Библиотека

Экспедиция вошедшая в историю

В 1829 году по ущелью реки Малки прошло первовосхождение на Эльбрус. Это одна из ярчайших страниц истории России XIX столетия, которая памятна именами выдающихся людей, чьи судьбы сошлись на горной тропе, ведущей к снегам высочайшей вершины Кавказа. До 1829 года Академия наук в Санкт-Петербурге не имела точных сведений о Шат-горе (Эльбрус). В «Космографии», написанной Себастьяном Мюнстером в XVI веке, Эльбрус изображен действующим вулканом.

В 1823 году в Москве была издана книга Семена Броневского «Новейшие географические и исторические сведения о Кавказе», в ней даны сведения, далекие от истины: «Мы не имеем физического описания сей горы, которая представляет для испытателей природы, как говорят, непреодолимые препятствия...». Даже Юлиус Клапрот ввел в заблуждение научный мир своими записями, составленными понаслышке.

В несостоятельности этих утверждений смог убедиться командующий Кавказской линией генерал от кавалерии Г. А. Емануель, о чем упоминает его адъютант Николай Борисович Голицын: «Когда Емануель ходил против карачаевцев, он имел случай быть у подошвы Эльбруса и приблизиться к центральной цепи Кавказских гор. Он удостоверился, что эта исполин-гора, почитающаяся издревле неприступной, вовсе не окружена болотами, как утверждают горцы, и что все ужасы, которыми воображение этих народов окружило ее, были не что иное, как действие их суеверий».

Экспедиция в Карачай была вызвана чрезвычайными обстоятельствами. Война с Оттоманской Портой (1828-1829) обернулась для турок утратой своих позиций в Причерноморье и на Дунае. Персидская война 1826-1827 годов закончилась тем, что Тегеран лишился части Армении вместе с Ереваном и на территорию, отвоеванную русскими, начался исход армян из Турции, что настораживало Стамбул. С падением Анапы в 1828 году работорговля на Северном Кавказе оказалась на грани исчезновения. Видя, что дела идут худо, турецкий султан Махмуд II стал все чаще возлагать надежды на единоверных горцев, провоцируя набеги на Линию с целью отвлечь хотя бы часть русских войск от Причерноморья.

Через Карачай в Кабарду, Чечню и Дагестан проникали не только турецкие эмиссары, но и ввозилось оружие, что послужило причиной экспедиции генерала Емануеля в верховье Кубани в 1828 году. Лесные массивы и залежи ценных ископаемых сулили важные открытия для развития местной промышленности. И Георгий Арсеньевич обратился к начальнику штаба русской армии, сражавшейся с турками на Дунае, графу Дибичу, с просьбой ходатайствовать о приезде ученых из Санкт-Петербурга. Пользуясь случаем, командующий на Линии рассчитывал сделать топографическую съемку неизвестной местности, чтобы уточнить, какими тропами проникают на Северный Кавказ турецкие проповедники. Начальник Тифлисского штаба полковник Вольховский счел идею своевременной.

В тот год в России находился немецкий ученый Александр Гумбольдт. Знаменитый естествоиспытатель предложил российским академикам исследовать силы земного магнетизма в различных широтах империи, а затем сопоставить и систематизировать полученные данные вместе с теми, что собраны европейскими естествоиспытателями в других странах. Несмотря на то что война требовала больших расходов и лишние издержки казны были некстати, император Николай I дал свое согласие на научные изучения. Его Величеству не хотелось выглядеть невежественным в глазах всемирно известного ученого.

Вести магнитные наблюдения взялись академик Адольф Яковлевич Купфер и адъюнкт академии Эмилий Христианович Ленц.

А. Я. Купфер (1799-1865) имел опыт научных поездок по Италии, Тиролю и Гарцу. Закончив Дерптский университет, Купфер продолжил обучение в Берлине, Геттингене и Париже. С 1824 года - профессор физики в Казанском университете, с 1828 года - академик Санкт-Петербургской академии наук по кафедре минералогии. Впоследствии - основатель и директор Главной физической обсерватории в Санкт-Петербурге.

Для Э. X. Ленца (1804-1864) научные экспедиции были привычны оже. Во время обучения в Дерптском университете Эмилий Христианович участвовал в кругосветном путешествии Отгона Евстафьевича Коцебу. В 1827 году известный физик стал доктором Гейдельбергского ниверситета. С 1828 года Ленц - адъюнкт Санкт-Петербургской академии наук, с 1836 года - профессор и ректор Санкт-Петербургского университета.

А. Я Купфера назначили главой экспедиции, в состав которой вошли: Карл Андреевич Майер (1795-1858). Ему предстояло изучение флоры. Сомневаться в опытности приватного помощника Дерптского ботанического сада не было причин. По окончании Дерптского университета Майер участвовал в научных исследованиях в Крыму и на Алтае. После Эльбрусской экспедиции Карл Андреевич совершил вместе с Менетрие длительное путешествие по Кавказу. С отчетом Майер представил академии 2 тысячи видов растений, из них около сотни совершенно новых и 9 новых родов. В 1845 году - получил звание ординарного академика, с 1851 года стал директором Санкт-Петербургского ботанического сада.

Упомянутый Эдуард Петрович Менетрие был приглашен участвовать в академической экспедиции как зоолог, уже познавший тернии странствий. Э. П. Менетрие (1802-1861) получил образование в Париже: сначала в Медицинской школе, а затем в Jardin des Plantes1. В 1821 году молодой ученый сопровождал как препаратор академика-зоолога Георга Лангсдорфа в путешествии по Бразилии и привез собранную коллекцию в Санкт-Петербург для организуемого в то время зоологического музея академии. Э. П. Менетрие известен как основатель Русского энтомологического общества. Во время путешествия по Кавказу им было собрано 1307 экземпляров местной фауны.

В Эльбрусскую экспедицию Менетрие взял с собой помощником Илью Вознесенского. Тринадцатилетний зоолог собрал большое количество насекомых и произвел предварительную их систематизацию.

Илья Гаврилович Вознесенский (1816-1871) в возрасте 9 лет был определен наборным учеником в типографию Академии наук. В 11 лет его перевели учеником в Зоологический музей. За экспедицию с Менетрие по Кавказу А. Я. Купфер выхлопотал ему жалование. В представлении Адольф Яковлевич написал: «...он старался... сколько от него зависит, содействовать успеху нашего предприятия».

С 1839-го по 1849 год Вознесенский работал по заданию Академии наук в Русской Америке, откуда привез ценнейшие коллекции, ставшие юстоянием трех академических музеев - Зоологического, Этнографического и Ботанического. Десятилетнее путешествие прошло по Чили, Бразилии, Камчатке и Курильским островам.

7 июня 1829 года участники экспедиции выехали из Санкт-Петербурга. 25-го числа того же месяца прибыли в Горячеводск (Пятигорск), где познакомились с теми, кого Георгий Арсеньевич Емануель привлек к совместной работе.

Официально генерал представил Глеба Григорьевича Вансовича чиновником Горного корпуса. В действительности это был управляющий Луганским литейным заводом, которого интересовали руды, используемые для производства оружия. Тщательно скрываемые военные интересы объясняют и участие в этой экспедиции главного архитектора Пятигорска, хорошо знавшего топографию.

Джузеппе Карлович Бернардацци (1788-1840) - швейцарский подданный, выходец из города Лугано кантона Тичино, в 20-х годах XIX века работал в Санкт-Петербурге на строительстве Исаакиевского собора и Михайловского дворца. В 1822 году Медицинский департамент предложил каменных дел мастеру должность архитектора на Кавказских Минеральных Водах. По его проектам были обустроены Кисловодск, Железноводск и Горячие Воды (с 1830 года - Пятигорск). По его же планам создавались парки, ставшие украшением этих курортов. В Эльбрусской экспедиции Бернардацци вместе с военными топографами делал зарисовки интересовавших Емануеля мест и выполнял работу по съемке местности.

26 июня после молебна в церкви Скорбящей Божьей Матери участники экспедиции на лошадях и шести верблюдах, навьюченных тремя калмыцкими кибитками, отправились в путь. Ученых и военных топографов сопровождал эскорт из калмыков - погонщиков верблюдов, 650 человек пехоты, 350 линейных казаков и двух трехфунтовых орудий.

27 июня караван спустился с плато Скалистого хребта к берегам реки Малки. Стоянка у форта Каменный Мост была длительной. Здесь ученые занимались сбором интересующих их материалов, а генерал Емануель и чиновник Горного корпуса Вансович осмотрели геологическое строение Скалистого хребта в районе горы Канжал. Местные шурфы по добыче руды для производства свинца не остались незамеченными.

Встревоженные продвижением войск в глубь гор, местные общины решили вступить в переговоры с командующим на Линии. К стоянке у форта Каменный Мост прибыли три депутации: карачаевскую возглавлял мулла, урусбиевскую - почтенный старшина Мырза-Кул, кабардинскую - влиятельный валий Большой Кабарды, почетный полковник князь Кучук Жанхот. Депутации пришли под видом изъявления почтения, но на самом деле их интересовала цель вторжения русских войск в пределы их земель.

Георгий Арсеньевич горцев любезно и объяснил им, что поход с академиками вызван желанием изучить северное Приэльбрусье собрать гербарий растений, коллекции минералов, описать местных животных, изведать истоки рек, провести барометрические измерения Генерал не стал скрывать, что намерен, пользуясь добрым расположением горцев, подойти к величайшей горе Кавказа столь близко, насколько еще ни один ученый не подходил.

С приближением войск среди карачаевцев распространился слух, что начальник области хочет искоренить их, и они скрылись с женами, детьми и стадами. Георгий Арсеньевич успокоил их, и около десяти посланцев ушли богато одаренные. По словам переводчика генерала Емануеля, они были восхищены подаренными им тканями. Некоторые из них остались и изъявили желание идти вместе с экспедицией на Эльбрус. Итак, на стоянке у форта Каменный Мост после встречи с депутациями караван, возглавляемый генералом Емануелем, пополнился горскими проводниками: от карачаевцев - князем Магометом Дудовым, от урусбиевцев - старшиной Мырза-Кулом, от кабардинцев - валием Кучуком Жанхотом с сопровождавшими его людьми.

Князь Кучук Тархан Жанхот (1758-1831) - валий Большой Кабарды, родственник Бековичей-Черкасских, придерживавшихся прорусской ориентации и служивших в царской армии. Князь Александр был одним из ближайших соратников императора Петра Великого.

Князь Александр Бекович-Черкасский был послан императором Всея Руси отыскать путь в Индию. Однако экспедиция желанной цели не достигла: по пути весь отряд был уничтожен хивинцами. Умирая, Петр Великий высказывал сожаление о том, что не успел отомстить хивинскому хану за смерть своего преданнейшего соратника. В отличие от знаменитых родственников, князь Жанхот проводил умеренную политику, мудро лавируя между интересами кабардинской знати и притязаниями российских царей. Валий Большой Кабарды получал жалование полковника от казны, но на службе не состоял, да и возраст уже не позволял: во время описываемых событий Эльбрусской экспедиции ему уже шел 71-первый год. Пришедшие с Кучуком Жанхотовьш кабардинцы сопровождали ученых вплоть до восхождения на Ошхамахо( Эльбрус).

1 июля караван продолжил путь к верховьям Малки. На следующий день на стоянке у притока под названием Хасаут появился еще один ученый, которого генерал Емануель не ожидал увидеть в горах Кавказа. Янош Карой Беш (1799-после 1838) - сотрудник журнала «Хроника иностранной литературы», издаваемого в Париже, и автор «Грамматики тюркского языка» - занимался этногенезом венгров и тюркологией. Интересуясь древнейшим кочевым периодом истории венгров, Беш задумал предпринять путешествие по маршрутам предполагаемых миграций его предков, в чем нашел материальную поддержку у наследного принца Венгрии и Богемии эрцгерцога Иосифа и содействие у известного венгерского археолога Николае Янковича.

Первоначально Беш хотел присоединиться к Гумбольдту, уезжавшему на Урал, но опоздал, чем и было вызвано его решение ехать самостоятельно через Крым на Кавказ.

В Ставрополе Беш узнал об экспедиции на Эльбрус и поспешил вслед за генералом Емануелем, к которому он имел рекомендательное письмо. На Горячие Воды Беш прибыл с опозданием: экспедиция ушла пятью днями раньше. Здесь ему пришлось оставить коляску и догнать генерала Емануеля верхом на лошади. Свои впечатления ученый описал в книге «Путешествие в Крым, на Кавказ, в Грузию, Армению, Переднюю Азию и Константинополь в 1829-1830 годы». Свои путевые записки венгерский тюрколог опубликовал в Париже в 1838 году. Жан-Шарль де Бесс, как его называли во Франции, приложил к тексту рисунок и план лагеря генерала Емануеля на берегу Малки, сделанные Джузеппе Бернардацци.

Из описаний Яноша Беша, отчетов петербургских ученых и частной переписки ясно, что погода до 8 июля была ненастной; частые дожди и туманы затрудняли дальнейшее продвижение экспедиции. Тем не менее работа по сбору сведений не прекращалась. Всход к берегам реки Харбаз с 5-го по 7 июля хоть и оказался долгим, но не безрезультатным. По пути был обнаружен длиннопламенный уголь, которым горцы стали пользоваться позднее для отопления своих жилищ. Коллекция минералов, флоры и фауны пополнялась ежедневно.

На стоянке у реки Харбаз генерал Емануель принял еще одного гостя - ногайского владетеля закубанских аулов, Атакая Мансурова со свитой, который не преминул узнать о намерениях начальника Кавказской области в его весьма странном, с точки зрения горцев, походе. 7 июля к вечеру погода начала проясняться и с рассветом следующего дня Эльбрус предстал перед горовосходителями во всей своей красе.

Записи Эмилия Христиановича Ленца дают представление о событиях 8 июля: «...мы в тот же вечер отправились в путь, причем нащи телеги с багажом остались в Харбазе. Большая часть пехоты, кавалерия и две пушки сопровождали нас как конвой. Кроме того, еще шесть верблюдов, груженных тремя кибитками, с погонщиками и их предводителем достопочтенным калмыком Жанже... основное питание которого состояло из чая и дневного света.

Проехав с 4 версты верхом, мы достигли вершины возвышения, откуда дорога с другой стороны спускалась такою крутизной, что мы должны были оставить пушки и кухню на высоте 8 тысяч футов (2438 м). Мы продолжали путь верхом... но вскоре, достигнув места, где дорога шириной не более полуфута пролегала мимо крутого горного спуска, должны были оставить и верблюдов своих, а подвижные наши жилища перевозить на казацких лошадях. В самых опасных местах мы более полагались на собственные наши ноги, нежели коней наших - предосторожность тем более необходимая, что мы видели пред нашими глазами одно из своих бедных животных, стремглав низвергавшееся в бездну, глубиной на несколько сот футов»

О трудностях дальнейшего пути говорит и Янош Беш: «Мы медленно, шаг за шагом, продвигались вперед. Мырза-Кул шел во главе колонны, за ним - командующий Емануель и я. Через каждые 10 шагов надо было останавливаться, чтобы набрать воздух в легкие. Мырза-Кул, этот любезный старик, порой выкрикивал ободряющие слова».

Итак, оставив кухню, запряженную шестью лошадьми, верблюдов и пушки, экспедиция сошла в долину реки Малки и продолжила свой путь к истоку этой реки, низвергающейся бурлящим потоком из ледника Уллу-Чиран.

«Вечером, - рассказывает физик Ленц, - в 7 часов мы прибыли в наш лагерь, и полтора часа спустя были доставлены на лошадях наши кибитки. На следующее утро в 5 часов в полной красе совсем близко перед нами (6-10 верст) был виден Эльбрус, и на небе ни облачка. Генерал, который 2 недели ждал хорошей погоды, ко всеобщему удовольствию принял решение подняться на этого великана. Он взошел на близлежащую гору, чтобы сверху точнее осмотреть окрестности; в 10 часов он вернулся, вызвал казаков, которые добровольно взялись быть нашими проводниками, и обещал первому, который достигнет вершины, 100 рублей серебром, второму - 50, третьему - 25.

Кроме того, мы получили 20 человек пехоты и 10 казаков для доставки наверх нашего багажа и дров для ночевки, ибо мы намеревались провести ночь близ вечных снегов...»

Офицер из свиты генерала А. Щербатов, вспоминая день перед восхождением, уточняет подробности приготовлений: «Мы, - рассказывает он в частном письме, - поспешили снабдить их всем нужным к совершению столь трудного пути; заготовили им шестов, кольев, веревок и прочее. Для сопровождения дано им несколько человек черкесов и охотников из казаков»

«...Около 3 часов (дня) прибыли к небольшому озеру, образовавшемуся из снежной воды и отделяемому от снежного конуса невысоким холмом, - продолжает свой рассказ физик Ленц. - Ночевка была не из лучших: местами какой-нибудь острый кусок порфира давил на наши бедные тела. Кроме того, мы должны были кутаться от пронизывающего холода, хотя было всего 0 °С. Но нельзя обижаться на судьбу, которая не удостоила нас хорошим сном, ибо как только мы открыли глаза, засверкала величественная белая вершина в сказочном лунном свете. Совершенно отчетливо звучал здесь на этих голых порфировых скалах вечерний барабан в сопровождении сигнального горна. Чувства, которые нас охватили, незабываемы...»

Впечатления об этой ночевке не преминул записать и Адольф Яковлевич Купфер: «Ночь была светлая, - вспоминает он. - Я несколько раз просыпался, чтобы насладиться величественной картиной, какую нам представляла эта пустыня скал и снега, освещенная луной.

Эта картина, величественная в своей простоте, глубоко запечатлелась в моей душе. Она вся обрисовалась лишь тремя тенями: серебристым блеском снега и луны, синевой неба и чернотой угрюмых скал, сливающихся с мраком ночи... Живописная группировка форм, мягкость контуров, постепенность теней, наконец, царившая вокруг нас тишина и наслаждение душевным спокойствием придавали этой картине невыразимую прелесть. Никогда во всю мою жизнь мне не представлялось более волшебного зрелища».

В своих записках Эмилий Христианович Ленц назвал участника экспедиции, который оставил три пометки на пути их следования; об одной из них в периодической печати раньше не упоминалось, и до сих пор альпинистам не случалось ее увидеть. «В половине третьего мы все были на ногах и, после того как прогнали холод стаканом теплого чая с ромом, отправились в путь. Что мы здесь были, доказывает по сей день одна из тех порфировых скал с выбитой архитектором Бернардацци фигурой:

Кроме моего тела и одежды мне надо было еще нести бурку и моего старого друга - барометр... Мы сделали около ста шагов по снегу вверх, и бурку пришлось оставить; черкесы взяли наверх порох из патронов в их грудных карманчиках, чтобы его растереть и смочить слюной. Этой мазью они натерли себе лицо, особенно под глазами и нос; я также имел честь быть натертым таким же образом одним из князей; благодаря этому глаза должны были быть защищены от ослепления снегом; особого облегчения мы не почувствовали, но вся наша компания получила благодаря этому вид болванки для прокатки листового железа, особенно мы, миролюбивые академики, выглядели шутовски»

Подъем по отлогим фирновым склонам не представлял больших трудностей, но вскоре стал таким крутым, что восходителям пришлось рубить ступеньки, чтобы не сорваться вниз. Ученые стремились достичь вершины прежде, чем начнет таять снег, отчего торопились и быстро почувствовали утомление.

Адольф Яковлевич Купфер весьма точно передает свои ощущения, когда силы начали его покидать: «Воздух настолько разрежен, что дыхание не восстанавливает истощенных сил. Кровь быстро обращается и производит воспаление в наиболее слабых частях организма. Мои губы горели, глаза страдали от ослепительного блеска снега. Все чувства мои парализовались, голова кружилась, время от времени я чувствовал какое-то непреодолимое угнетение, которого не мог преодолеть»

«В 11 часов мы добрались до группы голых скал, которые поднимались почти до самой вершины, - уточняет Ленц время, затраченное основной группой на подъем до отметки 4800 метров над уровнем моря, -тут остальные остановились из-за усталости; высота была 13 575 парижских футов. После того как немножко отдохнул, я двинулся дальше, вначале карабкаясь руками и ногами по отвесной стене, потом по снегу от одной скалы до другой. Постепенно я был покинут всеми моими казаками, часть их осталась с остальными, однако пятеро меня опередили. Не могу описать, какое особенное чувство меня охватило, когда я увидел себя одного на этой бесконечной снежной поверхности, так как с моего местонахождения не были видны ни идущие впереди, ни оставшиеся позади. Мертвая тишина царила вокруг: темно-синее, почти черное небо, на котором в полдень я мог различить луну, хрустящий под моими ногами снег - все было так жутко, что мороз пробегал по спине и при малейшем шорохе падающего снежного кома я содрогался; и в то же время это было вдохновляющее чувство того, что ты, со своим хрупким телом, поднялся к этим гигантским скалам и снежным вершинам; нигде, никогда так явственно, как здесь, я не ощущал странного смешения двух противоречивых чувств - телесного бессилия и духовной силы. Путь становился все труднее, уже почти 9 часов я беспрерывно поднимался, при этом воздух становился все разреженнее, а снег делался все мягче, так что я проваливался в него по щиколотки.

Магомет Дудов лежал как мертвый, когда я один пробирался по скалам; я потряс его, поднял, дал ему несколько сухарей для подкрепления и сказал, что он может спуститься вниз к остальным и подкрепиться там ромом, что он и сделал, а я тем временем пошел дальше.

Так я достиг конца скалистого ущелья и одновременно вершины предгорья, покрытой одним только снегом. Дальше идти я не мог и при моей усталости я бы слишком задержался, но для определения высоты ничего не было потеряно, так как остаток пути визуально не превышал 600 футов» (183 м).

В то время как Ленц занимался измерением высоты Эльбруса, находясь почти у самой вершины, проводник из горцев Дудов и пятеро упомянутых физиком казаков спустились к скале, у которой остановилась основная группа восходителей. Здесь Купфер отбил несколько кусков породы для коллекции и хотел произвести наблюдения над магнитным маятником, но казак, несший ящик с инструментами, не дошел до последней стоянки. Понимая, что сил на дальнейший путь не осталось, ученые решили возвращаться, чтобы успеть спуститься дотемна. Последний приют на подступах к вершине Джузеппе Бернардацци отметил выбитым в скале крестом и под ним датой - 1829.

Медлить не стали: мягкий после полудня снег уже не мог защищать путников от естественных ловушек - ледовых трещин. Эмилий Христианович Ленц, спускавшийся с последними проводниками, был очевидцем такой опасности.

«Спуск был гораздо труднее подъема, - рассказывает он, - так как при каждом шаге мы по колено проваливались в снег. Один казак провалился по пояс в ледовую щель, которая была покрыта легким снегом слоем в два фута, и он бы провалился дальше, если бы, к счастью, не бросил палку поперек щели. Мы посмотрели сквозь отверстие, сделанное его телом, и не смогли увидеть дна. С этого момента наша группа стала двигаться следующим образом: впереди шел казак с веревкой вокруг тела, другой конец которой нес второй, шедший за ним на расстоянии шести футов, чтобы суметь спасти его в случае несчастья, затем следовал я как главнокомандующий, причем остальные шли, ступая в след впереди идущего»

О сложности обратного пути рассказывает и Купфер: «Спуск был очень труден и очень опасен. Казаки и черкесы, следовавшие за нами, связали себя попарно веревками, чтобы оказывать друг другу помощь. Я чувствовал себя столь слабым от усталости, что для большей быстроты движения опирался на двух человек, которые обхватили меня руками; а когда спуск стал менее крут, то я растянулся на бурке, которую тащил черкес. Каждый думал только о себе, как бы поскорее миновать опасностей, грозивших нам. Желание пораньше достигнуть лагеря заставило нас забыть, что мы окружены черкесами, на которых нельзя было положиться и которые захватили бы прекрасную добычу, овладев нами. Мы, сами не замечая того, были увлечены ими по дороге более короткой, которая, однако, удалила нас от наших спутников, мы были совершенно в их власти. Однако нам не пришлось раскаиваться в своей доверчивости. Перейдя снеговую линию и перерезав узенькую долину, дно которой было покрыто обломками соседних скал, покрытыми оледеневшей водой, мы спустились к берегам небольшого ручья, который впадал в Малку и привел нас по хорошей тропинке к нашему лагерю».

Оставшиеся на стоянке у Малки армейцы внимательно следили за восхождением. Генерал Емануель наблюдал за подъемом ученых с проводниками в «превосходную Долландову трубу» (Dolland), предоставленую ему Купфером.

О том, как прошел день 10 июля 1829 года, рассказал в своей корреспонденции в «Тифлисских ведомостях» А. Щербатов, офицер при свите генерала, очевидец событий: «Утренний мороз много им способствовал, и они продвигались довольно успешно; но чем далее, тем шествие их становилось медленнее, ибо снег таял от солнца и обрушивался под ногами. Наконец стали они довольно часто останавливаться для отдыха и растянулись на небольшие отделения. Мы, оставшиеся в лагере, с крайним любопытством наблюдали медленное шествие сих странников. К 9 часам утра прошли гораздо более половины горы, расположились они за скалами отдыхать и скрылись от нас совершенно. Спустя час времени явился из-за скалы один только человек и стал подвигаться довольно твердыми шагами к вершине Эльбруса. Тщетно ожидали мы последователей за сим предприимчивым путешественником - никто более не выказался; напротив того, многие вскоре начали возвращаться обратно. Все взоры стали следить того, кто совершил столь смелый подвиг. Отдыхая на каждых пяти или шести шагах, он шел бодро вперед.

Приблизившись к самой вершине, он исчез между скалами. Долго каждый из зрителей с нетерпеливым участием ждал его появления: как вдруг около 11 часов увидели мы сего смельчака на самой вершине Эльбруса. Ружейная стрельба, гром музыки и хор песельников торжественно огласил воздух при радостных восклицаниях всего стана о столь необыкновенном событии. До самого вечера мы были в недоумении, кто был сей первый из смертных, взошедший на вершину высочайшей из гор Кавказского хребта, считавшуюся доныне неприступной. По возвращении наших путешественников мы узнали, что удалец, решившийся один взобраться на самую высокую точку Эльбруса и тем доказавший возможность сие исполнить, был один из вольных кабардинцев, бывший прежде пастухом»

В полдень следующего дня командир Линии пригласил всех участников восхождения на застолье. Под троекратный залп из орудий выпили за здоровье императора, соблаговолившего позволить ученым организовать эту экспедицию. Второй тост подняли за Эльбрус, послуживший причиной для знаменательного восхождения. Подняли бокалы в честь Георгия Арсеньевича, учредившего поход в неведомую даль. В разгар пиршества вызвали охотников, которые сопровождали ученых. Генерал Емануель благодарил их и каждого осчастливил подарком, а князя Кучука Жанхота облагодетельствовал золотыми часами, чем выразил свою признательность за оказанную помощь в столь трудном предприятии.

Килара Хаширова чествовали особо, как единственного, кто достиг заветной вершины. Генерал торжественно вручил ему обещанные серебряные монеты и подарил отрез прекрасного сукна на черкеску. В честь мужественного джигита опустошили еще несколько бутылок шампанского.

Место базового лагеря на Малке Джузеппе Бернардацци отметил надписью, высеченной на скале: «1829 года с 8 по 11 июля. Лагерь под командою генерала от кавачергш Емануеля».

Так на пути следования экспедиции появилась третья отметка, сделанная главным архитектором на Горячих Водах.

Обратный путь великолепно описан Жан-Шарлем де Бессом: «Чтобы воспользоваться хорошей погодой, мы снялись с лагеря, ибо хотели пройти Железные ворота и оставить позади крутую и опасную гору. К тому же нам не терпелось пройти это ужасное ущелье, несмотря на то, что нам было жаль покидать Эльбрус, на который мы смотрели как на нашу победу и которым мы постоянно любовались. Мы вернулись в наш прежний лагерь, где Малка образует второй водопад, менее значительный, чем первый. Мы нашли там весь наш багаж. Нам уже не приходилось тащить с собой дрова: мы приближались к тем местам, где можно было добыть провизию и где вокруг палаток ощущается запах лугов».

После ночевки 12 июля караван направился к берегам Кубани. «...Мы продолжали свой путь, чтобы занять прежний лагерь на берегу Харбаза. Жара ощущалась даже ночью, и нам больше не приходилось разводить огонь в кибитке. Снова появились жаворонки и перепелки, а от лугов долин исходил запах, свойственный горам Кавказа. В небольшом расстоянии от нашего лагеря мы заметили еще один водопад Тузлук-Шапа, который еще больше красил долину»

У этого мощного каскада воды Джузеппе Бернардацци запечатлел на своем рисунке всех ученых, самого Беша и генерала Емануеля с его четырнадцатилетним сыном Георгием. Судя по персонажам этой сцены, каждый был занят своим делом; сбор сведений и пополнение коллекций флоры, фауны и минералов продолжалось и после восхождения. «На восходе сопнца (13 июля), которое сияло во всем своем блеске, мы покинули лагерь, чтобы продолжить движение на запад к Каменному мосту, недалеко от истоков Кубани. Мы разбили лагерь в 25 верстах далее на берегу речки Эшкакон.

Через два часа, после того как мы достигли лагеря, густой туман окутал все окрестности; жара усиливалась и оводы кусали беспощадно. Мырза-Кул, вождь урусбиевцев, постоянно нас сопровождавший, приблизившись к границе своей местности, расстался с нами. Чтобы оставить мне на память подарок, как земляку, по его выражению, он снял с шеи бечевку, на которой висела очень хорошо сделанная серебряная коробочка.

Горцы постоянно их носят и держат в них жир, предохраняющий оружие от влаги и ржавчины. Вручая мне этот подарок, он добавил, что коробочка сделана его женой-княгиней...». Далее экспедиция прошла через ущелье реки Эшкакон и меж истоками Кумы и Подкумка. «На восходе солнца (15 июля) в лагере все пришло в движение, -продолжает свой рассказ Жан-Шарль де Бесс, - и, в мгновение ока, мы были на лошадях. Мы направились вдоль горы Эльмурза, и в этот раз пришлось передвигаться по скалам, подниматься и спускаться по крутым склонам». К концу дня караван вышел к Кубани.

«К вечеру, - рассказывает Беш, - приехал один из узденей Абазии, чтобы приветствовать генерала. Он переплыл Кубань, несмотря на страшную скорость этой реки. Абазин вышел из воды нагишом, но туземцы из нашей свиты тут же накинули на него бурку и посадили на лошадь».

Абазинский уздень был последним из важных горцев, кто приезжал узнать о намерениях начальника области и остался доволен встречей с командиром Линии. Расположение абазинского узденя к Георгию Арсеньевичу подтвердил приход его соплеменников: они угостили солдат белым медом, квашеным молоком и кукурузными лепешками. До заката, натянув палатки и установив кибитки, и закончив устройство лагеря, генерал Емануель решил осмотреть Каменный мост -верховье Кубани, где река рвется сквозь узкую щель, грохоча валунами, выносимыми ею с гор. Однако его предположения не оправдались: место было совершенно непроходимым, и это подтвердило, что искомая тропа торговцев оружием находилась в Карачае.

На берегах Кубани экспедиция обнаружила множество мусульманских и христианских памятников. Один из казаков нашел покрытую патиной саблю с надписью: «Генуя» и хотел продать ее Бешу, но испрашиваемая цена- 100 рублей - была слишком велика для путешественника, отчего венгр отказался от столь дорогого приобретения.

Янош Беш весьма подробно описывает памятники, бывшие в поле зрения исследователей: «Чтобы подольше наслаждаться расположением нашего лагеря, мы оставались в нем до 8 утра. В версте от него мы наткнулись на плоский камень примерно 6 футов высотой, повернутый к югу и без какой-либо надписи. Через несколько шагов далее был'другой камень такой же формы, повернутый на восток. На нем мы с удивлением обнаружили крест, высеченный умелой рукой».

Но самой знаменательной достопримечательностью, заинтересовавшей генерала Емануеля, оказался Шоанинский храм, построенный по византийским канонам. Культовая постройка находилась на противоположном берегу Кубани и была недосягаема из-за высокого паводка реки, что сделало известные горцам переправы непреодолимыми. Но рассказы о существовании и других крестово-купольных церквей давних эпох наводили на определенные размышления. Продолжением научной экспедиции стала поездка за Кубань архитектора Кавказских Минеральных Вод.

По просьбе Георгия Арсеньевича в октябре этого же года Джузеппе Бернардацци с эскортом казаков отправился к древностям Кубани. Брод в осенний межень не представлял больших трудностей и переправиться на левобережье удалось без особых усилий.

В рапорте на имя генерала от кавалерии Емануеля архитектор Кавказских Минеральных Вод пишет: «...я отправился к церкви, находящейся на горе Чуна. С удивлением осматривал я местность, на которой она возвышается, но более всего поразила меня самое ее построение по всем правилам искусства и прочность. Все арки сложены из превосходных кирпичей, а своды - из цельных камней. Грунт места, на котором церковь построена, состоит из порфира и камня, называемого по-итальянски mollera; он добывается на противолежащей горе и на берегах Кубани. Все мои старания об отыскании каких-либо надписей, изваяний и т. п. были тщетны. Действие воздуха, которому подвержены стены храма в продолжение, может быть, нескольких столетий, слегка повредило некоторые части оных; повреждение же прочих частей, как, например, при входах, должно приписать единственно зло-умышленности прохожих.

На скате горы Чуна, к Кубани прилегающему, увидел я несколько небольших подземных гробниц из обыкновенного камня, которые, как должно думать, заключают в себе остатки тел христиан. В тот самый день я снял на бумагу все подписи на гробницах черкесских, мною найденные. На дороге к крепости, при подошве означенной горы, открыл я слой превосходного каменного угля».

Из этого рапорта становится ясно, что Джузеппе Бернардацци впервые в официальном документе упоминает раннехристианские захоронения аланских племен эпохи средневековья, называя их черкесскими. Участие архитектора КМВ, вероятно, было достаточно значительным: что подтверждает камера-обскура, подаренная ему Санкт-Петербургской академией наук. С помощью этого аппарата Бернардацци сделал цветную панораму Кавказа из нескольких ватманов. Ничего подобного в те времена не имела ни одна Академия наук Европы.

Закончив обозрение прибрежья Кубани, экспедиция направилась через перевал Кум-Баши к Горячим Водам, куда и прибыла 1 августа. «3 августа, - пишет Янош Беш, - генерал от кавалерии дал большой обед, чтобы отметить одно из тезоименин двора, которые часто бывают в году, и одновременно чтобы отпраздновать именины своей супруги... Это было редкое зрелище такого разнообразного смешения мундиров русских офицеров с французскими фраками. Князья здешних стран не казались в этом многочисленном собрании ни к месту. Обед прошел очень весело. Музыка звучала все время: неоднократно предлагались тосты за императора Николая I, сопровождаемые артиллерийскими залпами. С восторгом выпили за здоровье достойного командира Линии и его супруги. Его превосходительство соизволил выпить за здоровье тех, кто сопровождал его в памятной экспедиции на Эльбрус».

Как пишет в своем дневнике известный петербургский библиограф П. И. Кеппен, находившийся в это время на Водах, «весь город со всеми окрестностями и возвышенностями снизу до вершины гор был иллюминирован в честь похода, совершенного к Эльбрусу».

Итоги Эльбрусской экспедиции были впечатляющими: военные собрали необходимые им сведения, а столичные ученые привезли в Санкт-Петербургскую академию наук богатейшие материалы, на изучение которых потребовалось несколько лет.

Гостиницы Приэльбрусья