Статьи

К теплицам Бештовым

Готовясь к торжествам по случаю 200-летия Кавказских Минеральных Вод, краеведы и знатоки курортной старины главное свое внимание уделяли истории региона после признания его лечебной местностью государственного значения. Но ведь сама по себе эта лечебная местность была таковой задолго до императорского рескрипта. И россияне знали о ней, по крайней мере, за несколько десятилетий до того, как стали селиться и приезжать на Пятигорье. Даже лечиться горячими водами Машука первыми стали не егеря, составлявшие гарнизон Константиногорской крепости, как принято считать, а… Впрочем, не будем забегать вперед. Сведения об этой малоизвестной странице истории Кавказских Минеральных Вод довольно скудны, но факты, ее составляющие, достаточно любопытны. Поэтому я попытался представить себе события тех очень далеких от нас лет в виде небольшого рассказа, который и предлагаю вашему вниманию. Лица, упоминаемые в нем, большей частью вымышлены,но описываемые события имели место в действительности и подтверждены документально.

Орел, плавно паривший в небе, вдруг камнем ринулся вниз и на мгновенье исчез в высокой траве. Затем взлетел, держа в когтях извивающуюся змею.

- На скалы полетит – будет бросать до тех пор, пока не убьет о камень… -притенив глаза ладонью, Бамат проследил за полетом могучей птицы и, когда она исчезла вдали, продолжил. - Давние они враги: не забывает царь птиц, как однажды, отдыхая на горе, был укушен ядовитой тварью и чуть не умер. К счастью, рядом вытекал из-под скалы целебный ключ. Напился орел его воды, омыл ею свои раны, и смерть отступила.

- А ключ тот самый, к коему направляемся? – полюбопытствовал Алексаша, юный лекарский помощник.

- Может, тот, может, иной – в наших горах таких много.

Бамат, сын кабардинского князя, живший аманатом при Кизлярской крепости, был взят проводником, чтобы привести их к Бештовым теплицам. Говорил он мало, но всегда весомо.

Алексашин патрон, лекарь Тенгинского полка, услышав баматов рассказ, проворчал угрюмо:

- Сказки это все! Рази ж глупая птица может иметь понятие про воду целебную?

- Старые люди так говорят, - произнес юноша с достоинством.

- Мало ли что говорят! – возразил лекарь. – Вон давеча, когда мы мимо вонючего озера проезжали, ты тоже со слов старых людей сказывал, будто какой-то пастух грязью из него людей лечил.

- Верно, был такой пастух – Тамбий. Оттого и озеро зовется Тамбикан, что значит друг Тамбия…

- Ну, не враки ли? Ни в жизнь не поверю, чтобы, прости господи, зловонная жижа болезни исцеляла! Одна зараза от нее.

Старый эскулап слыл в полку отчаянным скептиком – верил лишь тому, что видел собственными глазами. И, конечно, имел сильное сомнение не только в целебной силе озерной грязи, но и воды теплиц бештовых, куда двигался их поезд, состоящий из нескольких фур с больными солдатами и небольшого конвоя... Предстоящее купание в этих «теплицах» он почитал занятием бесполезным, будучи убежден: любую хворь должна победить сама натура человеческая, а дело медикуса - не мешать ей.

Зато костоправное ремесло знал отменно – любо было посмотреть, как орудовал он своими инструментами, ласково уговаривая «солдатика» немного потерпеть. Старик был добрейшей души человек, хотя и зело ворчлив. Сейчас он брюзжал по причине утомленности долгим вояжем и недовольства тем, что послан в него вместо затеявшего это «зряшное дело» врача – англичанина Виллиама Гевитта…

Вторую неделю они в пути. Лошаденка Алексаше досталась худая - не езда, а мука мученическая. Но, слава Богу, конец пути уже близок: перед ними широкая долина с речкой посредине и многими возвышенностями разного вида по сторонам – островерхими, округлыми, а самая большая триглава.

- Всего глав у сей горы пять, только две скрыты от нас, – пояснил Бамат, – оттого и нарекли ее Бештау, что означает пять гор.

Так вот они какие, Бештовы горы! Впервые Алексаша услышал о них от Виллиама Гевитта, присланного на Терек весной прошлого, 1755 года правительственной медицинской канцелярией, дабы исследовать причины умножения болезней среди солдат гарнизона, от чего крепость, построенная двадцать лет назад в урочище Кизляр, год от года теряла боеспособность. По-русски Гевитт почти не разумел, и Алексашу, учившего аглицкий язык в лекарской школе, определили к нему в переводчики. Как-то англичанин спросил его о теплицах, имеющих место верстах в трехстах от крепости, у подножия Бештовых гор. Юный медикус, недавно прибывший на Кавказ, ничего на сей счет сказать не мог.

Гевитт пояснил: в разных местностях Земли, большей частью горных, бьют из недр горячие ключи. Вода их весьма полезна при излечении разных недугов, как - то: ломотных ревматизмов, цинги, накожных язв, сыпей, любострастной болезни и иных прочих хворей. «Ваша страна – варварска, – добавил при этом доктор. –Любое европейское государство ценит такие источники, строит на них курорты, где все желающие могут излечивать свои недуги, от чего проистекает немая польза и государству, и его подданным. Многие воды в Европе известны со времен Римской империи. Россия же знает только Олонецкие марциальные воды, открытые и обустроенные заботами Петра Великого. Но умер император – умер и курорт там…

Вам, разумеется, неизвестно, Александер, что о теплицах в «земле Черкасской» сообщал еще штаб - лекарь Шобер почти сорок лет назад. Я имел надежду, что если не правительство российское, то хотя бы местное командование возымеет желание использовать сии воды для излечения больных и раненых воинов. Увы, и здесь ими пренебрегают…».

Это верно. Алексаша, по гевиттову указанию, стал вопрошать разных людей – солдат и офицеров, казаков и обывателей – пользовался ли кто бештовыми теплицами, но таковых не сыскал. Тем временем доктор Виллиам в ответ на свое донесение о неиспользовании целебных ключей получил из Санкт-Петербурга бумагу, которую показал Алексаше. «Ежели по рассуждению вашему, - писал ему директор Медицинской канцелярии, сам Павел Захарович Кондоиди, - на которых либо больных теми водами опыты учинить заблагорассудите и по тамошним обстоятельствам таковых больных к тем водам безопасно везти будет, оное учинить и каков успех будет, примечать и о том в Медицинскую канцелярию сообщить».

С помощью Алексаши Гевитт, съездивший к теплицам собственной персоной, стал подбирать пациентов для будущего курорта, но до конца довести дело не смог, был вызван в Петербург по срочному делу. Тогда крепостное начальство вспомнило об алексашином патроне, известном своей добросовестностью, и поручило ему везти больных к теплицам…

И вот они на месте. К горе, которую Бамат называл Машуком, а солдаты окрестили Мечухой, добрались в сумерках. Все были поражены угрюмостью окружающего ландшафта. Повсюду громоздились мрачные серые скалы, многие в ржаво-красных, тускло-желтых и буро-лиловых натеках. Из многочисленных трещин в земле вырывались клубы не то пара, не то дыма и слышались какие-то глухие клокочущие звуки. Из-под груды камней вырывался мощный поток воды, окутанный густой пеленой испарений, и тут же растекался многочисленными ручейками, с шумом и плеском стекавшими вниз. В воздухе остро пахло серой.

- Братцы, да мы ж в самую преисподнюю забрались! – крикнул кто-то. – Пропадем тут, как Бог свят, пропадем!

- Не болтайте глупостей! – рявкнул старый лекарь, не страшившийся ни Бога, ни черта. А Алексаша коротко пересказал слышанное от Гевитта о заграничных курортах, где возле таких теплиц живут и лечатся тысячи людей. Солдаты немного успокоились. Здоровые начали разбивать лагерь, запалили костер. Перебивая серный дух, аппетитно запахла каша. Балагур и весельчак Ерохин ударил по струнам своей балалайки.

Назавтра собрались приступить к купанию, но сие оказалось делом непростым. В русле потока помещался, да и то с трудом, всего один человек. К счастью, Бамат, походив по округе, нашел яму, вырубленную прямо в скале, - ею, как он сказал, пользовались многие поколения его предков. К яме пробили от источника канавку, и купание началось.

Первым, на пробу, окунули Петровича – пожилого солдата, вконец скрученного ревматизмом. Хворь эта вместе с болотной лихорадкой доставляла войскам кизлярского гарнизона более всего бедствий. Причину умножения сих болезней Гевитт усмотрел в гнилом климате Кизлярского урочища, который сделался таковым лет пять назад, когда обывателям, жительствующим подле крепости, разрешено было разводить сарачинское зерно, иначе именуемое рисом. Обильный полив превратил окрестные поля в болота, отравляющие воздух ядовитыми миазмами и служащие обиталищем для мириадов комаров.

Другой причиной болезней доктор Виллиам считал дурное состояние солдатских казарм, кои есть не что иное, как тесные темные мазанки, по самые окна заливаемые водой при разливах Терека. Именно в такой мазанке прожил Петрович долгие годы… Свои страдания он переносил терпеливо и в яму полез безропотно. Но, просидев несколько минут, не выдержал и взмолился:

- Вытаскивайте, братцы, ей- ей, сварюсь заживо!

Петровича, красного, как рак, уложили под скалой – отдышаться. А в яму полезли другие. Кое-кто с опаской, а иные охотно, уверяя, что попариться здесь можно не хуже, чем в доброй баньке. Слыша такое, захотели искупаться и здоровые конвойцы.

Потянулись дни, похожие друг на друга. Вставали на рассвете и тут же начинали купание. Медикус и его помощник следили за тем, чтобы каждый больной пробыл в воде положенное время – его день ото дня увеличивали, согласно предписаниям Гевитта. Солдатики уже привыкли к «кипяточку» и охотно садились в яму. Многие уверяли, что чувствуют облегчение. Алексаша с надеждой следил за такими, занося все сведения о них в тетрадь, подаренную Гевиттом. Патрон же его, хоть и выполнял добросовестно все указания, оставленные англичанином, продолжал сомневаться в пользе процедур, относя улучшения за счет свежего воздуха, доброй еды и здоровой натуры пациентов.

- Вот ломотная болезнь – другое дело, сама ни в жизнь не пройдет, - утверждал он. – Наприклад, ежели, скажем, наш Петрович без костылей зашагает, тогда поверю, что есть целебная сила в этом вонючем кипятке.

Но, увы, Петрович, как ни старался порадовать «дохтура», без посторонней помощи мог сделать лишь шаг – другой.

Однажды Бамата навестили родичи из недалекого аула и позвали его поехать с ними на охоту. Бамат пригласил с собой Алексашу. Пребывание у теплиц близилось к концу и старый лекарь, поворчав для порядка, отпустил своего помощника проветриться. Алексаша думал пробыть в отлучке два-три дня, но так увлекся, что проездил целую неделю. И, поспешая назад, к своим, все гадал, сильно ли будет бранить его старый лекарь.

В лагерь они воротились к вечеру. Еще издали приметно было, что там царит веселье: вовсю звенела ерохинская балалайка, слышались лихие выкрики и топот многих ног. Подъехав ближе, увидели пляшущих, но в неверном свете костра не сразу углядел Алексаша, кто же там, в круге. А, углядевши, ахнул: вместе с другими плясунами неуклюже, но бойко притоптывал ногами… Петрович! А рядом с ним выделывал лихие коленца не кто иной, как алексашин патрон, старый скептик, видимо, все-таки поверивший в волшебную силу бештовых теплиц…

«Ставропольская правда»,

Идёт загрузка...

Данную страницу никто не комментировал. Вы можете стать первым.

Ваше имя:
	Размер 1 2 3 4 5 6 7
Комментарий:
Введите символы или вычислите пример: * Обновить