Лермонтовские места

В изгнании

Основная тема третьего и четвертого залов - первая ссылка М. Ю. Лермонтова на Кавказ. Экспонаты этого раздела рассказывают о жизни поэта в изгнании, о том, какую роль пребывание поэта на Кавказе в 1837 году сыграло в творческой истории поэм «Демон» и «Мцыри» и романа «Герой нашего времени».

29 января 1837 года скончался смертельно раненный на дуэли Александр Сергеевич Пушкин. До глубины души потрясенный этим известием, Лермонтов пишет стихотворение «Смерть поэта». Убийство Пушкина вызвало в нем мучительный крик боли, взрыв протеста против тех, кто погубил поэта. В экспозиции помещен подлинный список стихотворения, датированный 19 февраля 1837 года. Во множестве таких списков оно за несколько дней распространилось по всему Петербургу.

Рядом — донесение царю шефа жандармов Бенкендорфа, в котором говорится: «Вступление к этому сочинению дерзко, а конец — бесстыдное вольнодумство, более чем преступное». На донесении резолюция Николая I. Царь повелел обследовать М. Ю. Лермонтова — «не помешан ли он». «А затем мы поступим с ним согласно закону» — этой недвусмысленной угрозой закончил царь свою резолюцию.

Здесь же помещена обложка начатого тогда же судебного дела «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии Гусарского полка Лермантовым» и отношение военного министра шефу жандармов, в котором сообщается о ссылке Лермонтова на Кавказ.

Центральное место в экспозиции третьего зала занимает автопортрет Лермонтова (акварель, 1837, копия). Поэт изобразил себя на фоне гор, в кавказской бурке, с шашкой, в черкеске, с газырями на груди. Портрет представляет исключительную ценность и большой интерес, так как создает правдивый образ поэта. В переданном самим Лермонтовым настроении, в выражении глаз тонко сочетается едва уловимая грусть поэта-изгнанника и какая-то романтическая воодушевленность, навеянная, несомненно, его новой волнующей встречей с любимым Кавказом.

С тех пор прошло тяжелых много лет,
И вновь меня меж скал своих ты встретил.
Как некогда ребенку, твой привет
Изгнаннику был радостен и светел.
Он пролил в грудь мою забвенье бед...

В кругах передовых русских людей, преследовавшихся царским правительством, Кавказ на протяжении десятков лет воспринимался как «теплая Сибирь». Долгие годы он служил местом ссылки «неблагонадежных». Вспомним А. И. Полежаева, А. А. Бестужева-Марлинского, А. И. Одоевского... Так, в частности, характеризуют этот край и приведенные в экспозиции слова Н. П. Огарева: «На Кавказе... среди величавой природы со времени Ермолова не исчезал приют русского свободомыслия, где по воле правительства собирались изгнанники».

Виды Ставрополя (акварель неизвестного художника, 1840), окрестностей Пятигорска (художник Е. Е. Волков), Кисловодска (старинная литография), сцены из жизни «водяного общества» изображены на помещенных в экспозиции картинах и рисунках. Большой интерес представляют копии с рисунков Лермонтова «Тройка у постоялого двора», «Сцены из ставропольской жизни», «Зимний путь» и другие. Эти рисунки — результат богатых впечатлений Лермонтова разных годов. Они свидетельствуют об острой наблюдательности, тонкой иронии поэта.

Внимание посетителей привлекает маленькая, в виде планшета, витрина, на которой помещены тексты из писем Лермонтова М. А. Лопухиной и Е. А. Арсеньевой, а также два старинных конверта, скрепленных сургучной печатью с гербом рода Лермонтовых.

В письме к Марии Александровне Лопухиной из Пятигорска 31 мая 1837 года Лермонтов сообщает: «У меня здесь очень славная квартира; из моего окна я вижу каждое утро всю цепь снеговых гор и Эльбрус. И сейчас, покуда пишу это письмо, я иногда останавливаюсь, чтобы взглянуть на этих великанов, так они прекрасны и величественны».

Лермонтов лечился не только в Пятигорске. Некоторое время он находился также в Железноводске и Кисловодске.

В Пятигорске Лермонтов встретился со своим старым знакомым по университетскому пансиону другом А. И. Герцена Н.. М. Сатиным, которому ссылка в Симбирскую губернию была заменена высылкой на Кавказ. На квартире Сатина и 1837 году состоялось первое личное знакомство Лермонтова с В. Г. Белинским, приехавшим для лечения в Пятигорск.

Закончил Лермонтов лечение на Водах в сентябре 1837 года. В витрине — выдержка из письма поэта Е. А. Арсеньевой. «...Итак,— писал он из Пятигорска,— прошу вас, милая бабушка, продолжайте адресовать письма на имя Павла Ивановича Петрова и напишите к нему: он обещался мне доставлять их туда; иначе нельзя, ибо оттуда сообщение сюда очень трудно, и почта не ходит, а деньги с нарочными отправляют».

В экспозиции представлен портрет П. И. Петрова (1790—1871). Он — родственник Лермонтова, его дядя. В бытность поэта на Кавказе в 1837 году он был начальником штаба войск по Кавказской линии и в Черномории. Лермонтов был с ним в близких дружеских отношениях. Находясь в Ставрополе, часто бывал в его доме, переписал для него стихотворение «Смерть поэта». В альбом его двенадцатилетнего сына Аркадия написал шуточное четверостишие. О чувстве уважения и симпатии Лермонтова к П. И. Петрову свидетельствует и теплое остроумное письмо поэта к нему, написанное по возвращении с Кавказа:

«Любезный дядюшка Павел Иванович. Наконец, приехав в Петербург, после долгих странствий и многих плясок в Москве, я благословил, во-первых, всемогущего Аллаха, разостлал ковер отдохновения, закурил чубук удовольствия и взял в руки перо благодарности и приятных воспоминаний...»

«Боюсь,— продолжает Лермонтов,— что письмо мое не застанет вас в Ставрополе, но, не зная, как вам адресовать в Москву, пускаюсь наудалую и великий пророк да направит стопы почтальона.

С искреннейшею благодарностию за все ваши попечения о моем ветренем существе, имею честь прикладывать к сему письму 1050 руб., которые вы мне одолжили. Пожалуйста, любезный дядюшка, скажите милым кузинам, что я целую у них ручки и прошу меня не забывать,— остаюсь всей душою преданный вам М. Лермонтов».

По окончании лечения на Водах Лермонтов выехал в действующий отряд. Однако военные экспедиции вскоре были приостановлены и Лермонтову не пришлось в период первой ссылки принимать участие в боевых действиях. «Я приехал в отряд слишком поздно,— писал он С. А. Раевскому,—...я слышал только два, три выстрела...»

Выполняя предписание военного командования, Лермонтов едет в Грузию, направляясь к месту стоянки Нижегородского драгунского полка. Эта местность изображена на картине художника Г. Г. Гагарина «Стоянка Нижегородского драгунского полка близ Караагача». В этот период поэту пришлось изъездить почти весь Кавказ. Обо всех этих вынужденных поездках Лермонтов рассказал С. А. Раевскому в письме, большая выдержка из которого приведена в экспозиции: «С тех пор как выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом...»

В экспозиции третьего зала в витрине помещены черкеска с газырями, наборный кавказский пояс, кинжал, наездничья плеть... обычные повседневные принадлежности горца, казака, любого кавказца. В таком облачении изобразил себя Лермонтов и на автопортрете.

Странным кажется на первый взгляд рядом с этими вещами видеть в витрине журнал «Современник» с первой публикацией стихотворения Лермонтова «Бородино», книгу «Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым» (1818). Но это только кажущаяся странность. На самом деле— это отражение той реальной жизненной ситуации, в которой оказался Лермонтов. В то время, когда великий русский поэт в расцвете его гениального таланта вынужден был, рискуя здоровьем, а порою и жизнью, странствовать в горах Кавказа, перенося все тяготы военной походной службы, в июньской книжке «Современника» за 1837 год появилось стихотворение «Бородино».

Описывая Бородинскую битву, оценивая это великое историческое событие, поэт выразил подлинные чувства и думы русского народа. Каждое слово солдата, от имени которого ведется рассказ о сражении, проникнуто горячей любовью к Родине, великой гордостью за русских воинов, сознанием их превосходства над врагом.

Странствуя в горах, Лермонтов продолжал работать в ссылке над поэмой «Песня про купца Калашникова». Ни тяжелые условия походной жизни, ни восточная экзотика, ни искреннее восхищение красотой Кавказа — ничто не притупило живейшего интереса поэта-изгнанника к прошлому и настоящему своего родного русского народа. И здесь не перестает он изучать и даже собирать народные песни, предания, сказки. Этот интерес к народному творчеству не случаен. «Если захочу вдаться в поэзию народную,— писал Лермонтов еще в 1830 году,—то, верно, нигде больше не буду ее искать, как в русских песнях...»

Это глубокое проникновение в сущность народной поэзии, былин, исторических песен помогло ему создать «Песню про купца Калашникова» — подлинно народное произведение. В нем поэт воспел лучшие качества русского человека: его ум, честность, смелость, высокое чувство человеческого достоинства. Перед читателем встает мужественный образ русского человека, смело идущего на борьбу во имя правды и справедливости. На смертную схватку выходит купец Калашников с царским опричником.

Не шутку шутить, не людей смешить
К тебе вышел я теперь, бусурманский сын,
Вышел я на страшный бой, на последний бой!

Не страшит Калашникова и угроза царской казни. До конца держит он себя честно и мужественно. На вопрос царя:

Вольной волею или нехотя
Ты убил насмерть мово верного слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича?

Калашников отвечает:

— Я скажу тебе, православный царь:
Я убил его вольной волею,
А за что про что — не скажу тебе...

С Кавказа Лермонтов послал «Песню» в Петербург А. А. Краевскому, издававшему «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». Только благодаря хлопотам В. А. Жуковского, который был в восторге от поэмы, цензура разрешила напечатать ее, однако без имени опального поэта. Поэма была напечатана в апреле 1838 года с подписью «въ».

О поэме «Песня про купца Калашникова» В. Г. Белинский писал: «Здесь поэт от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое прошедшее, подслушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем существом своим, обвеял-ся его звуками усвоил себе склад его старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую силу и широкий размет его чувства...»

На Кавказе Лермонтов встретился с некоторыми из сосланных сюда декабристов. Особенно подружился он с известным поэтом Александром Ивановичем Одоевским, автором знаменитого ответа на стихотворное послание А С. Пушкина сосланным в Сибирь декабристам, Лермонтов нарисовал портрет Одоевского. Копия этого портрета находится в экспозиции рядом с автопортретом Лермонтова.

В 1839 году, узнав о смерти друга, поэт посвятил ему задушевное стихотворение «Памяти А. И. Одоевского»:

Я знал его: мы странствовали с ним
В горах востока, и тоску изгнанья
Делили дружно; но к полям родным
Вернулся я, и время испытанья
Промчалося законной чередой;
А он не дождался минуты сладкой:
Под бедною исходною палаткой
Болезнь его сразила, и с собой
В могилу он унес летучий рой
Еще незрелых, темных вдохновений,
Обманутых надежд и горьких сожалений!

Исключительный интерес проявлял Лермонтов ко всему, что встречалось в походной жизни. Стараясь запечатлеть в памяти все виденное, он усиленно занимается рисованием. «Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собою порядочную коллекцию...»,— писал он Раевскому.

На темы из кавказской жизни им написано много картин и рисунков. Среди них не только виды величественной природы Кавказа, но и сцены из военной жизни, зарисовки людей разных сословий н национальностей. Из представленных в экспозиции живописных произведений Лермонтова особый интерес представляет его картина «Крестовая гора». Это одно из лучших его созданий. Запечатленный Лермонтовым величественный горный пейзаж поэтически перекликается с его же провосходнейшим описанием в повести «Бэла» Койшаурской долины:

«Такую панораму вряд ли еще удастся мне видеть: под нами лежала Койшаурская долина, пересекаемая Арагвой и другой речкой, как двумя серебр ными нитями; голубоватый туман скользил по ней, убегая в соседние теснины от теплых лучей утра; направо и налево гребни гор, один выше другого, пересекались, тянулись, покрытые снегами, кустарником; вдали те же горы, но хоть бы две скалы похожие одна на другую — и все эти снега горели румяным блеском так весело, так ярко, что, кажется, тут бы и остаться жить навеки...»

Необыкновенна судьба этой картины. В 1841 году петербургские друзья Лермонтова провожали поэта на Кавказ. Писатель В. Ф. Одоевский подарил ему записную книжку с надписью на первой странице. По-видимому, в ответ на этот дружеский дар Лермонтов подарил Одоевскому картину «Крестовая гора». Об этом свидетельствует сохранившаяся иа оборотной стороне картины надпись, сделанная рукою Одоевского: «Эта картина рисована поэтом Лермонтовым и подарена им мне при последнем его отъезде на Кавказ. Она представляет Крестовую гору — место его смерти. Кн. В. Одоевский» (Одоевский допустил в записи ошибку: Лермонтов был убит у подножия Машука).

Известным нам последним обладателем этой картины был профессор П. А. Висковатый, скончавшийся в 1905 году. А потом следы ее на долгие годы затерялись. Только в 1966 году известный французский балетмейстер и коллекционер С. М. Лифарь обнаружил и приобрел картину Лермонтова в Финляндии. Через два года, во время визита в нашу страну, он передал картину Главному архивному управлению при Совете Министров СССР. И вот это прекрасное живописное создание, возвратившись на родину поэта, заняло теперь почетное место в экспозиции музея.

Многие картины и рисунки поэта могли бы служить иллюстрациями к его стихам и поэмам, настолько они объединены единством выраженных в них впечатлений и настроения. Правда, для Лермонтова они не являлись иллюстрациями, и рисовались они раньше, чем поэт создал произведения, с которыми эти рисунки и картины соотносятся. По существу это были памятные записки. Лермонтов стремился сохранить в памяти пейзажи, бытовые сцены, которые не только взволновали его, произвели сильное впечатление, но и рождали в его мыслях какие-то замыслы или поэтические образы.

Впервые опубликовал картину Лермонтова «Крестовая гора» и сопроводил публикацию подробнейшим научным описанием доктор искусствоведческих наук Илья Самойлович Зильберштейн (см. «Огонек», 1970, № 5). И. С. Зильберштейну принадлежит большая заслуга в том, что картина поэта возвратилась на родину и, в частности, была передана в музей «Домик Лермонтова».

Так, проезжая в 1837 году по Военно-Грузинской дороге, Лермонтов был очарован красотой окружающей его природы. Недалеко от Тифлиса поэт посетил окрестности Мцхеты и зарисовал их. Через два года, работая над поэмой «Мцыри», местом ее действия Лермонтов избрал именно эти места, изображенные на его картине, копия которой помещена в экспозиции музея.

Немного лет тому назад,
Там, где сливаяся шумят
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод...

На картине не видно места, где сливаются Арагва и Кура. Оно скрыто высоким берегом. Но хорошо видны упоминаемые Лермонтовым башни — развалины монастыря Джварис-сакдари.

Своеобразным дополнением к картине Лермонтова является представленная здесь же любопытная двухсторонняя акварель Г. Г. Гагарина. На одной стороне ее изображена Мцхета, древняя столица Грузии. На другой— собор Светицховели, тот самый, где Лермонтов в 1837 году внимательно рассматривал надгробные плиты на могилах грузинских царей, а затем ввел в поэму «Мцыри» знаменитые строки о монастыре, где

Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.

Заслуживает внимания сообщение биографа Лермонтова П. А. Висковатого о том, что во время посещения Мцхеты поэт якобы слышал из уст старого монаха историю, напоминающую сюжет поэмы «Мцыри». Несмотря на некоторые неточности, имеющиеся в этом сообщении, можно предполагать, что основой сюжета поэмы действительно послужил какой-то рассказ, слышанный поэтом на Кавказе. Но по идейному замыслу поэма «Мцыри» — это результат многолетних творческих поисков Лермонтова.

План будущего произведения он наметил еше в 1831 году: «Написать записки молодого монаха 17-я лет. С детства он в монастыре;

Кроме священных, книг не читал. — Страстная душа томится. — Идеалы...» Известно также, что с творческой историей «Мцыри» связаны поэмы «Исповедь» (1829—1830) и «Боярин Орша» (1835—1836).

Создавая образ Арсения в «Боярине Орше», Лермонтов перенес в эту поэму ряд стихов из «Исповеди». В свою очередь многие стихи «Боярина Орши» были включены в поэму «Мцыри». Наглядное представление об этом творческом процессе дают помещенные в витрине автографы. В них находятся строки, которые прошли через все три поэмы. Они свидетельствуют, что Лермонтов не просто включал в текст «Мцыри» отдельные стихи из этих ранних поэм, но подвергал их большой художественной переработке.

Вот автограф «Боярина Орши» с почти без изменения перенесенными строками из «Исповеди»:

Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел!— благодарю.
Не понимаю, что была
У вас за мысль?— мои дела
И без меня ты должен знать,
А душу можно ль рассказать?

А теперь вглядитесь в автограф «Мцыри». После многочисленных поправок, изменений, в результате вдохновенного творческого труда Лермонтова в окончательной редакции строки читаются так:

Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать;
А душу можно ль рассказать?

Поэма «Мцыри» вобрала в себя все лучшее, что было в поэтической душе Лермонтова. Любовь к родине, жажда борьбы, пламенная страсть к свободе — этими великими человеческими чувствами и стремлениями наделил поэт своего героя, томящегося в монастыре юношу-горца.

Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.

В одну из страшных грозовых ночей, когда обитатели монастыря все «ниц лежали на земле», Мцыри удается вырваться из своей душной тюрьмы. Впервые в жизни он испытал радость свободы. В чудесной сиене борьбы Мцыри с барсом отчетливо звучит мысль поэта: мужественная и осознанная борьба во имя свободы умножает силы бойца, делает его красивым и непобедимым. Даже смерть его утверждает победу свободы над рабством.

Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Свое оружье... он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот - миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.

Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз...
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно — и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..

Как символ свободолюбия и революционных стремлений воспринималась поэма «Мцыри» современниками поэта и последующими поколениями. В экспозиции помещено высказывание В. Г. Белинского: «...что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности».

«Можно сказать без преувеличения, — писал Белинский, — что поэт брал цвета у радуги, лучи у солнца, блеск у молнии, грохот у громов, гул у ветров,— что вся природа сама несла и подавала ему материалы, когда писал он эту поэму...»

Поэму «Мцыри» Лермонтов закончил в 1839 году Впервые напечатана она была в первом сборнике его стихотворений, вышедшем в 1840 году.

Портретом М. Ю. Лермонтова работы И. А. Астафьева (автолитогрлчфия, 1883) открывается экспозиция четвертого зала, посвященного творческой истории поэмы «Демон» и романа «Герой нашего времени». Представленные здесь экспонаты переносят нас к первоисточникам лермонтовских впечатлений, к тем местам, людям, событиям, документам, которые связаны с замыслом этих бессмертных творений Лермонтова.

Важное место в творческой биографии поэта заняла Грузия. Этот край покорил поэта своей красотой, необычной восточной экзотикой.

И перед ним иной картины
Красы живые расцвели:
Роскошной Грузии долины
Ковром раскинулись вдали;
Счастливый, пышный край земли!

Нижегородский драгунский полк, в котором служил Лермонтов, стоял недалеко от Тифлиса, что позволяло поэту бывать в этом замечательном древнем городе. Он произвел на него сильное впечатление, о чем, в частности, свидетельствует помещенная в экспозиции картина Лермонтова «Вид Тифлиса» (1837). Ее золотистые и голубые тона создают какое-то приподнятое настроение. На картине изображена быстро несущая свои воды Кура. Справа на отвесной скале стоит Метехский замок. Слева — сады с белеющими в них отдельными домиками На берегу Куры две женщины, пришедшие, по-видимому, за водой. В центре — остроконечная гора, у подножья которой и дальше в глубине картины видны строения Тифлиса.

В центре раздела, посвященного пребыванию Лермонтова в Грузии, помещены старинные грузинские музыкальные инструменты — сааз и бубен — непременные атрибуты повседневной жизни народов Кавказа. Здесь же представлена интересная по колориту и настроению картина Г. Г. Гагарина «Кузница в Тифлисе» (масло, 1840). Грузинские краеведы утверждают, что художник изобразил кузницу знаменитого оружейного мастера Геурга, упомянутого Лермонтовым в прозаическом наброске «Я в Тифлисе» и в черновике стихотворения «Поэт»:

В серебряных ножнах блистает мой кинжал,
Геурга старое изделье...

В Кахетии, где стоял Нижегородский полк, Лермонтов посещает Цинандали — имение замечательного грузинского поэта Александра Гарсевановича Чавчавадзе — отца Нины Александровны Грибоедовой. Здесь, в одной из образованнейших и культурных семей Грузии, Лермонтов отдыхал душой, встречаясь с передовыми людьми Закавказья. «Хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные», — делился он своими впечатлениями о встречах на грузинской земле.

Лермонтов мог познакомиться в Тифлисе с известным азербайджанским поэтом и драматургом Мирзой Фет Али Ахундовым, тогда еще начинавшим свою литературную деятельность. Возможно, именно у Ахундова, автора элегической поэмы «На смерть Пушкина», он начал учиться азербайджанскому языку «Начал учиться по-татарски,— писал Лермонтов С. А. Раевскому,— языку который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе,— да жаль теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться».

Увлечение азербайджанским языком (тогда он назывался татарским) было проявлением общего интереса Лермонтова к восточной культуре. Посещение Кавказа помогло ему глубже изучить устное творчество народов этого края. Знакомство с их бытом, с местными легендами и преданиями оставило глубокий след в творчестве поэта. На Кавказе Лермонтов записал народную сказку об Ашик-Керибе. На небольшом стенде помещен автограф этой сказки. Рядом с ним — рисунок поэта «Тифлис» (1837). Изображенные на нем сцены будничной жизни старого города могут служить своеобразной иллюстрацией к сказке, в которой древний Тифлис занимает важное место.

В своих поэтических произведениях Лермонтов проявил огромную осведомленность в области кавказского фольклора. С поразительным художественным мастерством и тактом поэт вводил в них отдельные образы, мотивы, сюжеты, почерпнутые из устного творчества народов Кавказа. Здесь и предание о бессмертном смелом Амиране, скованном верховным божеством и заключенном в пещеру («Демон»), и легенды о борьбе юноши с тигром или барсом («Мцыри»), и мотивы песен гребенских казаков («Казачья колыбельная песня»), и множество других народных преданий, песен, сказок, образы из которых органически вошли во многие произведения Лермонтова.

Много лет упорного труда и творческих исканий посвятил Лермонтов поэме «Демон». Материалы к этой поэме расположены на двух простенках экпозиции при входе в четвертый зал.

Работал над ней поэт с перерывами, начиная с юношеских лет и до последних дней своей жизни. Первый замысел поэмы относится к 1829 году. Уже до 1833 года поэт создал несколько вариантов. Некоторое представление об этом творческом труде дают помещенные в витрине автографы. Судьбу творческих исканий Лермонтова решила поездка его по Кавказу в 1837 году. Знакомство поэта с природой Кавказа, с местными легендами оказалось решающим в создании «Демона». Местом действия был твердо избран Кавказ, так как величественная и таинственная природа Кавказских гор давала наиболее красочный романтический и в то же время реальный фон.

По возвращении с Кавказа, полный глубоких и волнующих впечатлений, Лермонтов в 1838 году создает наиболее совершенный кавказский вариант поэмы. Однако и после этого он не прекращает работы над ней, внося новые поправки и дополнения.

Идея отрицания всего косного, реакционного, что угнетает человеческую личность — главная мысль этой поэмы. Демон — образ непокорного мятежного духа. «Я царь по-знанья и свободы»,— говорит он о себе. В этой мятежности, гордой непримиримости — сила и привлекательность образа Демона. Не случайно страстные монологи Демона, проникнутые жаждой борьбы и протестом, Ульяна Громова читала славным героям-молодогвардейцам в застенках фашистского гестапо.

Но вместе с силой Демона Лермонтов показывает и его слабые стороны: он одинок в своей борьбе. Одиночество рождает в нем чувство индивидуализма. Демон осознает трагичность своего существования. Бесплодность борьбы в одиночестве приносит ему невыносимые страдания. Глубокая трагедия чувствуется в его словах, обращенных к Тамаре:

О! если б ты могла понять,
Какое горькое томленье
Всю жизнь, века без разделенья
И наслаждаться и страдать,
За зло похвал не ожидать,
Ни за добро вознагражденья;
Жить для себя, скучать собой,
И этой вечною борьбой
Без торжества, без примиренья!

Через борьбу и страдания Демона Лермонтов показывает трагедию человеческой личности в условиях насилия и произвола. Судьба Демона — это судьба многих современников поэта. В этом отношении поэма перекликается с другими произведениями Лермонтова — «Маскарад», «Герой нашего времени»... Чувства, переживаемые Демоном, во многом свойственны и Арбенину, и Печорину. Поэма проникнута мятежным настроением самого Лермонтова, его грустной мыслью о судьбе современного ему поколения.

Поэтому поэма так глубоко волновала читателей. При жизни Лермонтова она не была напечатана, но ходила по рукам в многочисленных списках. В экспозиции помешен список «Демона», сделанный собственноручно великим русским критиком В. Г. Белинским. Переписав и несколько раз перечитав поэму, Белинский с восторгом писал: «Демон сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нем для меня миры истин, чувств, красот».

Творческая история «Демона» тесно связана с Варварой Александровной Лопухиной, портрет которой представлен в экспозиции. Это копия с акварели Лермонтова (1832), Поэт изобразил В. А. Лопухину в образе монахини.

Искреннее чувство любви к Варваре Александровне Лермонтов пронес через всю свою жизнь. «Будучи студентом,— вспоминал А. П. Шан-Гирей,— он был страстно влюблен... в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В. А. Лопухину; это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная... Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей...»

Многие поэтические создания Лермонтова связаны с этой большой, полной душевной боли любовью. Варваре Александровне посвящает он и поэму «Демон»:

Я кончил — и в груди невольное сомненье!
Займет ли вновь тебя давно знакомый звук,
Стихов неведомых задумчивое пенье.
Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?..

В разделе, посвященном поэме «Демон», большой интерес представляют также копии с рисунков Лермонтова «Дарьял», «Грузинки на крыше сакли», «Развалины на берегу Арагвы». Все они созданы поэтом в период первой ссылки на Кавказ.

Профессор П. А. Висковатый, первый биограф Лермонтова, писал: «Собирая от местных жителей старинные их предания, он (Лермонтов) часами проводил за альбомом и даже с кистью в руках. Многие места Дарьяльского ущелья, перевал и по реке Арагве сняты им».

В верховьях Арагвы поэт зарисовал развалины старинной крепости. Работая в это время над «Демоном», он в своем творческом воображении превратил эту крепость в замок Гудала.

Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил...
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрой,
Княжна Тамара молодая
К, Арагве ходит за водой.

К крепости, изображенной на рисунке «Развалины на берегу Арагвы», Лермонтов снова мысленно обращается в конце поэмы. Но теперь это, как и на рисунке, уже развалины. Он описывает их в эпилоге поэмы, когда замок Гудала пришел в запустение.

На склоне каменной горы
Над Койшаурскою долиной
Еше стоят до сей поры
Зубцы развалины старинной.
Рассказов, страшных для детей,
О них еще преданья полны...

Впервые напечатана поэма «Демон» была лишь через 15 лет после смерти Лермонтова. Она вышла двумя отдельными изданиями за границей, в Германии, в 1856 и 1857 годах. Центральное место в экспозиции четвертого зала отведено роману «Герой нашего времени». В витрине помещены отдельные номера журнала «Отечественные записки». Читатели этого журнала в 1839 году впервые прочитали повесть «Бэла», составившую потом часть романа. Вот этот журнал — 1839 год, том 2, № 3. На странице 167 заглавие: «Бэла. Из записок офицера о Кавказе».

Рядом — другой экземпляр журнала (1839 год, том 6, № 11). В нем впервые появилась вторая повесть — «Фаталист». В подстрочном примечании к ней редакция сообщала: «С особенным удовольствием пользуемся случаем известить, что М. Ю. Лермонтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, и напечатанных и ненапечатанных. Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе».

Этого подарка читателям пришлось ждать недолго. В экспозиции помещен драгоценный экспонат — первое издание романа. На титульном листе его читаем: «Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова СПб. В типографии Ильи Глазунова и К°. 1840».

Уже само название романа раскрывает замысел Лермонтова. В образе Печорина он показал типичного представителя молодого поколения 30-х годов XIX века, человека мыслящего и одаренного, но искалеченного условиями жизни светского общества, оторванного от жизни своей страны, своего народа. В романе Лермонтов отразил свои печальные раздумья о современной ему действительности.

В известной статье о Лермонтове Белинский хорошо определил глубокую связь поэта с современностью. Великий критик говорил, что прошедшее, к которому обращался Лермонтов, «чтобы там искать жизни, которой он не видит в настоящем», не могло долго удовлетворять поэта. Он должен был «возвратиться к настоящему, которое жило в каждой капле его крови, трепетало с каждым биением его пульса, с каждым вздохом его груди».

Связь с современностью особенно ярко проявилась в произведениях Лермонтова после первой ссылки. Животрепещущими вопросами современной поэту действительности навеяны поэмы «Демон» и «Мцыри». Но особенно глубоко это выражено в романе «Герой нашего времени».

В романе нашло полное воплощение то, чего еще не мог достичь Лермонтов в романе «Княгиня Литовская», где мы встречаемся с npooбразом Печорина. Определяющую роль в этом играли кавказские впечатления поэта. Теперь Печорин действует не в столичных гостиных, а в разнообразной социальной среде, в самых различных жизненных ситуациях. Здесь и «водяное общество», и армейские офицеры, и контрабандисты, и горные аулы с их обитателями.

Но везде, во всей этой разнообразной среде, Печорин — чужеродное тело, скучающий, «лишний человек», приносящий только горести тем, с кем его сталкивает жизнь. Он — человек волевой, деятельный. Но вся его деятельность замкнута в сфере личной жизни. Не находя применения своим силам на существенно полезном поприще, он тратит жизнь по пустякам. В Тамани ввязывается в историю с контрабандистами, в Пятигорске и Кисловодске завязывает трагическую любовную интригу и убивает на дуэли Грушницкого, похищает Бэлу из аула...

Образом Печорина — этого, как было принято называть, «лишнего человека» — роман «Герой нашего времени» находится в близком родстве с романом А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Лермонтов сам сознательно подчеркнул это, назвав своего героя Печориным. Это сразу же еше при жизни Лермонтова заметил Белинский. В витрине его слова: «Печорин... это Онегин нашего времени, герой нашего времени. Несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою...»

В той же витрине в экспозиции помещена первая глава романа «Евгений Онегин», вторично изданная в 1829 году, когда роман еще не был окончен Пушкиным и печатался отдельными главами. Несомненно, Лермонтов, внимательно следивший за выходом пушкинского романа, много раз с волнением перечитал эту книгу.

Некоторые критики, главным образом из консервативного лагеря, усмотрели в романе и другое сходство. Они утверждали, что в образе Печорина Лермонтов нарисовал собственный портрет.

Этим критикам Лермонтов дал ответ в предисловии ко второму изданию романа (1841). В экспозиции помещен автограф — черновой набросок этого предисловия. В нем поэт, подчеркивая типичность образа Печорина, писал: «Герой нашего времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..»

Роман «Герой нашего времени» получал неизменно высокую оценку в передовой русской критике и у писателей-классиков. «Никто еще не писал у нас такою правильною, прекрасною и благоуханною прозою»,— писал Н. В. Гоголь в 1846 году.

«Я не знаю языка лучше, чем у Лермонтова,— говорил А. П. Чехов.— Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, по предложениям, по частям предложения. Так бы и учился писать».

Л. Н. Толстой в собственноручном списке книг, оказавших на него влияние, отмечал: «Лермонтов. Герой нашего времени. Тамань. Очень большое».

В романе получили глубокое отражение впечатления Лермонтова от поездки по Кавказу. Какое-то истинное происшествие, случившееся с ним во время пребывания в Тамани подтверждением этому служат также воспоминания сослуживца Лермонтова по Гродненскому гусарскому полку М. И. Цейдлера об истории создания поэтом этого широко известного рисунка.

Большой интерес представляет помещенный в экспозиции портрет Н. В. Майера. Известно, что некоторые из лиц, с которыми приходилось Лермонтову встречаться в Пятигорске и Ставрополе, послужили прототипами для персонажей повести «Княжна Мери». Это отметили современники поэта. «Те, которые были в 1837 году в Пятигорске,— писал Сатин,— вероятно, давно узнали и княжну Мери, и Грушницкого, и в особенности милого, умного и оригинального доктора Майера».

Николай Васильевич Майер служил летом 1837 года в Пятигорске. Он был близко связан с сосланными на Кавказ декабристами и пользовался их глубоким уважением. Это был человек живой и остроумный. Своим умом, душевной теплотой он привлекал к себе симпатии лучших людей. Майер впоследствии послужил Лермонтову прототипом образа Вернера. Декабрист Н. И. Лорер вспоминал, что Майер «был очень дружен с Лермонтовым, и тот целиком описал его в своем романе «Герой нашего времени» под именем Вернера — и так верно, что, кто знал Майера, тот сейчас же и узнавал».

Лермонтов с изумительным художественным мастерством описывает в романе кавказскую жизнь. Об этом с восторгом писал Белинский: «...в «Герое нашего времени» вы видите повседневную жизнь обитателей Кавказа, видите ее в повести и драме нашего времени, олицетворенную в типических характерах, которые с таким творческим искусством изображает художническая кисть г. Лермонтова. Тут не одни черкесы: тут и русские войска, и посетители вод, без которых неполна физиономия Кавказа. Бывшие там удивляются непостижимой верности, с какой обрисованы у г. Лермонтова даже малейшие подробности».

Увлеченный поэтичностью изображения Лермонтовым Пятигорья, художник М. А. Зичи приехал в 1881 году в Пятигорск и Кисловодск, чтобы с натуры зарисовать описанные поэтом места и создать иллюстрации к повести «Княжна Мери».

«Я был поражен,— писал Зичи,— необыкновенною точностью его описания весьма даже не живописных местностей, а также строений, где, по его рассказу, как бы происходил роман «Княжна Мери»... Кажется, будто бы княгиня и княжна Литовские жили в доме по старому бульвару в Пятигорске, на самом деле существующему по сию пору. Дом Реброва в Кисловодске и окно княжны Мери показывают с твердой уверенностью, а также скалу, где произошла дуэль и был убит Грушницкий».

Представленные в экспозиции литографии с рисунком М. А. Зичи представляют большой интерес и историческую ценность не только как иллюстрации к повести, но и как документальные зарисовки лермонтовских мест в их первобытном виде.

Огромным успехом пользовался роман «Герой нашего времени» у читателей. Уже на следующий год потребовалось новое, второе издание. В рецензии на третье издание романа в 1843 году Белинский писал: «Никто и ничто не помешает ее ходу и расходу — пока не разойдется она до последнего экземпляра; тогда она выйдет четвертым изданием, и так будет продолжаться до тех пор, пока русские будут говорить русским языком...»