Лермонтовские места

Угас, как светоч, дивный гений

«Милая бабушка, пишу к вам из Пятигорска, куды я опять заехал и где пробуду несколько времени для отдыху... Напрасно вы не прислали книгу графини Ростопчиной; пожалуйста, тотчас по получении моего письма пошлите мне ее сюда в Пятигорск. Прошу вас также, милая бабушка, купите мне полное собрание сочинений Жуковского последнего издания и пришлите также сюда тотчас. Я бы просил также полного Шекспира по-англински, да не знаю, можно ли найти в Петербурге; препоручите Екиму. Только, пожалуйста, поскорее; если это будет скоро, то здесь меня еще застанет. То, что вы мне пишете о словах Клейнмихеля, я полагаю еще не значит, что мне откажут отставку, если я подам; он только просто не советует; а чего мне здесь еще ждать? Вы бы хорошенько спросили только выпустят ли, если я подам. Прощайте, милая бабушка, будьте здоровы и покойны...»

Это строки из последнего, дошедшего до нас письма. Их хочется перечитывать вновь и вновь, потому что за ними видится живой Лермонтов. Не тот, образ которого нарисован в воспоминаниях армейских сослуживцев и случайных попутчиков поэта, а настоящий, каким его мало кто видел и знал.

Неутоляемая духовная жажда творческого труда, щемящая душу тоска, нерастраченная щедрая нежность к далеким друзьям, тревога о своей изгнаннической судьбе,— все это слилось в уме и сердце поэта. Таким был он впоследние месяцы пребывания в Пятигорске перед дуэлью. Этому периоду его жизни посвящена экспозиция шестого зала.

Подорожная, выданная Лермонтову 10 мая 1841 года в Ставрополе, свидетельствует, что поэт направлялся в крепость Темир-Хан-Шуру. Но он изменил предписание начальства и вместе со Столыпиным из Георгиевска свернул в Пятигорск.

На литографии Бернардацци изображена гостиница Найтаки (ресторация), где Лермонтов переночевал одну ночь, прежде чем нанять квартиру. Рапорт Лермонтова, предписание начальника штаба войск Кавказской линии полковника А. С. Траскина и другие документы свидетельствуют, с каким трудом поэту удалось выхлопотать разрешение остановиться в Пятигорске для лечения.

В шестом зале находятся также портреты тех, кто окружал Лермонтова в Пятигорске. Приятели и знакомые собирались иногда в квартире поэта или же посещали находившийся по соседству гостеприимный дом генерала Верзилина.

Светлыми часами в жизни ссыльного поэта были встречи с выдающимся русским ученым, бывшим профессором медицинского факультета Московского университета И. Е. Дядьковским. Об одной из таких встреч очевидец ее писал: «Беседа его с Иустином Евдокимовичем зашла далеко за полночь. Долго беседовали они о Байроне, Англии, о Беконе. Лермонтов с жадностью расспрашивал о московских знакомых. По уходе его Иустин Евдокимович много раз повторял: «Что за умница».

В центре зала в настенной витрине лежит раскрытая записная книжка. На первой странице ее дарственная надпись: «Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем, чтобы он возвратил мне ее сам и всю исписанную».

В подаренную В. Ф. Одоевским книгу Лермонтов записал свои последние стихотворения. Среди них: «Сон», «Тамара», «Морская царевна», «Листок», «Выхожу один я на дорогу», «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Пророк»... Высоко оценивая эти жемчужины русской поэзии В. Г. Белинский сказал о стихотворении «Пророк»: «Какая глубина мысли, какая страшная энергия выражения! Таких стихов долго, долго не дождаться России!..»

В Пятигорске Лермонтов встречал не только хороших знакомых, но и врагов, явных и скрытых. Их было много в его короткой жизни. Но среди чих особую роль взял на себя один, получивший позорное имя убийцы великого русского поэта.

С чувством презрения смотрят посетители музея на Мартынова, изображенного на портрете в его обычном экстравагантном одеянии: в черкеске с засученными рукавами, с огромным кинжалом и шашкой на поясе. Человек себялюбивый, ограниченный, внутренне озлобленный неудачной военной карьерой, Мартынов готов был стать орудием любой провокации недругов поэта, к которому он давно питал скрытую личную неприязнь. 13 июля (25 июля по новому стилю) 1841 года он вызвал Лермонтова на дуэль.

Это случилось здесь, в доме Верзилиных. В экспозиции представлены портреты хозяйки дома Марии Ивановны, ее дочери от первого брака Эмилии Александровны, сестер Верзилиных — Надежды Петровны и Аграфеиы Петровны. На миниатюре неизвестного художника изображен Лев Сергеевич Л. С. Пушкин (брат поэта), который вместе с Лермонтовым был частым гостем в этом доме. О том, что произошло в доме Верзилиных вечером 13 июля 1841 года, рассказывает Эмилия Александровна Клингенберг (в замужестве Шан-Гирей). В экспозиции помещена выдержка из ее воспоминаний:

«13 июля собрались к нам несколько девиц и мужчин, и порешили не ехать на собрание, а провести вечер дома... Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин... и принялись они вдвоем острить свой язык a qui mieux.... Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его «montagnard au grand poignard» (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал). Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово «poignard» (кинжал) разнеслось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах», и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову, а на мое замечание «язык мой — враг мой» Михаил Юрьевич отвечал спокойно: «Се n'est rien; demain nous seron bons amis»: Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора. На другой день Лермонтов и Столыпин должны были ехать в Железноводск. После уж рассказывали мне, что, когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил: «Что ж, на дуэль что ли вызовешь меня за это?» Мартынов ответил решительно: «Да», и тут же назначили день».

На другой день после этого события Лермонтов выехал в Железноводск, где принимал ванны. 15 июля 1841 года из Железноводска поэт направился на Машук, к месту встречи участников дуэли. К вечеру этого дня великого поэта России не стало.

В экспозиции помещены материалы, связанные с дуэлью. Портреты секундантов: А. А. Столыпина (Монго), С. В. Трубецкого, М. П. Глебова, А. И. Васильчикова. В витрине — крупнокалиберный пистолет системы Кухенрейтера — образец пистолетов, использованных на дуэли. Здесь же метрическая выписка о смерти Лермонтова. В особой графе записано: «Погребение пето не было», то есть церковь отказалась хоронить поэта. На рисунке А. И. Арнольди (копия с акварели, 1841) изображена могила Лермонтова на пятигорском кладбище.

Передовое русское общество с великой скорбью встретило весть о трагической гибели Лермонтова.

В заключительном разделе шестого зала помещена большая подборка писем, в которых современники поэта в июле-августе 1841 года с сердечной болью сообщают своим друзьям, знакомым страшную весть об убийстве Лермонтова.

«Как грустно слышать о смерти Лермонтова и, к сожалению, эти слухи верны... Лермонтов выстрелил в воздух, а Мартынов подошел и убил его. Все говорят, что это убийство, а не дуэль». (Андрей Елагин — А. А. Елагину).

«Уж я бы не спустил этому Мартынову. Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать, да вынувши часы считать, через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься». (Генерал А. П. Ермолов).

«...Да, сердечно жаль Лермонтова, особенно узнавши, что он был так бесчеловечно убит. На Пушкина целила, по крайней мере, французская рука, а русской руке грешно было целить в Лермонтова». (П. А. Вяземский — А. Я. Булгакову).

«Нашего поэта нет,— Лермонтов 15 числа текущего месяца в 7 часов пополудни убит на дуэли отставным майором Мартыновым... И этот возрождающийся гений должен погибнуть от руки подлеца: Мартынов чистейший сколок с Дантеса». (Полеводин).

«Пишу вам, мой друг, под тяжелым впечатлением только что полученного мной известия. Лермонтов убит Мартыновым на дуэли на Кавказе. Подробности ужасны. Он выстрелил в воздух, а противник убил его, стреляя почти в упор. Эта смерть после смерти Пушкина, Грибоедова и других наводит на очень грустные размышления». (Ю. Ф. Самарин — И. С. Гагарину).

Белинский с болью и негодованием писал поэту Н. X. Кетчеру: «Лермонтов убит наповал — на дуэли... Оно и хорошо,— с горьким сарказмом продолжал Белинский,— был человек беспокойный...»

«Мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина»,— решительно утверждал Белинский.