Спелео

«Теоретическая спелестология»

Иные каменоломни России

На Урале известно большое число заброшенных каменоломен и рудников, длина которых исчисляется десятками километров; увы – воспетые Бажовым малахитовые разработки к настоящему времени практически полностью рухнули. Исследование прочих нередко сопряжено с значительными административными трудностями и с вполне реальной угрозой обрушения штольни в момент её посещения — тем не менее, такие исследования проводятся силами екатеринбургских, челябинских, новосибирских и томских спелестологов. [ См., например, публикацию в ежегоднике РОСИ за 2000 г. «Новочагырский рудник-пещера» – Максимов Г. М., Иванченко В. Г. ] Для более полного обзора российских ПГВ приведу цитату из замечательной книги Ю. Д. Азанчеева «Каменоломни и разработки простых полезных ископаемых в России» [ СПб, “Горный департамент”, 1894 г. ] – продолжив её пересказом фрагмента из статьи И. Грека и Ю. Долотова:

«В ряду местных каменоломен особенно замечательны эксплуатируемые уже в течение лет 200 копи, принадлежащие селу Жерновогорью Ильинской волости и расположенные при впадении р. Пижмы в р. Вятку. Там имеется месторождение нескольких полезных пород, чередующихся в вертикальном направлении правильными пластами. Внизу залегает светло-серый или желтоватый мергель ( опока ), представляющий плотный хороший строительный камень, легко обрабатываемый пилою и топором; местами он является очень твёрдым и кремнистым ( железняк ), отчего механическая отделка его весьма затрудняется, а употребление ограничивается применением на стройки и бут. Выше опоки идёт пластом, до четырёх аршин толщиною, серый кварцевый песчаник с известково-глинистым цементом ( печина ), дающий огромные плиты довольно твёрдого материала. Впрочем, несравненно твёрже печины оказывается лежащий над ней жерновой камень, состоящий из двух слоёв мелкозернистого кварцевого песчаника, похожего на кварцит, но с небольшой примесью известково-глинистого цемента. Ещё выше следует серый мягкий песчаник и, наконец, несколько пластов разноцветных мергелей, из коих более известковые пригодны для получения извести, хотя и невысокого достоинства. Больше всего разрабатывается опоковый камень.

Для этого составляются артели в 6 – 7 человек, которые и работают из года в год, каждая в своей штольне или заделье, углубляющейся в скалу иногда сажен на сто. Ежегодно весною такие штольни загружаются в значительной степени камнем, наваливающимся сверху от происходящего в течение года последовательного промерзания и оттаивания потолка. Поэтому возобновляемые осенью ( с Покрова ) работы начинаются с уборки этого камня, отчасти вывозимого из штольни, отчасти употребляемого в ней же на складывание продольных стенок, служащих с тем вместе и креплением выработки, достигающей местами, благодаря упомянутым обвалам, 4 – 5 саженям. Самая же опока выламывается таким образом, что под составляющим кровлю прочным песчаником выбирается сперва трещиноватый слой её, годный только на бут, а потом уже добывается один или несколько собственно рабочих пластов, разбитых вертикальными трещинами на крупные плиты. При этом стараются с помощью клиновой работы получить куски не менее одного кубического аршина, для чего пользуются также и сказанными естественными трещинами. Если отрывается штука неправильного вида, неудобная для последующей распиловки на плиты, то, смотря по форме, ей дают иное назначение и тут же, у забоя, грубо оболванивают её.

Все штольни углубляются в гору по разным направлениям, причём иногда встречаются между собою. Что касается принимаемых мер предосторожности против внезапных обвалов, то, кроме вышеупомянутой выкладки каменных стенок вдоль штолен, предохранением служат также каменные целики невырабатывемой породы, оставляемые по сторонам забоя.

Деревянное крепление применяется в крайне ограниченном размере, но где, по слабости потолка, без него обойтись нельзя, то, в виду большой высоты выработок и для экономии леса, крепление это производится особым оригинальным способом, так называемыми грядками. Последние представляют собой обыкновенные брёвна, подводимые насколько возможно выше под кровлю, поперёк хода, и укрепляемые концами в гнёздах, выдолбленных в стенах штольни. От бревна кверху, опираясь на него, идут коротыши, подпирающие потолок, а книзу, во избежании прогиба грядки при значительной длине её, отходят вертикальные стойки. Вследствие большой высоты выработок воздух в них сносен и без искусственной вентиляции, хотя употребляемые для освещения керосиновые лампочки без стекол сильно чадят. Выломанный камень вытаскивался наружу не сразу, а постепенно, в течение нескольких дней – для того, чтобы заключающаяся в нём естественная влага выжималась холодом понемногу и камень не треснул на морозе. [ … ]

Вместе с опокою, в тех же карьерах, добывался и выше неё лежащий жерновой камень. Но добыча последнего имеет часто случайный характер; иногда пользуются тем, что в течение лета он сам собою обваливается в старых выработках и тогда остаётся только вытащить подходящие плиты на поверхность и обделать их тупицами и насеками.»

Добыча камня велась здесь с древнейших времён:

«Уже в первые годы XVII века местность известна под названием Жерновогорье, а жерновой промысел упоминается в документах. В 1829 году добыча камня ведётся уже в трёх местах. Места для разработки камня удел отдавал на оброк с торгов, а затем предприниматель брал себе работников по вольному найму из удельных крестьян. В конце XIX века камень добывался тремя предпринимателями ( скупщиками ), получавшими огромные барыши. Стоимость одной добытой каменной плиты была 18 копеек; провоза её по воде до Казани – 10 копеек; цена же в Вятке была от 90 копеек, а в Казани доходила до двух рублей.» Следует понимать огромную разницу меж тогдашним рублём и современным: например, корова в те годы стоила 3 рубля; лошадь – 5 рублей. Высокая продажная стоимость камня говорит о его значительной востребованности; при этом из барышей следует вычесть стоимость инструмента, потребного для добычи камня – который тоже “не копейки стоил”. Даже царские.

Скупщики не конкурировали между собой – судя по всему, играл роль общий корпоративный интерес – и как бы они ни наживались на рабочих < точнее — как бы ни зарабатывали на их труде, ибо “не нравится работать в каменоломне – не работай, коль расценки не устраивают” >, «их посредничество было необходимым для каменоломен, так как они оказывали последним кредит и, кроме того, умели сбывать товар, распространяя его не только по Вятской, но и по другим губерниям,– преимущественно поволжским. Они же нанимали рабочих распиливать камень на плиты, закупали необходимый инструмент. [ … ] Опока, мягкая и удобная при обработке, использовалась для облицовки фундамента, лестниц; изготовляли из неё половые плиты, оконные подушки и косяки, небольшие колонны, памятники.» Сохранились договоры скупщиков с наёмными работниками – по современным представлениям, вполне кабальные. Договор, кроме выплаты денег рабочим, скупщика ни к чему не обязывал. «Чего, боже упаси, при работе что случится между нами несчастье или по неосторожности нашей, то Барбашин в этом за нас ничем, ни за что, никому не отвечает. Какие будут издержки или от начальства какое будет притеснение, выше упомянутые крестьяне принимают все издержки на свой счёт, а Барбашина не спрашивая ни за что»,– записано в 9 пункте договора каменщиков со скупщиком Барбашиным от 27 сентября 1887 года.

Думается, что содержание этого пункта ( между прочим: добровольно подписанного рабочими ) передаёт совместное неприятие и заказчиком работ, и рабочими строгих норм техники подземной безопасности – за нарушение которой в самодержавной России практиковались достаточно лютые наказания. То есть купец не вмешивался “во внутренние дела каменоломни”, предоставляя рабочим право самим определять, каким образом ломать камень, какие меры безопасности соблюдать ( и в случае соблюдения этих мер, конечно, наработать гораздо меньше ),– кого привлекать на подсобные работы: запрещённых законодательством жён и детей под риском капитального штрафа — или дозволенных инспекцией здоровых мужиков, которым за явно более лёгкую работу придётся платить “по полной программе”. Ясно, что предоставляя рабочим свободу этого выбора, купец не желал отвечать за последствия. Так что подписывали договор рабочие вполне добровольно, в погоне за большими заработками. И также ясно, что купец не желал платить за отбракованный камень ( например, с кавернами или трещинами, или не соответствующий заказанным размерам ) — что бы он делал с ним на ярмарке?

Окончательный расчёт с каменоломнями скупщик производил весною после окончании приёмки камня. Сдача и приёмка, вероятно, не всегда происходили гладко, так как скупщики камня при заключении договора уделяли этому специальную статью: «Во время этого быть трезвыми и противно Барбашину не отвечать, матерными словами не ругаться. Если который из нас матерными словами изругается, должны мы отвечать по закону». С осени артель брала у скупщика задаток, а зимой у него же брала деньги на керосин, инструменты и другие нужды. Скупщик иногда выдавал в кредит даже больше, чем артель могла заработать за зимний сезон добычи – ему было выгодно иметь должников, что гарантированно обеспечат работу в следующем сезоне; ясно также, что обязанный ( и обеспеченный по милости скупщика всем необходимым, включая свои хозяйственно-крестьянские надобности – дом, потребную для полевых работ и бытовых нужд скотину и прочее ) рабочий будет работать лучше, чем независимая голытьба.

Каменоломы были обязаны не только вырабатывать камень и производить его грубую обработку, но и вывозить его из штольни, складируя на указанном скупщиком месте. На вывозку камня каменоломы привлекали своих жён, сестёр, дочерей и сыновей – чтобы самим не отвлекаться от работы в забое. < Как уже говорилось, работа погонщика лошади, то есть коногона, не была физически тяжёлой; интересная деталь: пол в штольне перед вывозкой камня покрывали снегом – поскольку рельсовые пути были семейным артелям не по карману,– транспортировка камня санным путём была и дешевле, и легче. > Камень, который при приёмке оказывался неправильной формы, имел брак ( сколы, каверны и трещины ) или не соответствовал установленному размеру, переходил к скупщику бесплатно.

Каменоломни, как явно угрожающие здоровью и жизни рабочих, одно время были близки к закрытию – но работа не прекратилась благодаря учреждению земством в 1896 году должности штейгера ( следил за соблюдением техники безопасности и контролировал заключение и исполнение сторонами договоров-обязательств,– “прогресс-таки поимел это место” ). Общая длина штолен Жерновогорья в начале ХХ века составила около 5 вёрст; самые отдалённые забои находились от входов на расстоянии в 180 саженей.

И ещё одна цитата из статьи И. Грека и Ю. Долотова «О экспедиции по исследованию искусственных пещер в Кировской и Самарской областях и республике Марий Эл»:

«Сотрудники Советского краеведческого музея рекомендовали осмотреть пещеру Зараменскую или Чёртова Печь, которая исследовалась специальной группой в 1928 году, но по имеющимся материалам было неясно, что же она собой представляет. [ … ] на правом берегу реки Немда без труда обнаружили вход в карстовую пещеру, представляющую собой крупный грот. В начале века местный крестьянин ломал из пола входного грота камень и взял несколько кубометров. Несмотря на значительность размеров входа, протяжённость пещеры оказалась не более 15 метров. Ведущие вглубь ходы очень быстро выклиниваются в непроходимые.»

В данном случае мы имеем дело со спелестологическим объектом класса ПГВ, вид – каменоломня в предшествующей естественной полости. Цитата из статьи В. Иванченко «Знак Пещеры» [ (http://www.ab.ru/~abramovi/ZNAK.htm) ]:

«Довольно странным делом были заняты в 20-х годах XIX века крестьяне алтайского села Усть-Чагырка, что на реке Чарыш. Пренебрегая крестьянскими трудами, мужики усердно рыли землю в нескольких пещерах на правом берегу реки. В 1831 году об этом сообщили в "Горном журнале" и в "Бюллетене Московского общества испытателей природы" врач Колывано-Воскресенских заводов Ф. В. Геблер и инженер тех же заводов А. Кулибин. По их словам, раскопки велись в поисках "чудских кладов". Однако вместо сокровищ в земле обнаружились лишь многочисленные кости различных животных, включая носорога и мамонта. Кладоискатели не обращали на кости особого внимания и, полностью вынув грунт из одной пещеры, взялись за следующую. В 1834 году Чарыш посетил геолог Г. Гельмерсен. Он застал раскопки все ещё продолжающимися. А дело было непростое. В тесной глубине, под низким сводом, надо было разрыхлить слежавшийся вперемешку с камнями грунт, выбрать его, да еще и вынести в чём-то на поверхность. И так изо дня в день, годами. Задаром. Без всяких существенных находок.

Трудно рационально объяснить многолетние усилия чагырских крестьян. Вероятно, существовала некая легенда, сильно и глубоко впечатлившая местных жителей. И не повлиял ли на появление легенды сам факт существования Новочагырского рудника, разрабатываемого прямо напротив тех пещер, на левом берегу реки? Месторождение серебросодержащих руд обнаружилось там в древней известняковой полости. Некогда обширная пещера была заполнена рудным телом. Чем не сокровище? Труды же кладоискателей, напоминавшие пародию на рудничные работы, принесли не серебро, а древние кости, которые не интересовали никого, кроме заезжих ученых. Впрочем, открылось и ещё кое-что: само пещерное пространство. В результате раскопок была расчищена заваленная ранее до потолка пещера с пятью, как оказалось, входами. И образовавшийся объем не остался пустым. Уже в 50-х годах нашего века краевед Ф. Розен открыл в этой пещере поселившуюся там после раскопок большую колонию необычных летучих мышей. Удивительно крупные и бурые, непохожие на обычных в Сибири серых рукокрылых, эти звери сбивались на стенах пещеры в многослойный и копошащийся живой ковер. Странные нетопыри оказались остроухими ночницами, считавшимися доселе видом южным, так далеко на север не забирающимся. Колония на Чарыше – единственная не только на Алтае, но и в более южном Казахстане.»

К аналогичному виду относится и пещера Известковая на Алтае. И в тоже время: как охарактеризовать дальние части и гроты этих Систем – не тронутые каменоломом-крестьянином?.. А значит, говоря о данной Системе в целом, более правильно отнести её к классу ПСП – полостей смешанного происхождения. К этому же классу относятся многочисленные разработки подземных ископаемых в естественных пещерах ( флюорит, аметисты, опалы, ониксы, агаты, гипс, квасцы, гуано и пр. ) – а потому подробнее о них будет поведано при описании класса ПСП. < Конечно, когда речь идёт о собственно выработке — это, без сомнения, ПГВ в предшествующей полости. Данный “параметрический дуализм” большинства подземных объектов не только не содержит внутреннего противоречия – полнее раскрывает многоуровневость и, если угодно, многозначимость Мира Подземли. >

Многие каменоломни Старицкого района, разрабатывавшиеся по естественным, иной раз значительного размера, карстовым полостям, безусловно относятся к этому же виду.