Спелео

«Теоретическая спелестология»

Спелеопоколения и ритмы истории

В 2000 году эта статья была написана для Спелестологического Ежегодника РОСИ,– причём при подготовке к печати прошла весьма кощунственную ( по моему мнению ) ‘расправку’ одного из редакторов Ежегодника — но опубликована-таки не была. Наверное, редколлегия сборника сильно разделилась во мнениях, имеет-ли предоставленный мной материал отношение к тому, что они подразумевают под словом “спелестология”

Общеизвестно: многие процессы как на Земле, так и в Космосе, подвержены ритмическим колебаниям своей активности. “Не минует чаша сия” и социальные структуры, ибо Человек – неотъемлемая часть Природы. Всевозможных ритмов и циклов в Природе довольно много ; наиболее значимые из них для людей ( как на уровне Личности, так на уровне этноса ) – 12-летний “социальный цикл” и девятилетний “творческий”. Их суперпозиция образует “большой тридцатишестилетний цикл”,– о существовании которого люди знали ещё в древности; восточные гороскопы, например, в своей практике опираются именно на него.

По существующим биоритмологическим представлениям, современный “большой цикл” начался в 1977 году; завершится в 2012. Предыдущий, соответственно, занял период с 1941 по 1976 год. Суперпозиция в чём-то схожих, в чём-то различных “социального” и “творческого” циклов даёт нам достаточно сложную картину развития “большого социально-творческого” цикла ( периоды расцвета и стагнации научной и творческой мысли, единения и разъединения социумов ); наиболее зримо в нём проявляются две зеркально-симметричных, по своему развитию, восемнадцатилетних фазы. Каждая из которых состоит из девятилетнего периода “относительного подъёма” ( включающего 6 лет подъёма и 3 года паузы ) и аналогичного “относительного спада” ( 6 лет стагнации и 3 года паузы ) общесоциальной активности; последовательность подъемов и спадов в сменяющих друг друга фазах зеркально-симметрична. В приведённой таблице ( основанной на традиционном восточном именовании годов 12-летнего социального цикла ) синим шрифтом обозначены года, в творческом отношении “прогарные” [ “минусы” 12-летнего социального цикла суперпозируют в них с “минусами” 9-летнего творческого цикла ]; красным – годы творческого роста, подъёма [ “плюсы” социального цикла суперпозируют с “плюсами” цикла творческого ].

Поскольку подробный разбор причин, лежащих в основе данных циклов, и вытекающих следствий ( равно как характерных примет-особенностей каждого года внутри цикла ) выходит за рамки статьи, сразу перейду к их спелестологической значимости. Ибо, подобно любой иной социальной группе, спелеоэтнос подвержен ритмическим “спадам” и “подъёмам”. На примере подмосковных каменоломен, история освоения которых мне лично хорошо знакома, можно отчётливо проследить эти колебания. Не удивительно, что в развитии подмосковной спелестологии явно обозначаются две восемнадцатилетних фазы: девять лет “ламинарно-камерного” хождения ( своего рода подготовительно-разведывательный период ); затем девять лет “турбулентного”, массового посещения подземли в первой фазе — и обратная им по последовательности пара во второй фазе. Достаточно точно совпадающие с аналогичными периодами и фазами сопутствующих “больших циклов”. Соответственно, каждый девятилетний период отмечен в жизни подмосковных каменоломен характерным поколением спелестологов.

Так случилось, что первое поколение спелеологов — которое можно было бы назвать романтически-коллективистким — пришло в пещеры и каменоломни ровно посередине предыдущего “большого цикла”, на стыке двух его фаз: в конце пятидесятых, в 1956 - 1958 годы. Через девять лет хождения оно разделилось на вертикальную и горизонтальную спелеологию ( как было показано мной в “Книге Истока” «Катакомбного Мэйнстрима», изначально такого деления не было ); при этом новое поколение спелеоромантиков не просто пришло в каменоломни, “и только в них” ( не отвлекаясь на посещение/изучение иных пещер ),– этот период был отмечен изрядной массовостью. Объединяло спелеологов первых двух поколений наивно-детское, романтическое отношение к Подземле ; немощный, относительно современного, технический уровень и стиль хождения ( более близкий к понятию “посещение” ) и чётко обозначенное групповое, коллективистское бытиё: свойственное, впрочем, всем тогдашним видам советского туризма. Каждая приходящая в пещеру группа имела не только своё, достаточно яркое название, но и постоянный состав участников, свои внутренние связи и законы. Определённые события в спелеологии и в жизни страны вкупе с чисто психологическими причинами ( возраст, неизбежная смена жизненных приоритетов ) подвели черту под данным спелеоэтносом,— к 1977 году романтические путешествия под землю “пятидесятников” и “шестидесятников” практически окончились. Но “свято место пусто не бывает” — с началом нового “большого цикла” на смену им в каменоломни пришла следующая генерация , которую, в отличие от поколений романтиков, можно назвать индивидуально-прагматической. Вооружённая кассетниками, острым неприятием совка, западной музыкой ( против первого и второго поколения, воспитанных исключительно на туристической песне ) и практикой оборудования гротов; мощно подготавливаемых и отмечаемых под землёй праздников, идеями подземных научных исследований, “свободы слова”, выражающейся в самиздатовской литературе и уже не игровом, а “более, чем серьёзном” отношением к Миру Подземли, а также зримо возросшим качеством, количеством и ассортиментом самостоятельно изготовляемого спелеоснаряжения. Главное же отличие нового поколения от предидущих было в том, что оно приходило под землю жить — и что в этом поколении отдельно ходящие группы с твёрдым устоявшимся составом сменились равноценными Личностями, образующими Круг Общения. Естественно, приход под землю “прагматиков” сопровождался изменениями в спелеооснащении: помимо стереокассетников с усилителями и колонками в массовом обиходе появились специальные комбинезоны, капроновые анораки, спальники на синтетическом пуху, транспортные мешки и “пенки”; обладание надёжным электрическим светом и бензиновым примусом стало нормой для каждого уважающего себя спелестолога – как и владение персонально оборудованным жилым гротом в любимой каменоломне.

И неизбежно – после довольно массового хождения “первого периода большого цикла” ( 1977/86 годы с безусловным пиком в 1983- 1985 гг. ) наступил кризис, вызванный известными всем событиями как “наверху”, так и “внизу” ( перестройка, психопатический ‘сухой загон’, возможность работать на себя, а не на дядю начальника,– плюс взорванные и засыпанные входы в Системы оттянули из пещер-каменоломен большую часть их прагматических посетителей; безусловную роль сыграли также чисто психологические, внутренние причины — совпадение их по времени мне не представляется случайным, ибо основные события как “внизу” и “наверху”, так “внутри” и “вне” нас подчиняются одним и тем же биоритмическим закономерностям ). В результате чего следующий период был отмечен изрядным снижением массовости . Те, кто пришли в это время под землю, во многом продолжили традиции подземного бытия спелеопрагматиков – например, они не образовывали жёстких, коллективистско-замкнутых групп и их отношение к Подземле было в принципе тем же самым при сохранении традиции оборудования “личных” стояночных гротов с довольно-таки переменным составом приходящих “гостей” ( как правило, группирующихся вокруг одного-двух лидеров ),– тем не менее, общего неразрывного круга спелеообщения это поколение не образовало. Возможно, по той причине, что численность его была в несколько раз меньшей, чем у столь же индивидуально-прагматических, по своей духовной ориентации, предшественников. [ Если в первой половине восьмидесятых для Никитской каменоломни была нормальной численность воскресных посетителей в 30 - 40 человек, то в конце восьмидесятых и в начале девяностых 10 человек за одни выходные было явлением рекордным. ]

В 1994 году первая фаза текущего “большого цикла” закончилась и началась вторая – биоритмически и социально аналогичная 1959 - 1976 гг. С соответствующей “сменой состава”: в каменоломни пришло следующее поколение, “выбирающее пепси”,— гораздо более циничное и технически оснащённое, более эгоистическое и уже не создающее само своё снаряжение — но приобретающее “фирменное” в соответствующих магазинах. Произошла и “вторая техническая революция в спелестологии”: Интернет заменил “спелеосамиздат” шестидесятых и семидесятых годов,– в оснащении появились светодиодные системы, газовые горелки и петромаксы, синтетические мембранные ткани, фотомыльницы и видеокамеры, малогабаритные сверхёмкие аккумуляторы – и многое иное, о чём предидущее поколение спелестологов не могло и мечтать ( как не могли шестидесятники представить себе ночёвку под землёй на пенополиуретановом коврике, заслушивание музыки с кассетного стереомагнитофона через специально собранный “для подземли” миниатюрный усилитель с парой мощных колонок, ставшие “нормой жизни” для большинства представителей “прагматического поколения” ).

В 1998 году начальный, “камерный период” ( аналогичный периоду 1959 - 1961 гг. ) закончился – в спелестологии начался период “ренессанса”, аналогичный “взрывному” периоду развития спелеологии, периоду всеобщего “творчески-социального роста” 1962 - 1967 гг. Надо сказать, что проведение Старицкой Спелестологической Конференции в 1997 году весьма удачно попало “на старт” этого подъёма — с одной стороны, конечно, во многом определив его; с другой просто выразив общую тенденцию. Думается мне – теперь, по прошествии времени – что неудача первой организации РОС была предопределена общей прогарностью времени начала девяностых,– и столь же был предопределён успех нашего старицкого мероприятия в 1997 году. Впрочем, “тут можно долго философствовать”.

Одно не вызывает сомнения: современный период зримо проявляет своё сходство с аналогичным “спелеотолерантным” периодом предшествующего витка истории. При всей современной обособленности спелестологии и спелеологии, спелестологи в общей компании с былыми “противниками по жанру” посещают вертикальные и горизонтальные естественные пещеры; “голимые спелеоспортсмены” стали появляться в наших, прежде им неинтересных, лабиринтовых полостях. Примечателен и возрастной состав этих компаний: наряду с “пепсово-интернетными неофитами” на равных присутствуют продолжающие подземную жизнь спелестологи и спелеологи двух предыдущих “индивидуально-прагматических” поколений. Так в начале шестидесятых у одного экспедиционного костерка вполне могли греться после трудового пещерного дня альпинисты и туристы, маститые кабинетные специалисты по карсту – и неофиты, пришедшие из подмосковных или одесских каменоломен. И точно так же, как в начале шестидесятых единая и неделимая поначалу спелеология открыла для себя удивительный мир пещер и каменоломен, современная спелестология с удивлением обнаружила его множественность, заключающуюся в безграничном разнообразии “искусственных подземных объектов”; вертикальная спелеология присматривается к преодолению двухкилометрового “подземного рубежа” – как присматривалась в шестидесятые к километровому барьеру. Мне кажется, это очень хорошая тенденция. Только бы не случилось нового “спеолеораскола” — году этак в 2004… Или в 2005, 2006. Под “социально-творческий минус”, родственный аналогичному “минусу” 1968 - 1970 гг.

Ибо, в полном соответствии с биоритмологическими представлениями, после относительно “скучных” лет ‘спелеозастоя средины девяностых’ сейчас вовсю даёт о себе знать новый “взрыв хождения” — аналогичный средине шестидесятых годов < и новые проблемы, в том числе, естественно, участившиеся случаи спасов и становящиеся всё более важными вопросы спелеоэкологии >. Трещинок же хватает в любом здании. Главное, вовремя отслеживать их, памятуя о возможных печальных последствиях. В соответствии со славным принципом: “кто предупреждён – тот вооружён”.