Кисловодск

Л. Н. Толстой

Подойдя к южному обрывистому склону Горячей горы в Пятигорске, вы увидите внизу, под скалами, старинную часть города с чахленьким бульварчиком. На прямой Теплосерной улице, где теперь бегают трамваи, заканчивалась дорога, по которой в XIX веке из Георгиевска отдыхающие прибывали на Воды. Поэтому улица называлась Большой Георгиевской, а весь этот район — Кабардинской слободкой — Кабардинкой: при возникновении города ее населяли отставные солдаты Кабардинского пехотного полка. Почти полгода в этом районе в летние месяцы 1852 и 1853 годов жил великий писатель Лев Николаевич Толстой.

В первый раз он прибыл сюда 26 мая для лечения ревматизма. Приехал Толстой из станицы Старогладковской из Чечни. Там стояла его артиллерийская батарея, где он служил сперва волонтером (добровольцем), а затем юнкером, хлопотавшим о производстве в офицеры. Вместе с ним на Воды в запыленном тарантасе приехали его крепостной слуга Ванюша, молоденький офицер-сослуживец Николай Буемский и любимый бульдог Булька.

Молодой Толстой, еще не ведающий, что станет писателем, вел дневник, поэтому его жизнь здесь известна документально. Дневник — зеркало его души, уже в те годы жадно ищущей нравственных основ жизни, оценки ее явлений, — подробно рассказывает о событиях во время пребывания на Водах. Вначале они остановились в «Ресторации». В первых строчках дневника записано, что «...в Пятигорске музыка, гуляющие и все эти, бывало, привлекательные предметы не произвели никакого впечатления». Его раздражает необходимость «делать фрунт» перед многочисленными офицерами. «Главная цель моего приезда сюда — лечение, почему завтра посылаю за доктором и нанимаю квартиру один, на слободке». Толстой с Ванюшей сняли комнату на Кабардинке, в домике под самым утесом Горячей горы, с которой шумно стекали дымящиеся серные ключи.

Воспитавшей его тетушке Т. А. Ергольской Толстой сообщил свой адрес: «На Кабардинской слободке № 252». Этот же адрес сохранился и на конверте одного из ее писем к нему на Кавказ. Под таким номером дом значился в те времена в городских полицейских книгах. Впоследствии в рассказе для детей «Что случилось с Булькой в Пятигорске» Толстой описал Пятигорск и этот домик: «Место, где стоит город, очень веселое. Из гор текут горячие родники... По горе леса, кругом поля, а вдалеке всегда видны большие кавказские горы. На этих горах снег никогда не тает... Одна большая гора Эльбрус, как сахарная белая голова, видна отовсюду, когда ясная погода. На горячие ключи приезжают лечиться, и над ключами сделаны беседки, навесы, кругом разбиты сады и дорожки... а под горой есть слобода. Я жил в этой слободе в маленьком домике. Домик стоял во дворе, и перед окнами был садик, а в саду стояли хозяйские пчелы, не в колодах, как в России, а в круглых плетушках. Пчелы так смирны, что всегда по утрам с Булькой сиживал я в этом саике».

«Встаю в 4 часа, — говорится в письме тетушке от 30 мая 1852 года, — и иду пить воду. Это длится до шести. Принимаю ванну и возвращаюсь к себе. Читаю или разговариваю во время чая с одним из наших офицеров, который живет рядом со мной и с которым столуюсь (это Н. Бусмский — Б. Р.), затем сажусь писать до двенадцати — часа нашего обеда. Ванюша, которым я очень доволен, кормит нас дешево и довольно сытно».

Несмотря на уединенную жизнь, Толстой остро воспринимает окружающую действительность. Письмо брату Сергею от 24 июня — законченный сатирический очерк о пятигорском курортном обществе. «Я хотел бы описать тебе дух Пятигорска, но это не так уж трудно, как объяснить иностранцу, что такое Тула... Пятигорск — тоже немножко Тула, только кавказская... Театр, собрание, всякий год бывают свадьбы, дуэли... Ну, одним словом, чисто парижская жисть».

Полно сарказма описание образа жизни спутника в поездке Н. Буемского: «.. .как только мы вылезли из тарантаса, мой офицер напялил синие брюки, очень узкие внизу, высокие сапоги со шпорами, эполеты, начистился, затем отправился на музыку, на бульвары, и оттуда в кондитерскую, в театр, в клуб, но я знаю, что вместо того, чтобы завести знакомства с семейными домами и с барышнями, имеющими приданое в тысячу душ, на которых он мог бы жениться, он познакомился за целый месяц лишь с тремя офицерами, у которых не было ни гроша за душбю и которые обобрали его, как липку, в карты... А аристократия, как нарочно, устраивает кавалькады, пикники, на которые его не приглашают. Та же участь ожидает всех приезжающих сюда офицеров, и они делают вид, будто приехали сюда единственно для того, чтобы лечиться: ходят прихрамывая и опираясь на костыли, носят руку на перевязи, пьянствуют и рассказывают удивительные истории о черкесах... А в штабах они снова будут рассказывать, что они познакомились с семействами и очень веселились». Этот фрагмент письма напоминает лермонтовскую «Княжну Мери» и «Проделки на Кавказе» Е. Хамар-Дабанова (Е. Лачиновой).

В то лето Толстой искал покоя и уединения, потому что в поисках жизненного призвания увлекся новым для себя делом.

Еще по дороге на Кавказ начал «для себя, по вкусу» сочинять автобиографическую повесть «Детство». Работа захватила. Здесь, на отдыхе, не отвлекаемый ни военными делами, ни охотой, ни офицерскими кутежами, он спешил закончить свою первую повесть. Спешил, потому что его волновали другие темы: Кавказская война, храбрость и духовная цельность народа, нищета и зависимость крепостных, «неправильная» жизнь дворянства. Ему нравилось писать, искать точное выражение мыслей. Он плакал над главою повести «Горе».

«Завтра заканчиваю «Детство», — записано в дневнике 26 мая. Четвертая редакция повести, скромно подписанная инициалами Л. Н., была отправлена 3 июля экстрапочтой редактору «Современника» Н. А. Некрасову с просьбой просмотреть эту рукопись, и если она не пригодна к печати, возвратить ее. Вернувшись в Старогладковскую станицу, он получил сентябрьский номер «Современника» с напечатанной повестью и письмом Некрасова, весьма одобрившим его талант.

Когда следующим летом Толстой снова приехал в Пятигорск, был уже напечатан и его первый кавказский рассказ «Набег», обдуманный и написанный здесь. Он вернулся признанным писателем. Поселился в том же домике на Кабардинке — колыбели его писательской судьбы. На Водах родился сюжет его «Беглеца» — самая первая редакция будущих «Казаков»; набросан фрагмент «Утра помещика» — антикрепостнического произведения; возникли образы солдат в «Рубке леса», и, наконец, летом 1853 года он познал истинное вдохновение: за четыре дня, не примериваясь и не сомневаясь в своих силах, написал «Записки маркера».

Всякое место, связанное с именем великого писателя Л. Н. Толстого, дорого и священно. Поисками толстовских мест в свое время занимался хранитель Курортного музея, попечитель «Домика Лермонтова» и первый местный лермонтовед Дмитрий Михайлович Павлов. Он отыскал, подробно описал и сфотографировал дом, под бывшим № 252, на Кабардинке и даже дом, где жила некая Крюкова, на которую, по записи дневника, Толстой смотрел «с слишком большим удовольствием». На торжественном заседании в городском театре в честь 100-летия со дня рождения Толстого Д. М. Павлов делал доклад о значении Кавказа в его жизни и творчестве и демонстрировал фотографии отысканных им мест, связанных с этим писателем. Его исследованиями тогда заинтересовался столичный литературный музей. Но после трагической гибели Павлова ни рукописи, ни фотографий найти не удалось. Архивы же города сгорели во время войны. Не сохранился в нашем крае и юбилейный номер газеты «Терек» с пересказом доклада Павлова. След исторического домика исчез.

Может быть, и доныне дотлевает где-нибудь во дворе на Кабардинке ветхий сарайчик-флигелек Толстого. В отысканной «Инвентарной книге домовладений города Пятигорска, слободы Кабардинской и слободы Красной» на Кабардинке под № 252 обнаружено наличие двух зданий: деревянного одноэтажного дома, фасадом выходящего на улицу, и саманного флигеля во дворе, который, видимо, и был жилищем Толстого. Но где по плану стоял этот памятный дом — неясно: планы сгорели вместе с городским архивом. В своем дневнике 18 мая 1852 года Толстой записал: «Был доктор, со вторника начну ванны». Так состоялось знакомство с помощником главного врача Пятигорского военного госпиталя, доктором Иваном Ефремовичем Дроздовым, который не раз навещал пациента в его квартире. 13 июля в дневнике читаем: «Был доктор, и я назвался к нему. Пойду». О первом посещении Дроздова записано: «Был застенчив, но приличен. Собой доволен».

Чуждавшийся светского курортного общества в доме Дроздовых Толстой нашел близкую ему по духу семью, интеллигентную и простую. Скучавший по серьезной музыке, он мог ее послушать у них. С дочерью Дроздовых Клавдией, прекрасной пианисткой, часто играл в четыре руки. В 1853 году, когда Толстой уже не избегал развлечений, вместе с детьми врача, своими сверстниками, он ездил верхом в живописные окрестности, в колонию Каррас, кофейню Рошке. Устраивали они пикники у Перкальского ключа. Для таких прогулок Толстой приобрел верховую лошадь.

Врач И. Е. Дроздов, живший в Пятигорске с 1835 года, купил дом у бывшего губернского архитектора Мясникова. В «Листке для посетителей Кавказских Минеральных Вод» за 1863 год было помещено объявление, что дом коллежского советника Дроздова на Бульварной улице, близ Елизаветинской галереи, «о семи комнатах, с подвалом, ледниками, кухней и конюшней» сдается внаем. Как установил еще Д. М. Павлов, это нынешняя усадьба на улице Кирова под № 9 — памятное место Л. Н. Толстого. На доме теперь установлена мемориальная доска.

Расставаясь с Пятигорском, как оказалось, навсегда, Толстой подарил милой семье Дроздовых подзорную трубу, которая, по воспоминаниям сына врача, долго хранилась как реликвия. Доктор же презентовал другу-пациенту только что отпечатанную в Ставрополе свою книгу «Кавказские Минеральные Воды» — первое печатное издание на русском языке, вышедшее в нашем крае. Как-то на старом кладбище мы обнаружили заброшенную массивную каменную плиту над могилой Дроздова. Это позволило уточнить даты жизни пятигорского друга Толстого.

Еще в 1928 году от местного жителя Н. В. Эрастова стало известно, что во флигеле усадьбы его отца, священника В. Д. Эрастова, летом 1853 года жили ближайшие родственники Льва Николаевича: сестра Мария с мужем Валерианом Толстым и брат Николай. «Я сейчас живу в этом флигеле, — рассказывал Н. В. Эрастов, — от отца слышал, что писатель Толстой приходил к своим родственникам каждый день. А как только приходил, так там начиналась музыка... Того трехэтажного дома, что на углу улиц Буачидзе и Дворянской (теперь улица К. Маркса — Б. Р.), тогда не было».

В старом «главном» доме, что выходил на Дворянскую, жила семья священника, в нижнем этаже был церковный склад. Рассказ старожила подтвердило опубликованное литературоведом Б. С. Виноградовым письмо Л. Н. Толстому в станицу Старогладковскую от его брата и сестры с приглашением приехать к ним для свидания в Пятигорск. «Адрес наш: близ гостиницы Найтаки, в доме священника Василия Эрастова». В ту пору это и был дом № 100 в Верхнем переулке. Видимо, главной целью приезда писателя сюда в 1853 году было свидание с родными. И сейчас, войдя во двор, можно увидеть в его глубине лестницу, которая вела во флигель, снимавшийся Толстыми. В былые времена изящную открытую веранду флигеля украшали каменные колонны. Совсем недавно, несмотря на протест краеведов, этот флигель снесен.

Общение с родными в то лето не принесло Толстому радости: им не нравилось, что Левушка еще не добился офицерского звания, а главное, что, получив его, собирается уйти в отставку ради писательства. Не понятый самыми близкими людьми, он с горечью писал брату Сергею, что не нашел у них душевного участия и одобрения того пути, который для него уже был ясен. Есть в Пятигорске и другие памятные толстовские места, где он бывал, обогащая запас своих наблюдений. По прибытии на курорт и при отъезде юнкер Толстой был обязан явиться в комендатуру. В ту пору она находилась в здании Строительной комиссии. В первый приезд Толстого он и комендант, полковник П. А. Принц, наговорили друг другу много дерзостей. Но отношения наладились: правнук Принца поэт Рюрик Ивнев заметил, что в письме к тетушке Толстой сообщал, как на балу у Принца «танцевал с шестью его очаровательными дочерьми». Конечно, бал этот был дан на квартире П. А. Принца, находившейся в самой комендатуре.

Толстой пил воду Александровского источника, возле которого до 1874 года стояли на уступе Горячей горы старые Ермоловские ванны с галереей. «Галерея очень забавна: вранье офицеров, щегольство франтов и знакомства, которые там делаются...», — читаем в дневнике от 26 мая. Курс серных ванн Толстой принимал в Ермоловской купальне. Он мог карабкаться сюда из слободки по крутому скалистому склону Горячей горы или подниматься по старой лестнице от Николаевских (Лермонтовских) ванн. На месте Ермоловских ванн теперь танцевальная площадка.

В одиночку Толстой прогуливался по «мизантропической дорожке» к Елизаветинской и Михайловской галереям, задумчиво блуждал по тропинкам Емануелевского парка, любовался сверху «феноменом природы» Провалом. Тоннеля к Провалу еще не было, его пробили лишь в 1858 году. Однажды он посетил театр на Театральной улице, носящей ныне имя Сакко и Ванцетти, где давала концерт известная в Европе виолончелистка Е. Кристиани. Концертом остался недоволен. От курортной суеты уходил в тенистый Казенный сад на берегу Подкумка (теперь парк культуры и отдыха). «Завтра пойду в парк,— говорится в дневнике, — обдумаю главы «Беглеца»». И, конечно, память о нем хранит «Ресторация», где он временно останавливался до ухода на квартиру, бывал на балах общественного собрания, иногда обедал и ужинал.

В оба лета на Водах много времени провел Толстой и в Железноводске. Здесь он лечился у доктора К. X. Рожера, рекомендованного Дроздовым. Жил, очевидно, в чуть ли не единственной гостинице Карпова вблизи от источников и Калмыцких ванн. Все дни посетители Железных Вод в то время проводили в парке, огромном и тенистом, представлявшем собой часть давно существовавшего тут леса. Возле источника № 8 в романтической Уптоновой галерее вечером устраивались танцы. Толстому нравились прогулки вокруг Железной горы, восхождение на ее вершину, поездки к причудливым обломкам Развал-горы, иначе именуемой «Спящий лев». Верхом большими группами отдыхающие ездили к «Орлиным скалам» горы Бештау, к скале в лесной чаще, которую за ее очертания назвали «Куклой».

Ессентуки, где Толстой побывал с сестрой 22—23 июня, еще находились на первоначальном этапе развития, но уже были украшены Уптоновой галереей над источником № 17 и изящным ванным зданием. На Щелочной горе солдаты разбивали молодой парк. В Кисловодске Толстой увидел парк уже в нынешней его прелести, прекрасное здание «Ресторации», ампирный особняк с колоннами — дом Реброва. Нарзанная галерея еще не была закончена, но уже был устроен «Уптонов колодезь» над источником нарзана. Есть его дневниковая запись от 9 августа 1853 года: «Поехал в Кисловодск, выкупался в нарзане, обедал, спал до вечера. На другой день, 10-го, снова купался два раза и вечером играл в преферанс... Это нехорошо». Был Толстой в Кисловодске и 2-3 сентября.

Как-то на прогулке старичок-офицер, заметив нелюдимого графа не в офицерском чине, спросил его, не из «несчастных» ли он. Так на Кавказе называли разжалованных в солдаты. На Водах Толстой встретил петрашевца А. И. Европсуса, в Железноводске сблизился с Н. С. Кашкиным. Оба проходили по делу Петрашевского и были разжалованы. Тогда же родился сюжет рассказа «Разжалованный», или «Встреча в отряде с московским знакомым», — тема унижения человека в неправильно устроенном обществе. С Кашкиным Толстой встречался и позже, в Москве, закрепляя дружбу, сложившуюся на Кавказе. По словам домашнего врача Толстого, доктора Д. П. Маковицкого, Кашкин был чуть ли не единственным из знакомых, с которым Лев Николаевич был «на ты».

Осенью 1910 года, покинув Ясную Поляну, Толстой на пути из Оптиной пустыни в Шамординский монастырь проезжал мимо имения Кашкина. Он тогда искал для себя последнее убежище. И кто знает, не это ли имя, не воспоминания ли о зародившейся на Водах дружбе с петрашевцем побудило Толстого в качестве дальнейшего маршрута выбрать Кавказ, пребывание на котором он считал лучшим периодом своей жизни. Глядя на карту России, рассматривая Кавказ, он сказал Маковицкому: «Чую, что это опять увижу», — и взял билет до Владикавказа... Но болезнь и смерть в пути не дали ему возможность снова увидеть места, где начался его писательский и человеческий подвиг.

Долгие десятилетия память о жизни величайшего писателя и мыслителя-гуманиста на Кавказских Минеральных Водах ничем не была отмечена. Только в 1988 году к 160-летию со дня рождения Льва Николаевича Толстого стараниями общественности, возмущенной равнодушием к его памяти, на чудом уцелевшем доме № 9 по проспекту Кирова, известном как дом Дроздова, установлена мемориальная доска. В центре города заложен памятный знак на том месте, где поставят изваяние молодого Толстого. Открыт текущий счет в банке: решено, как и в случае с Лермонтовым, воздвигнуть памятник Толстому на народные средства.

Читать на тему:
Памятник Толстому в Пятигорске (Статьи)
Два Кавказских года Льва Толстого (Статьи)
Л. Н. Толстой на Кавказе («Малознакомый Кисловодск»)