Лермонтовский Кавказ. Пятигорск

Эолова арфа. Знакомство с лермонтовскими местами в Пятигорске лучше всего начать с этой беседки. Она находится в 10 минутах ходьбы от музея «Домик Лермонтова». От железнодорожного вокзала к беседке Эолова арфа можно проехать автобусом. Ее знают все, кто побывал в Пятигорске. Построенная на склоне Машука, она издалека манит к себе изящными очертаниями, четко вырисовывающимися на фоне неба. Беседка привлекает многочисленных посетителей не только своим исключительно удачным расположением в одном из чудесных уголков Пятигорска. Она вызывает живой интерес как место, связанное с памятью о Лермонтове. Еще десятилетним мальчиком, в 1825 году, когда его привозили в эти края для лечения водами, жил он с бабушкой у ее сестры Е. А. Хастатовой в небольшом деревянном доме, стоявшем там, где впоследствии было выстроено здание Пушкинских ванн. А это почти у подножия горного уступа, на котором высится Эолова арфа.

Самой беседки в тот год еще не существовало, на ее месте стоял казачий сторожевой пост — один из многих постов, размещавшихся в то время на возвышенностях Горячих Вод. Много интересного мог Лермонтов видеть и слышать здесь в те годы. Приезжавшие на лечение водами раненые рассказывали о боевой жизни, о мужестве русских солдат и горцев, о захвате пленных.

Чувствовалась близость военных действий. По ночам Лермонтову приходилось слышать перекличку часовых. Об этом вспоминал он в поэме «Черкесы»:

Лишь только слышно: кто идет,
Лишь громко слушай раздается...

Отсюда он с восхищением любовался серебряной цепью Кавказских гор с возвышающимся над ними двуглавым великаном Эльбрусом. В 1837 году, сосланный на Кавказ, Лермонтов снова приехал на Горячие Воды. Он был удивлен происшедшими здесь изменениями. Небольшой поселок, насчитывавший раньше несколько десятков домов, значительно расширился. Появились большие здания.

На месте, где располагался когда-то так привлекавший его в детстве казачий сторожевой пост, стояла красивая беседка с восемью колоннами из тесаного камня. На ее покрытом железом куполе были укреплены деревянная с позолотою арфа и подвижный флюгер. Внутри беседки на восьмиугольном пьедестале в круглом футляре находились две арфы. Соединенный с флюгером футляр поворачивался, и струны под действием ветра издавали, по свидетельству современников, «довольно гармоничные» звуки. Беседку, названную Эоловой арфой по имени бога ветров Эола, построили в 1830—1831 годах архитекторы братья Бернардацци.

Она полюбилась приезжающим на воды. Об этом свидетельствует и Лермонтов. В повести «Княжна Мери» читаем: «На крутой скале, где построен павильон, называемый Эоловой Арфой, торчали любители видов и наводили телескоп на Эльборус...»

А когда в 1841 году на вечере, устроенном поэтом и его друзьями в гроте Дианы, во время одного из антрактов между танцами послышалась тихая мелодия, исполняемая на каком-то струнном инструменте, Лермонтов в шутку уверял всех, что по случаю этого праздника он приказал перенести сюда Эолову арфу. Старый музыкальный инструмент, находившийся в беседке, к сожалению, не сохранился. Он был кем-то снят еще во второй половине прошлого столетия. В 1973 году беседку снова озвучили, но уже при помощи современного электромузыкального инструмента.

Это место по-прежнему популярно. Отсюда открываются чудесные виды Пятигорья, здесь вспоминаются лермонтовские строки: «На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»; на север поднимается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона... Внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом... Весело жить в такой земле!»

Елизаветинский источник. В Пятигорске многие места воскрешают в памяти страницы повести «Княжна Мери». Спустившись от беседки Эолова арфа по кольцевой тропинке на площадку, где теперь стоит здание Академической галереи, оказываешься на том самом месте, где когда-то находился знаменитый Елизаветинский источник:

«Наконец вот и колодец!.. На площадке близ него построен домик с красной кровлею над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя. Несколько раненых офицеров сидели на лавке, подобрав костыли, бледные, грустные. Несколько дам скорыми шагами ходили взад и вперед по площадке, ожидая действия вод. Между ними были два-три хорошеньких личика. Под виноградными аллеями, покрывающими скат Машука, мелькали порою пестрые шляпки любительниц уединения вдвоем, потому что всегда возле такой шляпки я замечал или военную фуражку или безобразную круглую шляпу». На склоне Машука в районе беседки Эолова арфа и Елизаветинского источника находился Емануелевский парк, названный так в честь командовавшего войсками на Кавказской линии генерала Г. А. Емануеля, по указанию которого был разбит парк.

Здесь, у Елизаветинского источника, собиралось «водяное общество», за жизнью которого наблюдал автор повести.

У Елизаветинского источника Печорин встречается с юнкером Грушницким. С источником связан один из эпизодов повести — знакомство Грушницкого с княжной Мери: «Грушницкий уронил свой стакан на песок и усиливался нагнуться, чтоб его поднять: больная нога ему мешала. Бедняжка! как он ухитрялся, опираясь на костыль, и все напрасно. Выразительное лицо его в самом деле изображало страдание. Княжка Мери видела все это лучше меня.

Легче птички она к нему подскочила, нагнулась, подняла стакан и подала ему с телодвижением, исполненным невыразимой прелести; потом ужасно покраснела, оглянулась на галерею и, убедившись, что ее маменька ничего не видала, кажется, тотчас же успокоилась. Когда Грушницкий открыл рот, чтоб поблагодарить ее, она была уже далеко». Так началась здесь романтическая история, которая трагически завершилась дуэлью между Печориным и Грушницким в Кисловодске.

Грот Лермонтова. По тропинкам, окружающим площадку Елизаветинского источника, прогуливались лермонтовские герои. В этих местах завязывались и стремительно развивались описанные в повести события.

Одно из них — неожиданная встреча Печорина с Верой: «Сегодня я встал поздно; прихожу к колодцу — никого уже нет. Становилось жарко; белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом него вились и ползали, как змеи, серые клочки облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его кустарник. Воздух был напоен электричеством. Я углубился в виноградную аллею, ведущую в грот; мне было грустно. Я думал о той молодой женщине, с родинкой на щеке, про которую говорил мне доктор. Зачем она здесь? И она ли? И почему я думаю, что это она? И почему я даже так в этом уверен? Мало ли женщин с родинками на щеках! Размышляя таким образом, я подошел к самому гроту. Смотрю: в прохладной тени его свода, на каменной скамье сидит женщина, в соломенной шляпке, окутанная черной шалью, опустив голову на грудь; шляпка закрывала ее лицо. Я хотел уж вернуться, чтоб не нарушать ее мечтаний, когда она на меня взглянула.

— Вера! — вскрикнул я невольно».

Тут говорится о гроте, носящем теперь имя Лермонтова. Привлек он внимание поэта еще в 1837 году. Сохранилась относящаяся к этому времени картина Лермонтова «Вид Пятигорска». Изобразив пестреющий внизу городок и горы во главе с Эльбрусом, художник особенно тщательно нарисовал отрог Машука, в котором устроен грот, и ведущую к нему аллею. По аллее к гроту идет мужчина в цилиндре, с тростью в руках. Так и кажется, что это иллюстрация к процитированным выше строкам.

Грот был устроен в 1830—1831 годах архитекторами братьями Бернардацци, использовавшими для этого естественную пещеру.

Провал. Сюда от бывшего Елизаветинского источника и грота Лермонтова можно пройти пешком (минут 15 ходьбы) или доехать автобусами от остановки «Народные ванны». От вокзала к Провалу также ходит автобус. При виде этого благоустроенного уголка Пятигорска, всегда шумного от говора многочисленных экскурсантов, от проезжающих автомобилей, трудно представить, что в лермонтовское время это была еще полудикая местность.

Тоннеля к образовавшемуся на дне Провала озерцу не было (он был пробит в 1858 году). Чтобы осмотреть Провал, посетители, цепляясь за кустарники, взбирались по осыпающимся каменистым тропинкам к его воронке и оттуда с любопытством всматривались в казавшуюся бездонной таинственную пропасть. Это достопримечательное место в окрестностях Пятигорска было хорошо известно Лермонтову. Не раз он бывал здесь. О Провале говорится в повести «Княжна Мери», в частности отмечается, что «он находится на отлогости Машука, в версте от города. К нему ведет узкая тропинка между кустарников и скал...».

Сюда в обществе знакомых совершают прогулку Печорин и княжна Мери: «Мы пришли к провалу; дамы оставили своих кавалеров, но она не покидала руки моей. Остроты здешних денди ее не смешили; крутизна обрыва, у которого она стояла, ее не пугала, тогда как другие барышни пищали и закрывали глаза». Пятигорский бульвар (начало просп. Кирова — от Академической галереи до ул. Анджиевского). Чтобы продолжить знакомство с лермонтовскими местами, после посещения Провала лучше всего снова вернуться к бывшему Елизаветинскому источнику. Отсюда, спустившись по лестнице, можно совершить прогулку по той части центральной улицы города, которая называлась Пятигорским бульваром и где, по свидетельству современников Лермонтова, наблюдалось «почти такое многолюдство, как на Невском проспекте».

На бульваре можно было видеть самую разнообразную публику, удивительное смешение одежды: фраки и черкески, колпаки и мохнатые кавказские шапки, бурки и сюртуки. Порою за чопорными господами, направлявшимися принимать ванны, запыхавшиеся слуги и служанки несли узлы, подушки, тюфяки. Пятигорский бульвар неоднократно упоминается в повести «Княжна Мери». Вспомним первую прогулку Печорина по Пятигорску:

Спустясь в середину города, я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору: то были большею частью семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сертукам мужей и по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сертука ввел их в заблуждение, но скоро, узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись...»

Неузнаваемо изменился архитектурный облик бывшего Пятигорского бульвара. Но кое-что здесь и сейчас напоминает нам о времени Лермонтова.

Дом княжны Мери (просп. Кирова, 12). Художник М. А. Зичи, создавая в 80-е годы прошлого столетия иллюстрации к повести Лермонтова, зарисовал с натуры это здание как дом, где жила княжна Мери. На рисунке изображен эпизод, когда мимо окон княжны по велению Печорина слуга нарочно проводит черкесскую лошадь, покрытую персидским ковром. Этот чудесный ковер торговала накануне княгиня Лиговская в магазине Челахова, но он был перекуплен Печориным.

О доме, где жила княжна Мери, в повести говорится неопределенно. Спустившись от Елизаветинского источника, она «скрылась за липками бульвара... Но вот ее шляпка мелькнула через улицу: она вбежала в ворота одного из лучших домов Пятигорска». Зичи, специально побывавший в Пятигорске, чтобы внимательно изучить лермонтовские места, решил, что под этим домом подразумевается тот, который мы видим на рисунке.

Дом для неимущих офицеров (просп. Кирова, 19). Также сохранился до наших дней, только раньше он был не трех-, а двухэтажный. Здание интересно тем, что в нем бывал Лермонтов. Как офицер, он по прибытии в Пятигорск, явился к военному коменданту. А канцелярия пятигорской комендатуры находилась в одной из комнат этого здания.

О Лермонтове на бывшем бульваре напоминают не только сохранившиеся здания. Неразрушимыми временем вечными памятниками лермонтовского Пятигорска останутся посвященные ему строки: «Поздно вечером, то есть часов в одиннадцать, я пошел гулять по липовой аллее бульвара. Город спал, только в некоторых окнах мелькали огни. С трех сторон чернели гребни утесов, отрасли Машука, на вершине которого лежало зловещее облачко; месяц подымался на востоке; вдали серебряной бахромой сверкали снеговые горы. Оклики часовых перемежались с шумом горячих ключей, спущенных на ночь. Порою звучный топот коня раздавался по улице, сопровождаемый скрыпом нагайской арбы и заунывным татарским припевом. Я сел на скамью и задумался...»

Лермонтовские ванны. Находятся они по соседству с бывшим домом для неимущих офицеров. В Пятигорске сохранилось одно из тех зданий, где Лермонтову пришлось лечиться. Это бывшие Николаевские, ныне Лермонтовские, ванны. Здание это было построено в 1826—1831 годах и являлось в то время одним из лучших и самых больших в Пятигорске. Лечение водами оказало благотворное влияние на здоровье поэта. Но не меньшую роль в этом сыграли окружающая природа и особенно горный воздух, который, по признанию Лермонтова, был для него целительным бальзамом. «Ежедневно брожу по горам, — писал он М. А. Лопухиной, — только и делаю, что хожу; ни жара, ни дождь меня не останавливают...»

Грот Дианы. Расположен в одном из уголков парка «Цветник», рядом с Лермонтовскими ваннами. Он был создан еще в начале 30-х годов прошлого века архитекторами братьями Бернардацци. Этот небольшой украшенный колоннами грот широко известен как место, связанное с памятью о последних днях жизни Лермонтова. По свидетельству современников поэта, он был частым посетителем этого грота. Даже утверждали, что «если уже какой-либо грот называть именем поэта, так этот. Тот, что именуется Лермонтовским гротом, — это грот Печорина».

8 июля 1841 года, за неделю до дуэли, Лермонтов и его друзья устроили в гроте Дианы своеобразный бал. Много волнующих воспоминаний оставил этот бал у его участников. А. И. Арнольди, сослуживец поэта по лейб-гвардии Гродненскому гусарскому полку, вспоминал:

«В первых числах июля я получил, кажется от С. Трубецкого, приглашение участвовать в подписке на бал, который пятигорская молодежь желала дать городу... В квартире Лермонтова делались все необходимые к тому приготовления, и мы намеревались осветить грот, в котором хотели танцевать, для чего наклеили до двух тысяч разных цветных фонарей. Лермонтов придумал громадную люстру из трехъярусно помещенных обручей, обвитых цветами и ползучими растениями, и мы исполнили эту работу на славу... Наш бал сошел великолепно, все веселились от чистого сердца...»

Екатерина Быховец, описывая этот бал, сообщала сестре: «Вечер очаровательный, небо было так чисто, деревья от освещения необыкновенно хороши были, аллея также освещена... Оттуда мы шли пешком. Все молодые люди нас провожали с фонарями... Лермонтов, как cousin предложил сейчас мне руку; мы пошли скорей, и он до дому меня проводил». В своих воспоминаниях Н. И. Лорер отметил, что Лермонтов в тот вечер «необыкновенно много танцевал, да и все общество было как-то особенно настроено к веселью... Кто думал тогда, кто мог предвидеть, что через неделю после такого веселого вечера настанет для многих, или, лучше сказать, для всех нас, участников, горесть и сожаление?»

Ресторация. Расположенное в центре Пятигорска здание с шестью колоннами из тесаного камня в лермонтовское время было лучшим строением города. Называлось оно гостиницей Найтаки (по имени ее содержателя) или ресторацией. Построено здание в 1828 году братьями Бернардацци по проекту архитектора Шарлеманя.

Приезжавшие на воды могли нанять здесь комнату и заказать у хозяина гостиницы обеденный стол. По вечерам в небольшом, но уютном высоком двусветном зале для «водяного общества» устраивались балы и различного рода увеселения.

На публичных сборах в гостинице Найтаки ярко проявлялись обычаи и нравы обитателей курорта. Вероятно, потому Лермонтов и решил свести героев повести «Княжна Мери» на балу в зале ресторации. Без этого характеристика «водяного общества» была бы неполной. «Зала Ресторации, — читаем в дневнике Печорина, — превратилась в залу Благородного собрания. В девять часов все съехались. Княгиня с дочерью явились из последних; многие дамы посмотрели на нее с завистью и недоброжелательством, потому что княжна Мери одевается со вкусом. Те, которые почитают себя здешними аристократками, утаив зависть, примкнулись к ней... Танцы начались польским; потом заиграли вальс. Шпоры зазвенели, фалды поднялись и закружились».

Ресторация связана с памятью и о самом Лермонтове. Известно, что он часто бывал в этом здании. В 1841 году, в свой последний приезд в Пятигорск, он остановился здесь вместе с А. А. Столыпиным (Монго). Затем они переехали на квартиру в небольшой домик, где поэт провел последние два месяца своей жизни.

Дом Верзилиных (ул. Буачидзе, 9). Отсюда начинается осмотр мемориального комплекса (это центр музея-заповедника), который представляет собою старейший городской квартал, окружающий Домик Лермонтова и ограниченный улицами Лермонтова, Карла Маркса, Буачидзе, Анджиевского. Проехать к мемориальному комплексу можно трамваями и автобусом до остановки «Цветник», далее пешком три квартала вверх по улице Анджиевского или Карла Маркса.

Дом Верзилиных (передан музею в 1946 году) был одним из наиболее известных в Пятигорске, славился гостеприимством, что привлекало к нему многочисленное общество, главным образом молодежь. Часто бывал здесь и живший по соседству Лермонтов. Эмилия Александровна Клингенберг (в замужестве Шан-Гирей), падчерица генерал-майора П. С. Верзилина, вспоминала, что поэт любил повеселиться, посмеяться, поострить, затевал кавалькады, распоряжался на пикниках, дирижировал танцами и сам очень много танцевал. Но бывало, заиграет одна из сестер Верзилиных на пианино, он подсядет к ней, опустит голову и сидит неподвижно час, другой. Зато как разойдется да пустится играть в кошки-мышки, так удержу нет. Характера он был, по ее словам, неровного — то услужлив и любезен, то рассеян и невнимателен.

Иногда Лермонтов развлекал себя и других остроумными экспромтами и эпиграммами, меткими шаржами и карикатурами. В кругу обитателей верзилинского дома и пятигорских знакомых Лермонтова был, в частности, известен экспромт поэта, посвященный дочерям Верзилиных — Эмилии, Надежде и Аграфене:

Пред девицей Emilie
Молодежь лежит в пыли,
У девицы же Nadine
Был поклонник не один;
А у Груши в целый век
Был лишь Дикий человек.

В последней строке экспромта — намек на ногайского пристава В. Н. Дикова, с которым в это время была помолвлена Аграфена Верзилина. Как-то Надежда Верзилина попросила Лермонтова написать что-нибудь ей в альбом. «Как ни отговаривался Лермонтов, — вспоминала потом ее сестра Эмилия, — его не слушали, окружили всей толпой, положили перед ним альбом, дали перо в руки и говорят: «пишите!» И написал он шутку-экспромт:

Надежда Петровна,
Отчего так неровно
Разобран ваш ряд,
И локон небрежный
Над шейкою нежной...
На поясе нож.
C’est un vers qui cloche

Зато после нарисовал ей же в альбом акварелью курда...» Последний раз в доме Верзилиных Лермонтов был с Л. С. Пушкиным, С. В. Трубецким и другими своими знакомыми 13 июля 1841 года. О том, что произошло здесь в этот вечер, рассказывала та же Эмилия Александровна:

«...13-го июля собралось к нам несколько девиц и мужчин, и порешили не ехать в собрание, а провести вечер дома... Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин... и принялись они вдвоем острить... Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его «montagnard au grand poignard». (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал.) Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово «poignard» раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах», — и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову, а на мое замечание: «язык мой — враг мой», — Михаил Юрьевич отвечал спокойно: «Ce n’est rien; demain nous seron bons amis»

Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора. На другой день Лермонтов и Столыпин должны были ехать в Железноводск. После уж рассказывали мне, что когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил: «Что ж, на дуэль, что ли, вызовешь меня за это?» Мартынов ответил решительно «да», и тут же назначили день».

Долгие годы в верзилинском доме жила дочь Эмилии Александровны и Акима Павловича Шан-Гиреев, троюродная племянница Лермонтова, Евгения Акимовна, скончавшаяся здесь же в 1943 году в возрасте 87 лет. Со слов матери она описала обстановку мемориальной гостиной. Комната эта, называвшаяся раньше залом, угловая с юго-западной стороны дома. В ней четыре окна, из которых два, с довольно широким простенком, выходят на улицу, а два других — во двор. В простенке между окнами на улицу стоял мягкий обитый ситцем диванчик, на котором вечером 13 июля 1841 года сидели и вели оживленный разговор М. Ю. Лермонтов, Э. А. Клингенберг и Л. С. Пушкин. Над диванчиком висело овальное зеркало. Фортепиано, на котором играл князь Трубецкой, стояло в углу комнаты. Около него перед ссорою стояли и разговаривали Надежда Верзилина и Мартынов...

Сейчас обстановка гостиной восстановлена в прежнем виде. В доме Верзилиных еще шесть комнат, где с 1948 года расположен литературный отдел музея «Домик Лермонтова». Экспозиция его посвящена теме «Лермонтов на Кавказе». Исторические документы, автографы поэта, книги и журналы, лермонтовские картины и рисунки, а также портреты лиц из его кавказского окружения, виды мест, где приходилось ему странствовать, и другие документальные и изобразительные материалы рассказывают посетителям музея о том, какое место занял Кавказ в жизни и творчестве Лермонтова.

После осмотра экспозиции литературного отдела и мемориальной гостиной в верзилинском доме посетители музея переходят в Домик Лермонтова. Аллея, соединяющая эти два дома, проходит по части территории усадеб П. С. Верзилина, И. В. Уманова и В. И. Чилаева. Расположенные здесь дома переданы музею, что дало возможность восстановить прежний облик значительной части связанного с именем Лермонтова квартала. Лермонтов возвращался к себе на квартиру по прилегавшим к этим усадьбам улицам, но иногда проходил и по затерявшимся теперь внутриусадебным тропинкам.

Домик Лермонтова (ул. Лермонтова, 4). Приехав в последний раз в Пятигорск, Лермонтов во время посещения комендатуры познакомился с капитаном В. И. Чилаевым, который предложил ему и Столыпину снять флигель в своем доме. При этом он добавил, что квартира в старом доме занята уже князем А. И. Васильчиковым.

О своих квартирантах Чилаев записал в домовой книге, хранящейся теперь в музее: «С капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова, из С.-Петербурга, получено за весь средний дом 100 рублей серебром». Подробное описание и эскизный план домика составил писатель П. К. Мартьянов, осмотревший его в 1870 году, когда был еще жив домовладелец В. И. Чилаев.

Наружность домика, — отмечал П. К. Мартьянов, — самая непривлекательная. Одноэтажный, турлучный, низенький, он походит на те постройки, которые возводят отставные солдаты в слободках при уездных городах. Главный фасад его выходит на двор и имеет три окна, но все три различной меры и вида... Сбоку домика с правой стороны пристроены деревянные сени с небольшим о двух ступенях крылечком. Стены снаружи обмазаны глиной и выбелены известкой. Крыша тростниковая с одной трубой». Судьба домика оказалась сложной и трудной. Только в 1912 году он был выкуплен Пятигорской городской думой у частного владельца и передан Кавказскому Горному обществу, которое и основало в нем музей, дав ему утвердившееся в народе название «Домик Лермонтова».

После Октябрьской революции он был взят государством на сохранение как памятник культуры. В последние два десятилетия проведены особенно большие работы по его реставрации и восстановлению внешнего вида и внутренней обстановки. Стоит он в центре двора, как бы нарочно выдвинувшись на середину, чтобы дать возможность бесконечному людскому потоку обойти и осмотреть его со всех сторон. На фасаде, у входа, маленькая мемориальная доска: «Дом, в котором жил поэт М. Ю. Лермонтов». Она установлена еще в 1884 году группой почитателей поэта по инициативе А. Н. Островского. Входя в дом, попадаешь сначала в сени, где стоит деревянная скамейка. Из сеней налево дверь ведет в прихожую. Это небольшое полутемное помещение с дверями: прямо — в приемную, направо — в «зало» (зал).

Из четырех комнат домика две, окнами в сад, составляли «лермонтовскую половину» (тут жил поэт), другую половину занимал А. А. Столыпин. Но приемная, как и зал и буфетная, были общими, а размещались Лермонтов и Столыпин в двух комнатах, служивших им спальнями. Спальня была для поэта и кабинетом, где он работал. В комнатах бросается в глаза скромность их общего вида и обстановки: низкие деревянные потолки, небольшие разноразмерные окна, простая мебель. Многое говорит о том, что здесь жил поэт-изгнанник, вынужденный странствовать с подорожной «по казенной надобности» и нашедший в этом доме временный приют.

Чтобы воссоздать внутренний вид комнат, работникам музея пришлось на протяжении десятилетий собирать вещи лермонтовского времени. Эта работа продолжается. Основанием для нее служит документ исключительной важности: «Опись имения, оставшегося после убитого на дуэли Тенгинского пехотного полка поручика Лермонтова. Учинена июля 17 дня 1841 года». В приемной слева, у окна, стоит стол, справа, у стены, — колясочный сундук, обитый телячьей кожей. На стенах висят две акварели, приписываемые кисти Лермонтова, на которых изображены сцены из кавказской жизни. Дверь в деревянной перегородке соединяет приемную с маленькой буфетной. Здесь хранились вещи домашнего обихода, главным образом столовые принадлежности.

Все хозяйство в лермонтовской квартире вели прибывшие с ним крепостные Иван Соколов и Иван Вертюков, а также прислуживавший Лермонтову гуриец Христофор Саникидзе, крепостной В. И. Чилаева. В буфетной находится подлинный металлический поднос, которым они пользовались. Рядом с ним на столе стоит походный складной самоварчик — точно такой же имелся у Лермонтова. В буфетной интересны две вещи, принадлежавшие поэту, — металлический молочник и фаянсовая тарелочка. Здесь же старинное полотенце с вышитым на нем гербом рода Лермонтовых.

Из приемной дверь ведет в спальню Столыпина, восстановленную на основании имеющихся планов и описаний домика. Это типичная комната кавказского офицера. Здесь находятся стол и небольшой платяной шкаф, военный сюртук и офицерская фуражка, курительные принадлежности — чубук и табачница. У стены — кровать. Она воссоздает форму и размеры кровати, принадлежавшей когда-то Лермонтову. Это длинная и узкая на шести ножках походная складная кровать, точные размеры которой когда-то зафиксировал Мартьянов. Но поскольку она не подлинная, то и поставлена не на «лермонтовской половине».

В следующей угловой комнате, обращенной окном в сад, находился кабинет-спальня Лермонтова. Подлинную обстановку этой комнаты можно представить по описанию Мартьянова: «В кабинете Лермонтова такое же 16-ти стекольное окно, как и в спальне Столыпина, и дверь в зало. Под окном простой, довольно большой стол с выдвижным ящиком, имеющим маленькое медное колечко, и два стула...» У глухой стены, против двери в зал, стояли уже упомянутая походная кровать и треугольный столик. В углу между дверями (в соседнюю спальню и зал) — печь, по сторонам дверей — четыре стула.

Вещи, составлявшие обстановку кабинета Лермонтова, не сохранились. Здесь стоят теперь стол и кресло из петербургской квартиры поэта. Они были переданы музею в 1912 году Евгенией Акимовной Шан-Гирей. Она рассказывала, что у ее отца с этим столом было связано много воспоминаний о поэте. Сидя за столом, Лермонтов читал Шан-Гирею свои произведения. Накануне последнего отъезда поэта из Петербурга они вместе разбирали бумаги, старые рукописи, хранившиеся в ящиках стола, отбирая нужные стихотворения для нового сборника, а ненужные рукописи сжигали в камине.

За этим столом создавалось большинство произведений в годы жизни Лермонтова в Петербурге: «Маскарад», «Бородино», «Смерть поэта», «Дума», «Мцыри», «Демон», «Герой нашего времени»... На столе лежат книги, которыми в этот период интересовался Лермонтов (о них известно из его последнего письма к бабушке).

В гостеприимном лермонтовском домике всегда было много шума, горячих споров, встреч с разными по складу ума и характера людьми. Но здесь, в этой маленькой комнате, служившей и временным рабочим кабинетом, поэт оставался наедине с самим собой. Чаще всего это бывало ночью или ранним утром, на рассвете, когда можно было дать полную свободу сокровенным мыслям и чувствам. Об этой стороне жизни поэта нет сведений в написанных современниками мемуарах, правдивых или лживых.

О том, чем жил поэт, что волновало его в часы уединения, потомки узнали из единственного источника, о котором в «Описи имения» убитого на дуэли поручика Лермонтова было указано: «...8. Книга на черновые сочинения подарена покойному князем Одоевским, в кожаном переплете». По описи, было еще семь лоскутков бумаги со стихами поэта, но они исчезли бесследно. А то, что было вписано Лермонтовым в записную книжку, составило его поэтический дневник и явилось величайшим достоянием русской и мировой поэзии: «Дубовый листок», «Выхожу один я на дорогу», «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Пророк».

Четвертая комната («зало») служила столовой и гостиной. Здесь собирались друзья и знакомые поэта.

Бывал тут майор Лев Сергеевич Пушкин. Лермонтову нравились его веселость и остроумие. Их часто можно было видеть вместе. Чувство взаимной симпатии и уважения сближали поэта и Руфина Ивановича Дорохова, человека исключительно храброго, но вспыльчивого. Несдержанность характера была причиной его бед, неприятностей по службе. Судьба свела Лермонтова с Дороховым в 1840 году на Кавказе, в отряде генерала Галафеева. Встречаясь в этой гостиной, им было о чем вспомнить и поговорить.

Интересным собеседником Лермонтова был Сергей Васильевич Трубецкой, смелый и образованный человек, снискавший себе славу «знаменитого и высокообразованного проказника», постоянно преследуемого Николаем I. Трубецкой вместе с Лермонтовым участвовал в Валерикском сражении. Частым гостем был здесь и поэт Михаил Васильевич Дмитревский, близкий кругу сосланных на Кавказ декабристов. Стихи его Лермонтов высоко ценил.

Как гостеприимный хозяин, Лермонтов обычно старался уделить внимание каждому, развеселить компанию. Вот он увидел сидевшего в раздумье Глебова, который слегка ухаживал за Надеждой Петровной Верзилиной, и сказал:

Милый Глебов,
Сродник Фебов,
Улыбнись,
Но на Наде,
Христа ради,
Не женись!

Но не только беззаботная веселость царила в лермонтовском домике. Возникали тут споры и общественно-политического характера. Об этом можно судить прежде всего по воспоминаниям ссыльных декабристов, с которыми Лермонтов встречался в Пятигорске и которые бывали в его домике. Обстановка гостиной восстановлена в том виде, какой имела она тогда.

Мартьянов описал ее так: «Слева, при выходе из кабинета, складной обеденный стол. В простенке между окнами — ломберный стол, а над столом — единственное во всей квартире зеркало; под окнами по два стула. Направо в углу печь. У стены маленький, покрытый войлочным ковром диванчик и перед ним переддиванный об одной ножке стол». Упомянутый Мартьяновым «об одной ножке» стол до сих пор стоит на том же месте, перед деревянным диваном, покрытым войлочным ковриком. Лермонтов работал за этим столом, вынося его на небольшую террасу, пристроенную к домику со стороны сада, куда ведет дверь из гостиной. Поэт любил здесь работать и отдыхать, особенно на рассвете.

Когда, бывало, по словам Х. Саникидзе, он садился на «балконе» писать стихи, то в течение всего времени, пока занят был писанием, строго-настрого приказывал прислуге не беспокоить его и не пускать к нему никого. Кто знает, может быть, вернувшись однажды поздно домой и усевшись за этим самым столиком, Лермонтов написал бессмертные строки:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

По деревянным ступенькам с террасы можно спуститься в небольшой тенистый сад. Над ним раскинул широкую густую крону вековой клен — единственный сохранившийся здесь современник поэта. По соседству с кленом — молодой орех. Растет он из видимого до сих пор остатка могучего старого корня. Этот, уже превратившийся в солидное дерево, отросток — потомок огромного ореха, стоявшего здесь со времени Лермонтова. Рядом с этими деревьями уже в наше время появился небольшой дубок. Это своеобразный памятник: посажен он сотрудниками музея в 1964 году в честь 150-летия со дня рождения поэта. Пройдут годы, вырастет, зашумит дуб, напоминая о написанном в этом домике поэтическом завещании Лермонтова:

Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.

Лермонтовский квартал. Когда после осмотра музея через калитку выходишь со двора чилаевской усадьбы на улицу и снова окидываешь взглядом старые одноэтажные домики, вспоминается, что где-то здесь автор «Героя нашего времени» поселил Печорина, записавшего в дневнике: «Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука...» А через несколько лет Лермонтов снова пришел сюда, в этот уголок Пятигорска, чтобы самому нанять здесь квартиру. Сейчас можно представить, каким был Лермонтовский квартал прежде, так как сохранились почти все дома того времени.

Дом Чилаева. В этом доме жил сам хозяин усадьбы. Кроме того, несколько комнат занимали С. В. Трубецкой и А. И. Васильчиков, и Лермонтов был здесь частым гостем. Дом, построенный 160 лет назад, принял прежний вид после реставрационных работ, выполненных в 1978 году. В доме размещается научная библиотека музея.

Дом Уманова (ул. Лермонтова, 8). Направо от дома Чилаева в северо-восточном углу квартала стоит дом, построенный коллежским асессором Умановым. Он получил под застройку большой участок, который включал и территорию усадьбы, ставшей потом чилаевской. Вместе со своей дочерью, Прасковьей Янковской, он за два года построил три дома. Рядом с угловым отцовским домом дочь поставила свой «о пяти окнах» (ул. Лермонтова, 6), а немного дальше — еще один, тот самый, который затем наследники Уманова продали своему родственнику В. И. Чилаеву.

Поселившись в домике на чилаевской усадьбе, Лермонтов иногда заходил в угловой дом Уманова, где жили в то время его бывшие однополчане Арнольди и Тиран. Вот что написал А. И. Арнольди об этом доме и своих соседях: «На дворе дома, нами занимаемого, во флигеле, поселился Тиран, по фасу к Машуку подле нас жил Лермонтов с Столыпиным, а за ними Глебов с Мартыновым. С галереи нашей открывался великолепный вид: весь Пятигорск лежал как бы у ног наших, и взором можно было окинуть огромное пространство, по которому десятками рукавов бежал Подкумок».

Этот дом реставрирован. Восстановлена и веранда, откуда и сейчас открывается прекрасный вид — им, несомненно, любовался Лермонтов, бывая в доме Уманова. За день до дуэли, уезжая в Железноводск, Лермонтов в черкесском костюме подъехал верхом на сером коне к этому дому, чтобы проститься с Арнольди, который рисовал у открытого окна. Теперь в доме Уманова размещена постоянная выставка «М. Ю. Лермонтов в изобразительном искусстве».

Дом Горбылева (ул. Лермонтова, 2). На противоположном конце квартала сохранился еще один дом, связанный с памятью о поэте. Там жили знакомые Лермонтова, с которыми он встречался в последние дни своей жизни: М. П. Глебов, А. К. Зельмиц, Н. П. Раевский. Предполагается, что в этом же доме жил Лев Сергеевич Пушкин. Здесь занимал одну комнату и Н. С. Мартынов, у которого также бывал Лермонтов. Как свидетельствуют документы, дом был построен не позднее 1828 года отставным комиссаром 10-го класса Петром Горбылевым. В 1835 году дом принадлежал генералу П. С. Верзилину и считался его «надворным флигелем». Позднее в нем жила Аграфена Верзилина, получившая этот дом в приданое.

Дом Котырева (ул. Буачидзе, 1). Построенный в 1822 году моздокским комендантом подполковником А. А. Котыревым, дом замыкает юго-западный угол мемориального квартала. О посещении этого дома Лермонтовым свидетельств не сохранилось. Но он ценен как памятник лермонтовского Пятигорска. В 1832 году жил здесь русский композитор А. А. Алябьев, автор «Соловья». С восточной стороны дом Котырева граничил с усадьбой подполковницы М. Н. Поповой, которая выстроила два дома и один из них вместе с половиной усадьбы продала генерал-майорше М. И. Верзилиной (тот самый ныне известный дом 9 по ул. Буачидзе).

В 1914 году на месте дома Поповой по проекту Калери был построен двухэтажный особняк для архитектора А. И. Кузнецова. Ныне в этом доме размещается средняя школа № 8 (дом № 5 по ул. Буачидзе). Установленная на этом доме мемориальная доска свидетельствует, что в августе 1924 года в гостях у воспитанников находившейся здесь школы-коммуны была Н. К. Крупская. Не осталась без изменений и та половина усадьбы Поповой, которая была приобретена М. И. Верзилиной. В 1907 году часть ее купил архитектор Калери и построил большой двухэтажный дом. К сожалению, архитектурным видом и своими размерами он подавляет расположенный рядом дом Верзилиных.

В перспективе мемориальный квартал будет подвергнут дальнейшей реконструкции, и на месте строений, не соответствующих лермонтовскому времени, возникнут палисадники, хозяйственные постройки, воссоздающие повседневный быт старого Пятигорска.

Место дуэли. Сюда, на склон Машука, в нескольких километрах от города, можно проехать электропоездом до станции Лермонтовская, трамваями № 2 и 4 до конечной остановки или автобусом № 113, а также пройти из Пятигорска пешком по дороге, ведущей вокруг Машука, — примерно час ходьбы от музея «Домик Лермонтова».

Дуэль состоялась 15 июля 1841 года между шестью и семью часами вечера. Ввиду стремительно наступавших из-за гор грозовых туч секунданты (А. А. Столыпин, С. В. Трубецкой, М. П. Глебов и А. И. Васильчиков) поторопились избрать местом поединка небольшую поляну у дороги. Лермонтов не собирался стрелять в Мартынова, считая повод для дуэли ничтожным. Об этом он решительно заявил еще до поединка. На исходной позиции, не подходя к барьеру, он поднял пистолет дулом вверх. Свидетельства о выстреле Лермонтова противоречивы. По некоторым из них поэт выстрелил в воздух, по другим — совсем не стрелял. Но в любом случае Лермонтов явно выразил свое нежелание стрелять в противника.

Мартынов целился очень старательно. Раздался выстрел, Лермонтов упал замертво. И непомерно суровые условия поединка, и нежелание оценить по достоинству отказ Лермонтова от своего выстрела — все это подтверждает, что дуэль носила характер жестокой расправы. На месте дуэли не было ни врача, ни экипажа. Тело поэта в течение нескольких часов пролежало под проливным грозовым дождем, разразившимся сразу же после дуэли. Только поздно вечером тело Лермонтова было перевезено в Пятигорск на его квартиру. А там, где он упал и лежал мертвый, и на следующий день была «приметна кровь, из него истекшая».

Место трагической гибели Лермонтова на долгие годы было забыто. Только в 1881 году специальная комиссия определила примерное место дуэли на основании сопоставления свидетельств немногих оставшихся в живых современников поэта, имевших какое-либо отношение к событиям, связанным с его гибелью. Это место было отмечено небольшой каменной пирамидой. В 1901 году она была заменена временным памятником, уже через несколько лет под воздействием дождей почти полностью разрушившимся. Наконец в 1915 году удалось установить на месте дуэли памятник-обелиск, автором которого был скульптор Б. М. Микешин. Ограда вокруг обелиска с трудно поддающейся объяснению символикой устроена позднее, несмотря на решительные протесты Микешина.

Место первоначального погребения М. Ю. Лермонтова. От центра города или музея «Домик Лермонтова» сюда можно пройти пешком по улице Анджиевского. 17 июля 1841 года представители тех полков, в которых пришлось Лермонтову служить, подняли на свои плечи гроб с телом поэта и медленно направились к расположенному на склоне Машука кладбищу. «Народу было много, — вспоминала Э. А. Шан-Гирей, — и все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании... Так было тихо, что только слышен был шорох сухой травы под ногами». «Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со слезою на глазах горсть земли, и все было кончено», — писал об этих тяжелых минутах декабрист Н. И. Лорер. Убитая горем Е. А. Арсеньева после долгих хлопот получила разрешение перевезти прах Лермонтова в Тарханы. Весной 1842 года свинцовый гроб с останками поэта был увезен из Пятигорска.

На пятигорском кладбище на месте первоначального погребения Лермонтова в 1903 году установлен памятник-обелиск, на передней грани которого изображены венок и крест. На мраморной доске надпись: «Место первоначального погребения М. Ю. Лермонтова».

Памятник М. Ю. Лермонтову. Установлен в небольшом сквере в центре Пятигорска. Он был сооружен за счет народных пожертвований. Сбор средств начался в 1871 году и продолжался 18 лет. В 1883 году был объявлен конкурс на лучший проект памятника. Его победителем стал скульптор А. М. Опекушин — автор замечательного памятника А. С. Пушкину в Москве.

Бронзовая статуя, отлитая на заводе Морана, в 1889 году была перевезена из Петербурга в Пятигорск и установлена на постаменте из гранитных плит, доставленных сюда из Крыма. Открытие памятника состоялось в августе того же года. И вот уже многие десятки лет ежедневно к памятнику приходят тысячи людей. А в день рождения Лермонтова сквер с памятником поэту становится местом народных торжеств. Здесь устраивают поэтические праздники, в которых принимают участие поэты, писатели из многих республик, краев и областей страны.

Читать на тему: Лермонтовские места