Лермонтовский Кавказ. Ставрополь

Город, основанный в 1777 году как крепость, был в 30-х годах XIX века административным центром Кавказской области, в нем насчитывалось 6 тысяч жителей и 2,5 тысячи солдат. Через Ставрополь проходила дорога из Петербурга и Москвы на Кавказ, по которой Лермонтов проезжал еще в детстве, а затем во время первой ссылки, в 1837 году, и второй — в 1840—1841 годах.

Центром города является площадь Ленина, где установлен памятник вождю. Здесь расположен Дом Советов, а напротив находятся здания Дома книги и краевой библиотеки имени М. Ю. Лермонтова, слева (в старинном особняке) — краеведческий музей. Во времена Лермонтова на этом месте был огромный пустырь и по базарным дням устраивалось шумное торжище. Этот район города назывался Воробьевкой.

Заселение Воробьевки началось с 1836 года. «Эта часть города, — писал один из современников Лермонтова, — расположенная на возвышенной равнине и признанная в климатическом отношении самой здоровою, состояла из одной улицы, которая простиралась в длину более как на целую версту». Считается, что Лермонтов в 1837 году снимал квартиру в этом районе. Во всяком случае, предание указывает на это место, и не случайно впоследствии улица в Воробьевке была названа именем поэта. Из центра города можно совершить экскурсию по местам, связанным с пребыванием Лермонтова в Ставрополе в разные годы. Улица Дзержинского (быв. 2-я Александровская), 135. Краеведческий музей имени Г. К. Праве. В его экспозиции представлены материалы, рассказывающие о пребывании Лермонтова в Ставрополе, а также на Кавказских Минеральных Водах. Здесь можно ознакомиться с историей города, узнать, как он выглядел в лермонтовское время.

Улица Дзержинского, 116. На месте нынешнего здания Дома книги находился дом командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории. В глубине двора между Домом книги и краевой библиотекой сохранилось здание штаба. Здесь же жил начальник штаба П. И. Петров со своим семейством. Петровы — родственники поэта со стороны матери, с ними он встречался еще в детстве, в 1820 и 1825 годах. Задержавшись в Ставрополе по дороге в Нижегородский драгунский полк, Лермонтов часто бывал в их доме. Его привлекали здесь не только радушие и гостеприимство, но и живой интерес к искусству, литературе. При содействии Павла Ивановича поэта направили за Кубань, в отряд Вельяминова.

Улица Булкина, 13. В этом здании размещался военный госпиталь, где в 1837 году заболевший по дороге на Кавказ Лермонтов лечился. Находится недалеко от музея. Сразу за госпиталем начинался глубокий овраг, весь поросший лесом и спускавшийся к речке Ташле. Едва заметная тропинка через лес приводила к деревянной водяной мельнице. Она изображена на одном из рисунков Лермонтова. Владелец мельницы, почетный гражданин Ставрополя купец Волобуев, был известен и как строитель зданий губернских присутственных мест, созданных по проекту братьев Бернардацци. Здания сохранились в почти неизменном виде по улице Советской (быв. Комиссариатской), на которую можно выйти с улицы Булкина.

Проспект Карла Маркса (быв. Большая Черкасская), 68. Здание бывшей гостиницы Найтаки. По улице Советской надо пройти два квартала к проспекту Карла Маркса, разделенному старым тенистым бульваром надвое, и по нижней его части выйти к интересующему нас объекту. Приехав в Ставрополь весной 1837 года, Лермонтов увидел много нового. На Большой Черкасской появились гостиный двор, почтовая станция и (в том же доме) гостиница, которую открыл А. И. Найтаки. Этот предприимчивый грек арендовал гостиницы (ресторации) в Пятигорске, Кисловодске и Ставрополе. В залах рестораций Найтаки устраивались балы и представления приезжих артистов. Хорошо известно, что Лермонтов останавливался у Найтаки в Пятигорске в 1841 году, а в его ставропольской гостинице поэт не раз встречался с друзьями.

Проспект Карла Маркса (быв. Большая Черкасская), 13. Бывшая Тифлисская застава. Проезд троллейбусом в сторону железнодорожного вокзала; сойти, не доезжая одной остановки до Привокзальной площади. У Тифлисской заставы рано утром собирались все желающие ехать с оказией (рота солдат и сотня казаков) в Георгиевск, откуда шла дорога к горячим источникам Пятигорья, в Тифлис. Летом 1820 года Лермонтов, которому не было тогда и шести лет, с бабушкой, нянькой и многочисленной дворней отправился отсюда в свою первую поездку на Кавказские Минеральные Воды. Ставрополь тогда только начинал застраиваться. Второй раз Лермонтов оказался здесь через пять лет — снова проездом на Минеральные Воды. К тому времени город значительно изменился. В описании Ставрополя тех лет сообщалось: «Улицы имели уже каменные тротуары с перилами, а некоторые из них были вымощены. Город был освещен фонарями; купечество, по убеждению начальника, положило в этом году основание каменного гостиного двора, вместо бывшего лубочного; начали воздвигаться каменные строения; дом областного начальника был совсем вновь построен».

От Тифлисской заставы Лермонтов отправлялся в путь и позже — в 1837, 1840 и 1841 годах.

Комсомольская (быв. Крепостная) горка. Улицы Ставрополя расположены на склоне небольшой возвышенности, самая высокая точка которой — эта горка. Здесь сохранилась до наших дней часть стены старой крепости.

Верхняя часть проспекта Карла Маркса находится у самого подножия горки. От бывшей Тифлисской заставы троллейбусом надо доехать до кинотеатра «Родина». Остаток крепостной стены соседствует со зданием кинотеатра. Можно подняться на Комсомольскую горку, откуда открывается прекрасный вид в сторону лесной дачи.

Улица Крепостная, 1. Здание бывшего Интендантства. В 1837 году ставропольской крепости уже не существовало, но к одной из ее сохранившихся стен примыкало это здание, дошедшее до нас в несколько перестроенном виде. 22 октября 1837 года сюда прибыл прапорщик Лермонтов, чтобы получить причитавшиеся ему прогонные деньги «от Пятигорска до Тамани и обратно до Ставрополя».

Не задерживаясь, он, вероятно, в тот же день покинул город и отправился в свой полк в Грузию. Следует напомнить, почему Лермонтов во время первой ссылки на Кавказ не сразу отправился в Нижегородский драгунский полк, куда ему было предписано явиться. Приехав в начале мая 1837 года в Ставрополь больным, он попадает в местный военный госпиталь. Выздоровление шло медленно, и Лермонтова переводят в Пятигорск «для пользования минеральными водами».

18 июля Лермонтов сообщил бабушке из Пятигорска: «Эскадрон нашего полка, к которому барон Розен велел меня причислить, будет находиться в Анапе, на берегу Черного моря... тут же, где отряд Вельяминова, и, следовательно, я с вод не поеду в Грузию». В письме говорится об экспедиционном отряде, определиться в который поэту помогли друзья.

Ссылку Лермонтова именно в Нижегородский полк П. А. Висковатый спустя много лет расценивал так: «Поэт и не подозревал, что ему отрезывается путь к выслуге». Полк стоял почти без действий, и отличиться в нем было невозможно. Важным событием 1837 года была лишь экспедиция за Кубань, к Черноморскому побережью, для строительства укрепленной линии. Возглавил экспедицию командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории А. А. Вельяминов. Во время военных действий можно показать себя в бою и заслужить прощение. Это хорошо понимал П. И. Петров, но сам перевести поэта из полка для участия в экспедиции он не мог. Потому, видимо, к этому делу и привлекли А. И. Философова.

Тот написал в Тифлис, своему приятелю В. Д. Вольховскому, начальнику штаба Кавказского корпуса. «Письмо твое, любезнейший и почтеннейший Алексей Илларионович, — отвечал Вольховский Философову, — от 7/19 мая получил я только в начале июля в Пятигорске и вместе с ним нашел там молодого родственника твоего Лермонтова. Не нужно тебе говорить, что я готов и рад содействовать добрым твоим намерениям насчет его: кто не был молод и неопытен? На первый случай скажу, что он по желанию ген‹ерала› Петрова, тоже родственника своего, командирован за Кубань в отряд ген‹ерала› Вельяминова: два, три месяца экспедиции против горцев могут быть ему небесполезны... По возвращении Лермонтова из экспедиции постараюсь действовать насчет его в твоем смысле».

10 июля в Ставрополь, в штаб войск на Кавказской линии и в Черномории, пришел рапорт, подписанный генерал-майором Вольховским, об отправлении в действующий за Кубанью отряд прапоршика Лермонтова. Петров отдал приказ... В середине сентября 1837 года поэт снова оказался в Ставрополе, оттуда дорога вела на Кубань. А вернувшись из Тамани в начале октября, Лермонтов по пути в Тифлис вынужден был провести в городе несколько недель.

Позже Е. И. Майдель рассказывал: «Лермонтов, во время первой ссылки, приехал в Ставрополь совсем без вещей, которые у него дорогой были украдены, и поэтому явился к начальству не тотчас по приезде в город, а когда мундир и другие вещи были приготовлены, за что он получил выговор, так как в штабе нашли, что он должен был явиться в чем приехал». В октябре 1837 года в Ставрополе состоялась встреча Лермонтова с Николаем Васильевичем Майером (Мейером), другом многих декабристов и поднадзорных лиц. Это был очень внимательный, удивительно чуткий человек. Именно таким он предстает в «Герое нашего времени» под именем доктора Вернера.

«Я встретил Вернера в С... среди многочисленного и шумного круга молодежи», — читаем в романе. Под «С...» Лермонтов подразумевал Ставрополь. Уезжая в Тифлис, поэт не знал, что 11 октября был отдан высочайший приказ о его переводе в Гродненский гусарский полк корнетом, а когда в ноябре узнал, отправился обратно и проездом снова был в Ставрополе. По-видимому, к этому времени относятся строки, посвященные юному кузену:

Ну что скажу тебе я спросту?
Мне не с руки хвала и лесть:
Дай бог тебе побольше росту —
Другие качества все есть.

Летом 1840 года сосланный за дуэль с Барантом поэт вновь оказывается в Ставрополе. Теперь он направляется в Тенгинский полк. Старых знакомых, в том числе и Павла Ивановича Петрова, в городе уже не было. Лермонтов представился новому командующему П. Х. Граббе и начальнику штаба А. С. Траскину. Генерал-адъютант Павел Христофорович Граббе отнесся к Лермонтову сочувственно. В молодости член Союза благоденствия, испытавший невзгоды заключения в Петропавловской крепости, непродвижение по службе, Граббе хотел помочь поэту как можно скорее вернуться в столицу и определил его в «чеченский отряд» А. В. Галафеева, ведущий активные действия.

Я здесь, в Ставрополе, — писал Лермонтов А. А. Лопухину, — уже с неделю и живу вместе с графом Ламбертом, который также едет в экспедицию...» Почти полгода провел поэт в Чечне и Дагестане, лишь на короткое время приезжая в Ставрополь. В начале декабря он вернулся с другими офицерами в этот город перед поездкой в Анапу, в штаб Тенгинского пехотного полка. Не проходило вечера, чтобы молодежь не собиралась в гостинице Найтаки или у кого-нибудь из друзей. «Мне вспомнился 1840 год, когда я, еще совсем молодым человеком, участвовал в осенней экспедиции в Чечне и провел потом зиму в Ставрополе, и тут и там в обществе, где вращался наш незабвенный поэт... Чаще всего сходились у барона Ипп. Ал. Вревского», — вспоминал А. Д. Есаков.

Лермонтов общался здесь с Львом Пушкиным, Руфином Дороховым, Сергеем Трубецким, Карлом Ламбертом, Николаем Вольфом, Львом Россильоном. В воспоминаниях декабриста Н. И. Лорера даны характеристики почти каждому из ставропольского окружения Лермонтова, в том числе И. А. Вревскому:

«На другой день утром пришел к нам молодой человек красивой наружности и отрекомендовался адъютантом военного министра штаб-ротмистром лейб-гусарского полка Вревским. Он был отправлен на Кавказ в экспедицию и остался при генерале Вельяминове... полюбил наше сообщество и все время свое проводил с нами». Многие декабристы стали дружны с Вревским, находили в его доме теплый прием. Вместе с другими у Вревского бывал и декабрист М. А. Назимов, приезжавший из кубанской крепости Прочный Окоп. «Несмотря на скромность свою, Михаил Александрович как-то само собой выдвигался на почетное место, и все, что им говорилось, бывало выслушиваемо без прерывов и шалостей, в которые чаще других вдавался Михаил Юрьевич», — писал А. Д. Есаков.

Назимов впоследствии рассказывал Висковатому о встречах с поэтом: «Лермонтов... охотно и много говорил с нами о разных вопросах личного, социального и политического мировоззрения. Сознаюсь, мы плохо друг друга понимали. Передать теперь, через сорок лет, разговоры, которые вели мы, невозможно. Но нас поражала какая-то словно сбивчивость, неясность его воззрений. Он являлся подчас каким-то реалистом, прилепленным к земле, без полета, тогда как в поэзии он реял высоко на могучих своих крылах. Над некоторыми распоряжениями правительства, коим мы от души сочувствовали и о коих мы мечтали в нашей несчастной молодости, он глумился. Статьи журналов, особенно критические, которые являлись будто наследием лучших умов Европы и заживо задевали нас и вызывали восторги, что в России можно так писать, не возбуждали в нем удивления».

Лермонтов, при всем своем глубоком уважении к декабристам, не мог разделять радость по поводу «некоторых распоряжений правительства», скептически относился к надеждам М. А. Назимова на отмену крепостнических отношений правительством. Автор «Думы» и «Героя нашего времени» имел взгляд на вещи действительно более реалистический, чем у декабристов, живших еще идеалами своей молодости. И ему бывало чуждо примирение с жизнью, которое нетрудно было заметить у многих из них. Но, несмотря на это, общение с декабристами не могло не оказаться полезным для поэта. Из всех сосланных декабристов он особенно отмечал А. И. Одоевского, М. А. Назимова и относился с явным расположением к служившему вместе с ним В. Н. Лихареву (погиб в бою при Валерике на глазах Лермонтова).

Две-три недели прошли незаметно. Лермонтов уехал на Кубань. А 25 декабря в Ставрополь пришло отношение военного министра, в котором сообщалось, что по просьбе Арсеньевой, бабки поручика Тенгинского пехотного полка Лермонтова, разрешено «офицера сего, ежели он по службе усерден и в нравственности одобрителен, уволить к ней в отпуск в С.-Петербург сроком на два месяца».

Поэту дали об этом знать, и он вернулся в Ставрополь. А. И. Дельвиг писал о встрече с Лермонтовым и Львом Пушкиным за обедом у П. Х. Граббе 6 января 1841 года: «Он и Пушкин много острили и шутили... Пушкин говорил, что все великие сражения кончаются на «о», как-то: «Маренго, Ватерлоо, Ахульго и т. д....» За обедом у командующего было довольно много лиц, но в разговорах участвовали далеко не все, и «Лермонтов и Пушкин называли этих молчальников картинною галереею».

14 января 1841 года Лермонтову был выдан отпускной билет на два месяца, и, вероятно, в этот день он выехал из Ставрополя в Петербург через Новочеркасск, Воронеж, Москву. Перед отъездом П. Х. Граббе попросил его передать письмо опальному генералу А. П. Ермолову, проживавшему в Москве. Наверное, письмо было такого содержания, что доверять его почте не стоило.

В Ставрополь Лермонтов вернулся 9 мая того же года и был прикомандирован к отряду для участия в экспедиции «на левом фланге». О приезде с А. А. Столыпиным (Монго) в Ставрополь и предполагаемом отъезде в Темир-Хан-Шуру поэт написал на следующий день бабушке. Тогда же было написано письмо и Софье Николаевне Карамзиной (предпоследнее из всех известных писем Лермонтова), и в нем просьба: «Пожелайте мне счастья и легкого ранения, это все, что только можно мне пожелать».