Библиотека

Восприятие Запада в русской традиции путешествий

Реформы Петра I конца 17- начала 18 вв., во многом насильственно вводившие западную, т. е. светскую культуру, внесли перелом и в традиции путешествий. Русская культура 18 в.. как отмечает Ю. М. Лотман, поменяла знаки. В структуре средневековых пространственных представлений: путешествие за благодатью сменилось путешествием за знанием и Просвещением. "Святая Русь" при этом мыслится как погруженная во тьму, а с Запада приходит свет Разума. С этой точки зрения Великое московское посольство в страны Западной Европы (1697-1699), в составе которого инкогнито ехал сам Петр, имело демонстративный характер отказа от прежних ценностей.

Документальным свидетельством такой смены знаков являются "Записки неизвестной особы" о Великом посольстве, составленным одним из его участников, чье имя осталось неизвестным. Автор беспристрастно фиксирует свои впечатления от разных сторон европейской жизни, будь то рассказ об ужине в одном из домов Амстердама (где прислуживали нагие девки, кушанья на стол и пить подносили все нагия... только на голове убрано, а на теле нет никакой нитки), или о кулачных боях в Венеции (бьются нагишом, кто первый зашибет до крови или с моста сбросит...) и т.п. Но когда речь заходит о науке и культуре, тон повествования меняется: появляются восторженные эмоциональные оценки. Автор восхищается библиотеками и академиями, произведениями живописи, архитектуры и прикладного искусства ("такая работа, что невозможно верить"). Интересно, что вопросы религии его мало занимают: католические, протестантские, православные храмы для повествователя интересны прежде всего архитектурными и художественными достоинствами. Но рассказывая о богословском диспуте на соискание ученого звания, автор с гордостью патриота отмечает, что успеха добился человек нашей веры.

Со времен Петра путешествие на Запад приобретает черты некоего приобщения к святыням, только не религиозного характера. Такие путешествия характеризуются высокой эмоциональной интенсивностью переживания. Из всех известных авторов записок о путешествиях, по только Н. М. Карамзину удалось сохранить взвешенное отношение к Европе и России. По замечанию известного историка С. В. Платонова, он не клял Запада во имя любви к Родине, а поклонение западному Просвещению не вызывало в нем глумления над отечественным невежеством. В этом смысле литературная поза Карамзина оказалась недосягаемым образцом для многих последующих путешественников, восприятие которых заведомо предопределялось теми или иными идейно-политическими взглядами, в частности, принадлежностью к "западникам" или к "славянофилам".

Впечатления русских путешественников от европейской действительности часто были связаны с завышенными ожиданиями от Запада, характерными для значительной части российской интеллигенции середины 19 в.. Как писал М. Е. Салтыков-Щедрин, выражая настроения "западников", "в словах Франция, Париж заключалось нечто лучезарное, светоносное, что согревало нашу жизнь и в известном смысле даже определяло ее содержание..." Естественно, что при таких ожиданиях реальное столкновение с подлинным Западом делалось источником горьких разочарований. Такую переоценю»' ценностей (тоже своего рода шок, только не культурный, а скорее идеологический) переживали многие русские путешественники, в том числе политические эмигранты.

Особая эмоциональность восприятия проявлялась и в сравнении чужого и своего, что, как известно, всегда присутствует в сознании путешественника. Очень и очень многих русских путешественников поездка на Запад убеждала в особости России и вызывала усиление "мы"-чувства. Даже критики внутренних порядков в России (начиная с Фонвизина, который пересмотрел свое отношение к России после путешествия в Париж) нередю возвращались из Европы с чувством большей привязанности к родине, чем до отъезда.

Интересно отметить, что русские путешественники особенно остро ощущали свою противоположность по отношению к англичанам, которых в 19 в. можно было встретить в Европе на каждом шагу. Во многом это объяснялось тем, что светская культура в России в силу разных причин, начиная с 18 в., традиционно ориентировались на Германию и Францию. Образованность предполагала знание французского и немецкого языка. "Англоманы" были редкостью. В то же время внешняя сдержанность (чопорность) англичан была чужда русской ментальности. Темперамент и общительность романских народов были ей ближе, Так, герой "Люцерна" Л. Н. Толстого, наделенный чертами самого автора, оказавшись среди англичан в швейцарской гостинице, с ностальгическими чувст»ч«и вспоминает об общительности и непринужденности французов. Cходные мотивы мы находим в "Письмах об Испании" В. П. Боткина, которьп тепло отзывается о деликатности, доброжелательного и гордости испанцев, но дает весьма сдержанную характеристику англичанам.

В записках о плавании фрегата "Паллада" И. А. Гончаров, в главе об Англии есть набросок, который словно перекликается с романом "...искомый результат путешествия - это параллель между чужим и Мы так глубоко вросли корням и у себя дома, что.,. я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах и никакие океаны не смоют ее!".

Мы уже упоминали о том, что поездка за границу часто воспринималась - прежде всего дворянской молодежью способ вырваться из-под гнета сословных норм и приличий, которые иы.ы очень жесткими. В эпоху Николая 1 эти сословные ограничения дополнились бюрократическими: уехать из России было очень и очень не просто. Как писал один из мемуаристов того времени, "заграничный паспорт стоил 50 рублей серебром, дозволялось ездить за границу только с коммерчесюи целью или с целью лечебной; причем в первом случае требовалось ручательство торговых фирм в благонадежности поведения едущего." Уехать просто в путешествие можно было только по особому разрешению императора, т.е. путешествие становились еще и символическим актом свободы. А. де Кюстин ссылался на наблюдение немецкого трактирщика из приграничного города, который заметил, что русские, выезжая из России, радуются как школьники, отправляющиеся на каникулы, а возвращаясь назад - бывают печальны, как люди, у которых случилось несчастье.

В целом можно утверждать, что восприятие русскими путешественниками европейской действительности всегда отличалось повышенной эмоциональностью. Отчасти это особое ценностно-эмоциональное отношение шло от традиционного отношения к путешествию как к паломничеству, отчасти было связано с реакцией на разного рода ограничения свободы (в том числе свободы передвижения), с которыми очень часто приходилось иметь дело жителям России. При Советской власти, в период последнего "железного занавеса", туризм в Западную Европу имел сходные черты: поездка на Запад оказывалась не просто перемещением в пространстве, но символом приобщения к ценностям и благам, недоступным большинству смертных. Правда, на поведение советских туристов за границей накладывало отпечаток такое специфическое явление, как товарный и валютный дефицит, но это уже другая тема.