Христианство на Северном Кавказе до XV века

Структура Аланской епархии

До сих пор мы рассматривали Аланскую епархию как нечто монолитное, церковную организацию без внутренней структуры. При значительной территории, почти соответствующей территории Алании как политического образования, а также длительности существования Аланской епархии, подобная ситуация — отсутствие внутренней организации епархии — кажется невероятной. Единый центр епархии в «Аланополисе» нами определен. Здесь находились кафедральный собор, резиденция митрополита и его клира, монастырь с крупным средним храмом, вполне вероятная церковная школа для подготовки приходских священников из монахов, здесь мог находиться главный скрипторий епархии, откуда велась переписка и составлялись текущие документы. Здесь могла находиться библиотека и мастерская по изготовлению клепаных железных крестов и других элементарных предметов культа. Все это определяет, безусловно, доминирующий статус ристианского центра в ущелье Большого Зеленчука. Поскольку он возглавлялся митрополи-ом Алании, прямо ему подчиненную округу, составлявшую его приход, можно условно назвать аланской митрополией. Она была административным ядром аланской церковной организации. К сожалению, мы не имеем возможности очертить ареал, собственно принадлежащий Аланской митрополии, — данных нет. Что могло быть на остальной территории Алании?

Поскольку письменные источники весьма ограничены и скупы, материал для дальнейших суждений и реконструкций дает археология. Возможно выделение нескольких локальных районов скопления христианских древностей, в первую очередь церквей, и в таких районах усматривать местные христианские центры. Кроме того, следует полагать, следуя логике событий, существование в Алании церковной организации, построенной по византийскому образцу. Суть организации Константинопольской патриархии состоит в том, что в X в. патриарх управлял 57 митрополиями, 49 архиепископствами и 514 епископствами. Среди митрополий была и Аланская, ее митрополит был высшим иерархом на всей территории епархии и, безусловно, имел право рукополагать епископов в городах и крупных населенных пунктах Алании. Об обряде рукоположения в документах, относящихся к Аланской епархии, говорится не раз. Следовательно, мы можем допустить, что епархия была разделена на несколько епископств, в свою очередь состоящих из местных приходов. Последние были почти на всех аланских городищах и возглавлялись местными приходскими священниками с низким уровнем подготовки и служившими в небольших зальных одноапсидных капеллах. Вероятно, что высший клир епархии время от времени для решения важных вопросов собирался на свои поместные соборы, происходившие в центре епархии на Большом Зеленчуке. Попытаемся на соответствующем материале выделить те епископства, которые вместе с митрополией составляли предполагаемую структуру епархии, просуществовавшей несколько столетий (по крайней мере, до XV столетия) и проявившей устойчивость даже после татаро-монгольского нашествия).

Урупская епископия. Предполагаемый ее центр локализуется на крупном городище Х-ХIII вв. близ хутора Ильич в верховьях р. Уруп (Отрадненский район Краснодарского края). Открыто местным краеведом М. Н. Ложкиным, подвергалось раскопкам в 1965 г. экспедицией Краснодарского госуниверситета во главе с Н. В. Анфимовым, в последующие годы В. Н. Каминским. Описание городища и результаты раскопок опубликованы М. Н. Ложкиным. Городище настолько основательно укреплено, как естественно (балками рек Уруп и Кува), так и искусственно, системой валов и каменных стен, что я в своё время попытался увидеть в нем вошедшую в осетинский нартский эпос крепость «Уарп-фидар» (Уарп - древнее название р. Уруп). В историческую память потомков алан крепость на Урупе и сам Уруп дошли не случайно: на Урупе живет Уарп-алдар (князь) и его жена Уарп-ахсин, но главное - здесь живет сам Уастырджи - св. Георгий, один из героев осетинской мифологии. В крепости Уарпа собираются на совет небесные силы. Как видим, сакральное значение «Уарп-фидар» здесь выделено совершенно особо и очевидно, исторически мотивировано.

Нет никаких сомнений, что Ильичевское городище представляло крупный населенный пункт. При раскопках в его центральной и наиболее заселенной части (поляна летней МТФ) открыто семь церквей. Наиболее крупный храм типа эллинистической базилики VI-VII вв. в качестве версии нами уже рассмотрен выше. Возможно, это центральный храм городища с меморисм в северном притворе.

Остальные ильичевские церкви по архитектурно-типологическим особенностям подразделяются на две группы, чего не было в Нижнем Архызе. В первую группу входят четыре здания. Это зальные однонефные (в двух случаях с узкими приделами с юга) капеллы с выступающими полукруглыми апсидами, обычные для Алании, Абхазии, Крыма, Болгарии и других провинций византийской ойкумены — тип маленькой церкви, существовавшей по крайней мере до XV в. Во вторую группу входит три здания. Это такие же небольшие зальные капеллы, но с апсидой, не выраженной снаружи и вписанной в восточную стену.

Если церкви первой группы нам уже хорошо известны, на зданиях второй группы надо кратко остановиться. Разработка апсидальной части, вписанность апсиды в массив восточной стены ставят эту группу зданий в связь с культовой архитектурой Закавказья, в частности, с грузинской, что и было справедливо подмечено М. Н. Ложкиным. Данная версия подтверждается обломками каменной резной алтарной преграды из церкви 1, в орнаментации которой преобладает мотив плетенки в разных вариациях и с употреблением остроконечных пальметт. Автор указывает ближайшую аналогию в церкви с. Полтавского в Абхазии и ряд параллелей в Грузии ХII-ХIII вв. Безусловно, уникальная для Северного Кавказа резная алтарная преграда требует реконструкции, восстановления первоначального вида и специального изучения (собранные в ходе раскопок 360 фрагментов преграды делают такую попытку обнадеживающей).

Анализ церквей второй группы позволил сделать вывод о «распространении культурного влияния средневековой Грузии XI-XII столетий не только на Центральное Предкавказье, где обнаружены памятники грузинской архитектуры (?? — В. К.), но и на северо-западные склоны Кавказа в пределах современного Краснодарского края».

Я разделяю наблюдения М. Н. Ложкина о влиянии закавказско-грузинской церковной архитектуры на церкви второй группы Ильичевского городища, но не в столь прямолинейном виде. О прямом влиянии Картли на верховья Урупа говорить трудно. Влияние грузинского зодчества может рассматриваться как влияние, шедшее через Абхазию, с 20-х годов XI в. включенную в состав единого грузинского царства и попавшую под сильное воздействие грузинской культуры. Абхазская аналогия алтарной преграде из церкви 1 подтверждает «абхазский след». Появление церквей грузинского стиля на Ильичевском городище, скорее всего, следует рассматривать как один из фактов алано-абхазских связей XI-XII вв. Если абхазские мастера «обези» в конце XI в. участвовали в отделке Успенского собора в далеком Киеве, то в соседней Алании они могли работать по приглашению местных властителей - «уарп - алдаров» нартского эпоса.

....

Возможно, что в пределы Урупской епископии входила долина Большой Лабы, где в урочище Загедан известны пока неизученные руины двух одноапсидных приходских церквей сухой кладки, а также район станицы Преградной, лежащей по Урупу выше Ильичевского городища в западной части благодатной северо-юрской депрессии между Большой Лабой и Кубанью. Церкви здесь пока не выявлены, но наблюдается скопление каменных изваяний воинов, в том числе и христианских — с крестами на плечах и шлемах. Видимо, это воины-герои, но происхождение их до сих пор остается спорным. Три каменных креста без определенной даты в последнее время выявлены в районе Армавира (авторы публикации допускают возможность их отнесения к раннехристианскому времени до X в). Исходя из концентрации христианских древностей на Ильичевском городище, некоторые исследовате ли высказывают осторожное предположение о возможной связи среднекубанских каменных крестов с этим христианским центром.

Кубанская епископия. Ее центральным храмом мне представляется известный Шоанинский храм на вершине горы Шоана, господствующей над долиной Кубани, на левом ее берегу рядом с современным осетинским селом Коста Хетагурово. Упомянутая гора занимает выгодное положение при выходе Кубани из ущелья на предгорную равнину близ пересечения двух важных путей, один из которых шел от Большой Лабы по упоминавшейся северо-юрской депрессии (в широтном направлении) к Кубани и р. Мара, поднимался на перевал Кумбаши и далее на Подкумок. Второй путь, теперь известный как Военно-Сухумская дорога, по Кубани и Теберде направлялся на Клухорский перевал и далее к побережью и Сухум. Таким образом, близ Шоаны скрещивались два важнейших ответвления Великого шелкового пути — Даринский и Мисими-анский. Естественно, что это место было оживленным и густо населенным, надежно защищавшимся могучим Хумаринским городищем — крепостью на правом берегу Кубани. Касаясь данной ситуации, мне рке приходилось отмечать, что «это место выхода Кубани на предгорную равнину было в древности обжито очень густо, а солидный христианский приход обусловил необходимость сооружения крупного христианского храма. Я думаю, что район вокруг скалы Шоана с храмом по обоим берегам Кубани представлял почти сплошную застройку из нескольких крупных поселений, имевших тенденцию разрастаться в город». Вот свидетельство Нарышкина, побывавшего здесь в 1867 г.: «При впадении реки Каракент в Кубань, близ того места, где дорога поворачивает к каменноугольным копям, я осмотрел местность, которая особенно поразила меня тем, что от впадения реки Кубыши в Кубань до самого подножия близлежащих гор вся плоскость покрыта следами многочисленных зданий всякого вида, между которыми ясно виднеются линии улиц и обросшие зеленью фундаменты капитальных стен довольно больших зданий. Вероятно, на этом месте было значительное поселение или город. Тут же находятся разбросанные в разных местах каменные кресты, из которых весьма немногие еще утверждены в своих каменных гнездах, вся эта местность носит название Каракент» (тюрк. «Черный город»).

Однако вернемся к исчезнувшему древнему городу Каракент, население которого (как и всей округи) было явно христианским и, очевидно, составляло основу местного прихода. Руины в 1959 г. осматривала Е. П. Алексеева, собравшая керамику Х-ХII вв. В 1979 г. городище обследовано X. X. Биджиевым. Площадь городища 7 га, по периметру оно укреплено каменной стеной с башнями. Открыт ряд могильников IV-XIII вв. и остатки христианского храма. Можно полагать, что к тому же приходу, условно нами названному Кубанской епископией, относились все городища и поселения от городища Инджур-Гата до верховьев Теберды и притоков Кубани. Как уже было сказано, центром этого мощного прихода был храм Шоана, вознесенный наверх почти неприступной скалы.

Храм Шоана. В литературе известен давно и неоднократно описывался. Одно из первых упоминаний принадлежит Ю. Клапроту, сообщившему, что местные черкесы церковь и гору называют «клисси» (от греческого «экклесиа» — церковь) и связывают это здание с «френками», т.е. европейцами. Сам Клапрот на Шоане не был, но собранные им фольклорные сведения важны для исторических реконструкций. Архитектурные обмеры Шоанинского храма впервые сделал в 1829 г. архитектор Кавминвод И. Бернардацци, которого поразило «само ее построение по всем правилам искусства и прочность» церкви. Из дальнейших упоминаний и описаний укажем план и прекрасный рисунок северного фасада храма, сделанные в 1867 году Нарышкиным. В интерьере храма Нарышкин видел «следы штукатурки, окраски, а также и крестов, но ни ликов, ни других изображений не оказалось». Однако по сведениям А. Фирковича, в Шоанинском храме «на правой стороне алтаря изображен крест, окрашенный в средине желтою, а по краям черною краскою; в средине его виден терновый венец; по сторонам же креста — полустертая греческая надпись: .... (вероятно, имя раба Божия Леона, соорудившего крест), в нижней части креста: ANAPEAC ОСТНС (Андрей...?)». Наличие фресок не вызывает сомнений.

Попытки провести раскопки внутри храма оказались неудачны: пол перекопан. В 1895 г. В. М. Сысоев при реставрационных работах (скорее всего, когда Шоанинский храм приспосабливался к нуждам открываемого здесь мужского монастыря. — В. К.) под северной его частью нашел каменный склеп с размерами: 2,58x2,13x1,60 м (высота). В западной стене имелся входной проем.

Уже дореволюционные исследователи наметили дату храма Шоана - X-XI вв и поставили вопрос о византийских истоках его архитектуры. В плане Шоана представляет трехапсидное и трехнефное здание с четырьмя квадратными в сечении столбами, несущими подпружные арки и главу. Центральная апсида шире боковых, алтарные простенки прорезаны низкими входами в жертвенник и диаконник. С севера и юга храм имеет закрытые притворы с входными проемами, с запада притвора нет, т. к. западный фасад выходит к отвесному обрыву материковой скалы. Наиболее обширная площадка и наиболее удобный подход к храму — с севера. Длина здания 12,90 м, ширина по западному фасаду — 8,90 м, высота приравнена к длине. В боковых апсидах сохранились следы одноступенчатой солеи, повышавшей алтарную часть. К. Н. Афанасьев установил модульный размер здания, соотносящийся с модулем северного храма Зеленчука, как сторона и диагональ квадрата. По К. Н. Афанасьеву, это «устанавливает прямую связь между этими храмами. Нет сомнений, что они - храмы-родственники, причем родственники близкие и сооружены если не одним зодчим, то зодчим одной архитектурной школы». Действительно, ближайшее родство северного Зеленчукского и Шоанинского храмов не вызывает сомнений, хотя есть и разница в деталях: закрытые притворы Шоаны, восьмигранный снаружи барабан, украшенный в верхней части аркатурным фризом, оформление арочных завершении окон не из кирпича, а монолитными плитами.

Видимо, у нас есть достаточно оснований строительство Шоанинского храма синхронизировать со временем строительства северного храма Большого Зеленчука и отнести Шоану к первой половине X в. Не будем вдаваться в старую полемику о грузинском политическом и религиозном влиянии на верховья Кубани и грузинском происхождении храмов, в том числе Шоаны. Эта версия убедительно отвергнута, и мы к ней не возвращаемся.

О функциональном назначении Шоанинского храма, как собора для большого Кубанского прихода и резиденции местного епископа или архиепископа, мы уже говорили. Заметим, кстати, что с северо-западной стороны на плоской вершине горы заметны руины каменных построек и встречается керамика аланского времени. Не есть ли это остатки жилых построек кубанского епископа и его клира?

Кажется несомненным, что строительство репрезентативного, видного на многие километры белоснежного храма свидетельствует о важности Кубанской епископии — многолюдной и богатой. В то же время есть вопросы. Мы знаем, что на городище Каракент были небольшие приходские церкви. Почему главный собор было нельзя поставить на территории города, как это было в Нижнем Архызе, и что было бы гораздо удобнее для верующих? Если приход был велик и многолюден, то для проведения крупных служб возведение сравнительно небольшого храма на узкой и неудобной вершине горы кажется нецелесообразным: единственный подход с севера не способен вместить массу людей, тем более, обычные нартекс и западный притвор отсутствуют. Сказанное приводит к предположению, что храм Шоана мог быть построен не только как резиденция Кубанского епископа, но и как храм существовавшего здесь небольшого монастыря.

....

Наконец, с храмом Шоана связаны интереснейшие сведения о хранившихся в нем до XVIII в. древних книгах, до сих пор не замеченные ни кавказоведами, ни византинистами, но, безусловно, требующие тщательной проверки. Источником сведений является путешествовавший по Кавказу немецкий врач Якоб Рейнеггс. Он свидетельствует о древнем храме «Шома» и двух древних церковных книгах из него. Одна книга представляла церковный служебник на греко-славянском языке, вторая — греческая, по словам Я. Рейнеггса, содержала богословские прения о двояком естестве Иисуса Христа. Книг в храме было больше, но Рейнеггс смог получить только эти две.

У нас нет оснований относиться к приведенному рассказу Я. Рейнеггса с недоверием. Его сведения подтвердил С. Броневский, указавший даже местонахождение книг из Шоаны: «При ручье Шона стоит древняя греческая церковь, почитаемая горцами за святилище, со многими хранящимися в ней книгами». Рейнеггс имел случай достать две таковые книги, которые находятся ныне в Геттингенском Музеуме. Путаные сведения о книгах Я. Рейнеггса дошли до П. Хицунова, писавшего: «Странно, что некоторая часть богослужебных книг на греческом языке, найденная в одной древней церкви на Кавказе, поступила каким-то случаем в Гейдельбергский университет, как замечательная редкость. Верно, кто-либо из германских путешественников, бывший на Кавказе в то время, вывез эти книги и передал университету».

Геттингенский музей или Гейдельбергский университет? Где осели греко-византийские книги из аланского храма на Шоане, уцелели ли они после второй мировой войны, и если ученые России о них не знали, неужели ученые Германии могли не обратить внимания на редкие манускрипты и они до сих пор не введены в оборот? На все эти жгучие вопросы ни автор этих строк, ни ведущий поиск одновременно со мной С. Н. Малахов ответа пока не нашли. Он справедливо замечает, что книги для нужд церкви не только доставлялись из Константинополя, Трапезунд-ской империи, Крыма и Грузии, но и, вероятно, переписывались и поновлялись на месте. Однако в этих предположениях необходимости нет — А. П. Каждан прямо говорит о рукописях Х-ХIII вв., переписанных в разных частях Византийской империи, в том числе и Алании. К сожалению, А. П. Каждан не остановился на этом подробнее, но не исключено, что он имел в виду именно книги из Шоаны. В таком случае также не исключено, что переписка книг могла вестись в Шоанинском храме и около него мог существовать скрипторий. Характерно, что в Зеленчукских храмах книг не обнаружено, хотя они там были несомненно.

Сентинский храм. Полагаю, что к Кубанской епископии относился и Сентинский храм на левом берегу Теберды, примерно в 15 км к югу от Шоаны. Храм стоит на отроге горного лесистого хребта и хорошо вписан в окружающий ландшафт, с его площадки открывается прекрасный вид на долину Теберды.

Сентинский храм, как и храм Шоана, неоднократно упоминался и описывался в старой литературе, а первый его архитектурный обмер выполнил в 1829 г. архитектор Кавказских Минеральных Вод И. Бернардацци. И в плане, и на рисунках фасадов это чистый равносторонний крест, композиция «croix libre», осложненная тремя притворами с запада, севера и юга. Вытянутая подковообразная апсида прорезана тремя узкими окнами. На плане Бернардацци показан цоколь апсиды. Помещение в интерьере очень небольшое, длина здания с запада на восток 14,75 м, высота 11 м. Объемы, по рисункам И. Бернардацци, четко отражают крестообразную архитектонику церкви, увенчанную главой с низким шатровым куполом. Полукружия окон сверху обрамлены выступающими архивольтами, как и вход с севера. Пожалуй, это единственная попытка декорирования храма, в этом отношении он предельно лаконичен и прост. Относительно интерьера Бернардацци писал: «Внутренность его покрыта разными изображениями (al fresco) из земной жизни Спасителя. Сея живопись, подверженная действию воздуха в продолжение многих веков, ещё довольно хорошо сохранила живость своих красок. В алтаре, над тремя окнами, видно большое изображение Божьей Матери, а над оным Тайная Вечеря».

Сентинский храм есть образец храма чистого византийского стиля, а боковые притворы явно пристроены позже. Храм сложен из тесаного красноватого песчаника на извести, кирпич в строительстве не употреблялся, угловая кладка «тычком и ложком». В апсиде имелась полукруглая скамья-синтрон, в интерьере стены совершенно не расчлененные и плоские, рассчитанные на живопись. Фрески были выполнены тремя красками: белой, красной и темно-коричневой.

Центральной фигурой росписей является Богоматерь Оранта в конхе апсиды. На южной и северной стенах алтаря помещены две группы святителей, по четыре в каждой. Около них были заметны греческие буквы; Нарышкин говорит о св. Николае и св. Петре. Остальная живопись, разделенная на два яруса, изображает сцены суда над Христом, его воскресения, въезда в Иерусалим, воскресение св. Лазаря и Преображение — части праздничного цикла, фрагменты которого утрачены. В нижнем ярусе были помещены фигуры отцов церкви и апостолов, в простенках между окон апсиды изображения богато украшенных крестов. Характер рисунка и письма фресок в алтаре заметно отличался от остальной росписи храма. В алтарной части фрески оказались в два слоя. Следовательно, они не одновременны и делались разными живописцами.

23 октября 1898 года в Русском археологическом обществе состоялся доклад специальной комиссии по изучению Сентинского храма. Памятник был признан по происхождению византийским, дата его сооружения — около XI в. Отдадим должное русским ученым конца XIX в, с тех пор прошло более 100 лет, но каких-либо существенных изменений в эти выводы мы не внесем. Крестообразные церкви воздвигались в первую очередь в местах «диких», где проповедь христианства делала первые шаги.

Историко-архитектурная проблема церквей типа «чистый крест» выше уже была затронута нами при рассмотрении среднего храма Зеленчука. Сказано, что композиция «чистый крест», распространенная в VI-VII вв., продолжала применяться до позднего средневековья, как в западной ойкумене византийского мира, так и на Кавказе. Среди последних в Западной Грузии - крестообразный храм в Зугдиди, на Северном Кавказе - это церкви в виде «чистого креста» в Верхнем Архызе, в ущелье Большого Зеленчука и Кяфара. Существенно, что в Абхазии храмов типа «чистого креста» нет, и абхазские зодчие в возведении храма Сенты, видимо, не участвовали. В монографии 1977 г. о зодчестве Алании я отвел возможность грузинского влияния: в основу верхнекубанских крестообразных храмов положена иная идейно-художественная концепция.

В то же время ничто не противоречит восточно-византийским связям крестообразных церквей Алании (сейчас их известно пять). План «чистый крест» соответствует принципам восточной школы византийской архитектуры, храм из Бимбиркилиссе в Малой Азии несет в себе пропорции и архитектурные формы Сентинского храма. В то же время не будем забывать храм № 27 в Херсонесе и загородный его храм не ранее X в. Ближайшей крымской аналогией Сентинского храма представляется крестообразный храм Мангупа первого строительного периода IX-X вв. Если дата строительства храма на Мангупе - конец IX в. - верна, мы можем иметь прототип...

....

К сказанному добавим, что мы теперь имеем точную дату сооружения и освящения храма в Сентах во второй половине X в., а это может быть ещё одним, притом документальным подтверждением отнесения всей группы кубано-зеленчукских храмов к X в. В датировании Сентов и других храмов этой группы достаточно надежную дату мог бы дать искусствоведческий анализ фресковых росписей Сентинского храма, но такой анализ на профессиональном уровне (хотя бы по рисункам И. А. Владимирова) пока никем не сделан.

Каким могло быть предназначение Сентинского храма? Возможно, я заблуждаюсь, но интерпретацию Сентинского храма я ставлю в логическую взаимосвязь с расположенным рядом мавзолеем («костницей»). Сразу же подчеркну уникальность этого погребального соорркения - на Северном Кавказе, в Закавказье и в Крыму подобные мавзолеи неизвестны. Сентинский мавзолей не есть произведение местных аланских мастеров-строителей, не знакомых с подобной архитектурой и техникой кладки. Впервые на мавзолей обратил внимание И. Бернардацци, отметивший «хорошую архитектуру сооружения». Нарышкин зафиксировал около храма две гробницы (в 1899 г. это подтвердил И. А. Владимиров) с «окошками, обращенными на восток» (вторая гробница представляла обычную надземную гробницу верхнекубанскою типа). По свидетельству Нарышкина, камера мавзолея была перекопана, остатки деревянных гробов и человеческих костей валялись на полу. «Тут же на самом краю площадки заметны следы жилища, состоявшего из нескольких комнат; валяющиеся кругом камни носят следы высеченных на них орнаментов». Несколько черепов, бубенчики и кусок «полуистлевшей парчи» видел в мавзолее Г. Ф. Чурсин.

Наиболее обстоятельное описание мавзолея в рукописном отчете дал И. А. Владимиров, приложивший к тексту чертежи. «Мавзолей напоминает домик с двухскатной крышей. Стены постройки украшены аркатурой с полуциркульными арочками, на два вершка выступающими против плоскости стен. Арочки упираются на небольшие пилястры, и, таким образом, стена состоит как бы из неглубоких ниш. Внутри стены гладкие и пространство перекрыто полуциркульным коробовым сводом. Восточная и западная стены выведены двухскатными фронтонами. Мавзолей сложен на извести, очень тщательно, из правильно отесанных камней и, по-видимому, был оштукатурен снаружи и внутри... Свод собран из тесаных камней красноватого песчаника..., выведен совершенно правильно и чрезвычайно прочно... В средней арке восточной стены оставлено четырехугольное отверстие, очень хорошо обделанное, с пазами для ставни или дверцы. Внутри мавзолея найдены следы каменного пола, составленного из плит красного песчаника. Под плитами пола обнаружен небольшой слой земли, а дальше обнаружена сплошная плоскость скалы».

К этой подробной характеристике добавим, что мавзолей имеет трехступенчатый цоколь и размеры 4,3x4 м при высоте 3,35 м. Отметим также, что коробовый свод состоит в интерьере из трех плотно подогнанных, но не перевязанных между собой частей - звеньев. Аналогий такому устройству свода мы указать не можем.

Автор этих строк, кажется, единственный, кто попытался подвергнуть историко-архитектурному анализу Сентинский мавзолей. Не повторяясь, скажем главное: сочетание двух строительных традиции. Местная традиция - полуподземные и надземные гробницы и склепы верхнего Прикубанья, построенные по тем же, в общем, принципам, с квадратными входными отверстиями на фасадной стене. Привнесенная традиция характеризуется как упомянутым трехчастным коробовым сводом, так и декоративной аркатурой на всех фасадах. Арки и несущие их широкие плоские выступающие лопатки расчленяют плоскости стен и создают игру светотени, что местному строительному делу не присуще. Мной ранее был приведен ряд архитектурных параллелей, наделенных такой же декоративной аркатурой, начиная с крестообразного в плане мавзолея Галлы Плакидии в Равенне (V в.) до Бачковской костницы в Болгарии (XI в.). Последняя признана наиболее близкой датированной аналогией (в том числе и функционально), хотя ставить эти два столь удаленных памятника в прямую связь нельзя. Время строительства Сентинского мавзолея я синхронизировал с датой Сентинского храма — X в.

Не снимая вышеприведенных аналогий и не настаивая на окончательности наших суждений, вновь подчеркнем, что Г. Милле показал восточное происхождение декоративных аркад, применяемых в месопотамских, малоазийских и армянских зданиях в отличие от конструктивной разделки фасадов константинопольской школы. Но именно в столичной константинопольской школе я вижу ближайшие образцы и вероятные истоки декоративной аркатуры Сентинского мавзолея: их дает точно такая аркатура на расширенных лопатках нижнего помещения - усыпальницы храма Будрум-Джами в Константинополе, построенном императором Романом Лакапином около 930 г. Выше мы уже говорили о Будрум-Джами в связи с анализом северного Зеленчукского храма. Если наши наблюдения об аркатуре Сентинского мавзолея справедливы (а это наиболее яркая его деталь), мы получаем еще одно подтверждение воздействия столичной архитектурной школы на зодчество Западной Алании. Высказываю осторожное предположение о том, что Сентинский мавзолей был построен в середине X в. архитектором из Константинополя или его округи.

Ясно, что мавзолей был построен для упокоения представителей местной социальной элиты - светской или духовной. Найденные в нем обрывки парчи, ткани сложноузорчатой на шелковой основе и содержащей нити из золота и серебра, подтверждают сказанное: золотоузорная парча производилась византийскими ткачами и была очень дорогой. Возможно, парчовой была одежда священника — стихарь или саккос, но это не более, как интуитивные догадки. Реален другой факт, который не привлек внимания современных исследователей Сентинского комплекса: юго-восточный угол мавзолея стоит поверх хорошо, но частично прослеживаемой апсиды более ранней капеллы — часовни. Следовательно, часовню снесли, а на уже освященном месте поставили мавзолей. Что касается хронологического соотношения мавзолея и Сентинского храма, какое из этих сооружений построено первым и какова их иерархия, сейчас решить не представляется возможным, Можно изложить в виде версии общее положение относительно мартириев, предложенное А. Грабаром (применительно к Банковской костнице Болгарии) — появление данной костницы А. Грабар объяснял стремлением сохранить реликвию. Сентинская костнипа вполне могла быть подобным мартирием для хранения реликвий (напр., мощей, объявленных святыми) и предшествовать строительству храма. Однако В. И. Марковин близ храма выявил развалы стен нерегулярной кладки, забутованные при возведении храма, и предположил, что это остатки языческого капища, центр которого приходился на скалу, ставшую фундаментом для храма. Как видим, выявляются, по крайней мере, два строительных периода, храм и мавзолей стоят на более ранних разрушенных сооружениях, но до полной ясности здесь еще далеко.

Каким могло быть функциональное назначение Сентинского храма, если Шоанинский храм был собором Кубанской епископии? Нет сомнения в том, что у подошвы Сентинской горы на левом берегу Теберды в аланскую эпоху располагалось поселение с каменными постройками. 06 этом свидетельствует в своем отчете И. А. Владимиров: «По всей долине, на которой стоит монастырь, видны неправильные груды тесаного камня и целые полосы фундаментов каких-то построек». Очевидно, что Сентинский храм обслуживал это поселение. В то же время он мог быть мелюрием в память о реликвиях и выдающихся людях, похороненных в мавзолее, а также для лиц, погребенных под полом храма. Могилы с богатым инвентарем здесь известны. В южном притворе во время ремонта была обнаружена могила, содержавшая остатки архиерейского облачения, включая митру и золотую византийскую монету эпохи императоров Василия II и Константина. В гробницах около храма были обнаружены также свинцовый византийский крест и медный набалдашник посоха в виде пятиконечной звезды, а также золоченые «дутые» бубенчики-пуговицы от одежды. Все это, скорее всего, также аксессуары погребенных священников. Наконец, богатое погребение в южном рукаве храма и под его полом открыто В. И. Марковиным. Яма могилы была выдолблена в материковой скале и явно в уже существующем здании. В могиле, содержавшей захоронение двух человек, обнаружено несколько уникальных вещей, в том числе - хрустальная шахматная фигура, золотой колт (височное украшение головного убора. — В. К.) с фигуркой птицы, фрагменты шелковой красной ткани с золотой вышивкой из «полос чистого золота». Установлено византийское происхождение ткани XI в., подчеркнуто, что красный цвет для византийцев относился к числу высших цветов. Золотой колт также византийской работы XI в. Судя по этим археологическим реалиям, статус погребенных в южном рукаве храма был очень высоким. Назначение его как мавзолея, в свете приведенных фактов, кажется вполне вероятным.

В связи с этими функциями Сентинского храма находится его ближайшее окруженте -обширный христианский могильник из каменных гробниц и склепов, не только окружавших храм, но и занявших склоны Сентинской горы. О них писали многие авторы, и мы не будем останавливаться на них, как и на многочисленных каменных крестах, венчавших могилы. Видимо, не случайно Сентинскии храм был посвящен Богоматери — в византийском апокрифе «Хождение Богородицы по мукам» она испрашивает даже для окончательно осужденных грешников в аду облегчение участи. Мария Богоматерь — заступница, именно такой ее образ традиционен (в русской литературе М. Ю. Лермонтов назвал ее «теплой заступницей мира холодного»). При малых размерах и скромных формах Сентинскии храм можно, нам кажется, воспринимать как кладбищенскую мемориальную церковь.

Вернемся к вопросу о Кубанской епископии. К ее территории надо отнести все небольшие приходские или индивидуальные церкви и часовни, археологически известные в бассейне верхней Кубани на многих аланских поселениях и городищах с XIX в. Как пример, назову одноапсид-ные церкви на городищах Адиюх, Амгата, Гиляч и т.д. С деятельностью Кубанской епископии связываются все христианские древности Х-ХIII вв. этого района — каменные кресты, плиты с крестами и надписями, нередко устанавливавшиеся в специальные каменные основания, христианские кладбища и отдельные предметы христианского культа, такие, как простейшие железные клепаные кресты разных типов и явно изготовлявшиеся в местных мастерских, в том числе в Нижнем Архызе, где выявлен целый «склад» железных крестов. Особого внимания археологов заслуживает район поселка шахты № 6 на правом берегу Кубани, где сосредоточены христианские петроглифы («поле культа», по Петролевичу), а местным учителем С. Д. Мастепановым собрана целая коллекция металлических нательных крестов, датируемых в пределах Х-ХIII вв., и половинка бронзового энколпиона. Поскольку кресты-тельники были преимущественно собраны при раскопке огородов в разных местах поселка, можно допускать наличие здесь христианского кладбища и еще одной небольшой разрушенной церкви. Кстати, еще в 1976 г. им обнаружена на горе около г. Карачаевска древняя церковь с одной, сильно вытянутой, глубокой апсидой и квадратным (3,85x3,85 м) наосом. Памятник остался неизученным.

Такой нам представляется Кубанская епископия. Видимо, мы не ошибемся, оценивая Аланскую митрополию с центром в Нижнем Архызе и Кубанскую епископию, как наиболее сильные и ведущие подразделения Аланской епархии до XII в., когда в Западной Алании начались глубокие этнодемографические и политические изменения. Ведущее значение названных подразделений аланской Церковной организации обуславливалось не только тем, что это были первые по времени престижные очаги православия в Алании, но и их очень выгодным местоположением на наиболее оживленных путях с севера Кавказа на юг, к черноморским портам, в эпоху функционирования Великого шелкового пути. Разумеется, мы не в силах очертить границы, отделявшие территорию Аланской митрополии от территории Урупской или Кубанской епископий. Источников для этого нет, и любая попытка была бы игрой воображения. Но важно сделать хотя бы первый шаг, ибо кто-то должен этот шаг взять на себя, после чего последуют поправки и уточнения.

Проблема Рим-горы и Пятигорья. Восточнее Кубанской епископий, за перевалом Кумбаши в истоках Кумы и Подкумка, лежит зона вакуума, почти не дающая христианских древностей, в первую очередь, церквей. Ситуация кажется парадоксальной. Окрестности г. Кисловодска принадлежат к числу наиболее археологически изученных районов Северного Кавказа, здесь наибольшая концентрация аланских катакомбных могильников V-XII вв., следовательно, и городищ, но остатков храмов пока нет. По существу единственное подозрение на церковь относится к городищу Уллу-Дорбунла на правом высоком берегу Подкумка. Предполагаемые руины церкви выявлены в 1967 г. и располагаются в восточной части мысового выступа, занятого городищем, над склоном в балку Кондукол. В северо-восточной оконечности руин здания визуально прослеживались следы округлой кладки, напоминающей апсиду, но без раскопок утверждать это нельзя. Свидетельство о другом древнем храме, но в верховьях р. Эшкакон, связано с деятельностью Эльбрусской экспедиции Академии наук 1829 г. Участники экспедиции на противоположном берегу р. Эшкакон видели «величественный храм», но переправиться через бурную реку не смогли.

В 1849 г. экскурсию по верховьям Кубани и Эшкакону совершил тифлисский чиновник М. Токарев. В письме известному кавказоведу, академику М. Броссе М. Токарев о храме не пишет, но свидетельствует, что он увидел «нечто необыкновенное»: будто крепость и будто необъятный и огромный мост, соединяющий одну вершину с другой». Сказанное относится к верховьям Эшкакона. Комментируя письмо Токарева, М. Броссе высказал весьма проницательные идеи: «Долины, идущие на северном склоне центрального хребта от Большого Зеленчука на западе, в верховья Кубани от подошвы Эльбруса, тоже Баксана и Малки на востоке, полосой более 150 верст, и все ущелья мною названных рек являются частью древней Аланской епархии, столь мало известной в подробностях и которой, кажется, принадлежат церкви и христианские памятники, обнаруженные путешественниками». Время и факты подтверждают справедливость суждений М. Броссе. Что касается верховий Эшкакона, заметим, что этот район археологически почти не изучен и требует организации туда специальной экспедиции.

Наиболее крупным и географически центральным памятником рассматриваемого района следует считать известное в литературе городище Рим-гора у впадения Эшкакона в Подкумок. По своим масштабам (площадь возвышенной цитадели 16,3 га, площадь прилегающего открытого поселения 115-116 га) и положению на трассе Мисимианского Великого шелкового пути, это был развивающийся феодальный город Алании VII-XII вв. Присутствие здесь греков-ромеев свидетельствуется самим названием городища, в начальном элементе которого содержится прозрачное «рум» — византиец (по существу калька Рум-калы на Евфрате; отсюда древнее название города можно реконструировать как «Рум-кала» — византийский город, крепость). Н. И. Репников по ряду признаков, в том числе наличию пещер на склонах, сравнивал Рим-гору со значительным средневековым городом Крыма Эски-Кермен. Поистине панегирическую характеристику достоинствам Рим-горы дает в своем труде турецкий путешественник XVII в. Эвлия Челеби: Едва ли не сам Всевышний сотворил в доказательство силы рук своих эту беспримерную гору, назвав ее крепостью. С этой образцовой крепостью не могут идти в сравнение даже неприступные крепости во владениях дома Османа. Эта крепость - могущество силы - не идет в сравнение ни с крепостями Мардин, Дихле, Имадийе, Эмрийе, Санджар, Береджик, Маку...

....

Однако никаких следов христианских храмов на городище до сих пор не выявлено, возможно, потому, что его нижняя часть застроена карачаевским аулом Учкекен и погибла для науки, а верхняя часть - цитадель широким раскопкам не подвергалась.

Вместе с тем, нет никаких сомнений в том, что очаг христианства на городище был. Историк Терского казачьего войска В. А. Потто сообщает, что на Рим-горе «еще недавно находили в земле церковную утварь, выкованную из серебра, а также большие железные кресты, какими обыкновенно украшают главы русских церквей». Важные материалы, в том числе рисунки уже знакомого нам художника Д. М. Струкова, опубликовал Н. Е. Макаренко. Это естественные и искусственно вырубленные пещеры Рим-горы с изображениями крестов и греческими монограммами 1С ХС СРТ, ТАТ и т.д. Но, вероятно, самым ранним памятником христианства на Рим-горе остается каменный крест с греческой надписью не позднее VII-VIII вв. Как видим, греческое православное христианство, несмотря на отсутствие храмов, представлено на Рим-горе достаточно надежно, и мы можем утверждать, что часть населения города была христианской.

Однако суть проблемы состоит не только в том, что нет остатков древних храмов на Рим-горе и в Кисловодской котловине. В последней нет и каменных крестов или плит с крестами, столь популярных в верховьях Кубани. Единственный вышеупомянутый крест с Рим-горы и крест из станицы Кисловодской общей картины не меняют. На всей остальной территории Кавказских Минеральных Вод вплоть до города Минеральные Воды храмов и каменных крестов нет. Единственным исключением здесь являются две плиты с вписанными в круг крестами с поселения «Козьи скалы». О них говорилось выше. В то же время присутствие на Пятигорье христианских общин по крайней мере в Х-ХIII вв. не вызывает сомнений: об этом свидетельствуют мелкие христианские древности такие, как бронзовый энколпион с фигурой св. Георгия на коне из Кисловодского музея, бронзовый змеевик древнерусского происхождения из района «Красивого Кургана, бронзовый наперсный крест XV в. из Пятигорска, бронзовый энколпион сиро-палестинского круга X в. из поселения «Козьи скалы», наконец, целая серия (7 экз.) прекрасных бронзовых нательных крестов, найденных на городище на горе Развалка у Железноводска. Железноводские кресты еще не проработаны и не атрибутированы, но их количество указывает на христианство обитателей Развалковского городища. Поскольку городище каменное, мы вправе ожидать здесь открытия остатков церкви.

Случайна ли обрисованная выше картина для Пятигорья? Если не случайна, то чем может быть объяснима? Как соотносилась эта территория с Аланской епархией и существовали ли на Рим-горе и в Пятигорье подчиненные аланскому митрополиту местные епископии? Скорее всего, да, но дать более уверенный ответ на этот вопрос мы не можем. Не исключено, что в формировании своеобразного христианского анклава в Пятигорье сыграла свою роль начавшаяся в VIII в. инвазия тюрко-болгарских (хазарских) племен, не бывших христианами и уже в VIII-IX вв. активно повлиявших на изменение демографической ситуации в междуречье Кубани и Терека.

Епископия Ахохия. Сведения о ней относятся к XIV в. и проходят в одном из актов Константинопольской патриархии, датированным 1364 г. В этом акте, связанном с именем аланского митрополита Симеона, перечислены его владения: церковь Богородицы-Утешительницы в Трапезунде с клиром и принадлежащими угодьями, церковь Богородицы Афинской в Сотириуполе и земли «около Алании, Кавказии и Ахохии». Есть мнение, что термин «Ахохия» происходит от осетинского «хох», как осетины называют горные вершины от Казбека до Кассары. В XVIII в. н грузинской литературе существовало понятие «хохский» Кавказ, прилагавшееся к горам Северной Осетии, что засвидетельствовал Вахушти. Это дало мне основание сделать вывод, что понятие XIV в. «Ахохия» соответствует горной зоне Северной Осетии.

Древнее христианство на территории Кабарды было, об этом прямо свидетельствуют его материальные следы. Так, в старой печати промелькнули данные о древнем полусохранившемся храме с кладбищем «в пустынных горах близ русла реки Баксан», но эти сведения остались непроверенными. По информации В. Тепцова, близ Озоруково, на левом берегу есть развалины церкви и могилы вокруг нее. На остатках восточной стены сохранился выбитый на камне крест «фактическое указание на то, что долина Баксана в древности была обитаема христианами».

....

По словам Абдрахманова, на участке у озера при рытье земли часто встречаются такие кресты и плиты с высеченными на них крестами. Однажды Абдрахманов нашел там медную икону с ликом Богоматери с младенцем. В 1962 г. в этом же месте найден бронзовый энколпион из двух половинок. На лицевой стороне креста — фигура Богоматери, на оборотной — Распятие. Энколпион может быть датирован XIII-XIV вв., и не исключено, что он происходит из христианского могильника с каменными крестами. В таком случае мы получаем хотя бы приблизительную дату христианского кладбища и крестов с участка X. Абдрахманова.

Второй важный для нас археологический объект — обломки 30 крупных туфовых крестов, случайно открытые в 1977 г. у с. Жанхотеко на берегу р. Баксан. Кресты покрыты весьма своеобразным орнаментом, включающим в себя изображения крестов, полумесяцев, круглых углублений, спиралей, треугольников и т.д. Наиболее характерным и ярким элементом следует считать «древо жизни» на кресте 3. Жанхотекские кресты датируются XIV - началом XV вв., т.е. золотоордынским периодом. Судя по этим фактам, христианские кладбища близ Кармовского-Каменномостского и Жанхотеко одновременны и могут быть датированы XIV в. - временем создания и упоминания в церковных актах епископии Ахохия.

В виде предположения можно допустить, что епископия Ахохия занимала равнину предгорной Большой Кабарды и на ее территории располагались могильники Каменномостский и Жанхотеко. Где находился ее центр и главный храм - мы не знаем, но то, что она в XIV в. существовала и была подчинена аланскому митрополиту, вполне достоверно. Не исключено, что епис-копия Ахохмя, но под иным названием, была создана и функционировала уже в домонгольское время, ибо наиболее ранние следы христианства здесь зафиксированы в VIII-IX вв. в катакомбах «Песчанки». Конечно, это самое осторожное допущение. Остаются неопределенными и границы епископии Ахохия.

Егшскопия Кавказия. Как уже отмечалось, Кавказия как подразделение Аланской епархии, фигурирует в акте Константинопольской патриархии 1364 г. Это не единственное упоминание Кавказской кафедры в источниках. Известно, что на соборе в Константинополе при императоре Андронике Палеологе (1282-1328 гг.) присутствовал епископ Кавказский Василий. Комментируя данный факт, П. Иосселиани писал: «Где была кафедра Кавказского епископа, доныне еще неизвестно». В нотициях времени того же Андроника Палеолога Кавказская митрополия следует за Литовской, учрежденной в 1292 г. и занимает 83-е место. Очевидно, Кавказская митрополия была учреждена в самом конце XIII в., после татаро-монгольского нашествия и установления на Северном Кавказе господства Золотой Орды. В приписке № 87 к синаксарю (кратким житиям святых) упомянут архиепископ Кавказский Савва, умерший в 1318 г. Возможно, что Савва был вторым после Василия епископом Кавказским. Последнее упоминание Кавказии приводится в акте 1356 г., где говорится о самочинных действиях архиерея Алании, рукоположившего епископа на Кавказскую кафедру, причисленную к св. Синоду.

Где находилась епископия Кавказия? Поскольку она была в ведении митрополита Алании, искать ее следует недалеко от Ахохии, ибо в акте они поставлены рядом. Само название «Кавказия» содержит в себе конкретно географическую информацию о Кавказских горах. Я уже касался данного вопроса и пришел к заключению, что наиболее вероятный вариант — отождествление Кавказской епископии с. Верхним Чегемом в Балкарии, ибо здесь наблюдается концентрация христианских древностей. Первые сведения о них в 1826 г. сообщил кизлярский дворянин Алексей Тузов, побывавший в верховьях р. Чегем: он видел две каменные церкви, которые «во всякой целости, токмо без глав и стоят впусте», несколько фундаментов и стен, бывших часовен с «иконным писанием» и греческие книги. В 1793-1794 гг. Северный Кавказ посетил академик П. С. Паллас. Он также упоминает церкви Чегема, из которых происходят листы Евангелия на греческом языке и другие церковные книги. В начале XIX в. о древнехристианской церкви Чегема писал Ю. Клапрот, которому удалось получить оттуда листы от Евангелия. Видимо, это было то Евангелие, о котором знал П. С. Паллас. Клапрот отнес Евангелие к XV в. и заметил, что рукопись содержала много ошибок переписчика, т.е. была списана с более раннего оригинала. Наблюдения Ю. Клапрота ценны тем, что подтверждают факты переписывания книг в пределах Аланской епархии, о чем говорилось выше. Чегемская церковь имела 3 сажени в длину и стояла на скале, по которой вверх шла тропинка с парапетом. Это реальность: в верхнем Чегеме, на левом берегу р. Жылгы-су, действительно существует так называемая «Греческая лестница», вырубленная в кальном массиве и по-балкарски именуемая Битикле. В Верхнем Чегеме сохранились остатки грех (есть сведения о четырех) церквей небольших (максимальная длина церкви 2—11, 30 м, иирина 6 м) и описанных в публикациях обобщающего характера. Довольно обстоятельно древности Верхнего Чегема описали В. Ф. Миллер и М. М. Ковалевский, побывавшие здесь в 1883 г. Они подтверждают существование «Греческой лестницы» с каменными «перильцами»; постройки местным населением называемые «папасовым» жильем, т.е. поповым; близ реки они видели могильные камни с изображениями крестов. Ходит предание, что в одной из пещер когда-то была найдена груда старинных книг, писанных на пергаменте. Особо выделены христианские могильники на горе Донгат, обозначенные вертикальными плитами с христианскими крестами.

Греческое Евангелие, греко-византийские кресты на надгробных плитах, балкарское название церкви «килиса», явно производное от греческого «экклесиа» - все это, несмотря на местный характер строительства чегемских церквей, говорит о проникновении сюда именно византийского православия, причем в золотоордынский период XIII-XV вв., что соответствует времени упоминаний Кавказской епископии в документах. А это, в свою очередь, и позволило нам локализовать Кавказскую епископию в Верхнем Чегеме. Это была самая удаленная и глухая еписко-пия Аланской епархии, по тем временам почти недоступная. Вероятно, именно ощущение своей «самостийности» и претензии на независимость епископа Кавказии породили спор митрополита Алании с Синодом. Аланский иерарх отстаивал зависимое положение Кавказии, ее епископский, а не митрополичий статус (на что, очевидно, посягал Кавказский епископ).

Интересный объект открыт П. Г. Акритасом в 1959 г. у с. Актопрак на горе Мырсы. Это церковь длиной 7,2 м с полукруглой восточной стеной-апсидой. Но самое существенное — «корыто», выдолбленное в большом камне; размеры «корыта» 120x90 см. Поскольку «корыто» расположено рядом с церковью, мы вправе предполагать в нем купель для крещения; на территории Аланской епархии это вторая купель и первая в ареале епископии Кавказия.

Очертить владения епископов Кавказии не представляется возможным. Думается, что предгорная равнина принадлежала в духовном отношении епископии Ахохии. Поэтому юрисдикция (или ее видимость) епископа Кавказии, скорее всего, могла ограничиваться горными ущельями Балкарии и частично Северной Осетии, особенно ее западной части — Дигории. Далее на восток в горах Осетии преобладающим было влияние Грузии.

Все сказанное выше свидетельствует о том, что епископии Ахохия и Кавказия были наиболее продвинутыми на восток и наиболее поздно созданными подразделениями Аланской епархии. Возможен и другой существенный вывод: несмотря на перенесение кафедры Алании в Сотириуполь в конце XI — начале XII вв. северокавказская Аланская епархия продолжала существовать до XIV в., имея свой прежний кафедральный центр в Нижнем Архызе и не только сохраняя внутреннюю организацию, но и расширяя ее в восточном направлении. Главную особенность в истории Аланской епархии с XII в. составило не перенесение кафедры Алании в Сотириуполь на р. Чорох, а факт ее бифуркации и дихотомной организации, состоящей из двух взаимодействующих частей — кафедрального центра в Сотириуполе и без паствы и реального центра в Нижнем Архызе с обширной паствой, причисленной в письме Германа II от 1232 г. к числу наиболее ортодоксальных христианских народов наряду с иберами, абазгами, готами, хазарами и загадочными для нас «Alastoi». Подлинная христианская история народов Северного Кавказа после XI в. творилась, конечно, не в малоазийском Сотириуполе. Конец существованию Аланской епархии и ее епископии, вероятнее всего, положило нашествие «завоевателя мира» Тимура в 1395 г., хотя спорадические остатки христианства в ослабленном виде были и после нашествия и гибели Золотой Орды. Положение о том, что «Православная церковь в Алании значительно пережила Византию. Постепенно разрушаясь, она, тем не менее, просуществовала до XVIII в., представляется неточной - никакой церковной организации после XIV в. не существовало, византийско-православное христианство смешалось с традиционными культами и трансформировалось.

Таким в общих чертах представляется нам внутреннее устройство Аланской епархии. Конечно, это первый подход к данной проблеме и дальнейшее накопление и осмысление материала позволит многое уточнить или пересмотреть и сделать нарисованную нами картину более полной и достоверной.

Заканчивая рассмотрение истории византийской христианской миссии на Кавказе, мы должны подчеркнуть главное: именно эта миссионерская деятельность на протяжении многих веков ыграла решающую роль в приобщении кавказских народов к православному христианству и его культуре. Активный интерес Византии к племенам и народам Кавказа начался при Юстиниане (VI в.), когда стало очевидно, что христианизация этих народов обеспечивает византийские интересы в этом стратегически важном регионе. На Северном Кавказе наиболее эффективная миссионерская деятельность развернулась в начале X в. и велась двумя направлениями — через Абхазию и Крым. В результате на Северо-Западном Кавказе создается Зихская, в верховьях Кубани — Аланская епархии. Последняя сыграла главную роль в продвижении христианства далее на восток, в глубь предгорий и гор Центрального Кавказа. Византийские источники сохранили ряд имен аланс-ких митрополитов (21 имя), участвовавших во вселенских церковных соборах до 1590 г.— конца XVI в. Христианизация народов Северного Кавказа была крупным успехом греческих церковных миссий, совершивших культурный подвиг на окраине «варварского» мира Мы не имеем возможности привлечь здесь все христианские древности византийского происхождения с изучаемой территории — иначе картина была бы еще рельефнее.

Вместе с тем мы не можем переоценивать или идеализировать успехи раннего христианства на Северном Кавказе. Как показывают археологические источники, даже в Х-ХII вв. — время аланской раннефеодальной государственности — значительная часть населения оставалась языческой. Не случайно в «Худуд ал-Алам» (X в.) сказано, что царь алан христианин, а среди алан есть и христиане, и идолопоклонники. В конфессиональном отношении аланское общество Х-ХII вв. нужно считать переходным от старой религиозной системы к новой.