Ессентуки

А. М. Горький на Кавказе

Газета «Северный Кавказ» за 1903 год в № 90 оповестила читателей: «Наш известный беллетрист М. Горький (А. М. Пешков) в настоящие дни проживает на группе Кавказских Минеральных Вод».

В Ессентуках Алексей Максимович Горький (1868—1936) появился вечером. В парк, на площадку перед порталом театра вошел загорелый человек в голубой линялой косоворотке, подпоясанной шнурком, в пыльных, кустарного производства высоких сапогах и в старой соломенной шляпе. Одежда, лицо, даже брови его были щедро припудреьы мягкой дорожной пылью: видно, он долго был в пути. Среди крикливых афиш опереточной труппы его внимание привлекла скромная афиша: «16-го июля. М. Горький... «Мещане»... Путник удивленно поднял брови, подумал и шагнул к кассе.

Возле афиши звякнули шпоры двух остановившихся офицеров. -«Мещане»?—удивился один.— Здесь, на Водах? Неужели разрешили? Там ведь этот... рабочий Нил говорит: «Я этого порядка не хочу...», «права не дают, права берут», «наша возьмет»... и тому подобное... -Ну, здесь, на Водах все это безопасно: публика «курсовая», скандала не будет!— заметил другой.— А вот в Белостоке уличной демонстрацией пьеса закончилась. Об этом даже ихняя «Искра» сообщала. Кричали на улицах: «Долой самодержавие! Да здравствует свобода!»...

Путник, покупавший билеты, услышал этот разговор, усмехнулся. Кладя сдачу в карман, он ааметил группу полицейских чинов, подошедших к театру. Двое полицейских, придерживая шашки, шмыгнули в боковой вход. Еще раз усмехнувшись, человек отошел к запыленным, как он, своим спутникам, сидевшим в парке неподалеку...

За кулисами готовились к началу спектакля. —Ну как сегодня сбор?—-гримируясь, спросил пожилой актер Дмитриев молодого артиста, уже одетого в студенческую тужурку, —Совсем слабый,—ответил тот и, взглянув в окно, увидел трех загорелых мужчин, идущих к театру,— Господа, не Горький ли это?!—вдруг воскликнул он. Актеры столпились у окна. Ну, вот еще!—заметил кто-то.— У Горького волосы, а этот стриженый. А, впрочем, похож. Я видел, он билет в кассе покупал. Ах, да с ним актер Художественного театра Тихомиров! Я встретил его сейчас возле гостиницы. Они только что пришли пешком из Кутаиса. Подробно я не успел расспросить... Вероятно, он пришел с Горьким!

Трое путешественников вошли в театр и уже мирно беседовали в партере, Актеры побежали на сцену смотреть в дырочки занавеса. Третьим оказался К. П. Пятницкий, издатель товарищества «Знание».

Весть о том, что Горький в театре, мгновенно из-за кулис проникла в зрительный зал, на улицу. Возле кассы сразу же образовалась очередь. В ложе пожилой бритый толстяк — это был известный столичный актер В. Н. Давыдов,— скрипнув креслом, повернулся к элегантному Станиславскому. В это время погас свет и медленно пошел занавес. Актеры играли с вдохновением: ведь шла любимая пьеса, и сам автор был среди публики! Занавес упал. Полицейские, вытянув шеи, всматривались в задние ряды партера, где располагались зрители попроще.

Среди шума аплодисментов и суеты антракта Горького не сразу узнали. Константин Сергеевич! — Горький, а вслед за ним и Тихомиров устремились к ложе, где сидел Станиславский. Дорогой мой! Вас и не узнать! Как вы попали сюда?— Станиславский заспешил из ложи Горькому навстречу, протягивая руки, сияющий от неожиданной радостной встречи с любимым автором и известным уже тогда писателем. Вокруг сразу же собралась толпа. — Уйдем!—предложил Станиславский. Горький охотно согласился: его тяготило назойливое внимание публики, глазевшей на знаменитого писателя «из босяков», как тогда называли его даже в печати.

Воздух, согретый за день, еще дышал зноем и пылью. Южный вечер казался темнее от скупых огней. Друзья расположились за самым отдаленным столиком ресторана, прямо в парке. И вдруг мирное спокойствие вечера нарушил детский крик. А над ним взвизгивая, звенел злой голос женщины. В ресторанной кухне били ребенка. Горький встал. Куда делось его спокойствие! Он отбросил стул и, перемахнув через ограду, бросился к кухне.

Когда Станиславский, Тихомиров и Пятницкий подошли, писатель уже прижимал к себе мальчика, а другой рукой вырывал прут, которым женщина хлестала ребенка.

- Это мой сын, мой сын,— твердила мать в ответ на гневные упреки. - Не смеете, не смеете бить!—кричал Горький, задыхаясь и дрожа. На крик явился хозяин ресторана, подошли любопытствующие. Начинался скандал. Появление хорошо одетого, «как все господа». Станиславского сразу прекратило шум. — Не могу, знаете, когда детей бьют!— окая по-нижегородски, говорил будущий автор «Детства», когда вся компания возвратилась к своему столику.— «Ее дите»,— значит, можно истязать и мучить. Постепенно успокаиваясь, Горький вступил в разговор о дорожных впечатлениях...

«Они рассказали о своем прекрасном путешествии по Кавказу... Горький освежился настолько, что всю зиму проживет этим путешествием...»,— писал после встречи К. С. Станиславский жене — актрисе Художественного театра М. П. Лилиной.

Появление в Ессентуках и все, что там произошло, было заключительным эпизодом большого путешествия по Кавказу, которое совершил Горький в 1903 году вместе с женою, Е. П. Пешковой, актером И. А. Тихомировым и К. П. Пятницким — основателем и издателем товарищества «Знание», объединявшего писателей демократического направления. Е. П. Пешкова, не закончив путешествия еще из Закавказья уехала к заболевшей дочери.

О поездке Горького по Кавказу в том году биографам было известно крайне мало. В то время уже была написана «Песня о буревестнике». Горький сам признавал, что с того года он считал себя большевиком, «то есть искренним другом пролетариата». Уже тогда его высоко ценил В. И. Ленин.

О том, как проходило путешествие трех приятелей по Кавказу, авторам удалось узнать из заметки горного инженера И. Я. Акинфеева в газете «Северный Кавказ» за 1903 год. Этот путевой очерк содержит множество неожиданных подробностей о встрече автора с Горьким в Закавказье. Они подчеркивают популярность писателя: уже тогда на Кавказе, даже в самых далеких его уголках, было известно имя Горького. А о посещении Ессентуков, о внешнем виде писателя и всех событиях того дня рассказали корреспондент петербургской театральной газеты и письма Станиславского к жене из Ессентуков.

Посещение курортов закончилось экскурсией на Бермамыт из Кисловодска. На Бермамыте Горький простудился да еще вдобавок усилил болезнь, приняв холодную нарзанную ванну. Пришлось спеыШо уехать. 18 июля в Кисловодске Станиславский помог совсем ослабевшему писателю сесть в поезд.