Туризм

В державе туров

Чугуш высился на границе района, порученного нам для исследований. Его нужно было посетить, и естественно, что мы воспользовались вновь найденной тропой. Перейдя Ачипсе, она действительно вывела на водораздельную перемычку, ту самую, по которой между Ачишхо и Чугушом бежал поперек продольного желоба главный водораздел Большого Кавказа. Справа покоилась знакомая теперь до мелочей лесистая долина Ачипсе, а слева такая же густолесистая, поросшая пихтами, долина реки Березовой, впадавшей в Белую.

Тропа не один километр вела нас по самому водоразделу Большого Кавказа, по коньку между покатостями Кубани и Черноморья. Такой важный, общекавказского значения водораздел - и никакого величия. Ноги давно уже ощутили, что на гребневой тропе то и дело попадаются щебнистые высыпки черных глинистых сланцев. Это подтверждало, что хребет, словно дамба, пересекает здесь поперек тот же огромный сланцевый желоб, по которому текут и нижняя Ачипсе, и Мзымта выше Красной Поляны, и Аватхара, а северо-западное продолжение того же дола дренируется рекой Березовой. Получалось, что продольный передовой желоб переходил здесь с южной покатости Кавказа на северную, а главный водораздел соскальзывал с вершин Главного хребта и пересекал дол так же поперек, как и Ахукдарская перемычка от Кардывача к Ацетуке. Там по поперечному "мосту" проходил водораздел Мзымты и Бзыби, а здесь на перемычку угодил даже главный раздел вод Кавказа! А ведь она куда ниже Ахукдарской. Та - луговая, кругозорная, гордая. А эта, ачишхо-чугушская связка, псовеем не поднимается выше границы леса. Сланцы тут были так податливы, а новейшие поднятия так слабы, что пологий гребень имеет высоту всего 1600-1700 метров. Тропа идет в густом пихтарнике, и дали-глуби долин Ачипсе и Березовой лишь угадываются за чащами стволов.

В низшей точке пихтового гребня обнаружили развалины старого Чугушского лагеря - он стоял на перевальном перегибе тропы из долины Ачипсе в Березовую. Двое суток просидели в этом лагере, пережидая проливной, казалось, нескончаемый дождь (выручил палаточный тент, образовавший в сочетании с развалинами подобие шатра).

Благодарные ненастью за особенно острую чистоту и ясность следующего дня, круто поднялись лесом и криволесьем на водораздельный отрог Чугуша, Подъем вынес нас на привольное и пологое луговое плечо, выдвинутое в долину мысом. Десятки раз с тихой завистью смотрел я на него с Ачишхо. Море цветов окружало груды камней - развалины старых Османовых балаганов. Неплохой вкус был у вездесущего Османа!

Краснополянские старики немало рассказывали мне об этом предприимчивом человеке. Именно Осман построил первую колесную дорогу мимо Эстонки к устью Ачипсе. По ней возили тес и бревна для строительства Охотничьего дворца.

- Где же он теперь, этот Осман?

- О, это человек был злой и храбрый. Тропы хорошо строил, лес хорошо рубил, хорошо продавал, хорошо наживался. Никто его не любил, но все уважали.

- За что же уважали?

- Богатый был, хороший охотник был, на все горы ходил, на всех вершинах был, даже на Агепсте был. (Осман, никакой не альпинист, покорил Агепсту? А мы-то рекламировали ее как неприступную, никем до сочинского альпиниста Пьянкова не побежденную!)

- На всех вершинах был Осман, не разбился. А залез на дерево стряхивать черешню, упал и разбился. Такая судьба потому, что он злой был, хотя и храбрый...

Уже на подъеме к Османовой поляне нам стало попадаться множество турьих следов: россыпи "козьих орешков" - турьего помета. А вот и сами туры. По верховьям речки Туровой раздался дробный стук камнепада - это скакал спугнутый нами табун. Как приятно было насчитать в нем сразу сорок голов! Вскоре заговорили камни и слева от гребня. Ого, да здесь население еще гуще! Двадцать, пятьдесят, сто, сто пятьдесят шесть голов туров пришло в движение при нашем появлении в правом истоке Березовой! Никогда еще вокруг нас не дышал такой девственностью, таким обилием зверя заповедник.

Узел. Здесь перемычка, пришедшая с Ачишхо, впритык причленяется к Чугуш-Ассарскому хребту. Вершина Чугуша высится не на главном водоразделе Кавказа, а на его северо-западном отроге, хотя и более высоком, чем самый водораздел.

Как, оказывается, условны наши представления о "главном хребте". Мы привычно связываем с этим понятием и его осевое положение в горной системе, и наибольшую высоту, и водораздельное значение. Но вот перед нами участок, где у Большого Кавказа в сущности нет единого главного хребта. Он прорезан здесь верховьями Березовой, а еще восточнее - верховьями Лауры, Бзерпи, Пслуха, распался на отдельные звенья, так что главный водораздел Кавказа не один раз, а многократно соскальзывает с хребта на хребет.

Выходим на гребень Чугуша. Под ним дикие обрывы, коченеющие тела ледников, в том числе один, отсутствующий на карте; далеко внизу глубокая луговая, а еще ниже и дальше лесистая долина верховьев реки Киши. И тут продолжаются наши "малые открытия"... На зубчатом гребне напористый, ни на секунду не стихающий ветер - прячемся от него за отдельные выступы скал и каменюки гребневых россыпей.

Справа к Ассаре зубцы становятся круче, занозистее, свирепее. С картой в этой стороне творится что-то совсем неладное: отсутствует встающий слева огромный пик, едва не достигающий трех километров высоты... Кажется, еще один останец ледникового обтекания. Займемся этим районом при восхождении на Ассару.

Мы на гребне Чугуша! Под нами та громада, которая так поразила взгляд еще при первом моем подъеме на Ачишхо. Как нечто грозное, недоступное, загадочное вставал тогда Чугуш. Думалось, что и невозможно покорить его. Заповедное царство, куда ни маршрутов, ни троп...

Все оказалось реальнее и проще. Тропы нашлись, а некоторые внешние приметы заповедности имели вполне прозаический облик. Даже гребень был усыпан орешками турьего помета. Большой новизны мы тоже не испытали - это после того, как побывали и на Лоюбах, и на пике Кардывач, и на Ацетуке, и на стольких Аишхах.

Только даль отсюда была особенно широка. День выдался ясный, без облачка, море синело трехкилометровой стеной, как на ладони был виден берег - в мерцающей дымке угадывалось скопление зданий Сочи. Ну, конечно, Сочи - ведь с вершины горы Батарейки, что поднимается среди курорта, в такую погоду превосходно виден Чугуш.

Работали на гребне до вечера, так что добраться до высшей вершины времени не хватило - были от нее метрах в трехстах по горизонтали.

Смешно сказать, но одним из главных по своей новизне впечатлений, полученных на Чугуше, был для меня... вид на Ачишхо! Да, на десятки раз посещенный, обойденный, вдоль и поперек излазанный Ачишхо. Он предстал перед нами настолько в новом повороте, что казался попросту неузнаваемым. Его гребни - и Краснополянский и Водораздельный - мы видели теперь в торец, их зубцы совсем не различались, а силуэт хребта создавался перпендикулярным гребнем, состоящим из плавных, мало отчлененных одна от другой вершин. Округлый расплывшийся каравай... Не выкроены ли размывом все эти гребни из единого плоскогорья, как бы взбухшего при последнем вздохе горных поднятий?

Геоморфолог! На любой хребет ты обязан посмотреть со всех его сторон: всякий поворот может раскрыть новую тайну, подсказать новые мысли.

Проводили величаво спокойный закат. Спешим вниз. Снова спугиваем турьи табуны, те же, что и на подъеме; в одном из них насчитываем двести голов. Уже в темноте добираемся до Османовой поляны... А наутро, покинув Чугушский лагерь, спускаемся тропой вдоль левого склона долины Ачипсе, высоко над ее руслом, которое нам уже так знакомо, пересекаем речку Туровую... На осыпях ее берегов выходят соленосные свиты. Чугушские туры постоянно спускаются сюда лизать "солонцы". Вот и при пас здесь "лечится" табунок в полтора десятка голов. Но что нам теперь полтора десятка, если наверху мы видели их сразу до двух сотен!

Под самой осыпью, под огромным вздыбленным скально-щебнистым откосом переходим речку Рудовую, чуть ниже слияния обоих ее отвершков. Совсем без труда минуем Выломанную балку. Вот и кордоны наблюдателей - верхний, нижний - в них мы уже как дома, в милой крестьянской обстановке, у гостеприимных хозяюшек. Во дворе копошащаяся детвора, поросята, котята...

С верхнего кордона заходим еще к одному "нарзану". Я читал об этом источнике еще у инженера Сергеева, который исследовал его в 1890-х годах. Инженер пришел сюда, в старочеркесское аулище Рых-Айя, с партией рабочих. Они очистили местность от травы, разредили лес, отделили минеральные воды от пресных. Источник давал сто двадцать ведер в сутки. На месте старого, еще не сгнившего колодца построили колодец-бассейн, увеличили приток до ста восьмидесяти восьми ведер...

5 октября 1899 года в глухое урочище пожаловали высокие персоны: министр земледелия и государственных имуществ Ермолов, гофмейстер императорского двора и главный "устроитель" Черноморского побережья Абаза, черноморский губернатор генерал-майор Тиханов и множество других. Священники отслужили молебен и освятили источник. После этого его целебные качества, равные достоинствам известной французской воды Виши, получали законную силу.

В завершение церемонии "открытия" Ермолов обещал "испросить высочайшего соизволения именовать источник Николаевским". Устроители Романовска надеялись, что источник с царским именем окажется бальнеологической базой курорта. Но и курорт и источник зачахли. Можно ли было, тем не менее, краснополянским краеведам не посетить этого места?

Несколько сотен метров, путь мимо огромного камня, на котором укоренилось крупное дерево, и вот среди дремучего леса у самой тропы видны остатки сооружений: кирпичный бассейн с застойной, едва сочащейся водой. На вкус - приятная, кисловатая, слегка газированная. Часть вод уходит мимо бассейна и сочится по склонам; кругом сыро и грязно, много ржавых натеков. Грязь, замешанная на минеральной воде.

Сейчас вода сочится так слабо, что никак не обнадеживает в качестве "главной бальнеологической базы курорта".