Туристские маршруты

На Белореченский перевал

Краснодар — Белореченск — Хаджох — перевал Белореченский — Дагомыс — Сочи — Краснодар.

От Краснодара до Хаджоха — автобусом или грузотакси, от Хаджоха до Дагомыса — пешком, от Дагомыса до Сочи — катером или автобусом, от Сочи до Краснодара — поездом.

Продолжительность похода — 14 дней.
Протяженность пешего маршрута — 145 км.
Стоимость проезда в обе стороны 120 руб.

От автобусной станции г. Краснодара машина уходит по направлению к поселку Пашковскому. Позади остаются новые здания Дубинки, неподвижные воды старой Кубани, остров посреди нее, окаймленный тополями, жилые дома и корпуса ТЭЦ. Потом автобус сворачивает на дамбу, пересекающую рукав Старой Кубани, и вырывается на шоссе, взяв курс на Усть-Лабинск.

По обе стороны шоссе — пшеница, кукуруза, подсолнечник, свекла. С высоты берега Кубани отчетливо видно зеркало Тщикского водохранилища, построенного силами колхозов в 1940 году. Сооружено оно в одно лето на месте прикубанских Тщикских болот (Тщик в переводе на русский язык — «гнилая вода»). Питается водохранилище водами реки Белой, раньше впадавшей непосредственно в Кубань.

Между Воронежской и Усть-Лабинском от Кубани отходит полукольцевой рукав, в летнее время пересыхающий. Он называется «Красным яром» или «Некрас-яром». Название это связано с именем Игната Некрасова.

Как известно, Игнат Некрасов являлся сподвижником и первым помощником Кондрата Афанасьевича Булавина — вождя казацко-крестьянского восстания, охватившего в 1707 году весь юг страны. После гибели Булавина Некрасов возглавил борьбу с войсками Петра I, а затем, поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, ушел со своими казаками за Кубань и основал Некрасовский городок (теперь станица Некрасовская). Домовитые (богатые) донские казаки организовывали налеты на городок, не давали некрасовцам спокойно жить, что заставило их переселиться в низовья Кубани, а оттуда, уже в конце XVIII века, за границу. Большая часть их обосновалась в Турции, на берегу озера Майнос. Турки называли последователей Некрасова игнат-казаками. Некрасовцы вели замкнутый образ жизни, с турками не общались, на турчанках не жинились и не выдавали своих дочерей замуж за турок. Это была обособленная этнографическая группа русских людей, сохранившая язык, культуру и обычаи XVIII века почти в неизмененном виде до наших дней.

При Советской власти потомки некрасовцев возвратились на родину и поселились в Приморско-Ахтарском районе. Некрасовцы жили за рубежом свыше 100 лет.

Судьба Игната Некрасова неизвестна, но существует много преданий и легенд, пытающихся рассказать о нем.

В 1945 году в Усть-Лабинске еще была жива казачка Мария Матвеевна Попович. Она слышала от своей станичницы Софьи Исидоровны Торпанихи легенду об Игнате Некрасове. Вот она.

«Некрасов со своим войском погиб недалече от станицы: как ехать на Воронежскую, яр увидишь, Красный яр, а еще зовут его кой-когда в народе Некрас-яром. Там он и погиб. Говорила мне Торпаниха, что нужно ему было в Усть-Лабинскую проехать. Перебрался он через Кубань повыше станицы, а его-то там поджидали — за врага Игната считали, будто он к туркам перекинулся. Куда деваться? Он в тот яр. А в яру засада тайная. Рвался-то Некрасов на тот бок Кубани-реки, а где ж, окромя яра, к ней подойти — берега повсюду крутые, не спрыгнешь. Не удалось ему — погибли казаки, погиб и Некрасов. Потому и зовется яр Некрасовым...»

Вот и Усть-Лабинск. Вначале показывается многоэтажный элеватор, потом вырастают трубы маслозавода, сахарного завода. Это молодой город с развивающейся промышленностью. Он имеет школы, стадион, магазины, предприятия.

Шоссе прорезает Усть-Лабинск, спускается к мосту через Кубань и опять стрелой устремляется на юг. Остаются позади хутора, села, аулы, станицы. Совершенно незаметно для глаза автобус поднимается все выше, на плоскогорье, на котором и обосновался Белореченск — крупный железнодорожный пункт и районный центр. Это город, имеющий большие предприятия, средние школы, магазины, железнодорожные мастерские, лесозавод.

Утром группа прибывает на железнодорожную станцию Хаджох (станица называется Каменномостской), откуда начинается пеший переход. Многим гордится Каменномостская: своей лесоразрабатывающей промышленностью, туристской базой. Но самую большую известность приобрел ее завод «Русские самоцветы», преобразованный из мастерской, организованной Владимиром Владимировичем Селезневым, уральским мастером-камнерезом.

Род Селезневых из поколения в поколение занимался резьбой по камню. Переехав на Кубань в 1950 году, В. В. Селезнев обосновался в Каменномостской. Здесь он услышал, что около хутора Веселого встречается мягкий камень, который местные жители называли «мертвым». Селезнев заинтересовался им, и... камень «ожил».

С помощью пилы, сверл, напильников и других инструментов здесь создаются из камня предметы, украшающие квартиры рабочих, колхозников, интеллигенции: чернильные приборы, статуэтки, безделушки. Залежи «мертвого» камня .оказались неистощимыми. Он имеет хорошую расцветку, отличную податливость под рукой. Сейчас этот камень добывается и идет в цехи завода «Русские самоцветы»...

На юго-западе станицы Каменномостской начинается красивейшее ущелье Мешоко, по которому стремится на север бурная горная река Белая, в предгорной части обузданная и покоренная советскими людьми. Они заставили ее служить народу и вырабатывать электроэнергию.

Белая течет по гранитному руслу, между скалами, возвышающими свои громады над рекой и уходящими ввысь.

Дорога на Даховскую проложена по левому берегу реки. Ее воды то с бешенством набрасываются на скалистые обрывы и лижут их языками пены, то всей мощью своей волны наваливаются на подводные пороги, то врываются в глубину береговых пещер и там клокочут, стонут, не находя свободного выхода. Кое-где, как паутина, покачиваются над рекой подвесные мосты, изредка преграждают путь Белой глыбы валунов. Подмытые водой в половодье, они обрушились и теперь надолбами-великанами упираются в грудь реки.

Часа через два ущелье внезапно раздвигается, начинают поблескивать на солнце крыши домов — это показалась Даховская. Она раскинула свои сады на склоне горы Гут, между реками Дах и Сахрой.

Перед самой станицей стоит каменный мост, перейдя который группа поднимается по улице на площадь, пересекает Даховскую, большую горную станицу, и останавливается на ночлег у Белой. Вдали видна запань — здесь вылавливают из реки бревна пихты, сплавляемой из Гузерипля.

Тропа на Хамышки извивается по крутому склону горы, заросшей грабом, ольшаником и лещиной, затем выходит на старую черкесскую дорогу, проложенную на высоте не менее 80 метров над рекой.

Белая по-прежнему мечется, рвется из теснин, разбрасывая снопы брызг, играющих радугой. Ее вода то низвергается с уступа на уступ, то вонзается в скалы, на миг скрываясь в пустотах, то грохочет камнями. Стиснутая горами, она образует ряд каскадов и змеей ползет на север, извиваясь по узкому ущелью, дикому и неприступному.

Но вот река делает крутой изгиб. Виден дом. Это блокгауз — приют туристов. Он расположен невдалеке от моста, у переката с высоким левым берегом. Ударяясь в скалы, вода веером отлетает прочь и рассыпается вокруг. Любознательный путешественник, сидя на песчаной отмели, обязательно заметит здесь серенькую, с белой грудкой, острым клювом, коротким хвостом и высокими ножками птичку, называемую оляпкой, одну из замечательных наших птиц. Она обитает по течению горных рек и ручьев, на дне которых добывает личинки насекомых, самых мелких ракообразных.

Нырнув в воду, оляпка бегает по дну реки в поисках корма. Оперение у нее смазано, как у уток, жиром, ноздри, как у верблюда, имеют клапаны, пальцы ног длинные, с присосками. Она смело бросается в водовороты и бывает под водой очень долго. Каждая оляпка имеет свое охотничье угодье и не допускает к нему собратьев. Бесстрашие оляпки всегда удивляет и поражает наблюдателя...

Непередаваемо дика и красива у блокгауза природа. Нагромождения гранитных выступов, скрытые кое-где величественными пихтами, производят незабываемое впечатление. В этих местах Белая злобна и неприступна. Ночлег невдалеке от моста запоминается надолго.

Дорога от блокгауза идет рядом с Белой. Пробиваясь через пихтовые леса, то приближаясь, то удаляясь от реки, она чарует путешественников своим покоем, тишиной, своими красками. Но вот до слуха доносится глухой рокот. Чем ближе группа подходит к Хамышкам, тем рокот этот становится слльнее и - сильнее и, - наконец, превращается в сплошной гул, мощный и ничем не заглушаемый. Он исходит от реки, к которой путешественники подходят с некоторым страхом и любопытством. Оказывается, вода падает с высокого порога в пещеру, образованную в гранитной скале, и, не находя нигде выхода, бушует, гремит камнями, силится вырваться из капкана и в конце концов, разыскав выход, уносится прочь. Люди назвали это место котлом. Вскоре путешественники входят в Хамышки. Поселок расположен в небольшой долине. на левом берегу Белой, на высоте 510 метров. Основан он в 1863 году на месте абадзехского аула. Жители села работают на сплаве леса по реке Белой, на лесоразработках, в колхозе. Сеют кукурузу, картофель. Большое значение имеет здесь охотничий промысел.

Обращает на себя внимание в Хамышках памятник герою-партизану А. А. Андрееву.

Фашисты решили захватить центр Кавказского заповедника Гузерипль, чтобы оттуда проникнуть на Белореченский перевал и перерезать единственную артерию, связывающую новороссийскую группу советских войск с тылами. Андреев с пятью товарищами устроил засаду, засев недалеко от Хамышек. Это происходило в 1942 году. Бой длился несколько часов. Товарищи Андреева погибли. У него осталась одна граната. Вырвав кольцо, он бросил ее в гущу врагов. Граната взорвалась, поразила фашистов. От ее осколков пал и А. А. Андреев.

На месте геройской смерти А. А. Андреева прибита дощечка с надписью: «Здесь в 1942 году при обороне Кавказа пал смертью храбрых герой-партизан тов. Андреев. Могила его находится в Хамышках. Вечная слава героям, погибшим за свободу и независимость нашей Родины».

Поднимаясь с уступа на уступ, группа идет до Гузерипля берегом Белой и постепенно углубляется в горы, незаметно приближаясь к Главному Кавказскому хребту. Пихта теперь всюду. Путь пролегает вдоль границы Кавказского заповедника, по краю непуганых зверей и птиц, мимо устья реки Киша, впадающей в Белую. Цепляясь корнями за уступы камней, пихта покрывает берега густой зарослью. Высота многих ее экземпляров достигает нескольких десятков метройв, а возраст исчисляется веками. Деревья так велики, что порой ветер не в силах качнуть их.

В заповеднике встречаются некоторые виды субтропической растительности. В защищенных от ветров ущельях прижился тис, или негной-дерево — представитель третичного периода.

Особенно богат заповедник животными. Серна, тур Северцова, благородный кавказский олень, куница, выдра, рысь, барс, дикий кабан - вот обитатели лесов. Но славу себе приобрел заповедник восстановлением стада кавказского зубра, уничтоженного в двадцатых годах бандой белогвардейского генерала Хвостикова.

Остановиться на ночлег и дневку желательно во дворе турбазы, расположенной выше Гузерипля, с тем, чтобы получить возможность осмотреть находящийся невдалеке дольмен, сделать радиальные экскурсии по заповеднику.

Гузерипль — поселок лесорубов. Из глубины гор сюда привозят поездом - вертушкой лес и, оставив вагонетки у обрыва, сбрасывают с них кряжи в Белую, которая несет бревна на своих плечах до Каменномостской.

На перевал надо идти по линии узкоколейки. Километра через три-четыре начинается подъем. Первые триста-четыреста метров очень трудны. Движения должны быть медленны, спокойны, с частыми передышками. Человеку следует освоиться с крутизной, чтобы потом не отстать от товарищей и не разочароваться в путешествии.

Тропа углубляется в пихтарник, оставив где-то в стороне Белую. Группа растягивается цепочкой. Вот и Партизанская поляна. Заросли борщевика густы, почти непроходимы. Они сменяются изумительной альпийской растительностью, похожей на естественный цветник. По своей красоте этот луг непревзойден, но к сожалению, цветы не душисты.

Поодаль темнеют обрывы Лагонаки Высокогорное плато это названо в честь двух любящих сердец — бедного абадзеха Лаго и Наки — дочери свободного племени. Много легенд бытует в народе о них. Одни говорят, будто Лаго, узнав, что отец Наки, отказав в выдаче за него замуж свою дочь, бросился в пропасть, а Наки последовала за любимым, и поэтому в память погибших обрыву дали название Ла-гонаки. Другие рассказывают иначе — Лаго и Наки, не покорившись какому-то злому князю, убежали на плато и положили на нем начало свободному от князя и уорков аулу Лагонаки.

Несомненно одно — в основе всех легенд лежит необыкновенно поэтическо-историческая быль, которую не могут забыть многие поколения людей. На плато давно нет аула, нет нигде и прежних жителей, а память о Лаго и Наки существует...

До Армянских балаганов километров семь. Все время группу приветствуют пихты, чуть-чуть наклоняющие над путниками свои лапчатые ветви. Воздух свеж, наполнен приятным запахом хвои. Вековые деревья гордо вздымают кверху свои вершины, едва покачиваются, радуясь наступлению ясного солнечного дня и любуясь голубизной неба.

Над деревьями солнце, а дорога в мягком полумраке. На полянах жарынь, а в чаще приятная прохлада. Идти легко, хорошо и рюкзак за плечами не чувствуется.

Поднимаясь выше в горы, еще сильнее чувствуешь чарующую прелесть пейзажа. Глаза пытаются охватить весь мир, но разве есть на земле человек, который мог бы объять необъятное? Вокруг так красиво и хорошо, что останавливаешься на каждом шагу. Да и как не остановиться, увидев над собой распластанные крылья сипа белоголового, этого кубанского грифа. Вот он плавно кружится над лугом, готовый в любую минуту камнем ринуться вниз, чтобы схватить своими сильными когтями добычу и, унеся ее прочь, к скалам, с любовным клекотом бросить птенцам.

Путешественники незаметно подходят к Армянским балаганам, садятся у костра, всегда горящего и поддерживаемого потоком идущих на перевал и обратно туристов, чутко прислушиваются к голосу дремучей чащи.

Потом раздается команда старшего, и лагерь оживает: стучат топоры, высоко взлетают огненные пики пламени и, как бы по взмаху волшебника, возникают палатки. Ночлег. Отдых. Взаимные приветствия, крики, шутки, споры. С наслаждением потягиваются на пихтовой подстилке те, кто решил спать на открытом воздухе, кто хочет и в ночную пору быть близким к природе, чувствовать ее, жить ею.

Потрескивает сушняк. Пламя лихо вскидывает к верхушкам пихт свои языки. Некоторые туристы сидят на бревнах у костра, делятся впечатлениями. Иные сушат на воткнутых в землю палках обувь. Большинство с каким-то удивлением ходит по лагерю, ко всему присматриваясь. Вероятно, многие никогда не испытывали удовольствия сидеть у огня, спать на земле и прислушиваться к лесным шорохам.

Темнота сгущается. В отблесках пламени то появляются, то исчезают нижние ветви пихт, поверженный ветром ствол бука-гиганта и камень-валун, увитый плющом. Костер едва дышит. Многолюдный табор медленно, нехотя затихает. На небе вспыхивают звезды. Склонив голову на колени, дремлет дежурный и не видит, что пламя погасло, а поленья еле-еле тлеют, что тонкая струя дыма боязливо пробирается меж трех пихт к их вершинам и там расплывается.

Но вот, прорвавшись сквозь кроны пихт, солнце полосой легло на палатки, обласкало спящего у костра «часового» и тонкими стрелами лучей пронизало папоротник с висящими на его листочках капельками росы. Из яра выполз плотный белесый туман. Пытаясь отвоевать у солнца лагерь, он потянулся к табору своими длинными космами, но слабый ветерок сбивает их, уносит в ущелье...

Сразу, без команды и побудки, просыпаются люди. Вновь пылает костер. Опять говор и шум оживляют пихтовый бор. Теперь он еще величественнее и красивее.

Покидая за несколько часов обжитый лагерь, невольно с грустью оглядываешься. Придется ли когда снова побывать в этих местах, ходить по глухим тропам, замирать при виде спокойно переходящего дорожку медведя, с волнением смотреть на парящего над ущельем орла и слушать ранним утром нежные переливы всегда бодрого и неутомимого соловья?

Тропа выводит на альпийский луг, уходящий к самому хребту с одинокой согнувшейся сосной на вершине и разбросанными по косогору балаганами, покрытыми дранью.

Все дальше и дальше отходит линия горизонта, искривленная гребнями гор с отдельно стоящими шпилями. Альпийский луг раздается вширь. Как-то сразу предстает в своем величии Оштен, суровый и одинокий, с отвесными скалами на севере. Слева от него маленькое озерцо, сиротливо поблескивающее на солнце своим миниатюрным зеркалом. Пониже, в ущелье, над которым сверкает ледниковый Фишт, белой ниточкой петляет Белая. Дорогу преграждают нагромождения камней. Они причудливой формы и различной величины: видно, не так давно сорвались с Оштена и еще не поросли мхом.

Проходя мимо Оштена, с тревогой поглядываешь на его угрюмые серые скалы, изъеденные ветром и похожие на кору старого дуба.

Во впадинах лежит снег, а справа, на склоне, что уходит от подошвы Оштена кверху, роскошный альпийский луг. Удивительная противоположность. Снег и... радующие взор ковры цветов. Синева колокольчиков и... голые, неприветливые скалы Оштена. Маленькие, крытые дранью пастушьи балаганы на косогоре кажутся отдельными гнездами, кем-то случайно разбросанными здесь.

Если нет туч и сияет солнце, отсюда ясно видна седловина Белореченского перевала со своим постоянным стражем — Фиштом, петушиным гребнем, торчащим рядом. Но Фишт почти всегда хмур. Только его вершина, пронизывая, словно иглой, облака, купается в лучах солнца и манит к себе.

Корявые высокогорные березы, рододендроны со свисающими гроздьями цветов каймой оттеняют луг с чуть заметной тропой, спускающейся к Белой. Река близка и пытается здесь тоже устрашить путешественника рокотом, ревом, но. как ни странно, а прежней Белой нет — ручей, правда, бурный, клокочущий, но не страшный. Грохот его безобиден, вызывает лишь улыбку.

Группа осторожно переправляется на правый берег. Дорога ползет среди валунов, стремится ввысь. Вскоре она переходит на широкую колесную дорогу над пропастью. Фишт справа. Его пещеры зияют черными провалами. Над дорогой нависают скалы. Буки, пихты, клены и липы бросают на землю тень, иногда закрывают обзор. Внизу, в долине, по которой течет Белая, сплошные леса. Оставшийся позади Оштен резко вырезает свой гребень и прекрасно виден.

Еще один крутой подъем по тропе, проходящей между глыбами камней. Последнее усилие. Перевал... Над Фиштом висит туча. Кажется, что он дышит, как вулкан. Зигзагами расползаются от седловины гребни гор.

Туристы спускаются вниз, вновь поднимаются, входят в лес. Вот пихта, а вот бук, такой же стройный, как на северном склоне. Все круче склон, все тяжелее спуск. Порой приходится хвататься за дерево, чтобы не упасть. Ноги в коленях подламываются, но медлить нельзя: попасть под дождь в это время опасно.

Часа через два появляется околица Бабук-Аула.

Теперь реки текут в Черное море. По берегу одной из них, Головинки (Шахе), довольно бурной и неспокойной, группа идет к Дагомысу. Удивляет роскошная растительность. Особое внимание привлекает к себе самшит. Это влаго- и тенелюбивое дерево с мелкими листочками. Оно всегда прячется под кроны буков или грабов. Плотность древесины самшита велика — он тонет в воде. Растет очень медленно и толще десяти-двенадцати сантиметров не бывает. Дерево редкое, реликтовое.

Тишина лесов оживляется приятным рокотом Головинки, сопровождающим туристов до Солох-Аула на протяжении семнадцати километров.

Солох-Аул — историческое место. Сюда из Чаквы переселился в 1900 году И. А. Кошман — пионер чаеразведения на побережье Черного моря. Простой украинский крестьянин-бедняк, Кошман работал до этого на первой чайной плантации в России, находившейся в Чакве, полюбил новое растение и решил вырастить свой, русский чай.

Весной 1901 года он высадил в Солох-Ауле семена чая, заняв ими 0,6 гектара. Несмотря на то, что климатические условия Солох-Аула были более суровыми, чем в Чакве, — в этих местах выпадал глубокий снег, который лекал до весны, часто бывали морозы, — чайные кусты развивались хорошо. Правда, многие из них не выдержали суровых зим, но Кошман не падал духом. Он отбирал семена наиболее стойких растений и к 1914 году уже имел 800 кустов акклиматизированного чая. Несмотря на все старания Кошмана, царская власть не признавала его трудов и заявляла, чай на побережье чай расти не может.

Иное отношение к своему начинанию получил Кошман в советское время. Плантация Кошмана стала семеноводческой. Но И. А. Кошман не дожил до подлинного расцвета чаеведения в крае, он умер в 1935 году. Сейчас чайный куст нашел себе место не только в Лазаревском, но и в Туапсинском районах.

По инициативе Лазаревского райкома партии плантация Кошмана объявлена заповедной. Домик, где жил А. И. Кошман, как и плантация, огорожен и охраняется. В Солох-Ауле в настоящее время строится высокогорный чаеводческий совхоз, который станет самым крупным в крае и будет иметь до 200 гектаров чайного куста. Уже посажено 22 гектара, причем семенами, взятыми с плантации Кошмана. Сейчас строится центральная усадьба совхоза, сооружаются подсобные предприятия.

От Солох-Аула до Дагомыса около тридцати четырех километров. Поэтому здесь необходимо сделать дневку. Местность вокруг аула очень красива. Селение раскинулось по берегу Головинки (Шахе), на склоне горы, покрытой лесом. Любители рыбной ловли найдут вблизи прекрасную возможность для отдыха: в реке обитает форель, лосось.

Многое увлечет в Солох-Ауле историка. До 1900 года селение состояло из семи дворов. Старожилы, которых осталось в ауле мало, познакомят с прошлым, расскажут о девственных лесах, окружавших в то время поселок, О животном мире. Получив нужные сведения от стариков, можно совершить увлекательные экскурсии как в горы, так и по течению левых притоков Головинки.

Дальнейшая дорога то поднимается в гору, прижимаясь к складкам отвесных скал, то опускается в долину, пересекая леса, то, наконец, впивается в узкое ущелье и, извиваясь по течению реки, устремляется к морю. Позади остаются хребты гор. Их силуэт теперь еще больше темнеет и ясно вырисовывается на голубом фоне неба. Воздух свеж, приятен. Близость моря очень заметна, его дыхание чувствуется всеми. Через некоторое время появляется Дагомыс, известный стране чайной и мебельной фабриками.

Эти производства представляют исключительный интерес, и туристам следует побывать в их цехах, чтобы своими глазами увидеть предприятия, вырабатывающие лучшие в стране сорта чая и красивую, прочную мебель.

В Сочи можно проехать на катере пригородного сообщения или на автобусе. И тот и другой путь красив и своеобразен.

Подлинным курортом стал Сочи только в советское время. Ничего общего с дореволюционным захолустным городишком он, конечно, не имеет. Это благоустроенный город, все улицы которого залиты асфальтом, с прекрасными парками, дендрарием, санаториями, фуникулерами, разнообразной субтропической растительностью, монументальным зданием театра, с богатыми музеями и изумительной по красоте центральной магистралью.

Трудно сказать, на что следует туристу обратить свое внимание. В Сочи-Хостинском курортном районе все интересно и незабываемо: и великолепные здравницы, и сочинский «зеленый» музей-дендрарий.

Чтобы иметь полное представление об одном из лучших в мире курортов, о природе прилегающих к Сочи гор, надо совершить радиальные маршруты по городу, посетить гору Большой Ахун, Агурские водопады, поехать в Красную Поляну, на плантацию пробкового дуба Сочинского опытного лесхоза, находящегося вблизи Хосты. Кстати, это дерево, растущее в основном на юге Франции, в Северной Африке и Португалии, встречалось в дореволюционной России в единичных экземплярах. Первые крупные опытные посадки были произведены на побережье лишь в 1933 году. Сейчас на Хостинской плантации имеются тысячи деревьев.

Очень увлекательна поездка в Адлер, где расположен известный в стране совхоз «Южные культуры» с его замечательным субтропическим парком. Полное удовлетворение и большое наслаждение получает путешественник, совершив экскурсию на катере от морского вокзала до Хосты. Перед глазами медленно проходит изумительная по красоте панорама побережья.