Ессентуки

Их помнит старый парк

В парке были казенные «водопродажни». Однажды журналист Владимир Алексеевич Гиляровский (1853—1935) купил себе шесть бутылок баталинской воды. Попросил упаковать громоздкую ношу, но ему отказали за отсутствием бумаги, и «дядя Гиляй» с превеликим трудом тащил их по аллеям. Бутылки он рассовал по затрещавшим карманам, положил за пазуху, прижимал к объемистому животу. И, рассердившись, написал жалобу. В ней была фраза: «Директору Вод Тиличееву, стоящему во главе Управления КМВ, следовало бы брать уроки у первого попавшегося лавочника, который знает, как надо отпускать товар». Тиличеев расценил фразу как личное оскорбление со стороны известного журналиста и подал на него в суд. Суд состоялся. Местные газеты смаковали подробности мелкого, казалось бы, инцидента. Прибывший из Москвы адвокат Гиляровского доказывал, что фраза эта вовсе не оскорбительна, но трепетавший перед Тиличеевым местный судья приговорил Гиляровского к денежному штрафу в 15 рублей «в доход казны» с заменой «при несостоятельности» арестом на трое суток. Гиляровский предпочел штраф.

«Дядя Гиляй» называли этого замечательного человека все, кто его знал,— а знали его все, потому что он был другом А. П. Чехова, А. М. Горького, А. И. Куприна, Ф. И. Шаляпина, почти всех артистов и художников. Его знакомства распространялись на все слои русского общества. Это он перед постановкой пьесы «На дне» водил артистов МХТа в ночлежки московского Хитрова рынка, где среди босяков тоже были у него приятели.

Мы знаем его как автора книг «Трущобные люди», «Москва и москвичи», но журналистика была его главным занятием. Гиляровского называли «королем репортеров». «Жизнь —это прежде всего факты, только по ним и можно делать те или иные выводы,— говаривал он приятелю-журналисту В. М. Дорошевичу.— Писать надо, необходимо. Это долг перед народом, перед страной. Газета — это острый штык, который должен разить противника, и кто этого не понимает —тот не настоящий журналист. Материал следует подавать горячо!»

Гиляровский бывал на Водах не раз. Восхищенный Лермонтовым, оставил стихотворное послание «Гроту Лермонтова». О Ессентуках у него есть иронический отрывок в повести «Труженики».

Действие разворачивается на крытой террасе санатория-гостиницы. Стол блещет хрусталем и серебром. Дирекция Вод ждет знатного сановника. Он входит, одетый в белую чесучу, об руку с полной красивой дамой. Она капризно жалуется, что в закрытом на перерыв бювете источника № 4 нельзя получить воды, что люди постоянно ждут очереди... Ей немедленно в хрустальном графине подают желанную воду. И татарин-официант говорит автору о «превосходительном» начальнике Вод: «Да разве одних министров он ублажает! Ему все те, которые важные, нужны. Уж и хлопот у нашего! Того встреть, другого угости. Всем угодить надо!... Труженик-с!»

Многие газеты сообщали о событиях в старом парке. Николай Константинович Вержбицкий (1889—1973), проживший долгую жизнь, впервые приехал на Воды в 1912 году в качестве сотрудника знаменитого «Сатирикона», редактор которого Аркадий Аверченко дал ему сюда своеобразную «командировку» и снабдил рекомендательным письмом. Пять месяцев проработал Вержбицкий в местной курортной газете «Пятигорский курьер». По его словам, он был там «однолошадником», то есть, единственным сотрудником: писал все — и фельетоны, и статьи, и заметки, и театральные рецензии, и правил корректуру.

В последний раз старый журналист приехал на отдых в 1967 году и сам рассказывал нам о событиях, происходивших в Ессентукском парке, о газете, о своих встречах на курорте. Так живо и незабываемо прозвучало все это в устах человека, работавшего с А. Аверченко, современника А. Блока, В. Брюсова, друга С. Есенина и А. Куприна! (Он оставил воспоминания о них). Перед его глазами прошла целая эпоха дореволюционной и советской жизни страны, плеяда славных людей, ему близких и знакомых.

Вержбицкий помнил времена, когда на воротах курортных парков была надпись: «Солдатам и собакам вход воспрещается». Но случилось тогда нечто чрезвычайное: казачий войсковой старшина Чередниченко зарубил шашкой контролера парка в Ессентуках за то, что тот потребовал у него при входе сезонный билет. Дело попытались скрыть. Но редактор пятигорской газеты В. И. Яковкин, человек передовых убеждений, первым узнал о факте дикого произвола и поручил своему молодому сотруднику написать об этом, чтобы хоть как-то «насолить» власть имущим, создать из этого факта политическую сенсацию. «Не менее пятисот строк о кровавой драме в Ессентуках»,— сказал он... На другой день мальчишки-газетчики, продавая «Курьер» на улицах, кричали во весь голос: «Кр-ровавая др-рама в Ессентукском парке!»

Сначала редактора оштрафовали на 300 рублей за сообщение, что жандармы запрещают мальчишкам такие выкрики. Второй-такой же штраф наложили за описание самого убийства с подробностями. Газету закрыли. Но оштрафовали в третий раз, за то, что в «прощальном» номере было объявлено: газета закрывается «из-за создавшихся неблагоприятных условий». Несчастный разорившийся редактор не мог даже расплатиться с автором сенсационных сообщений. Так «скоропостижно» скончалась одна из пятигорских газет. Большевистская газета «Правда» в номерах за 6, 7, 10 июля 1912 года трижды сообщала об этом факте расправы с прессой.

С автором «сенсационных разоблачений» Н. К. Вержбицким могли жестоко расправиться «за оскорбление чести доблестной царской армии»— своего рода «оплеуху» самодержавному строю. С него взяли подписку о невыезде, но он, раздобыв денег на билет, поспешно «убежал» с Кавказских Вод.

Николай Константинович поведал об этой истории в рассказе «Оплеуха», напечатанном в газете «Кавказская здравница» в год его последнего приезда.

...Миновали гражданская война и разруха, постепенно была восстановлена привычная жизнь ессентукского курорта. Парк снова оживился и стал наряден, были подсажены деревья, вырубленные на топливо жителями, отремонтированы бюветы. Аллеи вновь заполнили сотни курортников, большей частью — трудящиеся. Как и встарь, взоры публики у источников привлекали знаменитости. Кое-кто бывал здесь и ранее, но преобладали другие, новые, люди.

Летом 1925 года по парку гулял человек с мощной фигурой и в брюках клеш. Узнавая, люди шептались: «Демьян Бедный — мужик вредный!» Не все знали, что это псевдоним Ефима Алексеевича Придворова (1883—1945).

Основоположник советской боевой поэзии, поэт-агитатор был в те годы известен повсеместно. Он много ездил по стране как корреспондент газеты «Правда», и для таких поездок правительство предоставляло ему постоянный вагон-квартиру, где был и письменный рабочий стол, и часть его знаменитой библиотеки —он был страстный книголюб.

Врачи, обнаружив у него диабет, узнали, что он едет на Кавказ для выступлений в воинских частях, посоветовали ему «по пути» заодно полечиться в Ессентуках. «Живу,— писал он сотруднику,—в своем вагоне на станции, столуюсь в диетической столовой и начал принимать роскошные грязевые ванны... Это Сандуновские бани в кубе, после них выходишь, как новорожденный».

Поэт «сосал воду через стеклянную трубочку», много ходил по парку, посещал и знаменитый «Цандеровский институт».

В письмах поэт-коммунист негодует, что в годы нэпа в Ессентуках много «новых буржуа»— нэпманов. «Сюда бы всех шахтеров с их ревматизмадои, а пока что жулик-спекулянт пользуется...» Он возмущался неупорядоченностью строящегося советского курорта— «этого алмаза природы».

Пройдя курс лечения, Демьян Бедный уехал в летние военные лагери для агитационных выступлений. Он сказал о себе шутливо:

Разжигатель неуемный,
Я кочую по фронтам.
Мой вагон — дырявый, темный
Нынче здесь, а завтра там.

В то лето в Пятигорске открылся V Всесоюзный съезд по курортному делу с участием наркомздрава Н. А. Семашко и председателя ЦИК УССР Г. И. Петровского. Съезд особенно заинтересовал поэта, который по образованию был военным фельдшером. Он выступил с приветствием съезду: «Я привык, что на меня смотрят, как на голосистого большевистского протодьякона, без которого вода не освятится, тем более минеральная,— говорил он собравшимся врагам, профессорам и гидрологам.— В таком интеллигентном обществе мне приходится выступать очень редко... По способу своего художественного мышления, я всегда ищу контрасты, действительно, у нас все сильно изменилось. Здесь немецкий товарищ говорил, что все ему тут напоминает сказку, у нас в сказках говорится о живой и мертвой воде. До революции живую воду пила буржуазия, а русский крестьянин пил «мертвую», а теперь рабочие и крестьяне подошли к живой воде и увидели у живой воды вас... Вы — животворцы, и я вас от души приветствую...» Выступление поэта, острейшие политические фельетоны которого были, кояечно, всем известны, участники съезда встретили аплодисментами.

Светлую память оставила по себе Надежда Константиновна Крупская (1869 — 1939). Она не раз отдыхала в Кисловодске и Железноводске вместе с М. И. Ульяновой и К. Цеткин. По воспоминаниям Р. Б. Харитоновой узнаем, что в 1933 году состояние здоровья заставило ее приехать на лечение и в Ессентуки. Она плохо двигалась, но еще работала. «Здесь на досуге, во время наших небольших прогулок по парку или сидя на уединенной скамье, Надежда Константиновна иногда рассказывала отдельные странички из своей большой жизни, которую она прошла рука об руку с Владимиром Ильичем».

...Старый парк... Он помнит замечательных людей, прошедших по его аллеям и дорожкам. Одни оставили тут заметный следч, другие — только биографический штрих. Но славные имена тех, кто побывал.в Ессентуках,— еще один источник, питающий духовные интересы курортников, туристов и его многочисленных гостей.