Спелео

«Теоретическая спелестология»

Закрытие — или защита?..

Для каждого спелестолога, спелеонавта или кэйвлайвера Подземля – неотъемлемая часть жизни. Соответственно любимая пещера, и уж тем более оборудованный для подземожительства грот воспринимаются не просто на уровне жилища — как Дом. Тот, что достоин писаться только с прописной буквы. А потому возникающие в последнее время экологические проблемы, порождаемые нашим подземным бытиём – но особенно безудержный трендёж об оных разного рода доброхотами — не могут не вызывать “некоторого раздражения”. Если выражаться исключительно парламентской лексикой. К сожалению, некоторые вещи, процессы и явления можно именовать только так, как они того заслуживают. Иначе будешь неправильно понят. Даже если вести речь исключительно о теоретическо-научной стороне дела.

Экология – наука о равновесном, устойчивом сосуществовании природных форм, а также форм социальных и природных. Нарушения условий экологического равновесия, именуемые “экологическими проблемами”, есть частный случай ( или, если хотите, раздел ) достаточно многообразной и интересной научной дисциплины. Спелеоэкология ( как один из разделов теоретической спелестологии ) уподобляет пещеру с её микроклиматом и изоляцией от воздействий поверхности космическому кораблю или планете в миниатюре. Как представляется мне, такая точка зрения не просто правильна — как все гениальные положения и идеи, она настолько проста, что следствия из неё очевидны любому здравомыслящему человеку.

Подобно тому, как любое бездумное действие, совершённое на борту космического корабля, приводит к его гибели – не важно, идёт-ли речь о нарушениях технологического цикла систем жизнеобеспечения или неправильном пилотировании, разгерметизации и прочем – так бездумное отношение к дарованному нам Природой подземному миру приводит к его невосполнимой утрате. При этом, как и в случае космического корабля, вариантов уничтожения экологического подземного равновесия не счесть — модели экологически равновесного нашего сосуществования с Подземлёй можно перечислить по пальцам одной руки.

Поскольку всем нам так или иначе важен принцип “не навреди любимой пещере” ( и соответственно, “не получи вред от неё” ), в этой статье я целенаправленно и достаточно подробно остановлюсь на “экологических проблемах” спелестологии и спелеологии. “Ибо они того стоят”. Как представляется мне, экологически-проблемный аспект наших взаимоотношений с Миром Подземли можно разделить на две составляющие:

1. “Человек – пещере”.

1. “Пещера – человеку”.

Рассмотрим их в этом порядке.

Безусловно, огромный экологический вред пещерам и каменоломням закрытого типа приносит так называемый “организованный спелеотуризм”: изменяются влажность и температура полости в результате работы прожекторов, средств транспорта, дыхания массы ежедневных посетителей пещеры; исчезает естественная стерильность подземного воздуха, появляется т. н. «ламповая флора» и просто плесень; нарушается режим роста натёков и динамического равновесия сводов ( в результате как излишней увлажнённости, так и подсыхания в случае принудительной вентиляции или отопления объекта ),– даже ненамеренная дополнительная вентиляция губит сложившийся микроклимат пещеры НАЧИСТО. То есть оборудование пещеры для её массового посещения – экологическое преступление. Печальны в этом смысле судьбы пещеры Ласко с неолитическими рисунками, буквально сожранными плесенью, и Новоафонской пещеры, о которой теперь нет смысла говорить, как о пещере. Страшнее — поощряемое государством разграбление пещерных запасов оникса. Станцию Петровско-Разумовская московского метрополитена видели? Её колонны декорированы самым настоящим пещерным ониксом. Причём среднеазиатским. Возможно даже – из Кап-Кутана. Впрочем, недоброй памяти “Памиркварцсамоцветами” было уничтожено столько пещер, что точное их число не поддаётся учёту. Теперь представьте: сколько пассажиров метро обращают внимание на этот страшноватый, в спелеоэкологическом смысле, декор – десятки? Единицы – из ста, из тысячи? Думается, эта оценка чересчур оптимистична. Замени их на аналогичного вида пластик — что изменилось бы?.. Одной не разграбленной, не уничтоженной на корню пещерой в природе было бы больше. Спелестологическая полость, именуемая “станция метро Петровско-Разумовская”, не стала бы менее красивой.

Но – если бы одна Петровско-Разумовская!.. У той хоть какое-то подобие интерьера и дизайна прослеживается. И ведь, что самое страшное: организации, подобные “Памиркварцсамоцветам”, на красивейшие пещеры наводят именно спелеологи. Поступающие к ним в штат в качестве поисковиков – и получающие возможность не только на халяву рассекать по подземным закромам Средней Азии, сполна удовлетворяя своё спелеолюбопытство – но даже получая за это деньги. Читайте, например, примечательную книгу В. Мальцева «Пещера мечты, пещера судьбы». А что цена удовлетворения этого любопытства – уничтоженные пещеры...ТЕМ ХУЖЕ ДЛЯ ПЕЩЕР. По завершении разграбления которых “государственно-промышленными силами”, конечно, можно вволю потрендить о спелеоэкологии, призывая, якобы личным примером, даже окурки и какашки при посещении пещеры складировать в карманы комбеза. Но то – в Азии. Очень далеко от Москвы и наших антропогенных полостей. Слава Двуликой, промышленными запасами оникса и гипсовых люстр не обладающих — а потому вандалов из строительно-геологических корпораций не привлекающих.

Хотите спросить: а как же ориентироваться под землёй, да ещё в сложнейших лабиринтах, как не раскладывая на каждом перекрёстке картонные иль пластиковые пикеты и не опутывая маршрут своего броуновского движения ниточками, магнитофонной плёнкой и проволокой? Способов много. Прежде всего уясните – расстояние, на которое хватает “клубочка ниток” ( магнитной ленты, капроновой верёвочки и прочего ) вы в состоянии запомнить и без этих мусорных костылей. Это мнение всех известных спелеологов – от Кастере до Холидея. Что пачка от сигарет, что оставленный на перекрёстке “ради пущей ориентации” бумажный пикет, что исцарапанные с той же целью надписями и цифирьками стены — мусор. Хотя бы в том смысле, что являются техническими отходами от вашей деятельности.

В то же время надпись, выполненная “по приколу” или вещающая о названии грота — совсем иное дело. В ней – даже самой стилистически неказистой – искусство, творчество. Новое понимание места, заслуживающий внимания ориентир. Свидетельство хоть какой-то – но интеллектуальной деятельности, вносящее в стихийный спелеоландшафт определённую организующую изюминку. И наделяющее помеченное таким образом место вашим пониманием его значения или сути. То есть умножающее количество сущностей, складывающих Мир. А значит – его развивающее. Конечно, под это определение попадают имена первопроходцев, выполненные в дальней части вскрытой и пройденной впервые Системы — и не попадают автографы случайных матрасников, “расписавшихся” в явно не ими открытом и найденном гроте. Равно как многочисленные пирамидки, настенная цифирь и бумажные нумерованные пикеты, оставляемые “на веки вечные” под землёй любителями спелеотопосъёмки. В этом смысле наукообразные деятели подземной топосъёмки наносят своими пикетами откартографированной пещере точно такой же вред, как и “неразумные чайники”. Причём в моральном аспекте их вред гораздо больше: ибо чичака, намусоривший в пещере при первом её посещении, действует по неразумению, и при должном воспитании понимает свою неправоту — но попробуйте объяснить упёртому топосъёмщику, мнящему себя Очень Крутым Спелестологом, что его “жизненно важные” для возможной последующей пересъёмки пикеты – которая, конечно, никогда на самом деле не последует, как показывает практика – точно такой же мусор, как случайная чайничья бумажка!

У нас, по моему мнению, основной экологический урон пещерам наносит пресса. Точнее – газетные борзописцы и тележурналисты, писаниями своими и передачами привлекающие в пещеры толпы теряющихся затем в них додиков. И чайников, оставляющих после своих визитов горы мусора. Включая бумажные маркера-пикеты и знаменитые чичачьи нитки – появившиеся в обиходе спелеодаунов, опять же, с подачи разного рода писак, о реальной ориентации в пещерах не имеющих никакого понятия. Когда встречаю под землёй пикетажный сор, оставленный на каждом перекрёстке прошедшей передо мной топосъёмочной командой, я при всём желании не могу увидеть в нём хоть какого-то “творческого” или эзотерически светлого начала. Ибо чужеродная бумажка ( варианты: кусок картона, металла, пластика, фольги), брошенная посреди грота и не несущая никакого эстетического или прикольно-игрового смысла ( кроме как для оставившего её случайно-залётного топосъёмщика ) есть мусор во-первых, во-вторых и в-третьих. ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ. Причём оставленный рылом, прекрасно осознающим пагубность такого действия. И в количестве, в сотни раз превышающем порой то, что способен по недомыслию оставить после себя экологически необразованный чайник. Опять же: табличка, вывеска или дорожный знак, по игровому приколу затащенный в явно не свойственное ему от природы место – знак некого перформанса, деяния. Творчества. О, сколько весёлых минут подарили посетителям каменоломен всевозможные «Негабаритное место» или «Мест для сидения 110», оставленные в самых лютых и непроходимых шкуродёрах! Не говоря уж о их ориентационной значимости… Главное, конечно – разумный баланс меж прикольно-эстетической стороной этого процесса и количественной. Потому что, конечно, принесённый под землю Артефакт – точно такое же свидетельство нашего антропогенно-творческого общения с Подземлёй, как оборудованный грот, оснащённый полиэтиленом для сбора воды водокап или расчищенный от шкурников удобный и безопасный проход. С другой — когда этих табличек становится много, и стилистически они походят одна на другую – пещера с их изобилием становится похожа на помойку. Бездумно приносимые под землю бесчисленные «Лифт остановлен на профилактический ремонт» уже не вызывают улыбки – но точно такую же брань, как топографические пикеты. Или дымовая завеса. Безусловно, дым от волоков – следствие спелеовойн и просто безбашенного хулиганства ( особенно практиковалось в Системе Силикатная в Подмосковье ) – явное и ничем не оправданное экологическое зло. Не говоря о том, какой вред нашим лёгким приносит поглощаемая ими химозная сажа – результат горения резины и пластиков, полиэтилена и прочей нефтегазовой химии отравляет воду, которую мы пьём под землёй, ухудшает фильтрационные свойства породы и блокирует то самое “дыхание пещеры”, что не только дарит нам целительный подземный микроклимат – весьма оздоровляет воздух на поверхности. Ну и просто превращает пещеру в разновидность перманентно горящей помойки. Бороться с подобным проявлением спелеоидиотизма можно и должно всеми способами — включая уголовно наказуемые ( мордобой и нанесение физических увечий ).

Копоть от необёрнутого плекса, свеч, факелов и ацетиленовых ламп, конечно, “экологически тоже не вполне приятна”. Но реальной угрозы ( за исключением эстетики восприятия девственно-чистого от копоти свода ) сажа, то бишь чистый углерод, не несёт – коль образуется в виде непроизвольного отхода от нашей бытовой деятельности – и вряд-ли по своему количеству превышает сажу, что оставляли разработчики каменоломен от лучинно-факельного и лампадного освещения. [ Единственное исключение в этом списке – карбидки: ибо то, что они выделяют в воздух пещеры, весьма пагубно действует и на эмаль наших зубов, и на лёгкие. Как и на окружающий камень. А потому всем радетелям спелеоэкологии в первую очередь я советую засунуть себе в задницу упомянутое средство освещения, коль они ещё пользуются им — “и там два раза провернуть”, прежде чем трендить “за экологию под землёй”. ] К тому же бороться с закопчённостью сводов можно: азотная кислота ( в виде раствора ), например, просто “съедает” чёрную копоть со свода. В Системе Кисели при очистке грота Эрмитаж Прохор и Паникёр применили более радикальный способ: они просто выкрасили стены и закопчённые своды грота белой известняковой краской. Не думаю, что их деяние было более “антиэкологичным”, чем оставление на стенах каменоломни сажевых или гуашевых граффити – как современного новодела, так и имеющих безусловную историческую ценность. Конечно, существенный “минус” нашего постоянного бытия в любимых каменоломнях – разнообразный бытовой мусор и физиологические отходы. Иные радетели “подземной чистоты” предлагают весь мусор паковать в трансы и вынимать на поверхность. И там вываливать около входа ( по крайней мере, в ряде случаев так делается на практике ). Даже бычки от сигарет, по мысли этих “спелеогринписов”, следует зашхеривать в карманчик комбеза.

Простите – а дым от тех же сигарет в специальный полиэтиленовый пакетик не выдыхать? А с фекалиями что делать изволите? С мочой? С излишками тепла, что выделяет работающий примус, газулька, плекс и свечи – и если уж на то пошло, сам спелестолог?.. [ Кстати: килокалорий человек выделяет куда больше примуса – в этом не трудно убедиться, перемножив температуру горелки примуса на её площадь и произведя аналогичное действие с температурой и площадью человеческого тела. ] В экологическом смысле это тепло может быть даже более вредным для пещеры, чем случайно обронённая бумажка. Не верите? Значит, вы не вполне образованы. И просто не представляете, что от изменения влажности на полпроцента или температуры камня на десятую долю градуса вполне может случиться обвал. ( Ведь случаются, и не так редко! ) Или оборвётся рост натёка, кристаллической друзы. А что “от перемены мест слагаемых сумма не меняется”, знаете? Что с того, что вы намусорили не в самой пещере – а на поверхности около входа в оную? Это сделало природу Земли краше и чище? Сожгли вытащенный мусор в костре, выбросили на деревенскую свалку – и спите спокойно? ЗРЯ. Сожгли пластик – подарили воздуху планеты очередную дозу канцерогенного наполнителя. Очередную дозу ОВ. Выбросили на деревенскую свалку — и местные вам за это “спасибо не скажут” ( у них своего мусора хватает ), и, по сути, вернулись к предидущему пункту.

Недавно я водил по Никитам группу МЧС-ных спасателей. Новичков, которым требовалось соответствующее обучение. Так вот: в гроте, увидев наши отхожие места ( они же места утилизации мусора ), они разом пришли в прямо-таки восторженное негодование [ при этом в самой Системе, помимо этих мест, они не смогли обнаружить ни брошенной спичечки, ни, подавно, пачки от сигарет ] – “ну-как-мол-мы-смеем-мусорить-где-живём…” [ и так далее ]. Очевидно, начитались писаний спелеогринписов. А после очень правильных речей один из этих орлов легко и непринуждённо оснастил пол нашего обитаемого грота десятком бычков; в ответ на замечание начал втаптывать их каблуком в землю [ мы никогда не кидаем бычки на пол пещеры – в гроте для этого есть специальные пепельницы; во время прогулки по пещере бычок, как правило, зашхеривается под подобающим кусочком глины иль камушком — в условиях подземной влажности через пару месяцев от него не остаётся и следа ],– другой наблевал, перекушав скверного коньячка, в шкурнике… И так далее.

Никто из них на практике не следовал высоким объявленным принципам. А вот поучить нас, недоумков, рвения хватило. И гонора.

ТАК ВОТ. В год к Никитской Системе мы прибавляем около 100 метров новых ходов. Иногда 500, иногда 1000. А если и не увеличиваем её топографически – расширяем проходы и гроты, укрепляем их, творим новые сбойки различных систем. Оборудуем новые стояночные гроты. В результате чего суммарный объём ежегодно отвоёванного у обвальной стихии пространства описывается кубометрами. Это в самом малом случае. Теперь представьте: вы находитесь в части Системы, от которой до выхода двигаться не менее часа. Причём не беговым хайвэем – а самыми лютыми и жуткими шкурниками, что вы способны представить. В Никитах это самое обычное дело. И тут у вас схватило живот. Хорошо хоть аварийная бумажка в кармане присутствует. Ибо просто обязана быть – причём не только в санитарно-гигиенических целях.

Что вы будете делать в такой ситуации: побежите “на выход”? Так ведь не добежите “по определению”. Самое естественное, что можно представить — забыв рекомендации кабинетных апологетов спелеоэкологии, насрать в подходящую ямку. И привалить сверху соответствующим камушком. Через месяц ваше гавно растворится, будто его не было. А через три и подтирочная бумажка. Подземля на удивление легко справляется что с дерьмом, что с целлюлозой. И с алюминием, кстати, тоже. Но уже за чуть больший срок. А жестянку из-под консервов утилизирует за несколько лет. Если, конечно, её прикопать в достаточно влажном месте. Иль обеспечить влажность помойки, периодически сливая в неё грязную воду от мытья рук, картошки и кухонной посуды. А также неизбежно выделяемую нами урину. Понимаете, к чему я клоню? Уж коль мы прибавляем к подземному объёму ежегодно самое малое десяток кубометров пространства – ничего “антиэкологичного” нет в том, чтобы пару этих кубометров использовать под сортир и помойку одновременно. Присыпанное грунтом ( что периодически появляется, как излишек, при очередном расширении/переустройстве жилого грота ), всё сгниёт-перемелится. Кроме, конечно, полиэтилена. Но он и на поверхности не склонен к быстрому разрушению. [ В последнее время появились данные, что под землёй полиэтилен разлагается быстрее, чем на поверхности – но информация эта нуждается в проверке, а потому точных цифр я приводить не буду. ] Обустроенная помойка сама предлагает даже случайным, неосведомлённым о спелеоэкологии посетителям: мусор бросать здесь. А не где попало. Раз в год этот мусор можно пропитать азотной кислотой. Разложение пойдёт быстрее.

Можно запалить, облив пятью литрами бензина. Предварительно полиэтиленовым занавесом по возможности локализовав распространение волока. И убедившись, что от перегрева не сядет свод. Окружающие щели в известняке адсорбируют сажу и прочие прелести горящей помойки. Волок не пойдёт “бродить по Системе” – не отравит ни подземного воздуха, ни подземной воды. Не забьёт сажей и нефтехимическими гостинцами дышащие поры камня. Только почернеет свод в районе вашего сортира. [ Который, как уже писалось, можно очистить до первозданной чистоты и свежести – не химическим способом, так соскабливанием. ] Но это крайний способ, и пользоваться им надлежит лишь в исключительных случаях. И вообще: замечено, что “за подземные помойки” нас склонны укорять те спелестологи ( спелеологи ), что сами крайне редко ходят под землю. Они приходят на всё готовое – в оборудованный для комфортной стоянки грот по расчищенной от шкуродёров и безопасной магистрали [ в гроте пользуются уже принесённой туда удобной стационарной посудой, жилым модулем, столом с мягкими тёплыми сиденьями,– etc. ] — и, сполна вкусив комфорта, созданного чужими руками, начинают трендить и о “недопустимости вмешательства в первозданный вид полости” [ простите: под первозданностью они понимают изначальный монолит – или забой разработчиков каменоломни? А может, завал, который был расчищен/ликвидирован в этом месте?.. ], и о том, что весь мусор надлежит в специально сшитых трансиках выволакивать по километровым шкуродёрам наружу… Хорошо так трендить, коль самому не нести на выход, кроме транса с мусором и немногих личных вещей, ни общественную посуду, ни примус ( газульку ), ни звуковую аппаратуру ( гитару ), что подарили уют и кайф времяпровождения,– ни инструмент для раскопок, ни рулоны специально к празднику выпущенных газет…

А что делать, коль транс с дерьмом и мусором разорвётся в шкуродёре в аккурат посредине меж гротом и выходом, на самом торном месте?.. Учтите: стеклянная посуда – тоже часть мусора. И неизбежная. Ибо что-то трудно мне представить, как новогоднее шампанское заранее переливается в некую фляжечку. Или доброй формы и содержания фирменная бутылочка коньяка ( один вид которой на подземном столе дарит ощущение Праздника ) заменяется вонючим пластиком “от Севен Ап”.

“Ещё один пример”: в мае 2004 года в Старицком районе нашей группой была вскрыта исполинская каменоломня КА2, суммарная длина ходов которой приближается к 100 км. За время исследования этой пещеры ( представляющей собой сложнейший лабиринт с весьма затруднённой ориентацией ) было выполнено стрелочное обозначение маршрута ( стрелки наносились ножом ), позволяющее без излишних блужданий добраться от дальнего периметра Системы до созданного нами входа; названия гротов, данные по праву первооткрывателей, наносились либо меловым штрихом, либо копотью карбидки. Либо с помощью того же ножа. Один из гротов, названный нами Глюкало, был оснащён специально ориентированным отражателем от автомобильной фары; в другом гроте на специальной полочке в стене была оставлена банка из-под съеденной во время перекуса тушёнки. Тоже в качестве зримого ориентира. ( Весь иной мусор, конечно, был старательно вынесен нами на поверхность и утилизирован по стандартному сценарию. ) Помимо этого специальными предупредительными надписями и знаками был ограничен район обитания барсучьего семейства с недавно появившимся молодняком – если и говорить об экологии, то человеку в этом месте точно нечего делать. И по соображением своей безопасности ( ударом передней лапы барсук запросто разрывает собаку средних размеров ), и из принципа “не навреди природе”. В дальней точке пройденного нами маршрута мы со СТА на специально закопчённом участке стены размерами 10 Х 10 см оставили свои имена и дату первопрохождения. Как, в общем-то, принято поступать в подобных случаях.

Через полгода эту пещеру по нашим следам посетила спелеогруппа, близкая к Никитскому Кругу. И по возвращении принялись нас укорять, что мы, якобы, “просто чудовищно засрали пещеру” ( фраза дословна ).

Что можно было сказать на эти истерические вопли: что наши знаки, оставляемые под землёй, связывают впервые пройденную Систему с нами – не только позволяя в ней ориентироваться, но и ‘приручая’ пещеру к нам, соединяя её с нами на уровне духовно-творческом? Что любое прохождение человека в полость – связанное, как минимум, с раскрытием входа, крепежом опасных участков и разбором завалов, по определению есть вмешательство в некий условно-первозданный её вид? Что граффити, повествующие о нашем свершении, по сути ничем не хуже, чем оставленные на стенах пещеры её разработчиками?.. Древних граффити, притом весьма пространных, в КА2 нами было обнаружено не мало. Как найдено остатков утвари каменотёсов – в том числе стеклянных осколков бутылок и керамических горшочечных черепков. В части пещеры штреки были полузавалены явно специально разрушенными бутовыми стенками — складывалось ощущение, что кто-то из разработчиков, уходя из каменоломни, намерено пытался нанести некий урон зоне добычи камня. Эти разрушения, с точки зрения ревнителей спелеоэкологии, относятся к “памятнику старины” – или же их надлежит устранять, чтобы сделать хождение по штрекам “менее ноголомным”?.. Считается-ли оборудование комфортного стояночного грота “антиэкологическим злом”, вмешательством в первозданный вид полости?.. Если наша со Стасом надпись о вскрытии и первопрохождении полости – антиэкологическое “зло”,— как относиться к аналогичным надписям от 1942 года, обнаруженным нами в другой пещере Старицкого района? А к граффити, покрывающим стены Аджимушкайских каменоломен? К рисункам XIX века, сохранившимся в Одесских каменоломнях – и в той же КА2, датированных 1911, 1909, 1894 и 1896 годами?..

Осколки посуды каменотёсов и брошенный ими инструмент – мусор или нет? Чем они “экологически чище” банки из-под тушёнки ( с выбитой на ней датой производства ), оставленной нами в качестве зримого ориентира и в знак памяти ситуации, в которой данная тушёнка была съедена? Крепи, между прочим, тоже есть привнесённый в пещеру “антропогенный мусор” — если быть до конца логичным и наши разборы узостей и крепёж опасных участков пещеры объявлять вмешательством в её “первозданную чистоту”. Как принесённые прикольные таблички и знаки – что спокон веку были характерным проявлением спелеоюмора и более, чем точно, характеризовали сложившийся в пещере спелеоэтнос. Если быть последовательным до конца – каменоломня сама по себе насильственное ( и антиэкологическое ) вмешательство в первозданно-монолитный пласт “белого камня”. Деревянный крепёж – истребление леса на поверхности. И так далее.

Современные бельгийские спелестологи, вслед за своими ‘двоюродными коллегами’ из американской Лечугии, начали практиковать хождение в каменоломнях в специальных белых тапочках. Дабы, якобы, “не мусорить под землёй своими следами”. [ С усмешкой представляю себе, как зимой перед входом в Сьяны или в Никиты спелестолог переодевается на холодке в эту форму одежды – затем с чавканьем погружается в заплывший грязью вход… ] Но мусор, что мы так или иначе оставляем под землёй – фигня против того, что дарят пещерам промышленные предприятия на поверхности. И безбашенное ведение сельского хозяйства. Я неоднократно писал о том, что около трети современных обвалов кровли пещер Старицкого района вызвано продольной распашкой полей, находящихся над пещерами и имеющих уклон в сторону долины Волги от 1,5 до 10о. Хотя агрономические учебники подобную распашку склонов, мягко говоря, “не приветствуют”. Почему – способен сообразить даже самый асфальтовый горожанин со средним образованием. Так вот: без громкой экологической трескотни нашей команде удалось остановить столь варварское отношение к земле как минимум в двух колхозах. То есть спасти от прогрессирующего разрушения пещеры, находящиеся на этой земле. Любители эффектных спелеоэкологических лозунгов сделали больше?..

Известно: если какое-то производство обнаруживает на своей территории, или по соседству с оной, дыру в земле – причём “немерянного объёма” – плевать, каменоломня это, подземный храм, древнее хранилище манускриптов или сказочной красоты естественная полость — оно и спелеологов никогда не допустит до исследования прихватизированного подземного пространства, и использует его однозначно: В качестве выгребной ямы, свалки технологических и биологических отходов, места слива ОВ и прочего, в том же вкусе. Под Одессой некоторые каменоломни доверху заполнены виноградным жмыхом ( на поверхности винзавод ), нефтепродуктами ( предприятие нефтехима ), гниющим мясом и костями ( мясокомбинат, птицефабрика ), затоплены сбрасываемой водой ( мелиораторы, горводоканал ) и просто мусором. В Самарской области положение не лучше. В Подмосковье и Ленобласти лучше – но не на много. А уж что творится на Урале – особенно в связи с возведением новых гидротехнических комплексов… Сейчас все спелеологи мира, затаив дыхание, ждут: затопит уникальную пещеру Сумган полностью, наполовину – или “только нижние этажи”?.. Почитайте-ка внимательно статью И. А. Биржевой «Загрязнение подземных вод в районе Кунгурской пещеры» [ “Пещеры”, Пермь, 2001 ]. Откройте сборник «Спелеология в Самарской области», №2, статью О. Я. Червяцовой «Современные изменения в пещерах Самарской области». Поднимите подшивку журнала «Свет». Полюбуйтесь на разноцветные ( голубые, зелёные ) сталактиты в пещерах Старицкого района. Откройте примечательную книгу У. Холидея «Приключения под землёй» на исполненной печального юмора фразе «воду под землёй пить нельзя, ибо на поверхности над пещерой могут находиться промышленные предприятия…»

Голубые и зеленоватые сталактиты – признак загрязнения почвы амселитрой и прочими химическими удобрениями. А также соединениями медной, никелевой и хромовой групп. Известняк, конечно, потрясающе фильтрует/очищает путешествующую по его слоям воду — да вот беда: карстовому процессу не прикажешь. Агрессивная вода, нафаршированная кислыми растворителями серной, хлорной и нитратной групп, а также металлами, радиоактивными изотопами, моющими средствами, антикоррозийными и антинакипными присадками принимает вполне весомое участие в современных процессах карстообразования. Причём как в первой стадии – растворении пород, их выщелачивании и разрушении, как следствие, кровли каменоломен и естественных пещер – так и на стадии второй: образовании разноцветных красивеньких натёков. И артефактного вида кристаллических друз. Нафаршированных радиоактивными изотопами и тяжёлыми металлами. А также их солями. В виде положительных, крайне вредно действующих на физиологию человека, аэроионов, вся эта дрянь проникает в воздух пещер. В подземную воду.

ЛЮБИТЕЛИ СПЕЛЕОЭКОЛОГИИ! МОЖЕТ, ВЫ ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ НА ЭТОТ ТРЕВОЖНЫЙ ФАКТ – А НЕ НА НАШИ ПОДЗЕМНЫЕ ТУАЛЕТЫ???

Тщетен призыв. Ибо куда болтунам тягаться с государственной машиной… Вот потрендить о якобы имеющей место “загаженности каменоломен” — это да. И будто бы в целях “экологической сохранности пещеры” впендюрить во вход дверь. Вместо создания специальной службы экологического контроля. Которая не только, совмещая функции с дежурной КСС, должным образом просветительствовала бы приходящих в пещеру чайников ( многие ведь мусорят не со зла – от разгильдяйства и незнания ) но и, используя практику страховых компаний, взимала бы с приходящих в пещеры некий “экологический сбор”. И на вырученные деньги периодически чистила пещеру в соответствии со своими экологическими представлениями. Ясно: создать такую реально действующую структуру спелеогринписам не под силу. В крайнем случае они “закроют пещеру для посещения”. Уповая на то, что так поступают в Америке. И в Турции. Но давайте разберёмся, кто так поступает – и во имя каких целей. Любое самовольное посещение подземной полости в Турции – без разницы, искусственной или естественной – приравнивается к государственному преступлению. Ибо в Турции действует закон, по строгости даже превосходящий сталинский Указ от 1947 года и Закон о Недрах от 1949 года: восточный менталитет чужд демократического пиздобольства. Потому что около 90 % всех водных запасов Турции – карстового происхождения. Либо связаны с существующими пещерами. Загрязнение пещеры в Турции равнозначно загрязнению питьевой воды. Искусственные подземные полости в Турции – ПГВ и ПАС, а также КП, ОП и всевозможные сочетания антропогенных и геологических пещер – охраняемые государством памятники культуры, архитектуры, истории, религии, ремесла и прочего; объекты международного и внутреннего туризма — и ( в случае древних и современных гидротехнических сооружений ) – те же источники питьевой воды. Так что турецкое правительство понять можно.

А потому ни любительской, ни частной, ни самодеятельной спелеологии в Турции нет. Но есть — спелеология ( и спелестология ) государственная. То есть соответствующие подразделения государственных геологических и исторических ведомств. Все спелеологи и спелестологи Турции – профессионалы, проводящие свои исследования на деньги государства. И в должной мере, в соответствии с законом, соблюдающие правила и нормы экологической охраны подземных полостей.

В США есть Национальный Союз Спелеологов. Эта организация не кормит функционеров и не диктует никому, как следует изучать/воспринимать Мир Подземли. Это федеративный орган, объединяющий самые разные спелеоклубы. Управленческий аппарат минимален – по сути, это выборный совет, в который на общественных началах входят наиболее известные спелеологи страны. Причём не только спортсмены – но и учёные из различных институтов, имеющие свой “подземный интерес”, и представители государственных геологических и экологических служб. Решения этого совета обязательны для всех спелеоклубов и носят рекомендательный характер для государственных учреждений. При возникающих конфликтах с корпорациями и частными землепользователями ( а также иными государственными службами ) все вопросы решаются в арбитражном порядке. Министерство геологии поддерживает деятельность НСС и выполняет его решения автоматически – коль они не противоречат интересам государства. [ Под “интересами государства” в США понимается несколько иное, чем в России – по крайней мере в области сохранения природных богатств. Если в СССР вопрос “либо пещера, либо промышленная добыча оникса” даже не мог быть поставлен — в США аналогичный вопрос не может возникнуть по прямо противоположной причине. Во время президентства Р. Рейгана американцы приняли очень суровый федеральный экологический закон, который за расхищение или уничтожение пещерных богатств, а также за загрязнение пещеры или пещерных вод “по первому разу” штрафует виновника на сумму около 10.000 $; по второму разу эта сумма возрастает в несколько раз – при рецидиве следует тюремное заключение. Причём относится это не только к случайным посетителям пещер или промышленным предприятиям – к владельцам пещер в той же мере. ]

В США, и во многих других странах, вход в пещеру находится либо на территории национального заповедника ( часто специально спелеологического уклона ), либо на частной земле – пещера является собственностью владельца земли. Как и всё, что в этой земле находится. < Что не освобождает, как уже было сказано, владельца пещеры от действия федерального закона, обязательного к исполнению на территории всех американских штатов. > У нас недра страны безоговорочно принадлежат государству. Даже если ты купишь участок земли под котеджик, и на нём обнаружится вход в каменоломню/пещеру — тебе она принадлежать не будет. А потому уже исходя из этого все попытки создания любительских, общественных, частных, коммерческих и прочих подземных музеев, спелеолабораторий, стационаров, спелеозаповедников и прочего — немного фикция. Пока власти насрать – создавай, сколько душе угодно. Но помни: созданное тобой под землёй тебе никогда принадлежать не будет. По закону. И потому опыт западных спелеоэкологических служб не применим к реалиям нашей страны в принципе.

В Америке закрывается пещера – но любой член любого клуба, или любой спелеолог, заручившийся поддержкой члена клуба, входящего в НСС, имеет полное право на посещение законсервированной “дырки”. [ Исключением является уникальная Система Лечугия – но, во-первых, она изначально не сообщалась с поверхностью, и потому закрытие её специально созданным тамбурным люком было необходимо ради сохранения баланса микроклимата,– во-вторых, уникальность этой Системы и её красота требовали ввести режим максимальной экологической безопасности. Изучение её проводится только теми, кому это действительно необходимо – исходя из чисто профессиональных критериев. Прочие могут сами открыть нечто подобное. Не возбраняется. Даже приветствуется. И вообще: что это за мода – толпами валить на чужое открытие, как мухи на мёд?.. Я вполне понимаю тех, кто открыл Лечугию – и закрыл её от праздного шатания любопытствующих туристов. ] Если пещера находится на частной земле – заплати за вход и изучай, что хочешь. Намусоришь – будешь отвечать по закону перед хозяином земли. Через суд.

У нас такой номер не проходит. У нас, в нарушение главного закона страны «О Недрах», регулирующего наши отношения с Подземлёй [ «строгость российских законов всегда компенсировалась их полным несоблюдением»: Карамзин ], любой областной клуб или секция, частная группа лиц, или геологическое ведомство может закрыть любую пещеру. И единолично определять: этих мы пускаем, как друзей; этих – за бабки. А этих – ни за что на свете. И экологические соображения тут будут ни при чём. Просто самодурство. Амбиции. Личные счёты. Манька-величка. Наивная жажда наживы. Будут, конечно, говориться слова о “спелеоэкологии”. Будет во вход впендюрина бронированная дверь. Что “на раз” нарушит и стабильность сложившегося микроклимата данной пещеры, и нанесёт смертельный удар по популяции рукокрылых. По пещере пойдут спровоцированные подобным вмешательством обвалы. [ См., например, указанную выше статью О. Я. Червяцовой; также – историю пещеры Помойка в Ленобласти. ] Но хрен-ли всё это “закрывателям”? У них появилась игрушка, почти личная собственность. Кстати, наряду со словесами о спелеоэкологии будет не меньший трендёж о спелеобезопасности. Под который уже не частные группы “спелеозахвата”, но сама власть очень любит взрывать или заливать бетоном входы в пещеры.

И что самое забавное ( или не забавное, это зависит от работы миндалины ): кто бы ни закрывал вход в пещеру – каким образом и во имя чего, без разницы – эти действия противоправны по сути своей. Уничтожение подобного препятствия на входе в пещеру ( взрыв, взлом, выдавливание, распил и т.п. ) не может являться преступлением согласно одному из основных законов нашей страны – “Закону о Недрах”. Кроме одного случая: когда реальные представители власти ( в годы совка это была цепочка “КГБ – райком – МВД – военный комендант района – георазведка” ) взрывают вход в пещеру, на деле показывая спелеологам, “кто в гроте хозяин”.

А потому сто раз подумайте, прежде чем в экологическом рвении призывать закрывать все пещеры железными дверями и решётками. Ибо с точки зрения Закона это действие – противоправно, за взлом такой двери наказать человека чрезвычайно трудно. Но учтите. Закрыть для посторонних доступ в пещеру реально может структура ( организация ), имеющая от государства патент ( лицензию ) на использование конкретного подземного пространства в добывающих или промышленных целях. В этом случае пещера приравнивается к руднику, промышленному предприятию. Минздрав может договориться с рудуправлением об использовании заброшенной выработки в качестве подземной лечебницы; в данном случае он является арендатором. Не пускать посторонних на свою территорию имеет полное право. Если в пещере создан спелеозаповедник – его статус равняется статусу государственного заповедника. Посещение которого произвольно регулирует местное начальство. Если пещера находится на территории режимного предприятия или военной части – забудьте о существовании оной. Это все, предусмотренные законом, случаи возможного закрытия пещер “от народа”. Любые вопли о необходимости “закрытия пещер” на руку власти, которая спелестологов и спелеологов, мягко говоря, в гробу видала. Они с радостью ухватятся за идею бронирования пещерных входов от нас с вами — и что тогда?..

… Но допустим смешную возможность: государство ( власть ) вдруг озаботились спелеоэкологическими проблемами. В Думе создана специальная комиссия, куда, допустим, даже войдёт полтора-два официальных спелеолога лет 70. ( Кто помоложе – не надейтесь поучаствовать даже интерактивным образом: там уж давно всё схвачено и пристреляно. ) Комиссия позаседает лет пять ( два года, десять лет – в зависимости от геронтологического уровня избранных членов ) и примет решение о создании в стране Службы Спелеоэкологической Безопасности. Далее начнётся перетягивание бюджетного одеяла меж МЧС и уже существующей Экологической полицией. Ибо фонды – это деньги, техника, льготы, офисные площади и прочее, прочее. Каждому чиновнику кушать хочется – и по возможности, максимально жирно. Ещё пять лет они всё это будут делить. Затем, в зависимости от вложенных “бабок”, победит какое-то лобби. Нам в принципе плевать, какое – потому как результат предопределён. Новая организация рекрутирует тысяч десять голодных чиновников – спелеологов и, паче чаяния, спелестологов средь которых не случится “по определению”. Фондов хватит на машины и дачи, факсы, компьютеры и офисы. На льготы и привилегии. На бумагу и сортиры из золота. Не хватит только на одно – реальную защиту пещер. На очистку их от скопившегося мусора.

Знаете, сколько мусора за 40 лет развития вертикальной спортивной спелеологии понатащили клубные вертикальщики под землю? ТОННЫ. При этом, между прочим, забитые в стены крючья, брошенные верёвки, пикеты и телефонные провода – мусор по определению. Ибо отход от жизнедеятельности, от покорения пещеры. На уровне фекалий и консервных баночек. А знаете, сколько мусора вытащили клубные спелеологи из оккупированных ими любимых пещер? Догадались?.. То-то. [ Сотню трансов за всю историю вертикальной совеЦкой спелеологии и её российской наследницы. Ибо вытащить мусор из вертикалки много труднее, чем из любого горизонтального, но проходимого в полный рост, лабиринта. ] Но двери на входы в наши пещеры, может быть, поставят. На столько пещер, сколько значится в кадастрах. Это при максимально безмерных отпущенных средствах, конечно. Входы в каменоломни просто взорвут. “Нет пещеры – нет экологической проблемы.” Вскрытие этих дверей и завалов станет уже государственным преступлением. По соответствующей статье “за экологию” принятого УК. Предприятия, что уничтожали пещеры или превращали их в свалки, продолжат свою деятельность. Суммы “отстёжек” определятся менее, чем за год. И вся экология.

Теперь обратимся ко второму пункту моего списка.

Немаловажный аспект спелеоэкологии — защита поверхности ОТ ПЕЩЕР – от провалов, что сулят разрушающиеся заброшенные каменоломни, рудники, подземные ходы и прочие пустоты, созданные человеком под землёй. Как, впрочем, и естественные пещеры. В книге Дублянского и ко «Классификация, использование и охрана подземных пространств» об этом аспекте спелеоэкологии не найдёте и строчки — но между тем именно эта проблема мне представляется важнейшей. А не словесные баталии на уровне “кому дозволенно посещать мир Подземли – а кому нет”. ( И в какого цвета тапочках это делать. )

Ибо за последние 30 - 40 лет весьма ускорились карстовые и сходные с ними процессы разрушения почв и известняковых пластов. Вызвано это во-первых, усилившейся кислотной составляющей атмосферных осадков ; во-вторых, огромным количеством разнообразных агрессивных химических соединений, попадающих во вине человека в почву ( удобрения на полях, в городе продукты органической химии, моющие и растворяющие средства, кислотно-щелочные отходы, прорывающиеся из теплоцентралей горячие воды с “антинакипными” присадками, направленными на растворение соединений карбонатной и силикатной групп, растапливающие при отрицательной температуре снег химикалии – и т. п. ). Следствие №1: мы не только теряем спелестологические объекты ( с каждым годом всё больше и больше ),– спелестологические объекты в силу разрушения пород кровли начинают представлять всё большую опасность и для посещающих их, и для того, что находится над ними на поверхности. Тем не менее — поскольку схемы существующих подземных сооружений “спелестологической ориентации” намеренно уничтожены ( в архивах ) или утеряны, или не существовали вовсе, а любые публикации в прессе если случаются, то под неодолимой печатью идиотизма ( тоже касается ТВ ),– при этом “разговорчики в строю” официальных исследователей Подземли пресекаются на корню, как “по Уставу не положенные” — неизбежно следует застройка подработанных подземными полостями территорий, распашка склонов, причём продольная, над каменоломнями [ Старицкий район ] – что приводит к зримому усилению карстово-эрозионных процессов… Между прочим, сопровождающихся смывом с полей всевозможных химических соединений, внесённых в почву для её, якобы, “улучшения” – одним из следствий чего является наблюдаемое сталактитовое разноцветье в Системе Лисья. Сомневаюсь, что вода, капающая с зеленоватых или ярко голубых сталактитов, является питьевой.

В 2001 году в Интернете появилась замечательная статья голландского спелестолога Р. Ф. Бекендама «История крупномасштабных обвалов в каменоломнях Голландии» . В этой статье Р. Ф. Бекендам описывает генезис нескольких десятков крупных проседаний почвы, случившихся в голландской провинции Лимбург ( район Маастрихт ) – причиной которых стали разрушения кровли каменоломен. Голландские каменоломни древнее подмосковных ( если уж на то пошло, то и большей части украинских и российских ) и кровля их, конечно, испытала больший “прессинг времени”. А значит, нам ещё предстоит то, что сейчас происходит в Голландии – где площадь проседаний над подработанными каменоломнями территориями описывается гектарами. В числе причин, приводящих к крупномасштабным обвалам каменоломен – и как следствию, масштабным проседаниям почвы на поверхности, Бекендам называет 1) взрывные работы под землёй, производимые в каменоломнях после окончания добычи в них камня с военной или какой иной целью ( аналогия с действиями наших властей, взрывающих входы в каменоломни, прослеживается полная ); 2) “воровская”, то есть идущая вне какого-либо плана и не санкционированная специальными горными исследованиями добыча камня, при которой, в частности, размеры ходов превышают максимально возможные относительно запаса прочности свода ( то же самое происходило и происходит в России, практически во всех губерниях – и повторная добыча камня в каменоломнях имела место быть по полной программе, и количество “диких”, самопальных разработок явно превышает количество официально контролируемых горной инспекцией ); 3) ветшание или отсутствие необходимого крепежа свода ( опять же: аналогия стопроцентная ); 4) карстовые процессы, усилившиеся во второй половине ХХ века ( без комментариев ) и 5) обильные дожди, вызывающие “утяжеление кровли” ( разве у нас они не идут?.. разве не случается гораздо более мощного, против Голландии, весеннего проникновения нивальных вод под землю?.. ).

Таким образом, статью Бекендама можно расценивать не только как описательный материал, интересный лишь голландским спелестологам — как предупреждение всем нам: смотрите, что нас ожидает. В краткой статье о спелеоэкологии [ «Катакомбный Мэйнстрим», Острова, глава “Философический Архипелаг” ] я уже касался этих проблем, весьма и весьма тревожных. И всё ж — хрестоматийно-известные примеры только по Домодедовскому району Московской области ( учтите: согласно Бекендаму, это лишь “начало начал”! ): провал и частичное разрушение школы в Чурилково, оседание местных совхозных “хрущёб” ( входы в находящуюся под ними каменоломню были замурованы властью в начале семидесятых ); разрушение и провалы фундаментов частных домов в районах коттеджной застройки близ Никитского, Мещерского, Чурилково, Котляково, Новленского, Камкино, Киселихи; “пьяный лес”, состоящий из столбов былой телеграфной линии близ Киселихи/Котляково, ушедшая “по пояс в сыру землю” опора ЛЭП-500 у Никитского, разрушение и провал на глубину около 5 метров территории трёх садовых участков ( там же ) – между прочим, в нарушение всех экологических норм и требований безопасности “отданных народу” непосредственно под проводами и меж опор ЛЭП… Это данные лишь по одному из районов с относительно интенсивной в прошлом добычей белого камня. В Подольском и Старицком районах ситуация складывается не менее удручающая; что творится в Одессе и Керчи – отдельный печальный рассказ. Например, в Одессе только за период 1965/70 гг. произошло более 100 провалов ; в Москве с 1995 по 2000 г. – около 20 крупных, приведших к разрушениям зданий и ДТП, и более 200 “мелких” – то есть оставшихся без трагических последствий. Вот лишь краткий перечень наиболее известных провалов московской почвы за последние десятилетия: 1970/1980 гг. – провалы, обрушения домов на Хорошевском шоссе ( смещение пластов до 40 м глубиной вызвано обрушением кровли старинной каменоломни, существование которой ещё недавно отрицалось даже такими опытными спелестологами, как Юра Долотов); 1985 г. – строительство ст. метро “Боровицкая” вызвало оползень Боровицкого холма и разрушение стен Румянцевской библиотеки; 1995 г. – провалы и подземные толчки на Госпитальном валу ( Лефортово ); 1996 г. – подземная стройка на Манежной площади вызвала обрушения карстовых полостей в радиусе 1,5 км; 1998 г. – провал мостовой и обрушение дома на улице Большая Дмитровка; 1999 год – многочисленные провалы и оседания почвы в районе Трубной площади, разрушение асфальтового покрытия улиц; 2001 г. – провалился подвал Театра им. Дурова; 2002 г. – провал мостовой на ул. Профсоюзной близ Д/К “Меридиан” вызвал серьёзное ДТП ( в провал на полной скорости въехала маршрутка с пассажирами ); 2003 г. – провалы посреди Ленинградского проспекта в районе ст. метро “Аэропорт”.

В качестве иллюстрации приведу несколько цитат из Интернета – обратите внимание на то, что два первых сообщения относятся к одной и той же дате. Временной интервал меж этими событиями — всего несколько часов...

• Из-за подтопления на Ленинградском проспекте в Москве провалился многотонный самосвал. 11.09.2006, Москва 05:54:49, www.rian.ru Многотонный самосвал провалился под грунт из-за подтопления на Ленинградском проспекте в Москве. Как передает радиостанция "Эхо Москвы", грузовик был припаркован у обочины дороги. Аварийным службам города пока не удается определить источник поступления воды. Провал произошел на Ленинградском проспекте поздно вечером 10 сентября в районе дома номер 30. Его площадь - около 300 кв м, глубина на разных участках - 1-1,5 м. Из-за подтопления рухнула мачта городского освещения, оборвав троллейбусные провода. Движение троллейбусов по Ленинградскому шоссе было прекращено. Серьезно затруднилось и движение автотранспорта по боковому проезду Ленинградского шоссе от станции метро "Сокол" - образовалась автомобильная пробка.
• На северо-востоке Москвы произошел провал асфальтового покрытия 11.09.2006 21:03, www.rian.ru МОСКВА, 11 сен - РИА Новости. На северо-востоке Москвы провалилась часть асфальтового покрытия на проезжей части. Об этом РИА Новости сообщили в Управлении МЧС по Москве. "Инцидент зафиксирован примерно в 19.39 мск",– отметил собеседник агентства. По его словам, в проезде Дежнева, в районе дома 38, в крайнем правом ряду провалилась часть асфальтового покрытия. Размер ямы составляет примерно 2х2 метра и глубиной 1,5 метра. В настоящее время, отметил собеседник агентства, на место прибыли сотрудники автоинспекции, устанавливаются причины происшествия.

Провалы грунта в Москве. Справка ( www.rian.ru ):

1998 г.:

– В ночь с 13 на 14 мая произошел провал фрагмента дорожного полотна на пересечении улицы Большая Дмитровка и Столешникова переулка. Площадь провала достигла 600 кв. м, а в образовавшуюся яму обрушился фасад одного из находящихся рядом домов.

– 28 июня: обрушение грунта на улице Большая Дмитровка поблизости от зданий Генеральной прокуратуры РФ и Совета Федерации Федерального Собрания РФ.

2001 г.:

– 5 июня: провал грунта на участке Нагорной улицы близ дома 12, произошедший из-за аварии на теплотрассе. Площадь провала составила порядка 100 кв. м.

2003 г.:

– 31 марта: провал грунта во дворе дома 67 корпус 1 по улице Юных ленинцев. Площадь провала составила около 10 кв. м, глубина - более 1 м. В этот же день был зафиксирован провал фрагмента дорожного полотна близ дома 30 по проезду Шокальского площадью 5 кв. м и глубиной до 1 м.

2005 г.:

– 21 июня: обвал грунта на участке улицы Алабяна между домами 11 и 13 (территория, примыкающая к котловану возводимого компанией "Баркли" элитного жилого комплекса), вызванный обильными атмосферными осадками.

– 3 августа: провал участка дорожного полотна на внешней стороне Садового кольца близ дома 1 по Садовой-Кудринской улице. Площадь провала составила 10 кв. м, глубина - 2 м. Из-за того, что образовавшаяся яма не была своевременно огорожена, в нее попал двигавшийся по автотрассе грузовой автомобиль

– 4 августа: провал участка дорожного полотна близ дома 3 по Яузской улице. Площадь провала составила порядка 150 кв. м, глубина - около 3 м.

2006 г.:

– 14 марта: провал грунта на участке Кировоградской улице близ дома 24. В образовавшейся яме глубиной до 1 м застрял пожарный автомобиль, а в находящемся поблизости жилом здании появилась трещина.

– 30 марта: во дворе одного из домов по Алтуфьевскому шоссе в результате провала грунта под землю частично ушел припаркованный легковой автомобиль.

– 11 апреля: провал грунта на одном из участков дорожного полотна Даниловской набережной, вызванный аварией на теплотрассе.

Наиболее частыми причинами оседаний и провалов дорожных покрытий и земельных участков, помимо оттаивания почвы в весеннее время, являются аварии на устаревших и изношенных коммуникациях водо- и теплоснабжения (особенно это касается исторической части города), а также инженерные и технологические ошибки при строительстве новых сооружений и прокладке автотрасс. Помимо этого, к активизации неблагоприятных геологических процессов приводит деятельность метрополитена и многочисленных промышленных предприятий и других производств, способствующая посредством исходящих от них сейсмических колебаний разрыхлению грунта и образованию в нем карстовых пустот (диаметр которых в отдельных случаях может достигать 20 м). По мнению специалистов, в Москве суммарная площадь потенциально опасных для строительства участков достигает 15 кв. км (причем, со временем эта территория может значительно увеличиться). На одном только участке Ходынского поля, расположенного поблизости от Хорошевского шоссе и проспекта Маршала Жукова, насчитываются более 40 провальных воронок. Наиболее опасными в контексте оползневой угрозы эксперты называют такие районы Москвы, как Капотня, Коломенское, Фили, Чагино, а также северо-запад столицы – Тушино, Сходня, Нижние Мневники, Щукино, Хорошево и Серябряный бор.

И не стоит думать, что это максимально полная информация – подробный перечень обрушений московских зданий, случившихся “по подземным причинам”, как и аналогичный перечень провалов мостовых и тротуаров может занять несколько страниц весьма убористого текста. Но говорить об этом по ТВ или радио, как и писать в прессе, до самого последнего времени считалось “как бы неприличным”. Почему — не вопрос. Если думаете, что описанные выше разрушения кровли подземных сооружений случаются лишь в крупных городах – сильно ошибаетесь. Они происходят повсеместно,– везде, общество лишено возможности контролировать бравую деятельность наших подземных спецслужб, и просто служб. Везде, где есть заброшенные иль не исследованные подземные сооружения. Не исследованные хотя бы по той причине, что входы в них уничтожены, либо блокированы властью от “излишне любопытных” спелестологов. Где слово “диггер” воспринимается не более, чем столичная экзотика. Или блажь подростков-переростков.

Город Саров [ бывший Арзамас-16 ] в спелестологических кругах известен подземным монастырём с весьма протяжённой длиной ходов,– причём подземный монастырь связан с возведённым над ним наземным монастырским комплексом. «16 декабря 1992 года на монастырской площади произошла авария водопровода, образовался провал глубиной около 5 метров. Как оказалось впоследствии, лопнула старая труба, и около пятисот тонн воды и пятидесяти кубометров грунта ушли в открывшийся внизу провала вход в пещеры. Интересно, что провал произошёл на участке пещер, который был ранее недоступен и отсутствовал на имеющихся “официальных” планах.» Подобных эпизодов в моей печальной коллекции — сотни. Учтите: масштабы кислотного ( атмосферные осадки ) и термо-суффозионного ( прорывы горячих вод из теплоцентралей ) разрушения почв и, соответственно, кровли подземных полостей с каждым годом возрастают – при одновременном ветшании крепежа каменоломен и подземных ходов, созданного сотни лет назад. В результате мы теряем не только уникальные спелестологические объекты — Подземля представляет всё большую опасность для наземного социума.

Причём – повсеместно: в городах больших и малых, в сёлах и на дачных участках,– везде, где есть искусственные или естественные пустоты в земле. Вне зависимости от типа этого подземелья, вне зависимости от нагрузки, оказываемой на землю зданием – ибо главный фактор: наличие подземной пустоты и разрушение её кровли. Остальное вторично. Как же быть? Как совместить наш интерес к Миру Подземли и вполне естественное требование наземного мира защититься от пагубного влияния садящейся каменоломни? За 70 лет совеЦкая власть испробовала все негативные меры борьбы с Подземлей. Принимались указы, запрещающие спелеологию и спелестологию. Входы в пещеры взрывались и заливались бетоном. Спелестологи подвергались репрессиям. Спелестологическая информация вымарывалась из официальных архивных закромов; неофициально ( и официально ) созданные спелестологические архивы Стеллецкого, Грицая и прочих исследователей изымались “компетентными органами”. < Компетентными – в чём?... > И исчезали в архивных нетях. Остановило это процессы карстообразования или обрушения кровли потерянных каменоломен? Власть полагала, что вполне может обойтись без спелестологов. [ Вообще-то она традиционно ничего не полагала – ибо “полагать” было нечем,– правильно сказать: “власть положила”. Ну да ладно. ] Известно: каменоломня непосещаемая ( с замурованными властью входами ) садится быстрее, чем та, в которую ходят спелеотуристы – и в которой, естественно, проводят необходимые крепёжные работы. На посещаемую полость составляются схемы и карты, которые при необходимости можно привязать к поверхности. И однозначно сказать: под этим участком проходит подземный ход – а под этим монолит. Стройте смело. Замурованный вход не только не позволяет исследовать каменоломню и составить её точную топосъёмку – сулит неостановимое разрушение подземного объёма при полной неопределённости: какому участку поверхности может соответствовать грядущий подземный обвал.

Организации, что проводят георазведку местности прежде, чем приступить к застройке, в принципе не заинтересованы в тщательном обследовании предполагаемого участка застройки на предмет наличия искусственных или естественных полостей. У них есть геологический план местности, и если там официально не указано никаких полостей – какой спрос? Жопа прикрыта. Из районных архивов поступили какие сведения? Нет. Даже если вдруг заморочился кто в стройуправлении перепиской с упомянутыми архивами. [ Никто не заморачивается, потому как знают: архив – инстанция, что способна меньше всего располагать нужной информацией. ] Контрольное бурение полостей на необходимой для строительства глубине ( скажем, до 10 метров ) не вскрыло. [ Даже если буры и были способны дотянуться до уровня каменоломни – один прошёл сквозь бутовый отвал, другой сквозь монолит между штреками, третий угодил точнёхонько в колонный целик посреди огромного зала,– четвёртый пронзил уже случившийся обвал,– и так далее. ] Геофизическая разведка… Ну просто смешно: с какого такого ляду звать геофизиков, и тратить на них бюджет строительства?..

Впрочем – как знаем мы – даже если бы “и позвали” — толку особого не было. Как я уже писал в «Катакомбном Мэйнстриме» [ глава “Спелеоархипелаг”, часть «Острова» ], точность геофизических методов в применении к спелестологическим целям не высока. Лишь геотомография ( сейсмотомография ) может дать более-менее адекватную картину того, что скрывается у нас под ногами. Но сколько она стоит? Кто будет заморачиваться такими расходами? Опять же: для точной интерпретации полученной “картинки” необходим грамотный спелестолог. Он же ( причём не один, а команда ) необходим для прохождения в обнаруженную полость. Для истинно профессионального обследования её и составления спелеотопосъёмки. Для вскрытия и обследования полости необходимо соответствующее снаряжение. То есть расходы, расходы… Ясно — никакие строительные управления на эти расходы не пойдут. Им просто незачем. Их жопы прикрыты, а фонды и без того ограничены. Такая вот неприглядная картинка. Такой порочный круг. Сулящий новые обвалы и бедствия. И пока власть не изменит своего отношения к спелестологии — изменений не будет. Но защита поверхности от подземли должна быть. И она должна быть комплексной. Причём осуществить весь комплекс защитных мер способна лишь структура, органично включающая в себя не любителей – профессиональных спелестологов. Как представляется мне [ это не “благие мечты и пожелания” – вполне естественное требование времени ], комплекс мер спелеоэкологической безопасности должен выглядеть следующим образом:

1) В районе, подработанном подземной добычей камня или интенсивным былым подземным строительством, проводится должный архивно-исторический поиск. Даст он какие результаты или нет – неизвестно. Но если даст – однозначно позволит сэкономить средства. Аналогичный поиск проводится в спелестологических архивах и кадастрах частных исследовательских групп, ибо часта следующая ситуация: район с “архивно несуществующей” [ неотмеченной в доступных источниках ] добычей камня был обследован спелестологами – и каменоломни найдены были. Или подземные ходы, храмы. В случае отрицательного результата обследования это, опять же, позволяет сэкономить средства.

2) Территория предполагаемой застройки исследуется современными методами геофизической разведки ( с обязательным применением геотомографии ) и биолокационным способом. Один метод не только не исключает другого – сравнение их результатов позволяет скорректировать возможные ошибки и разночтения полученных данных.

3) В случае обнаружения пустот проводится их предварительная разведка бурением. Если полость незначительна по объёму и не имеет сообщения с поверхностью – через скважину заполняется бетоном с отрицательным коэффициентом сжатия. [ Так называемый безусадочный цемент, применяемый в этих целях при горно-проходческих работах. ] Процесс карстообразования “затыкается” путём закачки в грунт специальной щелочной смеси. Если полость занимает значительный объём, или по происхождению является спелестологическим объектом – проводится её вскрытие с целью спелестологической разведки.

4) По заключению спелестологов полость может быть признана обвалоопасной, безопасной, имеющей историческую ценность или незначащей в культурно-историческом аспекте. В случае положительного спелеоэкологического заключения проводятся меры по укреплению сводов и опорных колонн ( установка свай и стягивание колон стальной лентой с целью предупреждения вертикального расслоения нагруженного пласта – абляции, возведение опорных кладок ). Если проникновение в полость осуществлено с территории будущего частного участка – что ж: хозяин его получает в своё пользование “частную пещеру”. Как он распорядится ей, его личное дело. Применений не счесть – от весьма объёмистого погребка и подземной грибницы до прикольно-музейного. Можно оборудовать персональный подземный спелеотерапевтический релаксационный комплекс или убежище. Тайный склад.

Если полость находится в аварийном состоянии и исторической ( спелеобиологической ) ценности не представляет < вспомним о том, что любая подземная полость, особенно вмещающая большое количество всевозможных узостей, лабиринтовые структуры и бутовый камень — “по определению” очистительные лёгкие данного района > — что ж: тогда ( и только тогда ) её необходимо “посадить”. Гарантированно всю и по возможности “мягким” способом. Что, опять же, способны сделать лишь спелестологи. И только тогда начинать строительство на поверхности. Не забыв убедиться с помощью буровых установок в том, что посадка кровли прошла успешно, вторичных гравитационных полостей над бывшей каменоломней не образовалось. Коль такие полости образовались – их следует бетонировать через пробуренные скважины. Дорого? Долго?.. Не дороже восстановления обрушившегося строения. Не дороже человеческих жизней, что может унести обвал. И уж подавно не измерить деньгами культурно-историческое значение памятника нашей истории, памятника ремесла – чьё исследование станет возможным при осуществлении данной программы. Как, между прочим, спокон веку делается в странах, называемых нами “развитыми”. Например – в Голландии, Бельгии, Франции, Австрии, Германии и Англии. А также в Чехии, Словакии, Венгрии, Болгарии и Польше. И, разумеется, в США. И Турции.

Очень важно понимание того, что пещерный микроклимат и сложившийся в ней биоценоз весьма хрупки и в принципе не восстановимы — равно как не восстановимы запасы пещерных натёков и прочих “красивостей”. При этом, как уже говорилось мной и многими другими исследователями Подземли, “пещеры – лёгкие Земли”. В сложных извилистых лабиринтах, богатых разного рода узостями, а также большими объёмами бутового камня, происходит адсорбция и абсорбция пылевого аэрозоля из воздуха — в результате чего уже на расстоянии ста метров от входа в пещеру из воздуха практически полностью удаляются все пылевые и аэрозольные агрегаты – включая микробиологическую составляющую. При этом сам воздух насыщается неизбежными для Подземли отрицательными аэроионами, что придаёт ему известные целительные свойства. Понятно, что доля каменоломен, расположенных, как правило, близ больших городов, в очищении земной атмосферы много выше, чем доля вертикальных карстовых полостей.

Уже в этом свете видно, что “закрытие” пещер-каменоломен, практикуемое властями – равно как “приспосабливание” пещер для массового посещения – вандализм, сходный с глупостью. В книге З. К. Тинтилозова «Новоафонская пещера» [ “Мецниереба”, Тбилиси, 1983 ] – книге, посвящённой “чисто спелеологической” и естественнонаучной стороне дела,– написанной вполне нейтральным и неэмоциональным языком “таблиц, измерений и фактов”, даётся, по сути, хладнокровное описание процесса уничтожения прекраснейшей пещеры. Тем страшнее читать отдельные её страницы – посвящённые изменению сложившегося микроклимата, возрастающей бактериологической загрязнённости, прекращению роста натёков и развитию ламповой флоры. “Сдача пещер” государству “в промышленных интересах” – столь же аморально-бесстыжий поступок, как уничтожение пещерных входов ( и собственно пещер – не важно, каким способом: эксплосионным, или бетонно-заливочным ). Конечно, наше постоянное бытиё в каменоломнях – что, собственно, и отличает спелестологию от спелеологии – приносит в искусственно созданную Подземлю [ специально подчёркиваю: искусственно созданную априори! ] какое-то количество неизбежных отходов нашей жизнедеятельности. Называть их “мусором” или полагать за сопутствующие “знаки присутствия”, не отделимые от самого образа искусственно созданной пещеры – личное дело каждого. Попытки довести спелеоэкологическую деятельность до её логического апофеоза, по сути, равнозначны запрещению спелестологии, как жанра нашей жизни. Ибо только полный отказ от посещения и вскрытия пещер даст прекрасный экологический результат… Следствием которого неизбежно станет разрушение пещеры.

Но спелеологи не могут не изучать пещеры, и результаты этих исследований не менее важны, чем тотальное ( практикуемое ныне в США ) “закрытие пещер”. С объявлением их общенациональным достоянием. И посещением исключительно в режиме “в белых тапочках”. Что же до персонального значения Мира Подземли для каждого его посетителя… Тут каждый волен иметь собственное мнение. И действовать в соответствии с личной моралью. О которой — следующий печальный период моих рассуждений

Почему-то спелеологи-вертикальщики не жалуют каменоломни... Это давно известный факт, и не стоило бы к нему возвращаться, если бы не одно обстоятельство. При том, что современные клубные спелики негативно относятся к фактам вандализма в естественных пещерах, в отношении искусственных подземных полостей у этих спелеологов наблюдается мораль, по меньшей мере двойная. «Каменоломня не пещера», считают они,– а значит, нормы спелеологической, да и просто человеческой этики ни на каменоломни, ни на их обитателей не распространяются. Смотрите сами: