Ессентуки

А. И. Куприн на Кавказе

Среди крупных писателей, оставивших след в литературной истории Ессентуков, интересен Александр Иванович Куприн (1870— 1938), автор «Поединка», «Гранатового браслета» и других великолепных произведений. Писатель-реалист в годы декадентского упадка был продолжателем демократических традиций и художественной правды великой нашей литературы и принадлежал к плеяде А. П. Чехова, А. М. Горького, И. А. Бунина, Л. Н. Андреева и писателей, объединившихся в издательстве «Знание». Эпизоды пребывания на Водах добавляют новые штрихи к его еще до конца не изученной биографии. Страстно любящий жизнь, Россию и ее людей, он постоянно стремился увидеть новое, обогатиться новыми впечатлениями, встречами и знакомствами. В 1908 году А. И. Куприн мечтал: «У меня любовно созрел удивительный план... В Батуми покупаем трех лошадей. Елизавета Морицевна (жена Куприна.— Авт.) — в мужском костюме. Едем Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорогами, ночуем где бог послал. Едим «барашка-марашка», пьем «вино-мино», поем «Мравел-джамиер», заводим кунаков, объединяем Кавказ с Россией, и потом тебе самому курьезно будет читать, как вся эта поездка отразилась у меня в рассказе».

Бывший офицер, Куприн прекрасно ездил верхом и мог бы живо описать такую экскурсию по Кавказу, сулившую много нового, но это не сбылось, хотя на Кавказе в 1908 году, в июне, Куприн все-таки побывал — в Ессентуках на лечении. В этот период он работал над романом «Нищие» и отделывал начальные главы «Ямы», повести о страшной язве буржуазного общества — проституции. «Вернусь с юга и осенью закончу оба произведения»,— мечтал писатель. Жаль, что по различным причинам осуществиться замыслам не было суждено.

Приехав в Ессентуки, он пишет приятелю, известному профессору литературы Ф. Д. Батюшкову: «Хочу прочесть здесь лекцию о новой литературе». Просит выслать ему книги — длинный список в 24 названия —для подготовки к лекции.

Публичную лекцию «Портреты и характеристики» он прочитал в театре 25 июля. Выступление вызвало живейший интерес публики. Куприн высказал собственное мнение о представителях новой русской «изящной словесности». Тексты подобных устных его выступлений не сохранились, тем интересней было нам отыскать следы ессентукской лекции в кратких корреспондентских записях пятигорской газеты «Курортная жизнь». Писатель, видимо, коснулся препон, которые ставила в период реакции царская цензура писателям демократического направления — к ним принадлежал и он сам,— потому что закончил лекцию словами: «Я верю в великое будущее русской литературы. Ни реакция, ни городовые — никто не может загубить ее, помешать ее цвету».

В письме к Батюшкову от 17 июля благодарит за присланные книги и рассказывает еще об одном выступлении вместе с артисткой С. П. Волиной, которую пригласил, «чтобы поднять сбор». Эта малоизвестная, но одаренная драматическая артистка читала модные в то время «мелодекламации», моносценки. Сам же Куприн прочел в тот вечер свой маленький рассказ о цирковой наезднице. Трудную жизнь работников цирка он

знал хорошо. По поводу своего рассказа «В цирке» он однажды писал А. П. Чехову: «Конечно, в наше просвещенное время стыдно признаваться в любви к цирку, но у меня на это хватает смелости». Рассказ назывался «Allez!» Он очень нравился Л. Н. Толстому. Так как он звучал в великолепном исполнении автора, напомним его содержание:

Возгласом «allez»!—«Делай, иди!» цирковые артисты начинают номер. Это было первое слово, которое запомнила девочка Нора, дочь наездника в цирке. Й за ним вставали в ее памяти «холод нетопленной арены, запах конюшни, тяжелый галоп лошади, сухое щёлканье длинного бича и жгучая боль удара». Она стала акробаткой. Когда ей страшно, возглас этот, словно кнут, побуждает ее к точным и верным движениям. Даже если у нее вывихнута рука, хозяин цирка заставляет ее кланяться публике, улыбаясь. Ее любовником становится клоун Менотти,— не бедный паяц, а знаменитость, соло-клоун, у которого «на груди тяжелая цепь золотых медалей», по натуре — грубое и жестокое животное.

«Allez!»— шептал он ей, когда она сопротивлялась. Не знавшая радости, юная Нора любит его и «верит с пылом идолопоклонника в его мировое величие». Через год она ему надоела. Он бил ее по щекам за каждый промах и наконец выгнал: allez! Нора приходит к нему в дорогую гостиницу, где он живет с новой возлюбленной. Ударила соперницу, умоляет Менотти вернуться. Он приказывает ей убираться. И тогда Нора вскочила на подоконник. Внизу грохотал город. «Закрыв глаза и глубоко переводя дыхание, она подняла руки над головой и, поборов привычным усилием свою слабость, крикнула, точно в цирке: «allez!». В крохотном рассказике возглас этот сопровождает, как бич, горестную судьбу человека.

На лечении и отдыхе в Ессентуках Куприн не прекращал и писательской работы: перевел и отослал рассказ Анатоля Франса «Жонглер Богоматери». В конце июля писатель уехал домой, в Гатчину. Впечатление от буржуазного курорта осталось нерадостное: «В августе встретил приятеля,— рассказывал он.— Наконец-то, здоровье мое поправилось! - Вы были в Ессентуках? - Да, но не пребывание там вернуло мне здоровье. Терпеть не могу курортов. Больше никогда не поеду туда. Кокотки, шулера, сутенеры, сифилитики, натянутость, пошлость, глупость, тоска... Я. люблю Россию и привязан к ее земле, мне и моим писаниям она дает силу...»

Но сюда Куприн все-таки вернулся восемь лет спустя. Инициатором второй поездки был театральный деятель Ф. Я. Долидзе,, возглавлявший в Москве бюро по организации выступлений писателей перед читателями. Его «вотчиной» был Кавказ. Он с успехом организовал на курортах выступления Игоря Северяннна, Константина Бальмонта, на такую же поездку уговорил и Куприна. В этот раз писатель отправился в дальний путь с женой и дочерью.

Уже в наши дни, создавая книгу воспоминаний об отце, Ксения Александровна Куприна предприняла путешествие по Кавказу, чтобы восстановить в памяти поездку 1916 года, поехала «по следам детства». Лично встречалась на Кавказе с теми, кто еще помнил и нежно любил ее отца. Так ее очерки, написанные по личной памяти, «обрастали весьма достоверными свидетельствами».

На перроне в Ессентуках Куприна, уже весьма маститого писателя, встречали друзья, представители прессы. Поселились в «Новоказенной» гостинице, где, по воспоминаниям дочери, «без конца толпился народ, были и журналисты». Редактор местной газеты «Кавказский край» П. А. Петросян провел с отцом несколько часов и затем напечатал в газете его высказывания: «Я люблю жизнь и людей,— сказал Куприн о себе.— Каждый человек, кто бы он ни был и каково бы ни было его духовное развитие, для меня интересен; он интересен как личность, как атом необъятного космоса».

И вправду удивительно щедр добротою и вниманием был Куприн к окружающим людям, независимо от их положения в обществе.

Пройдя суровую жизненную школу, он готов был помогать любому. Особый свет на личность Куприна проливает документальный рассказ писателя Д. А. Гиреева «Газетчик Сенька и писатель Куприн» в его книге «Рассказы литературоведа».

Во фронтовой обстановке немолодой солдат-ездовой рассказывает автору, что детство провел в Ессентуках, был продавцом газет и там ему посчастливилось встретиться с самим писателем. Тот подарил ему рубль, чтобы, продавая газеты, он не выкрикивал о пребывании Куприна в Ессентуках, пригласил к заболевшей матери врача и привез босоногому мальчишке новые башмаки. Даже оставил свой гатчинский адрес, если понадобится помощь.

Авторам посчастливилось встретить в «Кавказском журнале» материалы о Куприне и его произведения. Этот журнал был очень известен, в нем печатались А. М. Горький, Е. М. Чириков, А. И. Куприн, крупнейшие поэты: К. Д. Бальмонт, В. Я. Брюсов. В 1915 году был напечатан рассказ Куприна «Сад пречистой девы». В 1916 году, учитывая смену читателей на курорте и приезд автора, редактор журнала Н. И. Мазуркевич снова напечатал этот рассказ, поместил интервью, взятое им у писателя.

В 12-м номере этого журнала, посвященном войне, помещена заметка Куприна «Герой» (отклики мировой войны), больше нигде не публиковавшиеся. «Мне спустя почти двадцать лет вновь пришлось увидеть русскую армию, солдат и офицеров. И я с восторгом наблюдаю удивительное явление! Солдат вырос вместе с народом, а офицер подошел близко, внимательно и заботливо к своему серому младшему брату. Теперь только мы ясно понимаем, как страшна и ответственна власть и каким беспредельно может быть подчинение, основанное на полном неописанном доверии. Одна одежда, одна пища, та же вошь, тот же огонь. Но и та же скорбь по ушедшим, и то же скромное торжество победы...»

В том же журнале публиковались афоризмы Куприна. Один из них: «Горе той стране, где народ перерос правительство». Другой — шутливый, с присущим Куприну юмором: «Мужчина в браке подобен мухе на липкой бумаге: и противно, и сладко, и не улетишь».

Д. А. Гиреев также обнаружил набросок Куприна в газете «Кавказский край» за 20 сентября 1916 года, посвященный позиции маленьких стран—«воробьев» в империалистической бойне, возглавляемой крупными «волками». «Набросок» Куприн оставил газете «на память», посетив ее редакцию. «Набросок», так же как и запись лекции 1908 года, были перепечатаны владикавказской газетой «Терек».

В 1916 году Куприну снова предстояло читать лекции в городах-курортах. «Перед лекциями,— пишет Ксения Александровна,— отец решил отдохнуть неделю в Кисловодске. Там мы встретили Мамонта Дальского, при­ехавшего на гастроли... Он мне показался ос­лепительным, и я запомнила его на всю жизнь: холеный, нарядный, перстни, брелоки, палка с золотым набалдашником, панама, бритое актерское лицо, закругленный голос...» Мамонт Викторович Дальский (Неелов) (1865—1918) был крупным драматическим актером конца XIX — начала XX века. В расцвете дарования он оставил казенную сцену и гастролировал в провинции. Его «стихийный» талант, особенно проявлявшийся в трагедиях Шекспира, эффектная внешность, широкая разгульная натура сделали его очень известным. С ним были близки многие деятели русской культуры. Не раз он бывал и на кавказских курортах как артист-гастролер и как пациент целительных вод.

В «Кавказском журнале» был опубликован совместный снимок Куприна и Дальского в ессентукском парке с такой надписью: «Эти два весельчака — добрые приятели по Москве, встретившись на курорте, были обоюдно счастливы». Сохранилась также дарственная надпись на томике Куприна «Лазурные берега», свидетельствующая об их теплых, дружеских отношениях:

Милый Дальский Мамонт,
Как ты близок мне!
Ты прекрасный амант,
А герой вдвойне!

Дружба Куприна с Дальским была не случайна: их роднила любовь к Пушкину. «Ведь Пушкин — это вся жизнь!» Интерес у Куприна к Пушкину был особенный: он собирался даже написать о нем книгу. В одном из писем обращался с вопросом к Батюшкову: «Видел ли когда-нибудь Пушкина Лермонтов? Нет ли писем, и особенно Лермонтова к Пушкину, нет ли вариантов лермонтовского «На смерть поэта»? Во многих городах выступал с лекциями о Пушкине, называя их «пушкинскими поездками». Здесь, где память о Пушкине, посетившем эти места дважды, сохранилась, эта тема была особенно желанна.

«Отец,— говорит Ксения Александровна,— прочел лекцию о драмах А. С. Пушкина и закончил выражением глубокой веры в то, что народ, который имеет великого Пушкина и который со временем весь заговорит на великолепном пушкинском языке, даст еще миру много ценного в области искусства».

Дальский на этом вечере сыграл Дмитрия Самозванца из «Бориса Годунова» и прочел монолог из «Скупого рыцаря».

Утром в газете появилась рецензия: «Beчер прошел оживленно, публики полон зал, Куприн сказал «Слово о Пушкине», прочел рассказ и стихотворение — вольный перевод из Беранже». Пушкинский вечер удался на славу и надолго остался в памяти присутствующих. После литературного концерта, в долгой беседе Куприна с публикой, его просили рассказать о себе. Крупнейший художник слова ответил шутливо, с присущим ему юмором: «На Куприне не могу долго останавливаться. Скажу только, что отсутствие общего образования и систематической работы над собой составляют недостатки этого писателя. Но в своей бурной молодости он видел многое, побывал везде, и потому его произведения составляют справочник российского бродяжничества».

Любовь к Пушкину, Лермонтову «освятила» дальнейший маршрут семьи Куприных по Кавказу. 21 сентября они поехали по Военно-Грузинской дороге, и Ксения Александровна вспоминает, как в пути отец, любуясь горами, стремительным Тереком, все читал вслух стихи Пушкина и Лермонтова, восхищаясь их живописной точностью.