Туризм

Первые осечки

Сочи на этот раз оживленнее: леса строек, рытвины и котлованы, спрямляется береговое шоссе, создается комфортабельная автострада. И снова автобус в Поляну - но теперь я гляжу на весь путь по-хозяйски: знаю названия селений - Первинка, Молдовка, Казачий Брод. Знаю, что не случайно шоссе забирает левее на водораздельный кряж: это объезд нижнего ущелья Мзымты - Ахштырской теснины. Вон она, эта дикая поперечная расселина в первой от моря продольной горной гряде. А жаль, что шоссе прошло не по ней - туристы увидели бы уголок, по красоте мало уступающий Ахцу!

Радуюсь, что легко опознаю на местности многое из того, о чем читал в книгах или изучал по картам.

Вот под пологом леса Мелькают узенькие деревца с кремово-розоватыми стволами и мелкокожистой листвой. Это самшит, знаменитая кавказская пальма. Тороплюсь рассказать об этом соседям - по виду туристам, едущим к нам на турбазу,- удобный случай показать им уже в пути то, о чем завтра придется упоминать в беседе на базе.

- Самшит узок и мелок не потому, что хил. Медленность роста возмещается редкой твердостью и прочностью его древесины. Он так тяжел, что тонет в воде. Из самшита изготовляют подшипники, ткацкие челноки, клише... Больше пяти миллионов пудов самшитовой древесины было вывезено из Абхазии за границу в царское время всего за полвека...

У петли перед подъемом к Голицынке шофер останавливает автобус и предлагает прогуляться. Я рад и смущен: меня уже принимают за экскурсовода, а я этой тропки не знаю. По счастью, все вокруг так зелено, так ново, что все лишь любуются и ни о чем не спрашивают. Мой престиж сохранен.

Метров двести тропы, и мы над обрывами Ахштырской расселины.

Известняковые кручи, где-то под ногами неведомые пещеры. Излучины Мзымты видны вплоть до моря. Какая прелесть в двух шагах от торной дороги! А многие в автомобилях мчат мимо и не знают об этом. Как просто было бы подвести шоссе к самому обрыву.

Перед въездом в Ахцу находится новый повод выступить в роли гида: слева от нас остаются развалины Свято-Троицкого монастыря. К рассказу об этом прислушиваются не только туристы, но и другие пассажиры, видимо, местные жители. Возможно, и они не все знают, что монастырь основан в 1902 году староафонским отцом Маркианом. Душ тридцать монашеской братии прельстилось тогда этим, как думали, сулившим выгоды предприятием - ведь монастырь строился у дороги, ведущей к царскому курорту - Романовску. Место бойкое,- рассудили монахи,- будут заезжать именитые гости, перепадут и царские милости. Но надежды не оправдались. Курорт, не развившись, захирел, и монахи оказались в глуши, в стороне от дорог,- никакого потока постояльцев. Пришлось в поте лица добывать себе пропитание - заготовлять лес, ухаживать за садами, разводить пчел.

Не понравилась такая жизнь, и отшельники, бросив свою обитель, разбежались.

Но вот и ущелье. Как приятно говорить о его природе и истории, когда находишься вместе со слушателями в самой теснине! За рассказами о строительстве дороги ловлю себя на том, что не сразу замечаю новую для меня июньскую красоту и свежесть ущелья - зелень на его кручах буквально облита белой пеной цветущего жасмина.

Кто-то из пассажиров показывает вверх на отвесы:

- Вон, вон!

Что там? Где? Говорят о каких-то ломах. Да, я тоже читал, что на скалах на большой высоте над шоссе рабочими были оставлены два лома. Одни авторы утверждали, что это было сделано напоказ: дескать, вот над какой высью и кручей люди трудились. По другим объяснениям, ломы остались в скалах потому, что рабочие сорвались в пропасть.

Я это помню, но - первый конфуз - на быстром ходу машины сам не могу рассмотреть ломов. Где уж показывать их спутникам! Зато скоро туннель, и я повторяю рассказы Энгеля о фостиковском походе и о схватке в ущелье Ахцу. Ведь именно здесь у памятника и липы-плахи разыгралась трагедия гибели двадцати восьми красноармейцев.

Неожиданно местный житель, сидящий рядом с шофером, словно обливает меня ушатом холодной воды.

- Неправильно, товарищ, ты говоришь. Хвостиков не только с Псеашхо шел, а двумя перевалами сразу - часть с Псеашхо, а часть с Аишха. У него было двадцать тысяч, а в Поляне стоял только батальон красных, да и у того первую заставу - целую роту - белые захватили в Эстонке. И неверно, что от Поляны до ущелья без боя отступили. У Девичьих Слез дали бой.

Второй бой дали у Кепши, тут много потеряли пленными. Никакого обхода с предательством не было. Просто белые часть перестреляли за туннелем, а часть порубили выше туннеля - на липе. И было их не двадцать восемь, а тридцать семь человек, а спасся тридцать восьмой, Гусев. Он к нам на Кепшу приполз, мы его лечили и прятали...

Это уже похуже, чем не заметить двух ломов.

Я сконфуженно бормочу благодарность, пытаюсь узнать фамилию нежданного оппонента, ссылаюсь, что черпал сведения из рукописи краеведа Берсенева. Но житель Кепши даже не удостаивает меня ответом.

Забегая вперед, скажу, что вечером я поведал об этом казусе Энгелю, и он меня успокоил: по его мнению, в цифрах опровергавший, быть может, и был прав, что же касается предательства, то, вероятно, не случайно именно житель Кепши отрицал его: там могут жить люди, связанные с этим делом и до сих пор заметающие следы. Но все это я узнал лишь вечером; а пока - каково сидеть, поперхнувшись, не раскрывая рта, и не говорить соседям ни о том, что проехали эту самую Кепшу, ни о Девичьих Слезах (их показывает сам шофер), ни даже о Греческом мостике...

Временами в просветах между ближними лесными хребтами появляются высокие горы. Среди них я узнаю лишь трапецию и пирамиду Псеашхо - они, как и осенью, сверкают снегами. А что это за гора с плоской луговой вершиной высовывается справа? Меня спрашивают, но я не знаю. Обращаются еще к одному местному жителю (опровергший меня пассажир сошел в Кепше). Этот уверенно и даже несколько пренебрежительно говорит:

- То Аибга.

Что? Эта тупая лысая вершина - Аибга? Пятиглавая краснополянская красавица? Не смею ни возразить, ни высказать недоверие. А вдруг и действительно отсюда Аибга выглядит так неказисто?

Нет, даже хорошо, что столькими неудачами встречает меня сегодня Поляна! Новичку, еще так мало знающему район, грозила опасность зазнаться, удовлетвориться дешевыми успехами Клеопатры Васильевны. А нужно еще многому учиться, разузнавать, сопоставлять.

И кто бы он ни был, сегодняшний критик из местных жителей, нужно использовать и такой источник сведений об истории края.