Ессентуки

В. Г. Короленко на Кавказе

Есть люди, излучающие свет добра. Таким был Владимир Галактионович Короленко (1853—1921), и таким рисуют его все, кто встречался с ним в Ессентуках в 1915 году.

Теплый день 24 июля. На перрон старого Ессентукского вокзала вышел из вагона известный, уже совсем не молодой писатель, прибывший на лечение с женой Авдотьей Семеновной. Повсюду сверкали лужи, и старик заботливо помогал спутникам высаживаться. Молодая девушка спрыгнула сама, упала в грязь и засмеялась: «Вот моя первая грязевая ванна!» Это была молодая учительница А. А. Семенченко, познакомившаяся в вагоне с земляками-полтавцами, супругами Короленко. Они трогательно о ней заботились, и впоследствии она вспоминала, как «жадно старалась запомнить каждое слово, каждую мысль мудреца, писателя-гуманиста: умер Лев Толстой, и «совестью времени» становился Короленко. О нем говорили: «Если вы пойдете за ним, вы пойдете за правдой».

Супруги Короленко, застигнутые империалистической войной, вернулись из Франции, где жили у дочери Натальи и зятя К. И. Ляховича Поездка домой была трудной, Короленко волновала война, он очень устал, расстроил здоровье, и врачи направили его на Кавказ.

Лечение начал тотчас же. В письме к П. С. Ивановской Короленко пишет: «Дорогая Пашенька! Вот уже четыре дня мы в Ессентуках. Живем пока вместе. Я езжу один день в Кисловодск для нарзана, другой — беру ванны и пью воду в Ессентуках... Поначалу жили в «Казенном бараке», а обедали в Обществе врачей (столовая). Ванны размаривают. Я их взял уже четыре... Пиши в Ессентуки. Если переменим квартиру — все равно доставят».

В другом письме: «...Были в парке. Что касается местности и климата, то они, конечно, лучше Наугейма — здесь превосходно. По силе воды не уступают наугеймским, по разнообразию — превосходят. Порядки не так плохи, как прежде рассказывали. По дешевизне — дешевле заграничного. Мы, например, платим в санатории Зернова пять рублей за двоих, и очень недурно. Хорошая комната, изрядный стол. А на частных квартирах можно устроиться и дешевле».

Короленко лечился у известного терапевта профессора В. А. Штанге. Среди ближайшего окружения писателя оказались наш земляк, ставрополец И. Д. Сургучев, автор пьесы «Осенние скрипки», действие которой происходит в Ставрополе, Василий Немирович-Данченко, брат режиссера МХТ, популярный в те годы автор исторических повестей и романов из кавказской жизни: «Соколиное гнездо», «Царица Тамара», «Богатырский Кавказ». Жил здесь Иван Павлович Чехов, брат Антона Павловича, его на прогулках в парке принимали за «настоящего Чехова». Он из Ессентуков писал сестре Марии Павловне: «...встретил Короленко. Какой же это скромный, воспитанный человек, и встретиться с таким человеком — это счастье на всю жизнь».

Хотя письма Короленко из Ессентуков рисуют преимущественно его лечебные будни, и не обнародованы еще его ессентукские впе­чатления, мы можем о них узнать от А. М. Ремизова, жившего с ним в одном санатории. Писатель-модернист по художественной манере был весьма далек от писателя-публициста— народника, написавшего «Река играет», «Сон Макара», «Слепой музыкант», но здесь их сблизила горячая любовь к России, ее народу, его фольклору и к Лермонтову. Ремизов, беседуя с казаками, собирал местные легенды, предания, песни, поговорки. Он и оставил записи впечатлений от города, событий, свидетелем и участником которых был Короленко. В книге «Мышкина дудочка», вышедшей за рубежом в 1953 году, он пишет:

«Мы приехали в Ессентуки в ясное августовское утро: помню особенный свет, тепло, сторожевые раcпростертые по горизонту горы... И вот мое первое чувство: рай божий. Среди этой райской благодати начинается наша жизнь, а срок ее — санаторных шесть недель... Нам с нашей верхотуры — наша комната в новом здании санатория Зернова на 3-м этаже — прямо в окно: Бештау, Бык, Верблюд и в беспокойных туманах Машук.. В Пятигорске неизменно волнующая память: Лермонтов. В этой живой памяти и колдовство и чары: я ощущаю его глаза, его слух, его голос, как свое... В лунной ночи, а эти осенние ночи и тихи и тревожны, земля натрудившаяся отдыхает, каменеют ее черные тяжелые горбы Бештау, Бык, Верблюд, и, дымясь мерцающим туманом, уносится Машук. И я чувствую, его, моего звездного обреченного спутника,— и блестящий кремнистый путь...»

А. М. Ремизов вспоминал о Короленко:

«Тропинка к дому, где жил писатель, была протоптана, шли за советом и помощью. Познакомиться с ним мог каждый, так он был душевно прост. К нему обращались со своими бедами, когда он сидел в парке, шел к источнику. Иногда прибегали к помощи писателей, которые его здесь окружали. И как бы они и жена ни оберегали его покой, он неустанно был занят. Забота о людях, внимание к ним наполняли его душу и ум. Встречая его, люди говорили: «Здравствуйте, светлая личность!» Ведь бывает так, что в тяжелую минуту один взгляд человека может много дать для души... И когда я думаю о Короленко после встречи в столовой, на дорожке у воды, как он смотрит и отзывается, мне ясно представляется, насколько чужд он всему этому — и вот в чем отличие его, и потому-то дорожка к старому зданию санаторня протоптана, и потому же столько счастливых людей ходит в Ессентуках.

А. М. Ремизов рассказал, как они с Короленко заинтересовались балаганным народным представлением, сохранившимся в ту пору от времени казачьей станицы: любовались поводырем медведя и его обезьянкой. Медведь Шурка пел песню «Медвежья услуга», показывал «как ходят ессентукские кухарки и танцуют курортные барышни». На второй год войны Ессентуки представляли собою огромный госпиталь: по аллеям медленно бродили бесчисленные раненые на костылях и в бинтах, сопровождаемые сестрами милосердия в форме, в косынках с красным крестом, спадающими на плечи широкими круглыми пелеринами. Короленко волновала война — трагедия народа.

Разыскивая подробности и детали ессентукской жизни Владимира Галактионовича, мы обратились к его биографу Александру Вениаминовичу Храбровицкому. он дал адрес югославского профессора П. А. Митропана. Фамилия эта нам встречалась в одном из писем писателя к дочери: «Здесь много военных, в том числе полтавец Петя Митропан (помнишь?). Он здесь на излечении, и я его встречаю». Мы написали профессору и скоро получили ответ: «Вы меня очень обрадовали и сделали мне честь своим предложением поделиться некоторыми воспоминаниями, о кратком пребывании в Ессентуках и встречах с В. Г. Короленко и его женой. Эти встречи до сих пор живы в моей памяти, и я их в целости пронес незабвенными через долгие годы жизни». Мелким, ровным почерком легли на бумагу строки воспоминаний Митропана:

«Трудно представить мою радость, когда однажды в Ессентуках я встретил Владимира Галактионовича и Авдотью Семеновну, верного друга и спутника. По-видимому, и для них встреча с «полтавцем» была приятна. Они взяли меня под свое покровительство и, зная, что я вскоре должен вернуться на фронт, относились ко мне с большой чуткостью и заботой... Владимир Галактионович расспрашивал о настроении солдат у нас в полку, об отношении их к офицерам и советовал мне дать статью в «Русские ведомости» о своих впечатлениях и переживаниях на фронте. Мы часто по утрам встречались в парке, пили воду, гуляли. Жил я тогда в санатории для офицеров, и супруги часто посещали меня...

...Болезнь сердца, от которой страдал Короленко, давала себя знать. Всегда общительный, приветливый и остроумный, Владимир Галактионович, очевидно, избегал шумного общества, бесконечные и пустые разговоры его утомляли, он охотно оставался в своем более интимном кругу, где оживлялся, любил пошутить и подшутить. Когда я в конце лета вернулся на фронт, Владимир Галактионович прислал мне в полк теплое, дружеское письмо, в котором, зная мое настроение, говорил о войне вообще и описывал, как они с Авдотьей Семеновной возвращались осенью с Кавказа. У меня в памяти осталась фраза из этого письма: «Метель гналась за нами до Пятигорска»

Сейчас даешься диву, каким неутомимым тружеником был Короленко. Даже в часы отдыха от лечения садился он за работу. Правил рукописи, присылаемые в Ессентуки из редакции журнала «Русские записки», где он был главным редактором. Завершил статью «Мнение мистера Джаксона о еврейском вопросе». Вел дневники для «Истории моего современника». Не прекращал огромной переписки. Без писем не было дня: написал отсюда их более 50. Находил время для встреч. Фотографировался с желающими. Однажды фотограф сокрушался, что не сделал больше снимков, их сразу расхватали бы: «Ну кто же знал, что это был знаменитый Короленко!»

Он писал на скамеечке курортного парка, в пригородном поезде, ходившем так медленно, что под монотонный перестук колес писатель успевал ответить своим многочисленным корреспондентам. Даже на вокзале ухитрялся домой отправить открыточку, где рассказывал о событиях минувшего дня. Вот открытка от 12 сентября 1915 года: «Дорогая Наточка, мы стосковались без вас. Сейчас пишу на вокзале в Кисловодске. Приехали с мамой утром, взяли нарзанные ванны и сделали прощальный визит знакомым Ковальским и Марии Павловне Ярошенко».

Живя в Ессентуках, Владимир Галактионович принимал живейшее участие в делах и хлопотах вдовы художника, которая создавала картинную галерею Н. А. Ярошенко в Полтаве. Давняя верная дружба связывала семьи Ярошенко и Короленко: оба они пол­тавцы, оба близки народу. Портрет Короленко, написанный в 1898 году, был «лебединой песней» Н. А. Ярошенко. И хотя он не считался законченным, это самый правдивый портрет писателя. Он долго занимал почетное место в музее-квартире Короленко в Полтаве. И попал в этот музей как подарок самому писателю от редактора владикавказского журнала «Артист» К. Ф. Пречистенского с надписью: «Портрет этот хотели увезти в Америку, где у Вас таже немало почитателей. Но не должна была Родина его лишиться; необходимо сохранить для потомков дорогой облик писателя и общественного деятеля». Портрет был приобретен на народные средства и погиб во время войны в пожаре вместе с Полтавской картинной галереей. Теперь известен только по репродукциям.

В сентябре Короленко покидал Ессентуки: «Погода тут испортилась; пасмурно, дождливо. Эльбрус закутался туманами и облаками, Бештау нахлобучен шапкою... настроение тоже сумрачное; встречаю военных. Не радостно...»

С Кавказа путь лежал сначала в Джанхот, а затем на родную Полтавщину, но добрый след надолго остался в памяти и сердцах ессентукских жителей. Да и все, кто был на отдыхе рядом с ним, разъезжаясь к родным местам, увозили с собой память о «необыкновенно светлом человеке».