Альпинизм

Мечта сбылась

Вот и Хицанский бивак. Сбросив тяжелый рюкзак на одну из площадок, выложенных камнем, я оглянулся.

Колонна альпинистов, медленно двигающаяся по Цейскому леднику, была видна отсюда как на ладони. Лавируя между трещинами, стараясь идти по следу переднего, альпинисты шаг за шагом приближались к месту ночевки.

В тихом неподвижном воздухе был слышен лишь скрип многочисленных кошек и короткие лаконичные замечания инструкторов. Участники альпинистского лагеря «Родина» шли в очередной перевальный поход и на пик Николаева.

Вскоре лагерь на леднике принял свой обычный вид, так знакомый мне по прошлым походам. В живописном беспорядке на выровненных ледяных площадках, заботливо уложенных камнями, стояли походные серебристые палатки. К небу подымались почти бесцветные дымки от многочисленных костров, раздавались шутки и смех молодых альпинистов, уже отдохнувших и освоившихся с необычной обстановкой.

Солнце быстро, как бы тоже спеша отдохнуть опускалось за западный гребень, на леднике заметно холодало и лагерь постепенно затихал. Кое-кто, надев на себя теплые вещи, управлялся с запоздалым ужином, да из отдельных палаток еще доносился тихий разговор. Наступала тишина, изредка прерываемая лишь грохотом обвалов с северной стены Зарамага. Мы собрались у своей маленькой «памирки» и, сидя у ее входа, с наслаждением пили крепкий, пахнущий дымом чай.

На противоположной стороне ледника, загораживая полнеба, возвышалась в сумерках грозная в своем величии северная стена Зарамага.

Луна, взошедшая из-за скалистых башен Сонгути, осветила ее, и в застывшем, абсолютно (прозрачном воздухе были необычайно отчетливо видны все детали зазубренных крутых контрфорсов и следы обвалов.

Сколько раз мы любовались этой изумительной картиной! В ней было что-то нереальное, неестественное, очень похожее на фантастические лунные пейзажи. Мы пили горячий чай и молча смотрели. Это была последняя, и если так можно сказать, психологическая подготовка к намоченному нами восхождению. Через три дня мы выйдем на штурм этой стены, а сейчас мы привыкали к ее величию, к ее грозному устрашающему виду, еще и еще раз уточняли пути и периодичность ледовых обвалов, мысленно прокладывали по степе свой будущий маршрут.

Мы представляли себя там, на колоссальной крутой стене, под трескающимися висячими ледниками, на отвесных скалах, и спрашивали, готовы ли мы к этому? Мечта о восхождении по северной стене Зарамага возникла не сразу, во всяком случае, не с первого взгляда.

Два года мы совершали восхождения в районе Цея на многие другие вершины, и мысль о возможности подъема по стене начала сперва робко и неясно, а потом все реальнее и настойчивее превращаться в мечту.

Мы поднимались на вершину Зарамага другими обычными и необычными путями, осваивали его массив, каждый раз придя с участниками на Хицан, подолгу и с уважением смотрели на северную стену, горячо обсуждая все возможные варианты восхождения.

Вариантов можно было найти несколько. Крутые скальные контрфорсы вели от ледника, сходясь веером к вершине. Между ними почти отвесно висели изрезанные трещинами ледники, языки которых часто обламывались и тысячетонной массой, дробясь на осколки, с грохотом летели вниз, на ледник, засыпая его ледяными глыбами и камнями.

Скальные контрфорсы с самого начала нас привлекали мало. Начинаясь над Цейским ледником крутыми взлетами, они подпирали стену, и путь по ним не представлял собой настоящего стенного восхождения. Ломкие скалы, камнепады и однообразное утомительное лазание как-то не вязалось с общим видом стены, с ее сверкающей броней из льда и снега и не дало бы морального удовлетворения от восхождения.

Постепенно все яснее и определеннее стал вырисовываться вариант подъема по правой стороне стены, наиболее крутой ее части, по скалам и малозаметному контрфорсу с выходом на висячий ледник и по нему к снежному вершинному куполу.

На наш взгляд, это был самый стенной вариант, в большей своей части ледовый и в общем не более опасный, чем все остальные. Единственный «недостаток» его состоял в том, что часть пути по скалам проходила под висячим ледником. Кроме того, нужно было пройти под этим ледником, пересекая кулуар.

Это требовало серьезно и тщательно изучить пути и периодичность обвалов «нашего» ледника, выбрать правильную тактику движения, благоприятную погоду и предугадать все случайности.

Но это детали. Вопрос о самом восхождении был уже решен. Стена Зарамага звала нас. Каждому альпинисту знакомо то чувство, когда.уже нет сомнений и нет пути назад. Восхождение в нашем сознании уже началось, хотя мы сидели пока у палатки за кружкой чая и молча смотрели на северную стену, разрешая каждый для себя последние неясности.

После возвращения с пика Николаева была проведена окончательная подготовка к штурму.

Нас было четверо. Все мы — Аля Лупандина, Люба Пахарькова, Игорь Калашников и автор этого очерка — работали не один год инструкторами в альпинистском лагере. Нас связывала многолетняя дружба и совместные восхождения в горах. Мы знали достоинства и недостатки друг друга и были уверены в каждом.

Июльским утром 1948 года солнце щедро заливало потоками света Цейское ущелье, прозрачный воздух и неторопливо бегущие по небу белые облачка обещали хорошую погоду.

Вышли мы из лагеря без излишнего шума, мы жили уже одним восхождением.

На этот раз рюкзаки были более легкими. Мы взяли с собой только самое необходимое. На стене надо было ра ботать быстро и не иметь за спиной сковывающий груз. Пройдя по исхоженному пути через Цейский ледник «бараньи лбы», мы подошли к тому же месту, где ночевали три дня назад. Завтра путь будет совсем новый, необычный, которым никто никогда не ходил, и это немного волнует. Остаток дня прошел в отдыхе и последних приготовлениях.

Стена вела себя как обычно, В бинокль были видны облачка пыли от ударов о скалы летящих камней, а иногда грохот возвещал об очередном обвале ледника, и мы старались проследить весь путь падения ледяных осколков.

По нашим расчетам подход от ночевки до подножия стены должен занять 2—3 часа, поэтому было принято решение выходить еще ночью, чтобы максимально использовать светлое время для штурма самой стены. Мы хотели подняться по стене в первый день как можно выше, чтобы заночевать где-то над языком висячего ледника.

Ниже ночевать негде.

Еще раз просмотрели содержимое своих рюкзаков и отобрали все то, что должны взять с собой. Кошки были наточены, крючья отсортированы и навешаны на карабины. Кроме снаряжения у нас были палатка-мешок, по свитеру, одеяло на двоих и продукты на три дня.

Мы хотели проделать этот маршрут или хотя бы первую и наиболее опасную его часть в высоком темпе, видя в этом залог успеха и своей безопасности.

Усилиями Али и Любы была приготовлена большая кастрюля компота из свежих яблок, чтобы утром не отнимать драгоценное время на приготовление.

Солнце еще не зашло за гребень, когда все были готовы залезть в спальные мешки и постараться заснуть.

Внезапно, все нарастая, раздался сильный грохот на стене Зарамага. Мы повернулись и не дыша смотрели на летящие массы льда и камней, захватывающие местами участки намеченного нами на завтра маршрута. Такого еще не было. Это обвалился огромный кусок висячего ледника. Зрелище было не из ободряющих. Тут же провели еще одно «совещание». Ведь мы не собирались устанавливать рекорд по части головоломного маршрута. И все же после горячего обсуждения было подтверждено решение идти завтра по ранее выбранному пути.

Основания к этому выдвигались следующие: за последнюю неделю этот ледник не обваливался... если уж он обвалился так солидно именно сегодня, то нам только повезло... и не может же он в таком количестве отламываться каждый день...

Стараться убедить другого порою бывает легче, чем убедить самого себя. Я не могу утверждать, что, засыпая в одиночной палатке, каждый из нас был абсолютно спокоен. Уж очень неожиданное и неприятное было зрелище, и, прямо скажем, оно было совершенно не к месту.

Риск в нашем восхождении, конечно, был, но мы сделали все, чтобы свести его к минимуму. Восхождение уже началось, и мы не видели другого пути в лагерь, кроме как через северную стену Зарамага.

Три часа ночи. Игорь Калашников безжалостно работает локтями и старается внушить нам, что мы проспали все на свете. Это вызывает бурную реакцию, и через пятнадцать минут все уже одеты и при свете фонарика укладывают рюкзаки. Одновременно разогреваются консервы и восьмилитровая кастрюля компоту.

Настроение боевое. От вчерашних сомнений не осталось и следа. Распихав по карманам глюкозу, шоколад и яблоки, одеваем кошки и связываемся веревками по два человека. Игорь и Люба, Аля и я, две двойки, каждая из которых может работать вполне самостоятельно.

Мы с сожалением смотрим на кастрюлю, наполовину заполненную компотом, на палатку, оставляемую здесь, и пишем записку, в ней просим альпинистов, которые будут проходить здесь, выпить компот и не трогать палатку с вещами. Нам придется возвращаться за ними. Ведь после восхождения мы должны спуститься с Зарамага на юг и вернуться в лагерь совсем с другой стороны.

Когда? Возвращение так далеко, что сейчас не хочется и думать об этом.

Последний взгляд на палатку, короткое «пошли» Игоря, и мы двинулись по направлению к ледопаду между За рамагом и пиком ВЦСПС.

Стоит удивительная тишина, какая может быть только ночью в зоне ледников. В призрачном лунном свете мы пересекаем Цейский ледник, обходя трещины.

Все сковано морозом. Тишину нарушает только характерное повизгивание стальных кошек, вонзаемых в лед. Говорить не хочется, слова кажутся лишними, к тому же они могут сбить дыхание, а мы должны спешить.

Ледопад, к которому мы приближались, никогда и никем не проходился. Он, оказывается, очень сложным и представляет собой нагромождение сераков самой причудливой формы, между которыми черными провалами зияют трещины. Все засыпано осколками обвалившихся ледяных башен, и днем здесь было бы очень опасно.

Следуя за передним, прижимаемся ближе к скалам, рубим ступени и поднимаемся все выше.

Обвалов можно не бояться, все застыло и сцементировано морозом накрепко. Через полтора часа мы выходим из хаоса ледяных игл и башен, бесчисленных трещин и снежных мостов и, пройдя фирновое плато, поднимаемся к бергшрунду у самой стены Зарамага.

Пока мы идем с опережением графика и поэтому по зволяем себе минутку передышки. За спиной уже начинается рассвет. Вершины Чанчахи и Мамиссон-хох, показавшиеся из-за пика Николаева, порозовели в лучах еще не взошедшего солнца.

На снегу заметны следы вчерашнего обвала. Все усеяно кусками льда. Начинаем медленно идти вдоль края трещины, достигающей трехметровой ширины. Противоположный край ее метра на полтора выше нас.

Все думаем о том, что можно потерять немало времени на преодоление этого серьезного препятствия, а сейчас нет для нас ничего дороже времени.

Осторожно двигаемся вдоль трещины, посматривая в ее черную пасть, и неожиданно упираемся в огромную глыбу льда, заклинившуюся в метре ниже краев бергшрунда. Вчерашний обвал, так смутивший нас, оказал нам большую помощь.

Глыба совершению прозрачная, ледяные грани ее блестят и переливаются отраженным светом утреннего неба.

Это же идеальный мост!

При тщательной страховке Игорь перебирается по глыбе на противоположную сторону трещины, срубая ее блестящие грани. Через пять минут мы все оказываемся рядом с ним, и движение возобновляется. Это уже стена.

Крутой, градусов в шестьдесят, замерзший снежный склон, в верхней части которого начинается почти отвесный, зализанный от частых обвалов, контрфорс.

Идем быстро и безостановочно. На замерзшем снегу кошки держат надежно, и вот мы уже трогаем руками первые скалы. У подножия контрфорса складываем небольшой контрольный тур, снимаем кошки и коротко договариваемся о дальнейших действиях.

Решаем лезть по правой стороне контрфорса. Судя по виду скал, туда реже залетают ледяные осколки. Иногда выходим на гребень и смотрим в рядом проходящий кулуар, постоянный путь ледяных обвалов, зализанный и гладкий. Нам придется его пересекать где-то вверху. Кстати, вверх смотреть бесполезно. Слишком круты скалы, и мы лезем и лезем, стараясь по возможности меньше находиться друг под другом.

Погода портится. Небо затягивается высокой серой пеленой. Это не беспокоит нас, а скорее даже радует. Будет холоднее, солнце не растопит замерзшие ледники и не отогреет камни. Опасность обвалов уменьшится. Чем холоднее, тем лучше!

Прошло уже пять часов с момента нашего выхода. Двигаемся непрерывно, но усталости не чувствуем, просто мы не думаем о ней. Связки работают самостоятельно, поочередно прокладывая путь. Скалы оказались не такими трудными, как мы ожидали. У них «удачное» строение, и несмотря на их сглаженность, часто встречаются маленькие уступы и трещины. Мы первый раз встречаемся с такой крутизной и поэтому стараемся не смотреть вниз. Крючья бьем редко, только там, где очень трудно. Каждый крюк — это несколько минут стояния на месте, несколько непройденных метров.

Вылезаем на крохотную площадку, на которой можно было бы уместить не более пары стульев. Это первое встретившееся нам место, где можно стоять, не держась за скалы руками. Пользуемся таким случаем, вынимаем шоколад, яблоки и осматриваемся.

Уже десять часов утра. День в разгаре, но солнца нет и особого тепла не чувствуется. Далеко внизу, на противоположной стороне ледника, стоит наша палатка.

Вид отсюда прекрасный, но свист и шипение пронесшихся где-то рядом невидимых в полете камней напоминают нам, что стоять здесь долго не безопасно.

Время идет, и нам надо идти с ним в ногу. Идти и идти, вверх и вверх... Опять все внимание сосредоточено на страховке, выборе зацепок. Ничего постороннего! Движения должны быть точными, быстрыми и в то же время как можно более плавными.

Камни летят сверху все чаще. В тишине вдруг слышится быстронарастающий свист, что-то прошуршит, пробуравит воздух, кажется, совсем рядом, и голова невольно прижимается к скале, хотя и сознаешь бесполезность этого, Скалы становятся почти отвесными. Это заначит, что язык ледника где-то рядом. Мы отклоняемся левее и видим его метрах в семидесяти выше нас. Он висит над зализанным кулуаром массой зеленоватых ледяньгх глыб. Местами поверхность их гладкая, как стекло, что указывает на недавний обвал.

Кулуар, который нам предстоит пересекать, достигает ширины метров 15—18. На другой стороне кулуара идет вверх ряд скальных выступов вперемежку с короткими, но очень крутыми снежными участками. Это хороший путь, и в целом мы так и намечали идти еще внизу.

Что и говорить, пересекать кулуар не очень-то хочется. Кто его знает, когда он «решил» обвалиться, этот ледник? Но раздумывать некогда, ясно, что чем скорее мы перейдем на ту сторону, тем лучше.

Особых технических сложностей переход не представляет. Я подбираюсь на страховке к спуску в кулуар и рублю ступени по направлению к его скальному дну, похожему на каменное корыто.

Аля страхует, а Люба и Игорь, не отрываясь, смотрят вверх на нависающий ледник. Я в любой момент по их крику готов прыгнуть вниз и, повиснув на веревке, маятником уйти от сорвавшихся глыб.

Пересекая кулуар, стараюсь осторожно ступать на едва заметные неровности, упираясь ледорубом в склон, и думаю только о том, чтобы ни на мгновение не задержаться с прыжком, если услышу предостерегающий крик. Но все тихо. Вырубив еще несколько ступеней на той стороне «корыта», я выбираюсь на край кулуара и забрасываю веревку за выступ.

Аля немедленно начинает движение.

Сколько времени мы перебирались через кулуар, я не помню, но кажется, что прошло всего несколько минут.

Теперь надо подняться выше нависающего, уже справа от нас, языка ледника и где-то там выйти на него. Поднимаемся на кошках одновременно, местами рубя в жестком снегу ступени.

Путь несложный, хотя и очень крутой, и мы позволяем себе на ходу посматривать на висящие над нами ледовые массы, к которым поднимаемся. По мере приближения к ним они все вырастают в размерах, лучше просматриваются и производят на нас все большее впечатление.

У самой грани отлома лед, изрезанный вертикальными и косыми трещинами, имеет толщину в три человеческих роста, отдельные куски вот-вот готовы обвалиться, и непонятно, почему они еще держатся. Мы смотрим вниз на то место, где совсем недавно пересекали кулуар, и зябко пожимаем плечами.

Но самое трудное позади. Выход на висячий ледник и подъем по нему не должен быть таким сложным и опасным, как было до него. Кроме того, можно хоть изредка отдыхать.

Мы делаем это, поднявшись выше языка ледника метров на пятнадцать. Уже два часа дня. Подъем сюда занял меньше времени, чем предполагалось. Это надо отнести за счет нашего раннего выхода и высокого темпа движения. Тут и неожиданная удача с ледяным мостом через баргшрунд, холод и отсутствие солнца. За весь день — ни одного обвала с северной стены Зарамага!

Ночевать на стене не хочется, и мы решаем дойти до вершины еще сегодня. Успеем ли?

Поднялись уже метров на шестьсот выше Цейского ледника, самочувствие по-прежнему хорошее. Уничтожаем сообща банку рыбных консервов, закусываем шоколадом, вспоминаем о компоте, оставленном внизу. Хочется пить, но воды нет. Жалеть об этом не приходится, ведь в данном случае холод работает на нас. Вместо питья кладем в рот по кусочку льда и потихоньку сосем.

Выше начинается длинный, ровный и очень крутой ледово-фирновый склон. Он весь в бороздах и воронках от падавших камней. Это очень опасный путь, а кроме того, очень трудный, и организовывать на нем страховку долго и сложно.

Намечаем переход на висячий ледник, и по одному, с большой осторожностью перебираемся через закруглённый край на его середину. Ледник изрезан мелкими трещинами, идущими во всех направлениях и пересекающими друг друга. Это удобно для движения и страховки через ледоруб. Немного ниже нас ледник распадается на отдельные куски и глыбы, висящие над кулуаром. Игорь начинает движение вверх. Мы стоим и смотрим на него. Пройдя метров восемь, он выбирает трещину, идущую поперек ледника, становится выше нее лицом к нам и с размаху втыкает в трещину ледоруб, чтобы, закинуть за него веревку.

Внезапно раздается сильный продолжительный треск. Ледник под нашими ногам,и дрожит. Что это? В голове проносятся и мелькают обрывки мыслей: мы нарушили равновесие ледника своей тяжестью и ударом ледоруба... он отваливается и падает, а вместе с ним... Проходит мгновение, кажущееся нам вечностью. Постепенно сознание фиксирует факт, что никто никуда не падает, ледник остался на месте и мы, кажется, тоже!

Придя в себя, при полном молчании, поочередно подымаемся к Игорю и перешагиваем через злополучную трещину в полметра шириной. Игорь, белый как снег, на котором он стоит, утверждает, что ширина трещины до этого не превышала десяти сантиметров. Ничего страшного. Произошла очередная продвижка льда, только ускоренная нашими действиями. Это вполне естественно для такого крутого ледника, висящего в гладком скальном ложе. Но нервы не выдерживают, и Люба обвиняет Игоря в неумении организовать страховку, выбирать для этого место и во многих других несуществующих грехах!

Отдыхать, несмотря на пережитое, не хочется, скорее выше, подальше от этого места. Все же эти трещины нам очень помогают, мы по-прежнему используем их для страховки и экономим время, которое уходило бы на забивку крючьев. Ледник под нами скрипит и потрескивает. Интересно, сколько он проползает за сутки? При его крутизне и судя по частым обвалам, это, должно быть, солидное расстояние.

В тишине, изредка нарушаемой лишь плачем альпийских галок, до нас неожиданно доносится крик. Кричат несколько человек, но где и кому? В горах зря не кричат, и мы с опаской смотрим по направлению к не видимой еще отсюда вершине Зарамага. Не там ли какая группа, взошедшая по обычному пути с юга, выражает свою радость по поводу удачного восхождения?

Крик повторяется, и мы различаем еле слышное, но бодрое и радостное «ура!» Кричат снизу. Мы оборачиваемся, осторожно и, вглядевшись, с трудом находим далеко-далеко внизу, почти прямо под нашими ногами, крошечный прямоугольник нашей палатки, а около него черные фигурки, машущие руками.

Это же нам кричат!

Мы вбираем в легкие побольше воздуха, чтобы не менее бодро ответить, по вовремя вспомнив о ненадежном месте, на котором находимся, благоразумно решаем промолчать. Мало ли что может произойти от сотрясения воздуха, вызванного криком!

Насколько позволяет нам наше неустойчивое положение, мы машем руками, а Игорь, вынув из кармана красный платок, нацепил его на штычок ледоруба и поднял над головой.

Большего мы сделать не могли, хотя неожиданное приветствие вызвало у нас искреннюю радость. По правде сказать, целиком сосредоточив все внимание, все нервы на страховке и сдвижении, мы забыли об опасности, о другой жизни, о лагерях, из которых ходят в горы альпинисты, что кто-то может нас увидеть, таких бесконечно маленьких и неподвижных на громадной вертикальной стене, какой она кажется с Хицанского бивака.

Как мы позже узнали, это была группа значкистов и разрядников нашего лагеря, возвращавшаяся с восхождений. Они прочли нашу записку, оставленную в палатке, и, подумав сначала, что наше сообщение о выходе на северную стену является шуткой, все же отыскали нас среди всех ее нагромождений.

Решив (и с полным основанием), что мы уже прошли все трудные места, они первыми захотели поздравить нас с победой.

А до победы было еще далеко. Нам больше не угрожали ледовые обвалы. Крутизна ледника не страшила, и скоро, по нашим расчетам, она должна уменьшиться. Но появилась другая опасность. Силы были на исходе, а постоянное нервное напряжение начало выбывать моральную усталость, притупляло бдительность и внимание.

Солнце, угадываемое сквозь высокую серую пелену, перекатывается на запад. И опять бесконечное движение вверх, скрип кошек, удары ледорубом, страховка товарища... Ни секунды передышки для усталых мускулов и издерганных нервов... После пройденного путь кажется сравнительно несложным, но все чаще и чаще приходится останавливаться и отдыхать.

Часа через полтора ледник становится положе. Отдельные его участки покрыты снегом.

Наверху он упирается в вертикальную скальную стену, сильно разрушенную, изрезанную трещинами и каминами. Это вершинный гребень Зарамага. Вот оттуда и летят камни, следы которых встречались еще на Цейском леднике. Неужели скоро конец и все уже позади? Посидев минут десять и подкрепившись очередной банкой консервов, мы тронулись дальше.

Снег становится мягким, и ноги проваливаются в него по щиколотку. Идем медленно, следя за ритмичностью движении и дыхания. Пройдя шагов тридцать, Игорь молча останавливается. Мы слышим его тяжелое дыхание.

Наша связка выходит вперед, и через пять минут я чувствую, что не в состоянии сделать больше ни шагу. Останавливаюсь и вижу, как Игорь и Люба начинают перегонять нас, чтобы топтать следы дальше. Наконец, мы под скальной стеной. Ориентируемся, находим подходящий камин и из последних сил вылезаем наверх.

В двух метрах от нас большой тур. Мы вылезли прямо на вершину Зарамага.

Первый взгляд на часы. Половина седьмого вечера. Северная стена пройдена нами за пятнадцать часов почти непрерывного движения. За это время с высоты примерно 3100 метров мы поднялись на 4203.

Далеко внизу извивается змеей Цейский ледник.

Палатку нашу отсюда различить совсем невозможно и лишь примерно можно угадать то место, откуда мы сегодня ночью вышли на стену. Сознание того, что все уже кончилось и не надо лезть куда-то вверх, бояться камней и обвалов, что можно пошутить и посидеть, любуясь панорамой, приносит большое удовлетворение.

Силы быстро восстанавливаются, и, отдохнув немного на вершине, мы решаем спускаться вниз на юг, пока нас не застанет темнота.

Через два часа в абсолютной темноте мы уже идем по леднику Зарамага и, наткнувшись на несколько трещин решаем заночевать. Выбираем большой, еще сохранивший дневное тепло камень и, надев на себя все теплые вещи закутавшись в одеяла, засунув ноги в рюкзаки, прижимаемся друг к другу, стараемся забыться.

Вот, собственно, и конец этого восхождения.

На следующий день к обеду мы были в лагере «Родина» здоровые и довольные. Нас тепло встречали многочисленные друзья, а Алю и меня, кроме того, встретил наш маленький сынишка Володя.

Прошло много лет с тех пор. Выросли достижения советских альпинистов, и северная стена Зарамага не числится теперь в списке труднейших маршрутов.

Мнения о нашем восхождении среди альпинистов были различные. Кто видел северную стену, тот относился к ней с почтением.

«Очень хорошее восхождение...» — сказал мне мастер спорта Кирилл Кузьмин, просмотрев осенью наш отчет.

«Маршрут самоубийц...» — сказал другой известный мастер.

Мы не были согласны с последним. Мы любили горы и не боялись вступать с ними в единоборство, утверждая власть человека над природой. Мы имели мечту и осуществили ее. Это и было нашей наградой и нашей радостью, нашей победой над горами и над самими собой.

А что может быть прекраснее осуществления мечты!

С. Лупандин