Кавминводы

Кавказские лики Елены Ган
Е. А. Ган

Судьба отпустила ей жизнь короткую и полную скитаний. Сначала с отцом, потом с мужем она объехала почти всю европейскую Россию. Киев и Одесса, Москва и Петербург, Екатеринослав и Саратов, Курск и Астрахань - всюду она жила понемногу, но нигде не пустила корней, нигде не оставила заметного следа. А вот недолгое пребывание на Кавказе навсегда связало ее имя с этим краем. Более того, соприкосновение с ним каким-то чудесным образом сказалось на ее семье, дальнейшую жизнь которой уже нельзя представить себе вне Кавказа.

А семья у Елены Андреевны играла довольно заметную роль в российской истории. Правда, отец ее, Андрей Михайлович Фадеев, вышел из мелкопоместного дворянства, но своими трудами добился широкой известности и высоких чинов, даже был несколько лет саратовским губернатором. Сохранились два тома его мемуаров, где рассказывается, в частности, о службе в Одессе и встречах там с молодым Пушкиным, который, собственноручно переписав, подарил его супруге, Елене Павловне, свои поэмы «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник». Елена Павловна принадлежала к старшей ветви Долгоруковых, одному из самых знатных и знаменитых дворянских семейств. В роду у нее были бояре и воеводы, окольничие и стольники, фельдмаршалы и генерал-губернаторы. Через нее Фадеевы оказались в родстве с поэтессой Ростопчиной, с Екатериной Сушковой, в которую был влюблен Лермонтов.

Впрочем, не только родней могла гордиться Елена Павловна. Она сама было замечательным человеком - высокообразованным, тяготеющим к науке. Студенты Новороссийского университета долгое время пользовались собранными и описанными ею в семидесяти (!) рукописных томах гербариями южнороссийской флоры. Она состояла в переписке с великим Гумбольтом, который высоко оценивал ее научные труды. Коллекция монет и медалей, собранная супругой Андрея Михайловича, могла бы осчастливить любой европейский музей.

И дети Фадеевых не остались в тени родителей. Одна из дочерей, Екатерина, сделалась матерью крупнейшего государственного деятеля, С.Ю.Витте. Другая, Надежда, как и мать, имела тяготение к науке. Сын Ростислав стал известнейшим военным писателем. И, наконец, главный объект нашего внимания, Елена, завоевала достаточно широкую известность, и как писательница, и как мать не менее известных, чем она, дочерей. Но о них - позднее. Сейчас - о ней самой.

Елена вышла замуж очень рано, в шестнадцать лет. Очаровательная внешность юной дочери управляющего екатеринославской конторой иностранных переселенцев пленила капитана-артиллериста, генеральского сына, Петра Алексеевича Гана, человека старше ее годами. А ее привлекли в нем легкость характера, образованность, ум, начитанность и, очень во зможно, ромаятическ ад родословная - ведь был он потомком тевтонских рыцарей. Но семейная идиллия очень скоро кончилась - под тонкой коркой «образованного европейца» скрывалась натура типичного российского армейца, службиста, которому было чуждо все, волновавшее супругу - литература, музыка, театр.

У нее же тяга к возвышенному, интеллектуальному была в крови. Даже попадая1 в глухую провинцию, куда время от времени переводили батарею Петра Гана, вынужденная много времени уделять детям и семейному быту, Елена Андреевна не оставляла занятий, к которым привыкла в доме отца - много читала, занималась музыкой, переводила понравившиеся ей произведения иностранных авторов на русский язык. А потом начала писать и сама - вначале, как говорится, для себя, чтобы отвлечься от скуки и пошлости окружавшей ее жизни. Позже поняла, что литература - ее призвание.

Помогло этому счастливое обстоятельство - мужа перевели в Петербург. Здесь ее хорошо приняли в свете - как-никак по матери она была Долгорукая! Но куда больше молодую интеллектуалку интересовали литературные связи. Через свою кузину Сушкову она познакомилась с Лермонтовым. (Правда, темы этой касаться не буду, поскольку она заслуживает отдельного разговора). Ей посчастливилось однажды побеседовать с Пушкиным. А уж с такими писателями «второго ряда», как Кукольник, Полевой, Надеждин, Сенковский, она общалась постоянно. Впрочем, Сенковский больше интересовал ее, как издатель. На его суд Елена Ган принесла свое первое произведение - повесть «Идеал», подписанную псевдонимом «Зинаида Р-ва».

Произошло это весной 1837 года, того самого, который оказался на удивление судьбоносным для российской словесности. Сказался он и на судьбе Елены Андреевны. Повесть ее была не только одобрена Сенковским, но и напечатана в издаваемом им очень популярном тогда журнале «Библиотека для чтения». Благодаря этому никому неведомая до того провинциалочка сразу сделалась известной писательницей. А летом того же года произошло еще одно событие, чрезвычайно важное, и для писательницы, и для всей семьи и, как ни странно, для нас, жителей Кавказских Минеральных Вод.

В то время Андрей Михайлович служил в Астрахани главным попечителем кочующих народов. К нему и приехала в гости дочь Елена со своими малютками-детьми, Еленой и Екатериной - как видим, эти имеча очень часто встречались у представительниц женской половины Долгоруких и Фадеевых. Было решено всем семейством поехать лечиться на Воды. Путь туда выбрали самый короткий, но отнюдь не самый удобный - но Кизлярскому тракту. В начале столетия был он бойким и наезженным, а теперь оказался почти заброшенным. Проходил этот тракт большей частью по пескам Прикаспия, местами лишенным растительности и воды. И, естественно, что в дороге путешественники натерпелись всякого, пока, в конце концов, не добрались до Пятигорска.

Удивительная природа Кавказских Минеральных Вод, да и вся обстановка молодых курортов показалась Елене Андреевне подходящим фоном для действия очередных ее произведений. Это были повесть «.Медальон», а так же рассказ «Воспоминания Железноводска», написанный после второй поездки на Воды в следующем, 1838 году. Главная тема их - та же, что и других ее произведений - «Утбадла», «Джеллаледин», «Суд света», «Любонька», «Ложа в одесской опере», «Напрасный дар», «Теофания Аббиаджио». Автор защищает права женщины на независимость в общественной и личной жизни; доказывает, что в сфере любви женщина всегда оказывается выше мужчины.

Нет смысла пересказывать сюжеты кавказских произведений Елены Ган. Гораздо важнее для нас обстановка, в которой разворачивается действие. Не будем забывать, что писательница находилась на Водах одновременно с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, который задумывал в это время свой роман «Герой нашего времени». И, стало быть, ее книги могут служить своеобразным дополнением к лермонтовскому произведению. Тем более, что Елена Андреевна в описаниях Кавминвод шла своим путем, не повторяя своего гениального современника, хотя кое в чем их описания созвучны.

Так, писательница не могла обойти вниманием пятигорский бульвар, средоточие тогдашней курортной жизни Пятигорска: «Здесь не найдете вы ни фонтанов, ни статуй, это просто аллея стриженых липок, перерезывающая город во всю длину до самых источников минеральных вод. Зато с одной стороны, вместо штукатуренных стен вы увидите дикие утесы с высеченными ступеньками, ведущими к выстроенным на высоте ваннам, с другой, над городом, фантастическую громаду скал, разбросанных в самом живописном беспорядке».

Далее следует описание курортной публики на этом бульваре, несколько напоминающее лермонтовское, но заканчивающееся более гротескно: «Этот сбор нарядов, костылей, цветов, перевязей, смеху и болезненных стонов, при дрожащем мерцании луны невольно напоминает пляску Матисоновых мертвецов, где покойники собираются в видах и костюмах, в каких были погребены». Дышат иронией и многие портреты посетителей вод, окружающих героиню повести «Медальон».

Напротив, очень поэтично сделаны пейзажные зарисовки местности близ дороги, ведущей в Кисловодск, окрестностей Пятигорска и Железноводска. А картина, открывающаяся взору с вершины Машука в рассветный час, поражает мастерством описания. Недаром же, посылая повесть для публикации, Елена Андреевна писала издателю: «Об одном прошу, - вы не прогневаетесь на меня за это? - если можно, не вычеркните ... дорассветной прогулки на вершину Машука и грозы под Кисловодском - это такие приятные минуты для меня, что я желала бы перечитать их в печати». Вот лишь небольшой отрывок этого красивого эпизода:

«Утренние туманы...образовали густую массу облаков, опустились на землю, разостлались непроницаемой завесой над долиной, уподоблялись морю...а над ним, как островки, всплывали вершины гор, торчащие зубцы утесов и букеты кустарников, растущих на маковках холмов...». Как видим, задолго до академика Абиха, назвавшего Пятигорье «архипелагом скалистых островов», Елена Ган использовала этот образ в своей повести.

Произведениям «Зинаиды Р-рой» давал высокую оценку «Неистовый Виссарион» - критик Белинский, заслужить похвалу которого было не так-то легко. А Иван Сергеевич Тургенев называл ее «русской Жорж Санд» и писал: «Она осталась прекрасным ... воспоминанием в памяти любителей изящного». Мы же, жители Кавказских Минеральных Вод, ценим Елену Ган за великолепные описания наших мест, сделанные с большой любовью, которую внушил писательнице волшебник-Кавказ.

Здесь она отдыхала душой в кругу семьи, вдалеке от нелюбимого супруга. Здесь она нашла общество умных, высокообразованных людей, какими были декабристы, переведенные на Кавказ из Сибири. С одним из них, Сергеем Кривцовым, у нее установились добрые, сердечные отношения, которые она поддерживала в письмах до самой своей безвременной кончины, наступившей после тяжелой болезни летом 1842 года, когда ей было всего 28 лет.

Мы уже говорили, что соприкосновение с Кавказом сыграло важную роль не только в жизни самой Елены Андреевны, но и ее семьи. Действительно, случилось так, что немного позднее, уже после смерти писательницы, почти все ее родственники оказались в той или иной степени связанными с нашим южным краем. Первым прибыл сюда ее брат Ростислав. Исключенный из кадетского корпуса за пощечину офицеру, он отбыл наказание в солдатах и приехал к отцу в Саратов, где тот был губернатором. Здесь юноша поражал обывателей экстравагантными поступками, одним из которых посчитали и поездку Ростислава на Кавказскую войну в качестве вольноопределяющегося, то есть фактически рядового.

Но интерес к воинской службе оказался у него достаточно сильным. Очень скоро молодой Фадеев получил офицерский чин и доблестно сражайся вплоть до самого окончания войны с Шамилем, при пленении которого он присутствовал. Еще в молодости он подружился с князем Барятинским, который, став наместником Кавказа, сделал Ростислава Андреевича своим адъютантом. Именно по совету Фадеева Барятинский предпринял штурм Гуниба, последней крепости Шамиля, после падения которой тот сдался и в знак этого передал Главнокомандующему свое знамя. Барятинский же подарил это знамя любимому адъютанту в благодарность за совет, который привел к победе. Брат Елены Андреевны дослужился до чина генерал-майора. Он написал несколько книг, посвященных военному делу и политическому положению России, в частности, широко известную в свое время историческую работу «Шестьдесят лет кавказской войны».

Вслед за сыном прибыли на Кавказ и родители. Глава семейства довольно долго был сподвижником князя М. С. Воронцова, управлявшего Новороссией. Назначенный наместником Кавказа, князь позвал к себе и Андрея Михайловича, который, прибыв в Тифлис, был сделан членом Главного управления наместника. Воронцов не раз обращался к нему за советом по важнейшим вопросам, даже такому, как реформа управления государствами Закавказья. «Чтобы иметь положительное мнение об этом деле, - писал он военному министру Чернышеву, - я воспользовался назначением на службу за Кавказ действительного статского советника Фадеева, довольно мне известного». Рекомендации сподвижника помогли Воронцову провести реформу грамотно и безболезненно.

После смерти дочери Елены Андрей Михайлович взял к себе троих ее детей, которые и выросли в его доме, Здесь, на Кавказе, все они в той или иной мере нашли свою судьбу. Старшая внучка, Елена, вышла замуж за эриванского губернатора Н. В. Блаватского. В дальнейшем она стала широко известной во многих странах мира своими религиозно -философскими сочинениями и основанием Теософического общества в Нью-Йорке. Елена Петровна много разъезжала по свету, но с Кавказом не порывапа, часто возвращалась в дом деда.

Внук Леонид, проведя юность в Закавказье, в дальнейшем связал свою жизнь со Ставрополем, где много лет оставался в должности мирового судьи. С Кавказом многие годы был связан и сын Екатерины, младшей дочери Фадеевых, А: жсандр Витте, брат министра, с юных лет он служил в Нижегородском драгунском полку, дислоцированном сначала в Закавказье, а затем в Пятигорске. Наконец, прочные нити связывали с нашим южным краем младшую дочь Елены Андреевны, Веру. Потеряв первого мужа, который увез ее с Кавказа, она вернулась в дом деда и, вопреки его воле, вступила во второй брак с учителем, потом директором тифлисской гимназии В. И. Желиховским. Как и ее мать, Вера Петровна сделалась писательницей, сочинявшей, главным образом, произведения для детей и юношества. Написала она и несколько произведений, посвященных Кавказу: «Кавказский легион», «Князь Илико», «В татарском захолустье», «В осетинских горах», «Кавказские рассказы», «Забытые герои», «Ермолов на Кавказе» и другие.

Не отличаясь высокими художественными достоинствами, проникнутые религиозно-монархическим духом, произведения Желиховской ныне заслуженно забыты. Однако полному забвению подвергать их не стоило бы - ведь Вера Петровна продолжила начатое ее матерью знакомство россиян с удивительной южной страной, заглядывая в такие ее уголки, которые остались не освещенными гением великих писателей - Пушкина, Лермонтова, Толстого. С подробностями кавказской жизни второй половины XX столетия, описанными в книгах Желиховской, стоило бы познакомиться и современным читателям, особенно нам, жителям Кавказских Минеральных Вод, к которым, как и Елена Ган, ее дочь испытывала повышенный интерес.

Одним из доказательств тому служит литературная обработка Желиховской воспоминаний пятигорского приятеля Лермонтова, Н.Н. Раевского, бывшего свидетелем последних дней жизни поэта. Ярко и образно описано ею со слов очевидца житье-бытье офицерской молодежи в курортном городке, куда «кавказское воинство» приезжало отдохнуть от походов и экспедиций. Правда, некоторые детали этих описаний вызвали нарекания Эмилии Шангирей, хорошо знавшей и пятигорскую жизнь тех лет, и компанию, в которой вращались Лермонтов с Раевским. Что ж, она имела право критиковать Желиховскую, что называется, по-свойски, - ведь через свою мать, Марию Ивановну Клинкенберг, урожденную Вышневецкую, Эмилия Александровна состояла в дальнем родстве с Фадеевыми, а, стало быть, и с Еленой Гаи и ее дочерью.

Эту ниточку, связывающую писательницу и ее семью с родственниками Лермонтова еще предстоит детально проследить, как и другие связи Елены Андреевны с жителями и гостями Кавказских Минеральных Вод. Ведь нам практически ничего не известно о встречах Гал с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, которые были неизбежны, поскольку оба находились здесь одновременно летом 1837 года и были знакомы по Петербургу. А следующим летом Елена Андреевна могла видеться с поэтами двух эпох Александром Одоевским и Николаем Огаревым - у них были общие знакомые - тот же Сергей Кривцов. В письме к нему писательница просит рассказать «нечто об наших кавказских знакомых. Это такое приятное воспоминание, что даже имя глухого Засса производит во мне сладкое чувство». Кто был этот Засс -знаменитый храбрец-командир или какой-то его однофамилец?

Фадеевы, а возможно и Елена Андреевна в их числе, были хорошо знакомы семейством Ребровых, теснейшим образом связанным с Кавказскими Минеральными Водами. Они состояли в переписке с романтической француженкой Адель Омер де Гелль, посетившей Северный Кавказ и описавшей наши места в своих воспоминаниях. Изучение этих связей открывает широкие возможности заглянуть в малоизвестные страницы истории Кавказа и умножить кавказские лики Елены Ган.