Библиотека

Между революцией и войной: пропагандистские и политические аспекты туризма

Как уже было показано, туризм в период между двумя мировыми войнами нередко использовался как средство международной политики и дипломатии: например, как способ укрепить взаимопонимание между народами на уровне межличностных контактов и тем самым предотвратить новую войну. Но это была лишь одна из причин политизации международного рабочего туризма.

Другая причина политизации туризма была связана с возникновением на территории Европы новых политических образований. Прежде всего это относилось к Советской России. Вопрос Что происходит в России? дал импульс, по существу, возникновению особого вида туризма, со специфическими функциями, целями и организационными формами. В Советскую Россию направлялись официальные делегации различных политических партий, профсоюзного и рабочего движения. Советское правительство было заинтересовано в таких визитах, рассчитывая, в частности, что положительные отзывы известных публицистов и писателей смогут сломать информационную блокаду Советской России и в конечном итоге поколебать негативные позиции, занятые европейской политической и интеллектуальной элитой по отношению к большевикам.

Как правило, участники таких поездок отдавали себе отчет в их пропагандистском характере: принимающая сторона показывает визитеру то, что выгодно ей, и старается внушить ему свою точку зрения, а визитер, если он действительно заинтересован в поисках истины, старается найти независимые источники информации и выработать свой собственный взгляд на вещи. При этом, естественно, заранее согласованные программы дая официальных делегаций и коллективные торжественные мероприятия создавали гораздо больше возможностей дтя пропагандистского воздействия, чем индивидуальные поездки.

Но вопрос, собственно, был не в том, носят ли такие поездки пропагандистский характер, а в том, в какой степени готовы обе стороны пойти навстречу друг другу, т.е. насколько визитеры были готовы видеть реальное положение вещей. Иначе говоря, дело было не только в эффективности пропагандистских мероприятий. Поясним эту мысль. Например, западная интеллигенция проявила поразительное единодушие в поддержке сталинского режима в ЗО-е гг. Из литераторов, посетивших в то время СССР (даже если называть только самых известных из них, то получится достаточно длинный список: Мартин Андерсен-Нексе, Теодор Драйзер. Бернард Шоу, Ромен Роллан, Анри Барбюс, Андре Жид, Леон Фейхтвангер, Рабиндранат Тагор) далеко не все придерживались коммунистических убеждений. Даже если учесть, что эти люди были убежденными критиками капиталистического строя, остаются вопросы: насколько искренни были положительные отзывы уважаемых писателей о Советском Союзе? В какой мере они были вызваны иллюзиями и эффективностью сталинской пропаганды, в какой мере - политическими соображениями? Почему общественное мнение Запада закрывало глаза на массовые репрессии сталинского режима, на подавление всякого инакомыслия, на очевидное падение уровня жизни и тяжелейший быт подавляющего большинства населения, на наличие привилегий для узкого слоя партийных бюрократов и новой рабочей аристократии, немыслимых даже при капитализме, и т.д.?

В какой-то мере дает ответ на эти вопросы книга "Возвращение из СССР" французского писателя, лауреата Нобелевской премии Андре Жида, который пришел к коммунизму через веру в христианские идеалы всеобщей справедливости. Летом 1936 г. он совершил путешествие в Советский Союз, надеясь найти там подтверждение своим идеалам. Несмотря на все усилия "гостеприимных хозяев" писатель довольно быстро убедился в том, что его представления о социализме разительно отличались от реальности. С самого начала он понял, что его пытаются приручить и использовать, ожидая от его будущей книги восторженного описания советской действительности ("Убежденным сторонником, энтузиастом я ехал восхищаться новым миром, а меня хотят купить привилегиями, которые я так ненавидел в старом"). Андре Жид описал некоторые из способов, которыми воздействовали на гостей Самым простым и очевидным был обыкновенный материальный подкуп: в частности, писатели получали такие суммы в качестве авансов или гонораров за их книги выходящие в СССР, которые просто не могли потратить. Жид писал: "... я мог лишь слегка почать громадную сумму потому мы ни в чем не нуждались, нам было предоставлено все. Да все, начиная с расходов по путешествию и кончая сигаретами. И всякий раз, когда я доставал кошелек, чтобы оплатить счет в ресторане или в гостинице, чтобы купить марки или газету, наш гид меня останавливала очаровательной улыбкой и повелительным жестом: "Вы шутите! Вы наш гость, и ваши товарищи тоже". И далее: "Никогда я не путешествовал в таких роскошных условиях. Специальный вагон и лучшие автомобили, лучшие номера в лучших отелях, стол самый обильный и самый изысканный. А прием! А внимание! Предупредительность! Всюду встречают, обихаживают, кормят-поят. Удовлетворяют любые желания и сожалеют, что не в силах сделать это еще лучше...."

Когда А. Жид убедился, что редакторы советских газет подвергают его статьи редакторской правке, вычеркивая из них любые критические суждения, он заявил, что отказывается от всего опубликованного под его именем во время пребывания в СССР и расскажет о своих подлинных впечатлениях после возвращения на родину. После выхода в свет книги "Возвращение из СССР" коммунистическая печать обвинила писателя в клевете на Советский Союз. Сам он объяснял злобные отклики советской печати, в частности, тем, что он оказался не слишком рентабельным.

Но книга А. Жида была исключением среди многих книг, написанных в поддержку сталинского режима. В то же время наивно было бы полагать, что большинство авторов, посетивших Советский Союз в те годы, расплачивались благоприятными отзывами о советском строе за гостеприимство или были настолько изолированы от реальной действительности официальными приемами, что принимали на веру только то, что им показывали и объясняли организаторы этих приемов. Дело в том, что со второй половины тридцатых годов европейская демократическая общественность видела в гитлеровской Германии гораздо более серьезную опасность для мира и демократии, чем в сталинском режиме. Более того, Советский Союз воспринимался как единственная сила, способная противостоять военной опасности, исходившей от гитлеровской Германии и ее союзников. В этой ситуации даже самые проницательные и информированные люди избегали делать что-либо, что могло бы нанести ущерб Советскому Союзу. В частности, у Ромена Роллана не было иллюзий относительно сталинского режима. В своих дневниках и письмах писатель харатеризовал его как строй абсолютно бесконтрольного произвола, без малейшей гарантии, оставленной элементарным свободам, священным правам справедливости и человечности. Тем не менее Роллан считал, что не может высказать ни малейшего осуждения этого режима, т. к. его словами как оружием могли бы воспользоваться враги, отравив его самой преступной злой волей.

Иными словами, пропагандистская эффективность политического туризма зависела не только и не столько от обстоятельств самой поездки, а от внешних факторов, прежде всего политического характера. Участники таких поездок, зная, что их информация будут использоваться в интересах тех или иных политических сил, и что от этой информации многое зависит, в том числе для них самих, часто отдавали предпочтение целесообразности перед истиной.

Данный вывод подтверждается и опытом поездок официальных делегаций. С этой точки зрения большой интерес представляют сведения Б. Фромманна о двух поездках рабочих делегаций из Германии в Советскую Россию в 1925 и в 1926 гг. Обе делегации состояли преимущественно из рабочих, членов коммунистической и социал-демократической партии, причем последние преобладали. Большинство участников этих поездок были партийными или профсоюзными активистами. Обе делегации имели аналогичные задачи (получить информацию о том, в какой мере реализованы в Советской России принципы социализма, об экономическом, социальном и политическом положении рабочего класса). Продолжительность поездок была приблизительно одинаковой: 6 и 7 недель (часть делегатов должна были вернуться в Германию до окончания поездки, т. к. их отпуска истекали, и они могли потерять рабочие места).

Поездки проходили по приблизительно одинаковому сценарию. В каждом городе немецких гостей ждал восторженный прием и митинг с участием представителей крупнейших предприятий. Программа включала в себя осмотр промышленных предприятий, посещение местных Советов и Домов Союзов, курортов и домов отдыха, рабочих семей, учебных заведений, спортивных клубов, воинских частей, тюрем и т. п. Каждый участник поездкн обязан был вести протокол всех встреч и фиксировать свои впечатления. Каждую делегацию сопровождал, как было специально подчеркнуто беспартийный переводчик. По России группы путешествовали в сопровождении гидов-переводчиков, предоставленных российской стороной.

Первая делегация составила коллективный документ по итогам поездки, в котором были зафиксированы все негативные и позитивные стороны увиденного. В итоговой резолюции было сказано: "Члены делегации пришли к единому мнению, что немецкий рабочий класс имеет абсолютно ложное представление о России, что Россия действительно находится на пути к тому, чтобы осуществить дели "отцов-основателей" социализма: что рабочий класс России действительно держит власть в своих руках и пользуется наибольшей политической свободой по сравнению с рабочими других стран."

По возвращению составители этой резолюции встретили холодный прием: в целом аудитория с недоверием отнеслась к выводам участников делегации. Отзывы социал-демократической прессы отражали в частности принципиальное сомнение в возможности узнать реальную жизнь страны в ходе туристской поездки. Были и бочее жесткие высказывания - от предположений, что участникам показывли "потемкинские деревни", a гиды-переводчики были "коммунисты или чекисты" до обвинении в том, что участники делегации куплены Москвой. Вообще говоря, в данной ситуации проявилась проблема, связанная не только с туризмом восприятии новой информации, расходящейся с ожиданиями и представлениями аудитории наталкивается на негативные психолошческне барьеры. Крометого можно предположить, что не меньшую роль сыграли и политические расхождения между социал-демократами и коммунистами.

Настрой второй делегации, посетившей Россию летом 1926 г., гораздо более критичным. Судя по заметкам одного го руководителе делегации, социал-демократа Артура Коха, многие участники заранее были убеждены в пропагандистском характере официальной программы. Делегация могла выбирать маршрут из числа предложенных маршрутов и предприятия для посещения из предложенного списка (комментарий А. Коха: Разумеется, не были названы те, которые мы не должны были видеть). Посещение предприятия (участники поездки выбрали пивоваренный завод) было организовано так, что непосредственно на осмотр осталось очень мало времени: из 4 часов, отведенных на посещение, час с четвертью продолжался прием у директора, час с четвертью - обед, и на осмотр осталось только полтора часа.

Единственное отступление от программы, на котором удалось настоять делегации - это посещение деревни (в двух часах езды от Омска). А. Кох писал об этом: "Деревни, мимо которых мы проезжали, производили столь жалкое впечатление, что спрашивали себя: как могут здесь жить люди". Можно предположить также, что сами организаторы этой поездки иначе воспринимали увиденное и не могли представить себе, что привычная для них картина произведет удручающее впечатление на гостей.

В итоге участники поездки утвердились во мнении, что за семь недель изучить Россию невозможно, но постарались найти ответ на конкретны вопрос, который был для них ключевым - "живет ли российский рабочие лучше по сравнению с 1913 г. и, кроме того, живет ли он лучше по сравнению с немецким рабочим?" А. Кох пришел к выводу; что при объективном изучена вопроса ответ может быть только отрицательным. Участники делегата признавали, что российский рабочий пользуется большей свободой на своем предприятии, чем раньше, но его материальное положение ухудшилось ("Носить костюм, как это принято у немецких рабочих, было бы для российского рабочего неслыханной роскошью"). В отличие от предыдущей делегации, вторая делегация немецких рабочих заявила, что в Советской России реализована не диктатура пролетариата, а диктатура коммунистической партии и что принципы социализма осуществить не удалось.

При достаточно высоком уровне предварительной информированности (как это было в случае со второй немецкой делегацией 1926 г., которая могла опираться на опыт своих предшественников) возможности пропагандистского воздействия и изменения установок оказываются весьма ограниченными. В то же время, остается открытым вопрос о том. в какой степени в своих отзывах о поездках участники делегаций вольно или невольно учитывали возможную реакцию на их выступления домашней аудитории. Иными словами, можно предположить, что участники второй поездки учли в своих выводах возможные последствия в виде исключения из социал-демократической партии и увольнения с работы за распространение просоветской информации.

В отличие от политического туризма в Советскую Россию туризм в нацистскую Германию не носил специфически политического характера. Заметим, что Германия, которая после первой мировой войны длительное время испытывала валютно-финансовый кризис и где курс марки постоянно снижался относительно "твердых" европейских валют, была весьма привлекательным объектом для "шопинг-туризма". Правительство всячески поощряло иностранный туризм, приносящий в страну твердую валюту. Но нацистский режим постарался извлечь из международного туризма не только экономический, но пропагандистский эффект.

Современные историки, например, приводят примеры, когда не только рядовые туристы, но даже хорошо информированные журналисты, столкнувшись с очевидными фактами популярности А. Гитлера в широких слоях населения Германии, склонялись к переоценке своих представлений о режиме, по крайней мере в том, что касалось его "антинародности." В частности, корреспондент "Манчестер Гардиан'" в Германии писал издателю по поводу успеха партии Гитлера на выборах в Рейхстаг: "В конце концов, если так много народу, в особенносги молодежи, неожиданно отдают свои голоса нацистам, они, может быть, не так уж и плохи".

Судя по всему, многие наблюдатели, убежденные в одиозности нацистского режима, подсознательно исходили из того, что и немецкое население должно относиться к нему так же. Реальные впечатления противоречили ожиданиям и создавали сложную психологическую ситуацию.. отчасти сходную с той, в которой оказывались носители заведомо ложных представлений о Советской России, когда убеждались, что антисоветская пропаганда так же искажает действительность, как и любая другая пропаганда.

Значительную роль в пропагандистском воздействии играли массовые зрелища, которые организовывались ведомством Й. Геббельса талантливо и с большим размахом. Одним из таких мероприятий должны были стать, по замыслу организаторов, Олимпийские игры 1936 года в Берлине Вообще, в 20 веке спорт стал одной из площадок идеологического и политического соперничества: спортивные победы становились делом государственного и национального престижа. Но в случае с Берлинскими Олимпийскими играми нацистский режим учел в первую очередь их внешнеполитический аспект и постарался превратить Олимпиаду в демонстрацию воли немецкого народа к миру.

Иными словами, игры должны были показать всему миру национал-социализм с человеческим лицом. На время Олимпиады в Берлине были убраны все антисемитские плакаты. Средства массовой информации отказались от расистских призывов. Вопреки распространенным представлениям, тон немецкой прессы по отношению к успехам неарийских спортсменов был, как показывает в своей книге о нацистском режиме В.Мазер, ровным и доброжелательным. В частности, сагкгую высокую оценку получили успехи знаменитого Джесси Оуэнса.

Надо сказать, что в дотелевизионную эпоху массовые зрелища были по-видимому одним из самых сильных средств пропагандистского воздействия. Так, В. Мазер приводит репортаж корреспондента "Нью-Йорк Таймс" от 12 сентября 1936 г. об открытии партийного съезда в Нюрнберге, где чувствуется невольное восхищение "зрелищем неописуемой красоты" (говоря современным языком, это было выступление «массовки» на стадионе с элементами представления "звук и свет"), которое должно было продемонстрировать «единство партии и народа».

Трудно судить о том, насколько велик был вклад международного туризма в пропагандистские успехи нацистского режима, но в целом эту внешнеполитическую пропаганду следует признать успешной в том, что касалось маскировки истинных намерений Гитлера по завоеванию жизненного пространства: вплоть до начала второй мировой войны многие общественные деятели, политики и журналисты надеялись на умиротворение гитлеровской Германии.

Подводя итоги, можно сказать, что эффективность политического туризма в Советскую Россию в 20-е гг.. в СССР и Германию в 30-е гг. предопределялась целым рядом внешних по отношению к туризму факторов: социально-психологической атмосферой, в которой происходила подготовка к поездке, ожиданиями и уровнем предварительной информированности туристов, и, наконец, внешнеполитической ситуацией.