невозможно…» — и недоумённо хмыкаешь: – Ну, завал. И что?… Пуркуя не копали???

Когда встречаешь в исторической литературе рассуждения кабинетных специалистов, что рабочие каменоломен жгли под землёй костры для, якобы, обогрева ( или что наши предки с помощью костров поддерживали в пещерах столь сносные условия для жизни, что ходили в них голыми ) — просто хмыкаешь. Из опыта сотрудничества с археологами вынес твёрдое убеждение: только спелестолог, влекомый Зовом Подземли, может найти и вскрыть продолжение потерянного “специалистами” хода. Только спелестолог, имеющий реальный опыт подземного бытия и подземной работы, может заткнуть фонтан исторических домыслов, распространяемый в учебниках и монографиях “профессионалами” с соответствующими научными степенями и знаниями.

Тем не менее, одного сердца для постижения таинственного Мира Подземли “маловато будет”. Для того, чтобы стать полноценным и грамотным спелестологом, нужно не только фантастически любить Мир Подземли и “не отрываться от него каждые возможные выходные” — но и получить соответствующее историческое и горное ( не путать с альпинистским! ) образование. ‹ Под горным образованием я подразумеваю как минимум начальные знания по геологии, геофизике и геодезии с картографией. › Помимо этого каждому, ходящему под землю, не мешает иметь серьёзное представление о современных эниологических исследованиях, а также некоторые медицинские знания – хотя бы на уровне “курса молодого спасателя”. Коль возникнет желание заняться под землёй спелеомедицинскими исследованиями — соответствующее образование не просто желательно: крайне необходимо. И безусловно: любой ходящий под землю должен знать электротехнику и, как минимум, уметь грамотно общаться с газовыми и бензиновыми горелками и петромаксами. Все остальные варианты, увы, близки к профанации.

Чтобы не быть голословным, приведу несколько моментов, характеризующих современный уровень теоретической спелестологии – и людей, занимающихся ею. Как “по зову сердца” – так в силу избранной профессии. Просто заставляющей иной раз несчастного археолога, архитектора, геолога, медика или историка “лезть под землю” за потребным для обязательного ‘диссера’ материалом. Или вдумчиво изучать наши находки по идиотским газетным реляциям.

Теперь — об ошибках, которые мы совершаем.

Ясно, что никто не может быть универсальным специалистом сразу во всех областях человеческого знания. Спелестология для полного своего понимания требует столь разнообразного и развитого интеллекта, что иной раз диву даёшься: ну как мы со своими куриными мозгами пытаемся замахиваться на столь огромное и всеобъемлющее Знание? Наверное, выручает известный принцип “четверти гения”. Каждый из нас знает что-то, неведомое остальным. Коль прислушиваешься к Слову друзей, доверяешь их опыту и мнению,– сколь бы оно ни расходилось с твоим — ошибок делаешь меньше. Но всё равно они будут. Смирись с этим, привыкни, не бойся совершать их, не бойся исправляться и извиняться в следующих публикациях, раз выяснилось: облажался в предидущих. Ибо это неизбежно для любого, кто не живёт по писанным учебникам – но стремится написать Свой. Поняв, что доблести в попугайном повторении избитых истин не много.

Я не имею должного геологического образования; медицинско-физиологическое также весьма неполно. При подготовке каждого своего Пребывания, имеющего хоть какой-нибудь медицинский аспект, как бы ни был уверен в собственных знаниях и силах – неизбежно справляюсь “по всем пунктам” предстоящей программы у знакомых медиков-профессионалов — не забывая задавать Главный вопрос: были уже исследования на интересующую меня тему, какие публикации и где можно достать? Есть-ли смысл вообще заморачиваться данным вопросом под землёй??? < Без помощи истинных специалистов в этих вопросах Саши Мишина, Л. Н. Жданова, Сергея Брянкина, Вали Шапиро, Димы Веселина и Лёши Константинова не состоялось бы ни одного моего спелеонавтического Пребывания,– при том, что-таки “приборно-медицинское” моё образование находится на должном уровне. И опыт работы в медицинских лабораториях в выбранном мной направлении достаточен для того, чтоб самостоятельно планировать интересующие меня исследования. > Коль заходит речь о геологии – не ленюсь справляться у Юры Долотова, Юры Агафонова или Андрея Парфёнова. Но неизбежно время от времени “прокалываюсь”. Что эниология, что биоритмология, что геология – науки тонкие… И сколько есть в них специалистов, столько существует противоположных, порой, оценок и мнений.

Кому-то геологические и минералогические страницы Мальцева – зубная боль. Как дилетант в геологии, не могу иметь к ним никаких претензий. Меня тошнит иной раз от спелестологических высказываний уважаемого В. Н. Дублянского,– не потому, что мой спелестологический опыт и знания безусловно превосходят его спелестологические представления — но потому, что уважаемого. Когда безграмотным словом бредит журналистская погань, рождается только смех. Когда ошибаешься сам – бывает “крайне стыдно и неудобно”. Когда лажают коллеги по жанру — больно.

Основатель спелестологии И. Я. Стеллецкий приписал Сьяны трудовой деятельности троглодитов. “Был бит” за то в прессе ( имею в виду: в научной,– в то время как газетные борзописцы с радостью понесли байку про троглодитов из статейки в статейку ).

В. М. Слукин, рассуждая из далёкого Е.-бурга о подземных московских ходах, допустил столько ошибок, что заслужил недовольное фырканье признанной специалистки в данном вопросе Т. М. Белоусовой. Как и поведанную мне укоризну профессионального геолога Юры Долотова. Но сама Таисия Михайловна ( историк по образованию ), не вполне разбирающаяся в геологии и горных выработках, приписала Москве несколько каменоломен, которых “по геологии” быть не могло – и, естественно, не было. Что вызвало законное негодование моих коллег по РОСИ/РОССу. А также исследователей подземных архитектурных сооружений, которые лично обследовали ряд объектов, описанных ей по явно газетным публикациям – и, естественно, кипели благородным раздраже.

Однако иной раз то, что кажется ошибкой, по сути ей не является – например, Таисия Михайловна поведала в своей книге «Тайны подземной Москвы» о Хорошовских каменоломнях,— Юра Долотов полагает, что никаких каменоломен в районе Хорошова не было и “в принципе быть не могло” — другие исследователи полагают, что-таки были. Более частный пример: известный московский спелестолог М. Сохин до сих пор верит, что образцово-показательная топосъёмочная лажа Вятчина/Мальцева [ группа SF ] – хорошая и правильная карта Никитской Системы, “лишь немного нуждающаяся во внесении современных изменений”. Наверное потому, что его личное отношение к Никитам резко отрицательное. Аналогичен и персональный опыт исследования моей любимой Системы.

Но ошибки такого рода – случайные ошибки, не более. Максимально возможный ущерб от которых — чья-то ироничная улыбка. Хуже, когда зашоренный собственной непогрешимостью “специалист” шествует по жизни с откровенно надуманной догмой — и, например, всерьёз полагает, что спелестология – некий “болезненный вывих”, слова доброго не стоящий. “Отклонение от нормы”, диктуемой Великой Спелеовертикалью. Или что топосъёмка и спелестология – “синонимы, близнецы, братья”. Или – что топосъёмкой занимаются лишь те, кто более ничем заниматься под землёй не способен. И личное непонимание подземного мира камуфлирует вербальной суетой и наукоподобной деятельностью

Последствия подобных заблуждений аукаются уже не просто болью.

Причины, в общем-то, очевидны — ибо прежде, чем осудить или высмеять чей-то подземный интерес, неплохо было бы досконально разобраться в нём. Прежде чем рассуждать о неком подземном объекте иль полости, хорошо бы лично туда заглянуть. Пока в спелестологии главенствует принцип “А ТЫ САМ БЫЛ В ЭТОЙ ПЕЩЕРЕ???” – заниматься ей интересно и поучительно. Во всех смыслах.

Сколько раз и где налажал я в своих писаниях – покажет их интернетное вскрытие. Надеюсь, не посмертное — чтобы внести должные изменения в следующие издания. И не забыть извиниться перед дезинформированным Читателем. Спелестология – наука молодая. От афронтов своих подвижников вовсе не застрахованная. А потому крайне важно, когда читающий твой труд этак недовольно воскликнет: «Брешешь, брат!» – и потянется к иконке “эксплорера”. Можно лишь взаимными усилиями развивать и постигать этот Мир. Главное, чтоб возникающие разногласия не приводили к взрывам пещер, шельмованию и экскрементальным погружениям инакомыслящих.

Чтоб какое-то одно, пусть внешне неоспоримое мнение, никогда не становилось общепринятым и однозначным. Ибо истина тем славна, что её скорее увидит отдельный фрондирующе-диссидентствующий индивид, нежели целый народ. Марширующий в определённую кем-то, когда-то, ногу, и чтоб какой-нибудь спелестологический хрюндель с компасом и рулеткой в голове вместо мозгов не указывал прочим, чем и как им заниматься под землёй. А фанат прикольного психодела уважительно затыкал фонтан своей иронии при виде спелестологов с компасом, пикетажной книжкой и рулеткой. Или спелеомедика, запихивающего в собственный анус термометр.

Несмотря на то, что практическую и теоретическую составляющие спелестологии однозначно разделить невозможно ( да и нет, по-видимому, в таком философствовании никакого смысла ), для удобства описания нашего подземного мира в этом повествовании я буду говорить о тех вопросах и проблемах, что, на мой взгляд, явно относятся к теоретическим. Конечно, иной исследователь рукотворной Подземли может не согласиться со мной — в конце концов, это дело личной парадигмы. Или минутного прикола.

Один из важнейших вопросов теоретической спелестологии – да, пожалуй, и самый интереснейший – разделение спелестологических объектов на типы, классы, виды и группы в зависимости от их происхождения и былого назначения. Столкнувшись с крайней запутанностью, сложностью – и в тоже время явной неполнотой немногих существующих классификаций ( в том числе и “собственного производства” ), в феврале 2003 года мы с Юрой Долотовым устроили двухдневный “мозговой штурм”, в результате чего на свет явилась схема классификации подземных полостей антропогенного происхождения,– которая, по крайней мере, устроила нас обоих на момент абсолютного интеллектуального истощения нервных клеток.

Возможно, со временем она получит признание прочих исследователей рукотворной Подземли; возможно – займёт место средь неудачных предтеч настоящей классификации. “Которую кто-нибудь, когда-нибудь, наверное, обязательно, рано или поздно, но всё-таки неизбежно предложит” — по крайней мере мне лично хочется в это верить. Так случилось, что в первой главе своего повествования мне пришлось на популярно-ликбезном уровне задекларировать, в чём состоит принципиальное отличие спелестологии от спелеологии – как и объяснить, что мы подразумеваем под “спелестологическим объектом”. В данной главе мне не избежать возвращения к этой теме на ином уровне ( увы, с некоторым неизбежным переповтором сказанного ). А потому для начала уясним себе: что есть искусственная пещера, в чём её отличие от естественной — и так-ли оно велико, как кажется на первый взгляд?

Устоявшаяся спелеотерминология под естественной пещерой понимает подземную полость исключительно геологического происхождения ( карстовую, гляциогенную, суффозионную, гравитационную, вулканическую и т.п. ); искусственной пещерой называют подземную полость антропогенного происхождения. То есть возникшую не в результате стихийного действия сил природы, а как результат осознанного или неосознанного вмешательства человека в действие этих сил ( их сложившийся баланс, равновесие ). Тем не менее, искусственные подземные полости создают и животные – при чём иной раз завидной для человека протяжённости и инженерной сложности. Цитирую известного питерского геолога и спелеолога Ю. С. Ляхницкого [ «Мир пещерных приключений», Санкт-Петербург, “Тускарора”, 2002 г. ]:

«Совершенно необычные искусственные пещеры найдены в Африке, в Намибии, у подножия гор, окружённых джунглями. В горах есть выходы каменной соли и многие животные приходят полакомиться этим минералом. Большинство зверей лижут соль, а слоны не могут этого делать, поэтому они ковыряют стены бивнями, выламывают глыбы соли и отправляют их в рот. За тысячелетия бивни у местных слонов приспособились для добывания соли – стали короткими и острыми, а в скалах образовались глубокие “выработки”. Слоновья тропа достигает нескольких сотен метров. Оказавшись в темноте, слоны шествуют по пещере цепочкой, положив хобот на спину идущего впереди.» Добавлю, что гора со слоновьими пещерами ( расположенными на самом деле не у подножья, а примерно посреди склона ) называется Элгон и глубина “слоновьих выработок” действительно достигает сотен метров ( выработок несколько, и они различной глубины ),– имеются подобные “анималисткие полости” и в Кении. Следует заметить, что, помимо слонов, ряд других животных также создаёт возможные для посещения человека полости – медвежьи берлоги, барсучьи, волчьи и лисьи норы – которые частенько даже при незначительных раскопках приводят любопытствующего спелестолога в достаточно протяжённую каменоломню.

Норы, вполне проходимые для человека, и по своей протяжённости и топологической сложности имеющие право называться пещерами лабиринтового типа, создают африканские муравьеды и обитающие в Китае аллигаторы; чёрный медведь в Западной Вирджинии зимует в естественных пещерах – при этом, почти как и наши неолитические предки, “творчески перепланирует” в соответствии со своими потребностями избранный для зимней спячки грот: создаёт удобную лежанку, натаскивает в неё ворох осенних листьев, расширяет либо сужает, заваливая камнями, ведущий в грот проход.

Если же сравнить размеры создающих подземные ходы животных, насекомых и птиц с размерами творимых ими искусственных подземных полостей ( нередко весьма сложных по своей топологии — чтоб убедиться в этом, посмотрите на объёмные схемы подземных лабиринтов термитов, грунтовых муравьёв, мышей-полёвок,– etc. ) — толерантно настроенный спелестолог не может не испытать своего рода комплекс неполноценности: например, муравьи-листорезы при средних размерах около 3 мм создают лабиринты длиной в десятки метров и глубиной до 6 метров, в которых выращивают грибы, служащие им кормом; полёвка при размерах до 3,5 см копает аналогичной сложности лабиринты, в которых, как и в лабиринтах муравьёв, предусмотрены специальные гроты-спаленки, гроты-хранилища и даже гроты – накопители мусора и отхожие места.

Мир растений, как ни удивительно, также причастен к появлению пещер. Причём вполне доступных для непосредственного исследования человеком. Например, многие пустоты коралловых рифов образовались при росте этих рифов, а не в силу последовавших карстовых или эрозионных процессов; ряд подземных полостей ( или часть объёмов “геологических пещер” ) образован в результате жизнедеятельности бактерий – такие бактерии активно перерабатывают железные и полиметаллические рудные тела, серосодержащие минералы, разного рода глины, органические останки – что могут составлять весомую часть породы. Несмотря на то, что специалистам эти бактерии известны хорошо, их спелеообразующая деятельность в настоящее время практически не исследована – о чём, например, прекрасно поведал В. Мальцев в книге «Пещера мечты, пещера судьбы» [ “Астрель”, 1997 г. ]. “Виной” тому, с одной стороны, отсутствие должного интереса и соответствующего образования у исследователей пещер,– с другой, отсутствие спелеоинтереса у современных бактериологов. “Полнота специалистов подобна флюсу – но никак не припою, что именно и позволяет соединять в единое целое разные элементы конструкции”.

Так как данного типа полости естественными ( в смысле: геологического происхождения ) “по определению” не являются — для отличия от пещер, созданных при участии людей, я предложил определить их, как биологические. Включающие два вида: вегетативный ( от слова “растение” ) и анималисткий ( “животное” ). Понятие это было предложено мной ещё в 1983 году, на “неофициальной” Первой Московской спелеонавтической конференции; “официально озвучено” в 1997 году в Старице на Первой международной спелестологической конференции. Кстати, полости анималисткого типа можно называть более красиво: экскавационно-нечеловеческие...

На деле “стопроцентно искусственных” пещер не так много – ибо даже незначительный обвал какой-либо части каменоломни “на раз” выводит её в заштат абсолютно антропогенного объекта — раз случился по природным причинам и перепланировал, как минимум, часть полости в соответствии со слепой игрой гравитационно-геологической стихии. А уж нагрянувший с нивальным визитом паводок,– глиняные и иловые наносы, рост сталактитов и кристаллов. В тоже время полости антропогенного типа по своему происхождению принципиально отличаются от т. н. естественных пещер. И ряд их в силу своих отличий от пещер естественных служит объектом спелестологического интереса.

Напомню: СПЕЛЕСТОЛОГИЧЕСКИМ ОБЪЕКТОМ является любая подземная полость искусственного происхождения вне зависимости от своего генезиса — горная выработка, терратектура, перепрофилированная или перепланированная естественная пещера, полость техногенного карста или случайного происхождения, появившаяся как побочный продукт деятельности людей,– главное, что отличает объекты спелестологического интереса от прочих — их неэксплуатация или невостребованность в настоящее время. В то же время, как было показано в первой главе моего повествования, требование это является достаточным – но не необходимым. Ибо грань меж подпольным изучением действующей терратектуры – диггерством – и изучением терратектуры “потерянной” иной раз провести невозможно. Причём касается это не только “спорных случаев” ( например: неэксплуатируемые тоннели метрополитена, бункеры и бомбоубежища, предназначенные для спасения в случае войны “слуг народа” и их многочисленной челяди – неиспользуемые по своему прямому назначению в настоящее время, но тем не менее находящиеся в зоне внимания соответствующих ведомств ) — исследование современных действующих горных выработок, как и объектов терратектуры, даёт теоретической спелестологии более точное понимание того, как могли функционировать, разрабатываться и выглядеть их исторические предтечи. Изучение социальных, физиологических и психологических проблем, возникающих при современном подземожительстве человека даёт теоретической спелестологии ключ к пониманию причин, что заставляли наших предков строить подземные храмы.

А потому хотя бы в теоретическом аспекте спелестология не может не изучать любые подземные пространства, связанные с деятельностью человека – и их роль в развитии человеческого социума. Разобравшись таким образом с исходными посылками, приступим к описанию нашей с Юрой схемы.

Безусловно, наиболее “верхнее”, зримое деление всех подземных пустот проходит на уровне типа: “геологическая пещера”, “биологическая” и “антропогенная”. Оставим традиционной спелеологии разборки с вмещающими породами, вертикальностью и горизонтальностью любимых ими полостей ( понадеемся, что спелеобиологам рано или поздно станут интересны полости биологического происхождения ),– обратимся к “родным антропогенным”: На этом уровне классификации разделение полостей определяется в первую очередь предназначением; метод создания ( происхождение ) является дополнительной характеристикой.

Что до ПРОИСХОЖДЕНИЯ антропогенной подземной полости, то методов её создания насчитывается всего пять: так называемый минный ( или закрытый: когда полость создаётся в породе методом горной проходки ); элиминационный – полость создается при помощи какого-либо искусственного агента ( накачка в пласт перегретого пара, специального растворителя ) или в результате физико-химических процессов ( например, откачка насыщенного влагой плывуна, добыча нефти или газа, прорыв агрессивных растворов и жидкостей, выжигание горящей части породы ); эксплосионный – полость возникает в результате достаточно мощного ( например, ядерного ) подземного взрыва; засыпной ( или открытый ): когда созданный объём перекрыт искусственным сводом и засыпан грунтом, и, наконец, использование предшествующей полости – когда подземный объект создаётся или развивается на базе уже существующей полости искусственного или естественного происхождения.

По НАЗНАЧЕНИЮ антропогенные подземные полости можно разделить на две основные категории: когда целью разработчиков была добыча полезного ископаемого и получившийся объём – побочное следствие разработки ( такие объекты именуются ПГВ – подземные горные выработки ),– и когда изначальной целью явилось именно сооружение подземного объёма. В этом случае полость именуется ПАС – подземное архитектурное сооружение. Тем не менее разнообразие подземных искусственных полостей столь велико, что бинарное деление не может полностью его отразить: известны примеры спелестологических объектов в наземных архитектурных сооружениях и многочисленные ( и разнящиеся типологически ) сочетания искусственных пещер и естественных,– также имеются полости, появившиеся в результате нецеленаправленной деятельности человека; есть полости, что образовались в результате сочетания антропогенных и природных факторов.

Каждая группа таких подземных полостей достаточно многочисленна и типологически изолирована от иных; принципиально отличается и происхождением. А потому представляет собой отдельную таксономическую единицу следующего уровня – класс полости. Даже в относительно простом классе ПГВ без дальнейшего уточняющего деления не обойтись. И уж тем более в классе ПАС, изобилующем разнородными по назначению и устройству объектами. Подразделение класса – вид сооружения. Например, для ПГВ: шахта, рудник, каменоломня и так далее.

Следующее деление – группа. Для рудников – по виду добываемого минерального сырья, что в значительной степени определяет морфологию выработки и способ проходки. Каменоломни же разделяются на пильные ( в которых камень, как правило, ракушечник, выпиливался специальными пилами ) – и собственно каменоломни, где камень выламывался из пласта.

Поскольку в случае ПАС ( подземных архитектурных сооружений ) каждая группа изобилует сходными по назначению и устройству объектами, называющимися в различных регионах по-разному и имеющими-таки некоторые различия ( хотя бы в силу исторических и этнических различий народов-создателей ); в случае же ПГВ методика выламывания камня отличалась от эпохи к эпохе и от региона к региону ( как изменялись методы добычи всех полезных ископаемых ), необходимо присутствие следующей единицы таксономического уровня: семейства,– для различения, например, среднеазиатских кяризов и сходных с ними аравийских феллах или этрусских куникул; старицких выработок от типологически вовсе с ними не схожих нольских или принципиально отличающихся от них обоих никитских. То есть семейство определяет топологию и морфологию конкретной полости. Учитывая выше сказанное, нам представилось удобным все современные антропогенные полости разделить на пять независимых классов:

1) Подземные горные выработки – ПГВ.

2) Подземные архитектурные сооружения – ПАС.

3) Конструкционные полости – КП.

4) Полости оказионного происхождения – ОП.

5) Полости смешанного происхождения – ПСП.

Рассмотрим на примере конкретных полостей эти классы в соответствии с предложенной структуризацией “класс – вид – группа – семейство”.