Карачаево-Черкессия

Ногайцы

Мы с вами на севере области. Отсюда не видно гор, здесь только поля и реки. Те же реки, что и на юге: Кубань, Большой и Малый Зеленчуки.

Сюда, на эти степные просторы, пришли некогда ногайские племена. Здесь стояли их войлочные кибитки, все повернутые дверями на юг. У богатых ногайцев деревянный решетчатый остов больших разборных кибиток был покрыт с обеих сторон плотным войлоком, обвязан сверху красивыми белыми с красным шерстяными веревками, чтобы не сдул ветер. Кибитки бедняков были маленькие, неразборные, прикрывал их жидкий дешевый войлок, увязанный серыми веревками. При переездах такие кибитки целиком умещались на арбах.

Посреди кибитки был очаг, а над ним в войлочной крыше — отверстие для выхода дыма. Земляной пол устилали циновки и кошмы, носильное платье складывали в кожаные сумки или развешивали на веревках над кроватью, посуду держали на полочке у двери.

Долгое время ногайцы кочевали с места на место. Остановятся где-нибудь в степи, возле реки, разобьют кибитки и живут, пока скот всю траву вокруг не съест и не вытопчет, а там перекочевывают на новое место. Только с наступлением холодов возвращались они на зимние стоянки. Давно это было. Уже с XVII века начали переходить прикубанские ногайцы к оседлой жизни, строить дома и возделывать поля.

Современные ногайцы — это потомки монголов из племени Мангитов и Кунгратов с многочисленными родовыми ответвлениями. Свое название они получили от Ногая, золотоордынского темника-предводителя. Продвигаясь на запад, монголы смешались с кипчаками-половцами, которые вели кочевой образ жизни по обширным степям Поволжья, Прикаспия, Дона. Оттуда их со временем вытеснили калмыки, пришедшие тоже с востока, и ногайцы продвинулись по Кубани на Северный Кавказ.

Русско-турецкая война на Кавказе настолько сузила занимаемую ими территорию, что не было уже возможности продолжать кочевой образ жизни. Пришлось им осесть. При кочевой жизни, естественно, они не занимались земледелием. Конина и кумыс были главными продуктами питания ногайцев.

Жизнь в тесном содружестве, в единых материальных и общественных условиях всегда приводит к тому, что у разных народов появляется много общих бытовых черт. Взять, например, одежду. Еще в старину мужчины стали придерживаться единой горской «моды»: черкеска по праздникам, бурка в походе, мохнатая меховая шапка. Мода эта так же ушла в прошлое, как и кибитки и сакли.

Но осталось у ногайцев то, что присуще только им. Язык, богатая и своеобразная народная культура: богатырские поэмы, лирические песни — достаны, лукавые сказки — плод устного творчества народа. Остался народный характер — сильный, мужественный и суровый. Дубровин, автор известной книги «Черкесы», так писал о ногайцах:

«Во многих случаях они даже перещеголяли черкесов, как, например, в конной драке и спокойствии их всадников на поле битвы. Закубанский ногаец отлично владеет своим оружием, которое он любит и сохраняет более всего. Будучи склонен к подвижной жизни, народ этот переносился с «Во многих случаях они даже перещеголяли черкесов, как, например, в конной драке и спокойствии их всадников на поле битвы. Закубанский ногаец отлично владеет своим оружием, которое он любит и сохраняет более всего.

А путешественник Дебу утверждал: «Не было еще примера, чтобы мурза или простой ногаец взят был в плен, ибо сие считают они крайним бесчестьем, посрамляющим весь их род».

Целый век прошел с того времени, как были написаны эти строки. За сто лет было всякое. Уже более семидесяти лет народы СССР живут единой семьей. В общую сокровищницу собирают они свои культурные богатства, а старое, ненужное выбрасывают. Ногайцы, как и все мы, отбросили то, что оказалось непригодным в современной жизни. А свою целеустремленность, свой темперамент они вкладывают в труд.

Послушаем ногайскую сказку.

Говорят, жил в давние времена один богач, Шавдик-Аджи его звали. И вот однажды в страдную пору нанял он батрака—бедняка Савхата. В страду работник на вес золота, и пообещал Шавдик-Аджи Савхату за месяц работы пятнадцать мер пшеницы. «Ничего,— думает,— пятнадцать мер, конечно, плата немалая, но работать-то я его заставлю за двоих, так что все равно дешево обойдется».

И начал он Савхата подгонять. Тот обедать сядет, только-только последний кусок в рот положит, в последний раз ложкой в миске зачерпнет, а хозяин уже стоит над душой:

— Поел — и за дело, сынок. День-то зря не проводи.—И обязательно добавит:— День — месяцу родня.

Савхат понимал, что жадный богач норовит за свои пятнадцать мер пшеницы двойную работу с него содрать. Но молчал батрак, только твердил про себя: «Ну погоди, Шавдик-Аджи, я тебе покажу, какая они родня—день и месяц!» Отработал Савхат договорный срок и просит у хозяина расчет. А тот жмется:

— У нас в хозяйстве была мерка, да развалилась. Может, у соседей поищешь?

Пошел Савхат к соседям и возвратился... с бочкой!

— У соседей,— говорит,— тоже мерки нет, так я прихватил вот эту штуку. Ею и отмерим.

— Что ты, что ты, сынок! — испугался богач.— Да разве так можно?

— А почему же нельзя?— усмехнулся Савхат.—Уж если день месяцу сродни, так бочка и мерка — кровные сестры. Сыпь!

Глянул Шавдик-Аджи на своего батрака, а у того плечи — косая сажень, мускулы под черкеской так и играют, а глаза серьезные, не шутят. Понял богач, что спорить не приходится, и отмерил Савхату пятнадцать бочек пшеницы.

Сказка — ложь, да в ней намек. Горячий народ ногайцы, здорово умеют трудиться. Скажем, поселок Эркен-Шахар. Сахарный завод. Он начал работать в 1964 году и в первый же год дал стране 235 тысяч центнеров сахара. В сутки этот завод перерабатывает 50 тысяч центнеров сахарной свеклы.

И трудятся на этом заводе в основном жители окрестных селений, смуглые стройные юноши и девушки с чуть прищуренными от степного ветра глазами — ногайская молодежь. Ногайские юноши и девушки, живущие здесь, в Адыге-Хабльском районе, работают рядом со своими братьями — черкесами, абазинцами, карачаевцами, русскими...

Очень интересен один здешний колхоз, носящий имя Сергея Мироновича Кирова. В нем четыре бригады — по количеству населенных пунктов, в которых живут колхозники. Одна бригада — черкесы из аула Баралки, другая — абазинцы из аула Ап-суа, третья — греки из селения Спарты, и четвертая — русские с хутора Евсеевского. Перед началом пахоты в ногайских селениях устраивают веселый, шумный и озорной сабантой. «Сабан» — по-ногайски «плуг», «той» — «праздник». Праздник плуга. Нелегко возделывать землю, заставлять ее обильно кормить человека, давать большие урожаи. Но люди в аулах и селениях с нетерпением ожидают этой трудовой горячки и приближение весенней страды встречают с радостью.

Сабантой — общий праздник, веселье для всего селения, с щедрыми пирами, со звоном домбр и рокотом бубнов, с конными состязаниями и джигитовкой, с козлиными масками, с танцами — лиричным и плавным узыном, которым открывает обычно праздник лучшая пара танцоров, и живой, ритмичной круговой пляской, которую ногайцы называют «тегерек».