Лермонтовский Кавказ. Чечено-Ингушетия и Дагестан

17 июня 1840 года в ироничном и грустном по тону письме А. А. Лопухину поэт сообщил, что покидает Ставрополь и едет «в действующий отряд, на левый фланг, в Чечню брать пророка Шамиля». Официальное «Отношение из Штаба войск Кавказской линии и Черномории к командующему Тенгинским пехотным полком» полностью удостоверяет этот факт: Лермонтов 18 июня «командирован на левый фланг Кавказской линии для участия в экспедиции, в отряде под началом генерал-лейтенанта Галафеева», стоявшем в Грозной.

Спустя несколько дней наезженный военно-торговый тракт привел его на берега Терека, в пыльный и скученный, шумный и разноязыкий городишко Моздок. Здесь поэт бывал уже не раз. Детские впечатления 1820, 1825 годов могли стереться, но свежи были в памяти осенние дни 1837 года, когда сосланный на Кавказ за обличительные стихи о смерти Пушкина Лермонтов именно от Моздока отправлялся по Военно-Грузинской дороге в Закавказье, а затем вернулся сюда. В тот раз произошло его прямое знакомство с Осетией и Ингушетией, оставившее неяркий, но заметный след в биографии и творчестве. Современная асфальтовая дорога от Моздока до Орджоникидзе проложена по трассе старинного тракта, сооруженного после вхождения Осетии и Чечено-Ингушетии в состав России. Во времена Лермонтова тракт контролировался цепью обветшавших уже редутов и укреплений конца XVIII — первой четверти XIX века (Ново-Александровский, Константиновский, Григорополис, Потемкинский и др.), от которых ныне ничего не сохранилось. По сторонам от современной дороги раскинулись добротно застроенные населенные пункты: станица Вознесенская со своими газоперерабатывающими заводами, «гроздь» из трех ингушских селений Ачалуки, славящихся целебной минеральной водой того же названия, осетинские селения Майское, Ольгинское, интернациональное по составу населения крупное село Чермен. Склоны холмов с мягкими очертаниями покрыты возделанными полями.

Здесь протекает речка Камбилеевка, которая в известном для своей эпохи труде С. М. Броневского (1823) именуется Галуп. Лермонтов хорошо знал книгу своего старшего современника. Возможно, что, выбирая имя для горского кунака — друга рассказчика в стихотворении «Валерик», он руководствовался не только впечатлениями об аргунской поездке, но и созвучием этого имени названию спокойной речки в густонаселенном районе на границе Чечено-Ингушетии и Северной Осетии. Ожидающие туристов впечатления об отрезке маршрута от крепости Владикавказ (современный город Орджоникидзе, столица Северо-Осетинской АССР) до Казбеги нашли свое отражение в романе «Герой нашего времени». В повести «Бэла» упоминаются осетины — проводники по Военно-Грузинской дороге, а в повести «Максим Максимыч» дается описание Владикавказа и величественной панорамы окрестных гор. «Я смотрел в окно. Множество низких домиков, разбросанных по берегу Терека... мелькали из-за дерев, а дальше синелись зубчатою стеной горы, и из-за них выглядывал Казбек в своей белой кардинальской шапке...»

Дальше дорога ведет по Дарьяльскому ущелью — историческому приграничью Осетии и Ингушетии. О нем М. Ю. Лермонтов писал: «Избавлю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не изображают, особенно для тех, которые там не были...» Поэт останавливался у осетинского селения Балта и нарисовал «Кавказский вид с арбой»: подошву «священной» горы ингушей и осетин Мят-Лам (Мят-Хох), к которой прижалось ингушское селение Бийкау с характерной кавказской каменной башней. По дороге вдоль Терека и мимо маленькой деревянной мельницы едет арба, на которой восседает горец в войлочной шляпе.

Здесь вперемежку жили осетины и ингуши, а в каменных крепостях Редант, Джейраховское (стены и башни последнего сохранились до сего дня в селении Чми) располагались русские гарнизоны. В те же годы декабрист А. Е. Розен видел эти места: «Дорога была очень хорошая и довольно широкая. Горы местами были покрыты лесом, кустарником; но когда приблизились к ущелью Дарьяльскому, то можно было видеть только отвесные скалы, меж ними Терек и над Тереком полосу неба. На вершинах скал показывались избы осетин, скирды хлеба, узкое поле, несколько волов — все это по причине значительной высоты виделось в уменьшенном виде».

В лермонтовской поэме «Демон» отразились кавказские (в частности, ингушские) фольклорные мотивы, связанные с мифологическими преданиями о Казбеке. Они, вероятно, были заимствованы у ингушской фамилии Бузуртановых, представители которой жили в селении Гвелети и традиционно исполняли обязанности проводников по местным достопримечательностям. В настоящее время Балта, Чми, Ларс — придорожные селения вдоль асфальтированной трассы транскавказского автомобильного пути. В них туристы найдут все необходимое для краткосрочной остановки, подкрепления сил, осмотра природных и исторических памятников северного отрезка Военно-Грузинской дороги, проходящего по землям Северо-Осетинской АССР. К югу от Ларса начинается уже территория Грузии, лермонтовские места которой описаны в предшествующей главе путеводителя. А в 1840 году у Лермонтова был иной маршрут. Миновав Моздок, он поехал вдоль северных исторических границ Чечено-Ингушетии.

Дорога шла по левому берегу полноводного от таяния высокогорных снежников Терека, который в этих местах уже заметно замедлил свой бег, через довольно далеко отстоящие друг от друга станицы Ищерскую, Наурскую, Калиновскую... Они (вместе с многочисленными военными постами) составляли часть так называемой укрепленной Терской линии и представляли собой типичные «линейные» станицы, хорошо известные Лермонтову по прежним поездкам на Кавказ.

Едва ли даже он — наблюдательный и страстно влюбленный в Кавказ странник — заметил сколько-нибудь разительные перемены в сравнении с 1837 годом, когда, по его собственным словам, «то на перекладных, то верхом, изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани...». Тот же тесный и постоянно настороженный, а часто и тревожный быт казаков, тот же степной, полупустынный к северу ландшафт, лишь чуточку скрашиваемый цепочками курганов — немых свидетелей былой истории края, — темнеющим в отдалении пойменным лесом, дымками правобережных чеченских мирных аулов и синеющей над ними невысокой грядой Терского хребта, прячущего за собой роскошную панораму Главного Кавказского хребта.

Близ небольшой «новосельной» станицы Николаевской издревле существовали удобные броды и «перевозы» через Терек. Здесь испокон веку производились переправы. Они открывали дорогу прямо на юг, к крепости Грозной в долине реки Сунжи. Двигаясь от паромной переправы через Терек и преодолев подъем на довольно высокую приречную террасу с разбросанными по ее краю старинными курганами, путник попадал в богатое и обширное по тем временам чеченское селение, называемое сейчас Толстой-Юрт (быв. Старый Юрт), вблизи которого находились «теплицы» — горячие минеральные источники.

Сразу от «теплиц» дорога круто забирала в гору и начинала извиваться по склону Терского хребта. С его вершины в ясную погоду открывается величественный вид: на севере тускло поблескивает Терек в обрамлении пойменных лесов, на юге — просторная, играющая всеми красками равнина, протянувшаяся до подножия Кавказских гор. Причудливо петляла бойкая и полноводная тогда Сунжа, на берегу которой на фоне лесистых гор виднелись уже строения Грозной. Всякий, кто приезжал сюда, попадал в самый водоворот тогдашней кавказской жизни, изрядно обострившейся незадолго до появления здесь Лермонтова.

В тот год в Чечне поднялось восстание — часть длительного и упорного вооруженного движения, называемого в исторической литературе Кавказской войной, повлекшей немало жертв с обеих воюющих сторон. Этому способствовали жестокая, недальновидная политика царской администрации, практика непрекращающихся набегов из высокогорной зоны, яростный натиск со стороны имамата Шамиля. Мирные горцы были на стороне России, многие колебались и действовали под давлением сиюминутных выгод или опасностей, но значительная часть населения сражалась в рядах восставших.

Лермонтов был прикомандирован к отряду, действовавшему в Чечне и Дагестане. Места, в которых поэт бывал, участвуя в походах вместе с этим отрядом, представляют несомненный интерес для туристов. Однако следует иметь в виду, что «сквозной» маршрут по лермонтовским местам в Чечено-Ингушской и Дагестанской АССР невозможен. Знакомство с ними лучше всего начинать с города Грозного, откуда разветвленная сеть автомобильных дорог приведет к большинству названных в путеводителе населенных пунктов и исторических объектов. Город Грозный (быв. крепость Грозная). Столица Чечено-Ингушской АССР. Крепость Лермонтов посетил, вероятно, еще в период первой ссылки на Кавказ, когда, возможно, и сделал в ее окрестностях наброски для будущей картины «Кавказский вид» (1838). А в июне 1840 года он был командирован сюда для участия в экспедиции Галафеева.

Старая крепость Грозная, материалом для постройки которой послужили земля и дерево, не сохранилась (на ее месте теперь расположен сквер имени А. П. Чехова). Но до нас дошли акварели художника П. А. Дьяконова, запечатлевшие внешний вид отдельных частей крепости, какими они были к середине XIX века.

Интересны и свидетельства очевидцев, которые представили крепость той поры так: «Шесть земляных батальонных сомкнутых фронтов средней профили, окруженных рвом, составляют крепость; внутренность крепости необширна и служит помещением для жилья и хозяйственных заведений штаба Куринского егерского полка; во рву куртины северо-восточного фронта помещается склад пороха и артиллерийских снарядов; через ров куртины западного фронта устроен деревянный мост, служащий сообщением с форштадтом, где живет начальник левого фланга... Далее за форштадтом построено русское поселение; общая невысокая земельная насыпь с пропорциональным впереди рвом... окружает форштадт и поселение, а ров этой насыпи примыкает к крепостному рву». Можно установить сроки пребывания Лермонтова в Грозной, даже его коротких наездов в 1840 году: конец июня — начало июля, середина июля, сентябрь, вторая половина октября, середина ноября и начало декабря. Он снова и снова возвращался сюда из военных походов и рейдов, поездок в Ставрополь и Пятигорск. Подробности неизвестны, но бесспорно, что этот период близкого знакомства с краем, непосредственного, прямого участия в боевых операциях, обретения новых друзей и духовного размежевания с частью тогдашнего окружения, напряженного художественного творчества и глубоких раздумий сыграл важную роль в последний год жизни поэта.

Вот лишь один пример. В письме к А. А. Лопухину, посланном в конце октября, читаем: «Пишу тебе из крепости Грозной, в которую мы, т. е. отряд, возвратились после 20-дневной экспедиции в Чечне... Писем я ни от тебя, ни от кого другого уж месяца три не получал. Бог знает что с вами сделалось; забыли, что ли? или пропадают? Я махнул рукой. Мне тебе нечего много писать: жизнь наша здесь вне войны однообразна; а описывать экспедиции не велят. Ты видишь, как я покорен законам. Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем. Варвара Александровна будет зевать за пяльцами и, наконец, уснет от моего рассказа, а тебя вызовет в другую комнату управитель, и я останусь один и буду доканчивать свою историю твоему сыну... Сделай одолжение, пиши ко мне как можно больше...»

С началом декабря Лермонтов уехал из Грозной в Ставрополь. Потом получил отпуск в Петербург и уже не бывал в крепости. Однако пережитое, прочувствованное в ней и в связи с ней запомнилось.