Спелео

«Теоретическая спелестология»

Откуда и куда

В декабре 2004 года Юра Долотов и Миша Сохин выпускают долгожданный сборник “Спелестологических исследований”, посвящённый искусственным пещерам Придонья. Основа сборника – цикл статей профессионального историка и спелестолога Виталия Викторовича Стёпкина. Собственно, на самом деле это единое фундаментальное исследование-монография — но поскольку В. В. Стёпкин защищает диссертацию по данной теме ( кажется, это первый такой случай в истории нашей страны: защита диссертации по спелестологии! ), то для большего числа необходимых для успешной защиты предшествующих публикаций единый в принципе материал был разбит на как бы независимые статьи.

Исследование В. В. Стёпкина примечательно во всех отношениях ( по значимости его можно сравнить только с работами основателя современной теоретической спелестологии В. М. Слукина ) — и так перекликается со многими положениями моей работы, что хотелось цитировать не то, что какие-то приводимые им факты из истории создания и исследования культовых ПАС Донского региона – целые главы. Памятуя, что обильное повторение чьих-то положений и выводов может быть расценено, как банальное научное ( и литературное ) воровство, от этой мысли отказался. Тем более, что моменту издания сборника «Катакомбный Мэйнстрим» был практически завершён. И какие бы новые публикации на спелестологические темы ни случились, какие бы новые открытия ни были сделаны — на уже написанное они могут повлиять не более, чем наши суждения и мнения на свершившиеся в прошлом события. В конце концов, гнаться за современностью не вполне совместимо с обращением к Прошлому.

И коль зарёкся по возможности не цитировать не менее важные для меня работы В. М. Слукина ( ибо все они предшествовали моему обращению к жанру документальной прозы, и здесь риск быть обвинённым в компиляции и эпигонстве был особенно велик ) — разве имею я право делать исключение в отношении столь же фундаментальной работы современного Автора-исследователя?

В 2002 году в творимом мной “Мэйнстриме” были поставлены необходимые точки. Что как-то резюмировала опыт занятий “практической спелестологией” – в части, названной “Навигация”. Что суммировала наши теоретические воззрения – в части, названной “Устье”. Далее только – бесконечный океан будущего, куда впадает подземный мэйнстрим нашей жизни. Данная работа пишется спустя три года, в качестве спонтанно возникшего варианта ( с некой, отличной от нуля возможностью публикации ) и представляет собой, по сути, авторскую компиляцию из нескольких глав уже написанного «Мэйнстрима». Поскольку объём её был изначально ограничен издательством, включать в неё протяженные цитаты из трудов В. В. Стёпкина я и не думал. Но человек предполагает, а Бог располагает…

В конце концов, точно также по написании первой части «Катакомбного Мэйнстрима» – “Истока” я получил рукопись замечательного повествования Константина Борисовича Серафимова. И не меняя ничего в написанном ( ибо менять было нечего ) включил обильные цитаты из его повести в качестве дополнительной главы. Своего рода приложения. Так что мешает мне теперь сделать тоже самое в отношении работы Виталия Викторовича? Наверно, только ложно понимаемая стыдливость. “Пошлём её на…” — и не без радости процитируем несколько, особо трепетных для меня, моментов. Ибо к выводам, которые я попугайно повторю ниже, пришёл человек совсем иного, чем моё, образования,– иного поколения и идущий в спелестологии своим путём. С моими работами незнакомый “по определению” – за исключением пары статей, написанных ещё в средине девяностых годов прошлого века. Что к моему нынешнему уровню понимания Подземли никакого отношения не имеют.

Пусть процитированное с моими неизбежными комментариями станет своего рода виртуальным соавторством двух ( пусть и близких ) взглядов на теоретическую спелестологию, как науку.

«Делая попытку выделения основных этапов развития пещеростроительства в Донском регионе, мы имеем дело с многочисленными трудностями. Эти трудности заключаются прежде всего в том, что письменные источники, как правило, касаются лишь процесса устроения небольшого количества пещер, да и то лишь на последних этапах их функционирования. В связи с этим возникает необходимость в широком привлечении археологических материалов. Но и здесь возникает ряд проблем, на которые обратили внимание ещё археологи, исследующие крымские подземные комплексы. Прежде всего, “это зачастую полное отсутствие в пещерных сооружениях культурного слоя, а те напластования, которые обнаруживаются, сформировались в позднейшее время. [ … ] Специфика церковной жизни не способствовала накоплению как в них, так и в непосредственной близости культурно-бытовых остатков. Находки подобных артефактов чаще всего единичны. [ … ] Не могут также прояснить вопрос хронологии эпиграфические памятники: надписи, граффити, рисунки, христианские символы. Практически нельзя установить – одновременно или несколько позже создания церкви появились в ней эти изображения.” Но, несмотря на это, они всё же дают определённые реперы, от которых можно отталкиваться, решая вопросы, связанные с хронологией развития подземных комплексов. Достаточно сложно проследить историю развития пещерных комплексов на основе тщательного анализа архитектурных особенностей подземелий. Здесь дело прежде всего в том, что более поздняя реконструкция подземелий зачастую почти полностью уничтожала предидущие формы лабиринтов. Учитывая все эти трудности, всё же попытаемся выделить основные этапы развития пещеростроительства в Донском регионе.

Наиболее ранний этап, на наш взгляд, мог быть связан ещё с дохристианскими культами. Если учитывать общий закономерный процесс в появлении христианских святынь на местах языческих капищ ( прежде всего как символ торжества христианской веры ), то можно предположить, что такой процесс не был исключением и при создании пещер. Это предположение подтверждают и исследования украинских археологов. Кроме того, в пользу этой гипотезы косвенно говорит и название тесно связанных с пещерами останцевых форм рельефа – див. Ещё в конце XIX века Е. Л. Марков писал: “Слово дивы, девы, dives, тесно сродное с dues,— во многих арийских языках имело приблизительно одно и то же общее значение”, связанное с названием божества или мифических существ. [ … ] Упомянутое выше название останцевых форм рельефа возможно было дано ещё в эпоху существования в южном Придонье сарматских [ II в. до н. э. - III в. н. э. ] или алайских племён. Последние, появившись здесь ещё во II в. н. э., просуществовали “вплоть до эпохи Киевской Руси”. Возможно, что представители этих народов, обратившись в христианство, стали преобразовывать свои языческие святыни в христианские. О том, что эти народы были знакомы с христианством ещё в первые века, говорят многочисленные письменные источники. В связи с этим можно предположить, что некоторые подземные храмы Донского региона, возникновение которых Д. М. Струков относил к первым векам новой эры, были сооружены принявшими христианство аланами. Этого же мнения придерживался А. А. Спицин, исследовавший в начале ХХ века Дивногорские пещеры. Хотя, в отличие от Струкова, он строил свои предположения не на типологических особенностях планировки подземелий, а на непосредственной близости к ним поселения ( Маяцкого городища ), на котором проживали аланские племена. Кроме того, в отличие от Струкова, Спицин датировал Дивногорские пещеры более поздним временем, временем функционирования Маяцкого городища [ VIII-X вв. ]. Интересно также мнение некоторых исследователей, считающих, что здесь могли укрываться и бежавшие из Византии монахи, преследуемые сторонниками иконоборческой ереси. Эта ересь появилась в первой половине VIII в. и продолжалась до второй половины IX в. В это время в Крыму сосредоточилось большое количество бежавших из Византии епископов, что дало правящему здесь архиепископу Иоанну Готскому “возможность организовать в Восточной Европе целую область миссионерских епархий, которые охватывали Северный Кавказ, нижнюю Волгу, Средний Дон, восточную и центральную часть Крыма.”

Следующий этап пещеростроительства в Донском регионе, на наш взгляд, может быть отнесён к XII - XIV вв. и связан он был с распространением здесь христианства не только из области Крыма, но уже и непосредственно из центральных областей Древнерусского государства. Так уже в XII веке северо-западная часть лесостепного Придонья входила в пределы Черниговской епархии. Сохранились даже письменные свидетельства о существовании здесь христиан . Возможно, в этот период здесь создаются не только “грады красны” , но и подземные монастыри, существовавшие в это время и в других местах древней Руси, как одна из форм проявления русской духовной культуры. Именно с пещерных лабиринтов началось становление известной Киево-Печерской лавры ещё в XI веке, а также целого ряда других менее известных обителей. По мнению Т. А. Бобровского, период формирования пещерных монастырей, охватывающий вторую половину XI - XII вв., мог быть связан с миссионерской деятельностью низших монашеских чинов, которые были выходцами из различных слоёв именно древнерусского общества. В этот период мог функционировать древнейший подземный монастырь в районе Малых Див. О его существовании в это время сохранялось предание вплоть до конца XVII века. Так посетившему в 1696 году Дивногорский монастырь Патрику Гордону настоятель обители показывал высеченные в горе остатки “очень древнего монастыря, основание которого местное предание приписывало греческому императору Андронику” . Надо заметить, что всего византийских императоров с таким именем было пять, и все они правили в период с XII по XIV вв. Возможно, речь идёт об императоре Андронике I Комнине, правящем с 1183 по 1185 год, который, будучи ещё царевичем, бывал в России.

Императорский род Комнинов был тесно связан с Крымской землёй. “В Крыму, около Инкермана [ … ] в княжестве Феодоро сидели владетельные князья Мангупские ( принадлежали к императорскому роду Комнидов, удалились в Крым после взятия Константинополя крестоносцами в 1240 году)” . Именно здесь, в Крыму, встречается большое количество пещерных памятников, и весьма вероятно, что отсюда водным путём христианские подвижники проникали в Донские земли. [ … ] О наличии в Донском регионе этапа пещеростроительства, относящегося к XII - XIV векам, говорит косвенно и тот факт, что наиболее древняя часть пещер в Больших Дивах и в меловом останце близ г. Калач по своим архитектурным особенностям, а также по отсутствию письменных свидетельств не может быть отнесена к периоду активного освоения этого региона, начиная со второй половины XVII века. При этом строительство этих памятников в период XV - XVI веков выглядит маловероятным в связи с отсутствием в Среднем Подонье “постоянного массива русского населения, как, впрочем, и других этнических групп” .

О пещеростроительстве в Донском регионе в период XII - XIV вв. свидетельствуют археологические находки этого периода, обнаруженные в пещере Копчёный Камень, расположенной на реке Воргол ( Липецкая область ) и эпиграфические памятники: надписи граффити, рисунки, христианские символы, встречающиеся в пещерах. В этом плане интересны граффити, например, из Гороховской пещеры, аналоги которым встречаются в пещерном монастыре Чилтер-Мармара, находящемся Крыму. Этот монастырь датируется XII - XV вв. Кроме всего прочего, граффити из Гороховской пещеры свидетельствуют о тесной связи жителей Среднего Дона с частью Крыма, контролируемого властью византийских императоров. Наличие такой связи подтверждают и археологические находки в лесостепном Подонье, относящиеся к этому периоду [ … ]. Следующий этап пещеростроительства был связан с освоением земель Донского юга России в XVII веке, когда здесь начинается строительство Белгородской оборонительной черты. [ … ] В район, защищаемый чертой, помимо русского колонизаторского потока активно движется украинско-белорусский поток. Истоки последнего лежат ещё в 1596 году, когда в Бресте была подписана Уния между католической и православной церквями на территории Речи Посполитой, в которую входили украинские и белорусские земли. Последствия Унии и без того усугубили тяжёлое положение православного населения Речи Посполитой, в результате чего часть его была вынуждена переселиться в православную Россию, покровительствующую гонимым. Переселение происходило преимущественно в южную часть Российского государства, которую только начали осваивать. Наряду с представителями казацкого и крестьянского сословий, на берега Дона и Оскола мигрировали и представители чёрного духовенства. Параллельно светской проходила и духовная, монастырская колонизация районов Придонья. [ … ].

С колонизацией лесостепного Подонья и Поосколья в первой половине XVII века было связано и основание пещерных монастырей близ сёл Семилуки и Холки, а также города Валуйки. [ … ] Новый всплеск пещеростроительства совпал с началом нового XIX столетия. В это время работы по созданию новых пещер и расчистки старых ведутся близ сёл: Дивногорье ( Большие и Малые Дивы ), Селявное, Вязники ( Шатрище ), Костенки ( гора Шахан ), Пески, Семейки, Гороховка, Галиевка, Белогорье, Новая Калитва, Костомарово, Колыбелка, Верхний Карабут ( Коловерть ), Холки, в окрестностях города Калач и слободы Алексеевка, а также в ряде других мест. За исключением воссозданной вновь Дивногорской обители, работы по устроительству этих пещер проводили, как правило, выходцы из крестьянского и казацкого сословий. Этот процесс двигался снизу народными массами, причём зачастую вопреки мнению вышестоящих властей. Основанные простым людом пещеры смогли перерасти в законно действующий монастырь лишь в одном случае – при строительстве Белогорских пещер. Столь широкое распространение пещеростроительства в среде простого населения стало как бы своеобразным выходом жажды святости и подвижничества, царившей в этой среде. Тем более, что у этого подвига были глубокие христианские истоки, лежащие ещё в первых веках зародившегося христианства.

Активный процесс пещеростроительства продолжался и в начале XX века. Но случившаяся скоро революция 1917 года положила этому конец. С этого времени не только не строятся новые пещеры, но и разрушаются старые. Лишь на короткий послевоенный период позиция советских властей по отношению к Церкви смягчилась. Начали открываться не только наземные храмы, но и пещерные – как это произошло, например, близ села Костомарово Воронежской области. Во время хрущёвских гонений на церковь положение пещероустроителей вновь стало нелегальным. Официально зарегистрированная Костомаровская церковная община была разогнана, а отдельные её члены были вынуждены уйти в катакомбную церковь.»

Вдумайся, Читатель, в эту встречную параллель: в годы, когда Сталин принимает Указ, запрещающий самовольное посещение заброшенных подземных рудников, каменоломен, шахт и прочих подземных полостей, то есть пещер вообще – Указ, “на корню” запрещающий развитие в нашей стране любительской спелеологии и спелестологии,– и следом за ним принимается Верховным Советом “Закон о Недрах” — в эти годы богослужение в пещерах становится “как бы можным”. Замечательно. ( Хотя: много-ли их было – открывшихся в те годы пещерных церквей?.. Вопрос риторический. ) Понятно, что с точки зрения государственного чиновника богослужение под землёй, как и откапывание подземного храма, в чём-то сродни с профессиональным, промышленным применением Подземли. Идущие под землю молиться, как и копающие ради этого землю, угрозы строю, на первый взгляд, не представляют. К тому же народ нуждался в душевной опоре после перенесённых ужасов войны, после случившегося разрушения не просто хозяйства – по сути, всего жизненного уклада, всей экономики страны. Которые надо восстанавливать любыми силами, средствами и способами. < Ясное дело: праздное хождение в пещеры – процесс совсем иного рода. Пустая трата сил, не совместимая с задачей восстановления народного хозяйства в принципе,– даже если отвлечься от МДП-составляющей упомянутого Указа и вторящего ему Закона о Недрах. >

Когда случается послабление “хрущёвской оттепели” и туризм “разрешается” во всех своих видах и формах, включая спелеологию и спелестологию ( пусть не де-юре, но де-факто ) — на пещерных богослужениях страна победившего нагловато-хамского атеизма ставит крест. Жирный и примечательный. Ибо из-под земли до Бога ближе, чем из официально действующей церкви, попы которой наперегонки присягают на верность режиму.

И крёстные отцы новорожденной советской спелеологии изо всех сил тянут её в исключительно спортивно-прикладную, в принципе исключающую даже зачатки некой “духовности”, сторону — когда в вертикальной спелеологии появились апологеты спелеонавтики, то есть “тихого”, “неспешного спелеологического делания” ( А. Морозов и группа “Снежная” ), они тут же были подвергнуты самому вульгарному остракизму. Когда выяснилось, что “каменоломенная спелестология” отринула все внушаемые ей спортивные идеи и не столько спешит вскрывать заброшенные выработки и топосъёмить их, сколько пребывать в этих самых каменоломнях — неспешно, “в полный оттяг”, да ещё заниматься неким творчеством и поворачивать налобники в сторону подземных чудес – пропалывать начали и её. Думаете, это не закономерность, а цепочка случайных совпадений, вызванных к жизни лишь персональным атеизмом пары мудаков, возглавивших спелеологическое движение в СССР?..

Ну-ну...

Примечательно, что атеистическая спелеология конца пятидесятых и всех шестидесятых годов начисто исключает изучение-посещение подземных храмов, как, якобы, “неинтересных, “неспелеологических” объектов. Коль даже находят спелеологи полость, бывшую когда-то пещерным храмом — в отчёте она в угоду моде именуется “карстовой пещерой”. Если историки и археологи на свой страх и риск ведут изучение искусственной пещеры явно культового назначения – не имеют возможности публиковать результаты. Лишь Грузинская спелестологическая школа осваивает пещерный комплекс Вардзия — и то, делается это в рамках изучения и сохранения национально-культурного наследия. Чтоб было куда водить иностранных туристов

Гнусновато.

Расчетливо.

Работало – два десятка лет.

И даже больше.

Беды принесло — не измерить, не подсчитать. Не восстановить запоздалым сетованием “на эпоху и время” утраченные настенные граффити и архитектурное убранство уничтоженных обвалами и взрывами храмов – как не восполнить теоретическими рассуждениями случившуюся историческую лакуну, что ещё недавно была живым свидетельством единства Подземли и Неба. И навязанный спелестологии “каменоломенный крен” не изжить никакими силами. Как случившуюся в результате его определённую бездуховность движения. Очень напоминающую летящую по шоссе машину – водитель которой либо спит, либо пьян в дребадан. И не вполне соображает, куда его несёт. Что делает и зачем: ибо на два важнейших вопроса не в состоянии дать ответ: куда и откуда он?.. Да уместно-ли задавать подобные вопросы спяще/пьяному??? А мы попробуем – вторя следующим строкам Виталия Викторовича Стёпкина.

«Только на территории лесостепного Придонья в настоящее время насчитывается 57 культовых пещерных памятников, время возникновения которых различно. Что побуждало людей строить столь многочисленные подземелья? Рассмотрим это явление прежде всего с чисто практической стороны, на которую в своё время обратила внимание ещё Т. Петрова. В этой связи можно выдвинуть следующие предположения:

1) подземелья строились в связи с нехваткой древесины для наземного строительства

2) подземное сооружение гораздо легче построить, чем наземное

3) подземельям в определённые периоды отдавалось предпочтение, т.к. в случае опасности их труднее обнаружить и разрушить

4) в них были более комфортные условия проживания

Первое предположение следует исключить в виду достаточного нахождения древесины в рассматриваемой лесостепной зоне. Много её было и в непосредственной близости от пещер. Так исследователи XIX века неоднократно отмечали обильное покрытие лесом правого берега р. Дон, т.е. как раз той области, где сосредоточено наибольшее количество пещер. [ От себя добавлю: “нехватке древесины для жилья” в первую очередь соответствует доминирование каменных строений над деревянными в рассматриваемый период; во-вторых – наличие пещерных городов, если дерева нет, а породы не представляют строительной ценности – как на территории Лёссовой равнины Китая, где пещерных городов и храмов — изобилие. Ни того, ни другого в Придонье не наблюдается. ] Второе предположение исключается в связи с существенными трудозатратами при создании подземных сооружений в рассматриваемой местности. [ Одна из статей В. В. Стёпкина, опубликованных в альманахе РОСИ, впрямую посвящена этому вопросу. ] За один час работы строитель в меловой породе мог сделать выработку всего лишь около 0,04 - 0,005 м3. По сравнению со скоростью возведения наземных сооружений эти данные явно проигрывают.

Третье предположение выглядит более убедительно, но и оно не безупречно. Так, в частности, Ю. М. Могаричев отмечал, что “топографическая ситуация пещерных монастырей указывает на их возникновение в стабильный период, когда условия позволяли не прятаться в глухие места или за стены крепостей, а безбоязненно строить монастыри, вести хозяйство, принимать паломников, служить последним приютом.” Да и взятое в качестве примера пещеростроительство XIX века показывает, что подземелья строились явно не из-за опасения нападения со стороны врага. [ Добавлю: в рассматриваемом регионе есть пещеры-убежища, пещеры фортификационного и тайного назначения – но их отличие от пещерных монастырей принципиально. К тому же весь опыт ведения подземных боевых действий однозначно говорит: подземную войну выиграть невозможно, зато во все времена можно было с лёгкостью уничтожить вход в подземное убежище, блокировать его обитателей,– прибавьте к этому элементарную невозможность приготовления пищи непосредственно под землёй при отсутствии не коптящих и не создающих дыма кухонь и банальные сантехнические неудобства — максимум, что можно сделать под землёй в виду приближающегося неприятеля, это спрятать церковную кассу и иконы. Но для этой цели достаточно небольшой закопушки, действительно не заметной с поверхности и не демаскирующей себя грандиозными отвалами и подъездными дорогами. Так что никакой “убедительности” в третьей мотивации к созданию подземных монастырей я лично не вижу. ]

Четвёртое предположение, связанное с климатическими преимуществами, опровергается проведёнными наблюдениями, показавшими достаточно низкие температуры и повышенную влажность в пещерах даже в летнее время. Так, например, 1 августа 2000 года в районе 19 часов в Белогорской пещере при температуре на улице в +25 градусов температура на разных ярусах пещеры колебалась от +7,3градуса до +20,4 С при относительной влажности от 96 % до 91 %.[ Самый нижний ярус ходов – так называемый “холодильник”: +7,3 градуса С при относительной влажности воздуха 96 %; в “Цветной комнате” +9,8о С при 92 %; в келье, предназначенной для жилья на среднем ярусе пещеры – +14,4о С при 98 %; на верхнем ярусе в храме – +20,4о С при 91 %. < Данные В. В. Стёпкина. > На мой взгляд, это самое обычное температурное распределение для трёхъярусной пещеры со средним входом. Если вход в такую Систему находится в её верхней точке – внутри постепенно скапливается холодный воздух ( такая Система называется “холодный мешок” ), ибо тёплый воздух зимой беспрепятственно выходит наружу, тогда как холодный в летнее время накапливается в нижних ярусах; среднегодовая температура такой пещеры чуть ниже температуры грунтов, в которых она заложена. Если вход в подобную Систему – нижний, то всё происходит наоборот: Система становится ловушкой тёплого воздуха, скапливающегося в летнее время в верхних ярусах ( т.н. “тёплый мешок” ). На первый взгляд, жить в такой пещере комфортней ( среднегодовая температура её выше температуры грунта ) – но тёплый воздух с избытком углекислоты от дыхания и горения свеч не выходит наружу, и накапливается вытесняющий прочие атмосферные газы азот, который в обычных условиях лишь чуть легче воздуха – но в условиях влажного подземного микроклимата и пониженных температур разница меж плотностью азота и воздуха возрастает. Следует заметить, что как в многоярусных Системах со средним входом, так и в одноярусных Системах на расстоянии в 100 м от входа, как правило, круглый год царит стабильная температура. В условиях Средней полосы России она на 2 - 3 градуса превышает температуру окружающих грунтов ( и соответственно, грунтовых вод ) – то есть лежит в пределах 7 – 9 градуса. Влажность, как правило, достаточно высока ( от 90 до 98 % ),– впрочем, в породах с относительно низкой теплопроводностью, к тому же не сильно увлажнённых, в обитаемом гроте или келье при горящих свечах можно соблюдать температурный режим в +10о – 12 градусов при относительной влажности воздуха в 80 - 90 % с концентрацией углекислоты в пределах 0,1 - 1 %. Лучше не получится. Таковы условия жизни под землёй в Средней полосе России. ]

В связи с вышеизложенным становится очевидно, что причины распространения пещеростроительства необходимо искать не в практической стороне вопроса, а в социально-психологической, духовной. Хотя в разное время эти социально-психологические аспекты пещеростроительства могли отличаться, в целом их объединяло наличие общих традиций, берущих начало в глубокой древности. Как замечает в своей работе Т. Петрова, традиция сооружения пещер нашей страны берёт свои идейные истоки в святынях Палестинской земли. Об осведомлённости русских людей о святых местах Палестины уже в первые века после принятия христианства свидетельствует обилие древнерусских произведений в жанре путевых заметок. В качестве примера возьмём “Хождение игумена Даниила”, созданное в начале XII века. О популярности этого хождения свидетельствует наличие более 150 списков, известных в настоящее время [ “Книга хождений”, 1984 г., с. 5 ].

Игумен Даниил упоминает следующие пещерные святыни, активно известные паломникам и знакомые им ещё по евангельским событиям. Пещера на берегу реки Иордан, где жил св. Иоанн Предтеча, Креститель Господень. Пещера в Назарете, где произошло Благовещение Пресвятой Богородице от архангела Гавриила. Пещера в Вифлееме, где “родила Христа Бога нашего Святая Богородица”. Пещера в горе Ганаонской “велика вельми в той пещере постился Господь наш Иисус Христос 40 дней и 40 нощий”. Пещера на склоне Елеонской горы – “и в той печере научи Христос ученики своя, како молитися Отче наш иже еси на небеси: да то место зовётся Отче наш”. Пещера в Гефсимании, где молился о чаше Христос. И ряд других. Завершает игумен Даниил своё хождение подробным рассказом “о свете светем, како сходит с небес к Гробу Господню” в погребальной пещере Иисуса Христа. “Путеводитель по Святой земле”, изданный в 1886 году, даёт ещё более подробные сведения о пещерных местах паломничества русских людей. Не могли остаться в свою очередь в стороне от внимания русских подвижников и Палестинские пещерные монастыри, основанные здесь в IV - VI вв.

Увиденное на Востоке или прочитанное об этом из книг вдохновляло русских подвижников на строительство пещер у себя на родине. При этом не обращалось внимание на совершенно иные климатические условия. В Палестине, Сирии, в условиях жаркого климата и безлесых пустынь, пещеры являлись традиционным видом жилища. Е. Голубинский даже указывает на некоторую комфортность проживания в пещерном монастыре “Великая пещера” . В пещерных же памятниках нашей страны, как отмечалось выше, совершенно иные климатические условия, характеризующиеся повышенной влажностью и пониженной температурой.

Но столь трудные условия жизнедеятельности в пещере не могли остановить православных аскетов, подвизающихся на русской земле. Тем более, что с образом своего подвижничества они были знакомы не только теоретически, но и практически. Ещё один из основателей пещер Киево-Печерской лавры преп. Антоний ( родился в 983 г. в городе Любеч ) начал свой подвиг после возвращения с Афона, где он проживал в пещере и где подобный образ жизни монахов был весьма распространён. Основывали в массовом количестве на Руси монастыри ещё в домонгольский период и иноки, вышедшие из других районов Византии, где пещерокопательство было сильно распространено.

Распространение пещерокопательства в немалой степени было связано с тем, что “в это время зарождаются идеи исиахии, оказавшие впоследствии огромное влияние на развитие монашества, особенно отшельничества”. Именно отшельники, практикующие исихию [ исиахию ] — “внутреннее умное деланье”, уходили в отдалённые труднодоступные места, где в созданных ими пещерах могли наиболее успешно осуществлять данную практику. Проникали, по всей вероятности, отшельники-исиахисты и в лесостепное Придонье в период XII - XIV вв., о чём говорилось выше. К сожалению, принесённая с Востока практика “внутреннего умного деланья” постепенно стала сходить на нет. И уже в конце XV века в России разгорается спор между её последователями, представляющими движение нестяжателей во главе с Нилом Сорским, и сторонниками более мирской внешней деятельности монахов. Последние предпочитали, чтобы монастыри имели обширные владения, а это наносило ущерб самой сути монашества, заключавшейся в его удалённости от мира. Возглавлял это движение Иосиф Волоцкий. И именно его сторонникам было суждено победить в России. В дальнейшем последствия этой победы стали сказываться на духовно-нравственном состоянии Церкви. Особенно это стало заметно в XIX столетии, когда стал наиболее заметен в ней разрыв между материальным внешним и внутренним духовным состоянием. Несмотря на то, что с окончанием XVIII века закончился долгий период притеснения церкви со стороны государства и “материальное положение монастырей в XIX столетии постоянно улучшалось” , нравственное и духовное состояние церковных клириков, да и простых монашествующих, как неоднократно замечал выдающийся святитель XIX века Игнатий Брянчанинов, “оставляло желать лучшего”.

При этом необходимо отметить, что “внутреннее личное благочестие, несмотря на отдельные подъёмы и падения, связанные с перипетиями государственно-политической и хозяйственной жизни России, никогда не исчезало вполне, хотя часто как бы уходило из мира в некий духовный затвор из-за неудовлетворённости официальным духом Церкви”. В связи с этим многие простые миряне, как правило из крестьянского сословия, не удовлетворялись официальным обмирщвлённым духом Церкви. Стремление к внутреннему личному благочестию и аскетизму побуждало их к подвигу, одним из проявлений которого, по примеру более древних подвижников, стало создание пещер и служба в них. [ … ] Видя порой заброшенные пещерные памятники в своём регионе и представляя всю полноту их величия по процветающей Киево-Печерской лавре, устроители этих пещер стремились повторить подвиг их первоначальных строителей. О большом почитании в XIX веке, например, в Воронежской губернии подвижников Киево-Печерской лавры говорит протоиерей Ф. Никонов. В своей работе он отмечает, что “в Киев воронежские богомольцы отправляются ежегодно, в большом количестве, из каждого почти селения или города. Во всякое время года, кроме глубокой осени и средины зимы. Есть селения, из коих в течение одного лета выходят до 100 и до 200 человек. При этом подвиг этот многие совершают по несколько раз в жизни.” Впечатление от увиденного столь глубоко врезалось в память паломников, что, несомненно, вызывало стремление подражать подвижникам Киево-Печерской лавры. Так, например, Мария Шерстюкова свой подвиг по созданию Белогорских пещер начала именно после посещения Киево-Печерской лавры. То же можно сказать и об устроителе пещер у с. Пески Ковяре Босом.

При этом, строя пещеры в Подонье, их устроители зачастую не сомневались, что основа этих пещер была заложена раньше. Даже П. В. Никольский в своей работе отмечает: “Среди подвижников и простецов монахов и мирян упрочнилось убеждение, что Дивногорские пещеры обязаны своим происхождением сицилийским выходцам, спасавшимся от гонений язычников и принесшим на Дивы чудотворную Сицилийскую икону Богоматери. Мария Шерстюкова вдохновлялась в своём подвиге надеждою найти в горе мощи святых, спасшихся от гонений язычников. Так, по-видимому странный подвиг приобретал священный смысл, и дело пещерников окружалось ореолом величия и святости первых христиан. В нём простецы-христиане видели удовлетворение своей жажды святости.”

Об освоении старых пещерных памятников в XIX веке Ф. Никонов, не без иронии, отмечает следующее: “Какой-нибудь старый грамотный малоросс вздумает принести в пещеру икону и восковых свеч. Поставит налой или подобие налоя. Положит на него, скорее всего, Псалтирь, освятит пещеру, зачитает, охотники запоют священные песни, и вот потянулись один за другим доверчивые малороссы, особенно малороссиянки с соседних хуторов, глядишь, и уже порядочная община сложилась, назначены уже и времена собрания и даже денежные сборы пошли…” Столь ревностное отношение к пещерам объяснялось кроме того твёрдым убеждением населения в том, что труд строительства пещер – наиболее угоден Богу. Окрестное население не только почитало старые пещеры, но и активно помогало их новым создателям. Стоило, например, некоему Филатию начать рыть пещеру близ села Костенки, как местные жители сразу стали смотреть на него, как на святого и начали помогать ему в этом, по их мнению, богоугодном деле. Обычно пещеры начинали строить в одиночку; лишь затем к подвижникам-пещерокопателям стекались другие люди. При этом они не уходили в раскол, не становились сектантами и продолжали сохранять связь с приходскими храмами и священниками.

Общины, которые собирались в пещерах вокруг зачинателей работы в них, совершали не только простые молитвословия, но и богослужения, причём, как правило, “без разрешения епархиальных властей и даже без законно поставленного совершателя, что и преследовалось духовной властью” , как противоречащее каноническим постановлениям. Преследования выражались обычно в засыпке пещер и гонениях на их активных почитателей. Для этого церковные власти часто обращались за помощью к светским властям, и дело доходило даже до суда и полицейских преследований. Пещеростроительство было гонимо ещё и потому, что официальная церковь опасалась распространения здесь старообрядчества. В распространении раскола, например, неоднократно обвиняли основательницу Белогорских пещер Марию Шерстюкову. [ … ] Кроме того, церковные власти опасались, что пещеростроители преследуют свои корыстные цели в виде сбора пожертвований от приходящих богомольцев и использовании этих средств на свои личные нужды, то есть подозревали их в мошенничестве. Сбор средств пещеростроителями беспокоил церковнослужителей по причине того, что тем самым они уменьшали часть дохода официальной церкви. Примером этого может послужить случай с пещеростроителем Петром Курбатовым, который стал создавать в 1851 году пещеру у с. Селявного в непосредственной близости от Дивногорского монастыря, тем самым сократив доходы последнего. Это вызвало конфликт с властями, в результате чего пещеры вскоре были закрыты.

В этом преследовании пещеростроителей со стороны официальных властей и заключается трагизм данной ситуации. Официальная церковь оказалась не готовой поддержать благочестивое стремление простых мирян и направить его в нужное русло, в русло возрождения древних аскетических традиций, вдохнув тем самым в церковную жизнь поток искренней, живой веры. Веры, ради которой многие пещеростроители готовы были нести весьма тяжёлые труды. Это происходило в то время, когда в русском обществе упрочнились корни атеизма. И именно тогда, объединённое стремление к благочестию простых мирян и позиции официальной церкви было бы особенно важно. Но, к сожалению, этого не произошло,– а, учитывая внутреннее положение самой церкви, и не могло произойти в полной мере. Была потенциально возможна лишь внешняя поддержка пещеростроителей, как это произошло, например, в Белогорских пещерах. Хотя для этого и потребовалось личное вмешательство самого императора Александра I. В пещеры был приписан официальный священник, выделены денежные суммы на их строительство и благоустройство. А позже был образован и монастырь. Предоставить же внутреннюю духовную поддержку данным начинаниям официальная церковь в XIX веке была не в состоянии, так как основа духовной жизни – умное делание, исиахия – было в церковных кругах лишь редким исключением, а институт старчества, через который и могло в полной мере осуществляться духовное совершенствование, не получил серьёзного распространения. В таких условиях в тех же Белогорских пещерах, когда ослаб первый этап подвижничества со смертью основателей пещеростроительства Марии Шерстюковой и Ивана Тищенко, неизбежно было падение духовно-нравственного уровня, что неоднократно отмечалось в «Летописи Белогорского Воскресенского монастыря». Не было опытных старцев, которые могли бы повести народ по лестнице духовного совершенствования.

В советскую эпоху, в период гонений на русскую православную церковь, изменился и характер взаимоотношений между пещероустроителями и церковными властями. Все они оказались неугодны новому режиму. Был взят курс на их полное уничтожение…»

Ой, не всё просто в этом народном пещерокопании… На поверхности – одно; в глубине ( той, что называется Суть ) – иное. Совсем иное. Понятен конфликт крестьянских создателей пещерных храмов как со светской, так с официальной церковной властью. Очень даже понятен. Внешне. Ибо так похож на наш конфликт с почти такой же дурой-властью и козлами-спортсменами из официальной спелеологии в семидесятых/восьмидесятых годах прошлого века.

Но ведь, при всём возможном меркантилизме правящей церкви, при максимально возможной бездуховности даже ( допустим, таковая вполне соответствовала коммунистическим сказкам, коими нас потчевали воинствующие атеисты почти век российской истории ) возникает первый естественный вопрос: в стране нарождается и поднимает голову атеизм во всех своих проявлениях, начинаются революционные брожения, распад традиционного общинно-патриархального уклада жизни и ломится в настоящее научно-технический прогресс со всеми сопутствующими моральными и классовыми разрушениями,– разве не выгодно было той самой официальной церкви поддержать народное движение, возглавить его и направить в нужное русло? Разве не понимали борцы с пещерокопательством, что всеми своими акциями только отторгают от себя народ, склоняют его к уходу в секты ( и такие не замедлили появиться ) или к противоборствующей социальной деятельности?

Не может быть, чтоб не понимали. Но препятствовали богослужению. Но – засыпали пещеры, рубили иконы и жгли алтари. Получив в результате всего этого Октябрьский коммунистический переворот и прочую чуму ХХ века,– вплоть до фашизма. [ Не спешите смеяться, упрекая меня в драматической гиперболизации: река начинается с малого ручейка, лавина – со снежинки, обвал в пещере – с песчинки. ] Хорошо. Допустим, так далеко в будущее IQ заглянуть не позволял. Допустим. Но практическая выгода-то в нераздувании, по крайней мере, конфликта, БЫЛА. Если не говорить о духовной составляющей. О том, что задача синодальных противников народного пещерокопания заключалась в единении, а не разобщении Церкви. В служении Богу в первую, во вторую и в третью очередь. И в четвёртую. И в пятую, и в шестую. И ни в чём ином. Пошли на козлиный принцип. Упёрлись, забыв не то, что Бога – ясный логический расчёт на уровне спинного мозга: вражда дороже дружбы обходится. Да ещё в столь неподходящий момент... ну почти что – Истины.

Не могу понять, почему. На уровне души — не могу. А вербалка,– она, конечно, разное шепчет. Да только пресловутые “козни лукавого” – не ответ. Это уход от ответа, причём всем сторонам равно удобный. Теперь, по прошествии лет. Ну да ладно. Когда-нибудь и о нашем времени будут рассуждать, столь же недоумённо поджимая плечами и прочими частями тела: ну чего это не поделила официальная совковая спелеология со своей несовковой сестрицей спелестологией в конце XX века? И невдомёк будет беднягам-естествопытателям будущего, что вот эту самую НЕсовковость, в некотором роде, и не поделила. Потому как не будут наивные наши потомки – искренне надеюсь на это – иметь о страшном слове “совок” хоть какое-то внятное представление. Как не имеем мы его сейчас о флорентийских интригах времён Данте. [ Как их там, кстати, звали: гиблины и гоблины? Или эльфы и цвёльфы?... ]

Вопрос второй: из сказанного понятно, что далеко не в одном подражательстве Киево-Печерской лавре дело было. Как не в одном неприятии народом раздувшейся от доходов официальной церкви. Ибо во все времена противники ортодоксальной религиозной мысли или навязанной властью религии избирали иные способы ухода от принудительной веры. Способов этих перепробовали очень много. Пещерокопательство средь которых не самое распространённое было. А коль случалось – в редких случаях ему не предшествовал побег. Миграция. Лишь найдя новое, подходящее для жизни место, коль были одержимы идеей сделать подземный храм – создавали его. На задворках империи-гонителя, за пределами её – но не там, где испытали притеснение. Не там, где прозрели: дурят нашего брата, ох, дурят… И одним подражанием руководствуясь, много не накопаешь. Тут иной стимул нужен. Так что же звало крестьян XIX века царско-синодальной России на подвиг создания пещерных молелен и храмов? Всем гониям при этом назло, снова и снова. Ведь из собственных исследований знаю: даже при действующих каменоломнях и рудниках создавали их в это время. Отсюда – найденная нами в старицкой каменоломне икона, изображавшая Вознесение. В сьяновской каменоломне Лесные Штреки – часовня. Причём создавали не только в России – в польском соляном руднике Величка церковь действовала всегда. То есть не одно православие ощутило… Что – некую “благость Подземли”? Такой простой ответ... За которым – слишком много всего. Ибо крестьянину, ощутившему эту благость, как Приближение к Богу во время паломничества в Киево-Печерской лавре, затем во сне являлись ангелы. И говорили: хочешь спасти душу — никуда не убегай. Не создавай секту. Оставайся там, где живёшь. В той же вере. “Только копай, копай...” Совсем, как внутренний голос из спелеоанекдота. “Но в каждой шутке есть доля шутки”,– Ибо копать следовало в строго конкретном месте. Либо на месте, где когда-то был православный подземный храм. Или храм языческий. Не столь, по-видимому, важно – чей и когда. Важно, что место это располагало к данному подвигу.

И ведь не даром, стоило начать работу – как по волшебству возникали помощники, и вместо насмешек и брани – помогали. И ещё как! Будто своего ежедневного тяжкого труда было мало – копали по ночам. А с утра – на барщину и церковную десятину, на свои поля и наделы… Зачем, ради чего? Как могли предвосхитить, очувствовать заранее – сквозь просто каторжный труд! – почти неуловимую иным благость Подземли? [ Которая когда ещё создана-то будет!.. ] Да что – благость грядущая, когда оформляли эти неграмотные крестьяне свои подземные храмы так, что… что кажется — загадочное “подземное нечто” не только диктовало им необходимость копания. Оно внушало, как архитектурно оформить исполненное. Как проложить ход. Как расписать своды и стены. Какой смысл вложить в граффити, творимые в слабом свете жировой плошки, самодельной свечи или лучины. Так, что рисунки эти и формы будто зеркально повторяют и древние эзотерические мотивы, и самые сокровенные космические воззрения,– “Мистика”,– фыркнет иной. “Подтасовка”,– от бессильной невозможности ответить на поставленный мной вопрос скажет некто, ортодоксально-упёртый. А я вспомню, что у всех народов подземные легенды как-то удивительно схожи. Вспомню, что исиахия возникла не на пустом месте. Вспомню о фаворском свете, что вполне различим под землёй – и о сиянии/свечении пещерного свода, что наблюдали мы, лишённые веры, в каменоломнях. И в естественных пещерах.

«Подземные памятники сооружались, как правило, в горах ( холмах ), высоких склонах долины, останцевых формах рельефа – дивах. Выбор подобных мест помимо чисто практического удобства при строительстве, на наш взгляд, имеет и глубокий мифологический смысл. В мифах различных народов мира подобные формы рельефа “воспринимались как образ Мира, модель Вселенной, в которой отразились основные элементы и параметры космического устройства”. Они как бы связывали воедино “трёхчастное разделение вертикальной оси Вселенной на Верхний, Средний и Нижний миры” . В связи с этим пещера являла собой подобие входа в Верхний и/или Нижний мир. Отсюда использование пещер в культовых целях. Здесь могли совершаться определённые обряды. Помимо всего прочего эти обряды могли быть связаны с осуществляемыми в пещерах захоронениями; при этом могло считаться, что “души умерших через пещеры должны уходить внутрь Мировой Горы в верхнее хранилище душ рода” . Интересно в этой связи провести параллель с созданием в Западной Европе в эпоху неолита погребальных камер, представляющих собой выложенные из камней монументальные галереи с насыпанными сверху курганами. По мнению ряда исследователей, подобные погребения должны были заменить захоронения в специально вырытых или природных пещерах . Возможно, схожие идеи существовали и у обитателей Донских берегов в столь же отдалённые эпохи сооружения ими курганов. Также интересно провести параллель: меловые дивы донского региона – менгиры Западной Европы и других территорий. При этом опять же необходимо отметить, что напоминающие дивы менгиры в большинстве случаев “служили для погребений или были связаны с погребальным культом”. Подобная параллель может вызвать возражения в плане происхождения этих объектов. Менгиры вырубались в каменной породе, а затем переносились в определённые места, где и устанавливались. Дивы же в традиционных представлениях геологов и географов являются чисто природными объектами, образовавшимися в результате протекания естественных процессов. Но не могли ли образовавшиеся естественным путём дивы лишь облегчить замыслы древних донских строителей в плане воплощения идей, выраженных в менгирах? При этом строители лишь немного могли доработать форму образовавшихся естественным путём объектов.

О возможном культовом применении див говорит не только их древнее название – но и само их расположение. Ещё исследователи XIX века обращали внимание на то, что Большие дивы располагались как бы в одну линию,– что позволяло им ошибочно считать их за остатки древней оборонительной стены. Проведённые автором в 1999 году исследования показали, что расположенные таким образом дивы имеют, подобно менгирам, археоастрономический аспект. Несмотря на то, что “археоастрономия присутствует практически на всех видах археологических памятников” , здесь это присутствие выглядит особенно очевидно. Так, например, линия направления див ориентирована на восходы и заходы Солнца в дни летнего и зимнего солнцестояний; подобную ориентацию имеет и вход в пещеру – что, помимо чисто календарного аспекта, могло иметь культовое значение, учитывая важность этих дней в системе мистических представлений древних обществ.

Во время археоастрономических исследований автором за точку наблюдения была выбрана вершина самого крупного дива, имеющего в своём основании вход в подземный комплекс. Ещё в конце XIX века эта дива была не просто самая большая, но и занимала центральное положение в ряду остальных 26 меловых див . Этот выбор отвечает методике археоастрономических наблюдений, согласно которой место наблюдений должно “по возможности приближаться к искомому центру памятника в период его функционирования, из которого разворачивается всё организованное пространство памятника и которому были подчинены отдельные его объекты”.

В настоящее время, по причине разрушения большинства меловых столбов, эта дива занимает среди оставшихся четырёх столбов крайнее положение. Возможно, именно на ней ещё во второй половине XIX века В. Н. Майнов видел “идущую в виде обода вокруг вершины постройку, которая от действия времени скорее может называться насыпью” . Можно предположить, что вершина дивы ранее представляла собой площадку для наблюдений за небесными светилами. Кроме того она могла, подобно мегалитическим постройкам, выполнять функцию жертвенника. Ибо мегалитические менгиры не только представляли собой сооружения, захоронения в которых “должны были заменить погребения в специально вырытых или природных пещерах, которые и служили образцом для мегалитических гробниц” — помимо погребальной функции, как считают некоторые исследователи, менгиры представляли собой жертвенник, на котором могли совершаться культовые обряды. Не могли ли подобные обряды совершаться на вершине одной из див, несущей в себе пещерные сооружения?

Интересно отметить и мнение некоторых исследователей, отождествляющих меловые останцы-дивы с памятниками, указанными на Дону ещё во II веке Клавдием Птолемеем. Птолемей называл эти памятники “жертвенниками Александра Македонского и Кесаря”,– “конечно же, имена Александра Македонского и Кесаря стоят здесь только потому, что повсюду и всякие подобные памятники тогдашние люди приписывали только этим славным героям” . Тем не менее, сама интерпретация в древности этих объектов, как культовых сооружений, весьма примечательна. И в этом смысле трудно недооценить обнаружение неподалёку от Больших Див, в пределах визуальной видимости, во время проводимых А. Т. Синюком раскопок городища Мастище каменного лабиринта-святилища, в котором тоже отражены наиболее важные астрономические направления.

Не потеряли свою значимость и символизм меловые останцы-дивы с приходом на донскую землю христианства. Интересно заметить, что утвердившись на месте дохристианских культов ( как это часто бывало в практике ), представители новой религии не стали уничтожать древние символы, отражённые в камне. Ещё более интересно, что в этих, созданных самой природой меловых столбах, они видели сходное с описанным ранее значение. Речь идёт прежде всего о том, что меловые останцы-дивы несли в себе идею связи различных уровней Вселенной. Воплощение этой же идеи мы находим в устройстве христианских храмов. И если в этой связи взглянуть на дивы, расположенные над входами в пещерные православные храмы, то мы увидим как бы наземное продолжение подземного святилища. И не случайно на рисунках и фотографиях див XIX – XX вв. мы видим расположенные на их вершинах купола-маковки с крестами. Как и в древние времена, душа человека, подобно диве, стремится в Небо. И крест, венчающий диву, говорит о такой возможности, связав собой горизонтальный и вертикальный уровни бытия. Пришедшие в пещеры, которые в древности выполняли погребально-культовое назначение, православные монахи в духовном плане продолжили эту традицию. Они символизировали собой умершего для этой жизни человека. И “если же монахи, по древнерусскому понятию, являлись не преданными земле мертвецами – то пещеры напоминают больше всего не замурованную могилу”.

Закономерный символизм прослеживается и в самом расположении пещер на склоне. Как правило, они тяготели к верхней части возвышенности. Это отмечается даже там, где, в случае размещения их у подошвы склона, им бы совсем не угрожала опасность затопления во время паводка; причём строительство внизу было бы технически удобней, удобнее было бы и заходить в пещеру, расположенную внизу. И если в этой связи рассматривать возвышенность, как символ, объединяющий в себе различные уровни Вселенной, то расположение пещеры в верхней части склона может быть объяснено стремлением создателей быть связанными именно с верхним, Небесным уровнем Бытия. Вероятное символическое значение могла иметь и сама конструкция подземных сооружений. Показательны в этом плане конструктивные особенности так называемой Цветной комнаты из Белогорских пещер. В плане Цветная комната имеет прямоугольную форму, вытянутую по линии запад – восток. Потолок выполнен в виде цилиндрического свода. Ширина помещения – 2,5 м, длина – 4,2 м, общая высота – 2,5 м, высота свода – 0,6 м. В западной стене комнаты расположен вход в помещение, над которым создана орнаментальная композиция. Этот орнамент – впрочем, как и остальной, выполненный на стенах комнаты, создан путём вырезания в мелу. [ … ] В восточной, противоположной входу стене помещения вырезан большой киот для иконы, над которым справа и слева нависают капители от колон, не сохранившихся в своей основной части. Восточная стена украшена также вырезанными в мелу веерными дисками.

Боковые стены Цветной комнаты имеют в себе ниши, которые в разрезе представляют форму неравнобедренной трапеции с перпендикулярными полу основаниями. Над нишами имеется комплекс узоров, состоящих из дисков и полудисков разных диаметров, некоторые из которых сохранили полную или частичную окраску в красный цвет. Возможно, из-за этой окраски комната и получила в среде местных жителей название Цветной. В верхних частях боковых стен – там, где они переходят в сводчатый потолок – в мелу вырезаны зубцы, каждый из которых имеет в профиле форму квадрата со стороной в 5 см. Необходимо отметить очень плохую на сегодняшний день сохранность настенных граффити. В некоторых местах они читаются с трудом. Как можно интерпретировать рассматриваемые рисунки-граффити? Ещё В. И. Плужников обратил внимание на то, что веерные диски напоминают народную резьбу по дереву . Действительно, подобные знаки часто вырезались народными умельцами на различных частях русской избы, как правило – над проёмами, а также на бытовых предметах, например, прялках. Об этом свидетельствует богатый этнографический материал. Б. А. Рыбаков считает подобные знаки солярными символами, в расположении которых прослеживается чёткая система.

Примечательно, что в расположении веерных дисков и полудисков на стенах Цветной комнаты тоже прослеживается определённая система. Знаки расположены не хаотично – отмечается чёткая симметрия. Опираясь на выводы, сделанные Б. А. Рыбаковым, можно предположить, что рисунки показывают, прежде всего, ход подземного ночного солнца. Так на стенах в левой части орнамента мы видим как бы заходящее светило,– причём по мере приближения к поверхности солнечный диск растёт. Закат изображён в виде полудисков, а в правой части орнамента мы видим солнце как бы восходящим. Таким образом в композиции присутствует общая черта: солнце словно опускается в подземный мир, освещая его и наполняя светом. Этот символизм имеет двойную нагрузку – если учитывать подземное нахождение орнамента. На одной из стен между крупными дисками и полудисками, предположительно обозначающими восходящее и заходящее солнце, расположено 12 более мелких дисков. Возможно, во всей этой композиции находит отражение бег времени – дневной или ночной ( по количеству часов ), или же годовой ( по количеству месяцев ). Не менее интересно пространственное оформление комнаты, в которой находятся вышеописанные рисунки-барельефы,– здесь мог найти отображение пространственный образ Вселенной. В целом этот образ соответствует христианской модели мира, имеющей описание в Библии и более подробно изложенной Василием Великим и Иоанном Златоустом. Рассмотрим с этих позиций структуру Цветной комнаты. Потолок в ней имеет цилиндрический свод, что в целом соответствует христианским представлениям о форме небесного свода. Ниже, на границе стен и сводчатого потолка, расположены линии зубцов, которые, на наш взгляд, могут нести семантическую нагрузку воды, отображаемой как бы в виде стилизованной линии волны.

Ниже уровня воды продолжается “небесный свод”. Он простирается до прямоугольных в профиле ниш, которые могут символизировать землю. Трактовка ниш именно в этом значении может быть объяснима этнографическим материалом. Например, в резьбе по дереву, которую напоминают вышеописанные веерные диски, прямоугольником обозначалась именно земля. Кроме того, в пользу подобной интерпретации говорит и тот факт, что “солнце”, выполненное в виде веерного диска, заходит именно сюда. Ниже уровня “земли” ( в нашем случае – ниш ) вероятно, находится подземное царство – ад.

Обратимся вновь к уровню воды. Можно предположить, исходя из вышеизложенного, что это не простые воды, а небесные, о которых не раз упоминается в Библии, как о водах, находящихся превыше небес. [ Пс. 148, 4; Иер. 10,13; Иер. 51, 16; Быт. 1, 6 – 7,– и др. ] Интересен тот факт, что о небесных водах повествуется не только в Библии, но и в Ригведе. В последней отмечено, что воды делят небо на две части; верхнее небо с запасами воды – “свах” и воздушное пространство со звёздами, Солнцем и Луной – “бхувах”. Примечательно в нашем случае, что Солнце движется как раз ниже уровня небесных вод. О расположении Солнца и Луны на твери небесной, которая находится ниже уровня небесных вод, мы узнаём также из Библии [ Быт. 1,7; 17 ]. Обращает на себя внимание параллель с шитой иконой 1593 г. «Троица с бытием». Здесь мир в процессе его творения показан в виде свода, и главное внимание обращается не на Солнце и Луну, а на верхние небесные запасы воды, находящиеся над землёй выше твери небесной. Солнце и Луна на иконе движутся так же ниже запасов воды. Надпись под иконой говорит: “Сотвори Господь небо и землю и воду превыше небес”. Таким образом, если произвести разрез Цветной комнаты, то мы увидим как бы разрез Вселенной в христианской космографии: свод – верхнее небо; зубцы – воды небесные; пространство с веерными дисками – небо, по которому движутся небесные светила ( Солнце и Луна ); прямоугольные ниши – уровень земли; пространство ниже ниш – подземное царство. Интересно отметить, что пещеры в целом в своём расположении также имеют несколько уровней, соединённых между собой подземными лестницами и наклонными ходами. Эти уровни также можно сопоставить с различными зонами бытия. В этом случае поднятие по ступенькам лестниц от одного уровня к другому могло символизировать духовное восхождение подвижников в небесные обители.

Как предполагалось выше, веерные диски обозначают солнце, а ниши – землю. Но, возможно, здесь заключается двойная смысловая нагрузка. Так в Библии и в христианских богослужебных сборниках Иисус Христос называется Солнцем правды. Ниши в стенах могли использоваться, как места для погребений — что восходит своими идейными истоками к захоронениям в стенах римских катакомб, созданных в первые века новой эры. Причём интересный момент: предполагаемое погребение в Цветной комнате Белогорских пещер совершалось как раз в прямоугольной нише, трактуемой нами, как уровень земли. В связи с этим трактовка орнамента может быть такова: Иисус Христос – Солнце правды – спускается под землю, где находятся души умерших, и выводит их оттуда. Согласно библейской истории это событие произошло незадолго перед воскресением Христа, погребённого в пещере; при этом воскресла часть умерших. Но все остальные должны будут восстать из мёртвых в конце существующего мира. Это ожидание всеобщего воскресения погребёнными в нишах и может быть отражено в данном случае. При этом интересна сама трактовка веерных дисков, как символов воскресения и их окраска в красный цвет. Связь красного цвета в погребальном обряде с символикой воскрешения наблюдается с архаических времён ,– не случайно на пасху яйца окрашивают именно в красный цвет, как символ воскрешения Христа.

Связь “пещера – смерть – воскресение” прослеживается и по другим источникам, и характерна для многих культур различных эпох. В. Н. Топоров отмечает следующий интересный момент: “Слияние в образе пещеры идей жизни, смерти и воскресения объясняет не только то, что пещеры использовались, как святилища, но и то, что раннехристианские храмы имели пещерный облик,– как, впрочем, и многие храмы дохристианской эпохи [ например, римские митреумы, храмы Лалибелы, мальтийские мегалитические храмы IV тысячелетия до н. э., некрополи Черветери, созданные этрусками в VIII - V вв. до н. э. и т.д. — прим. С. Сом ]. Сам храм-пещера представлял собой модель Вселенной, в которой на соответствующих уровнях ( как зримых, архитектурных, так скрыто-внутренних, эзотерических ) отображались различные космические элементы и зоны.” Помимо веерных дисков, символизирующих победу жизни над смертью, подобную смысловую нагрузку несут встречаемые в пещерах Донского региона изображения пальмовых ветвей и крестов. Пальмовые ветви мы можем наблюдать, например, в художественной композиции на стенах Калачеевской пещеры. Свои мотивы подобные изображения черпают в глубокой древности Аппенинского полуострова. В Риме языческом они были символом победы. Первые христиане выражали ими также победу над искушениями жизни, победу над смертью посредством воскресения, нанося их на стены римских катакомб неподалёку от своих усыпательниц. При этом интересно заметить, что в римских катакомбных гробницах пальмовые ветви изображались часто вместе с монограммой Христа ,— аналогичные изображения мы наблюдаем в настенных граффити подземных храмов Среднего Дона. [ … ]

Помимо монографических форм креста в пещерах донского региона встречаются и другие формы этого символа – здесь можно увидеть “крест катакомбный”, или “знамение победы”, берущий свои истоки ещё в IV веке; встречаются не уступающие по глубине корней “латинский” и “мальтийский” кресты. Небезынтересны также изображения кораблей из Гороховской пещеры. Они могли нести в себе символику Церкви, как корабля спасения – на котором от житейских волн, подобно Ною, спасались верующие.»