Альпинизм

Варшава-Эльбрус

В эти ранние утренние часы Москва, как всегда, была чисто прибрана, мостовые и тротуары, политые водой, блестели в лучах утреннего солнца. На улицах тихо и малолюдно. В одно такое августовское утро я торопился к Белорусскому вокзалу. Через сорок минут в Москву прибывает Варшавский поезд, в котором едет группа польских альпинистов.

Еще ни разу альпинисты из братской Польши не приезжали к нам на Кавказ, и мы с нетерпением ожидали их прибытия. Я был рад, что мне поручили встретить, пока еще не знакомых, друзей из Польши, сопроврждать их на Кавказ и вместе с ними совершить восхождения на горные вершины.

Протискиваюсь по перрону через оживленную толпу встречающих, примерно к тому месту, где должен будет остановиться вагон, и вижу знакомых московских альпинистов, также пришедших сюда приветствовать польских друзей по спорту.

Паровоз, тяжело дыша, медленно подходит к перрону.

Мы пытливо смотрим на выходящих из вагона пассажиров, стараясь угадать, которые же из них альпинисты. После солидных пассажиров с блестящими чемоданами в дверях вагона появляется фигура, в принадлежности которой к альпинизму ошибиться невозможно. Сперва показывается огромный рюкзак, который рывками пропихивается кем-то наружу. Из рюкзака торчит острый конец ледоруба. Все понятно! Мы бросаемся на помощь, выдираем рюкзак, а за ним видим улыбающееся лицо.

Польскому альпинисту, видимо, тоже все ясно. Он кричит что-то в глубь вагона и прыгает на перрон. Через минуту у дверей вагона образовалась большая и шумливая группа, слышатся приветствия на польском и русском языках, все радостно пожимают друг другу руки и жестикулируют, возмещая этим испытанным во всем мире способом недостаток нужных слов.

Туго набитые рюкзаки, ледорубы, палатки и другое снаряжение вытаскиваются из вагона, укладываются на электрокары и в окружении альпинистов следуют по перрону к автобусу под удивленными взглядами публики.

Весь следующий день ушел у нас на осмотр Москвы, посещение Кремля и музеев. Сознаюсь, мы с некоторой гордостью показывали гостям нашу красавицу Москву, водили их по широким красивым проспектам, спускались в метро, вместе с ними любовались панорамой города-гиганта с Ленинских гор.

Они стремились на Кавказ. Это слово было для них таинственным и зовущим. Оно обещало массу новых впечатлений. Южная природа, громадные снеговые горы, прорезанные темными дикими ущельями, восхождение на вершину Эльбруса, известную каждому школьнику по учебникам географии.

Мы встречаемся уже как старые друзья и, привлекая всеобщее внимание несколько излишним шумом, погружаемся в автобус. После короткого отдыха в турбазе все отправляемся побродить по Нальчику. Прекрасный городской парк, знаменитая аллея серебристых елей, кварталы новых жилых домов. Время летит незаметно, и о нем главным образом нам напоминает пустой желудок. Пообедав в чистеньком маленьком ресторанчике, гостеприимные хозяева которого сделали все возможное, чтобы у польских гостей остались лучшие воспоминания, мы направляемся на улицу.

Недалеко от выхода я замечаю плотную группу поляков, к которой бегом присоединяются остальные. Что еще случилось?!

Протискиваюсь в середину и вижу маленького мирного ослика, смущенного неожиданным вниманием. Щелкают фотоаппараты, раздаются оживленные возгласы, и я в первый раз слышу слово «колоссально!» Впоследствии мы привыкли к нему, оно употреблялось нашими гостями каждый раз, как им встречалось что-то новое и удивительное.

Остаток дня мы провели в парке. Теплый южный вечер, воздух, напоенный ароматом цветущих роз, и как бы специально из репродукторов льется мелодия популярной у нас тогда польской эстрадной песенки. Поляки прислушиваются и подозрительно смотрят на меня.

— Как впечатления? — спрашиваю я.

— О, колоссально! — дружно раздается в ответ.

А на следующее утро мы уже едем мимо садов и селений, незаметно углубляясь в горы. Гости постепенно привыкают к масштабам. Для них все здесь огромно и необычайно. Вот он, Кавказ! Каждая нависающая над дорогой скала, каждый новый вид вызывает оживленный обмен впечатлениями.

Мы с переводчиком не успеваем отвечать на вопросы. По правде сказать, затруднений особых с переводом не возникает. Многие польские альпинисты понимают по-русски, да и языки наши во многом схожи, и это еще больше сближает нас.

Вот и ущелье Адыл-су. В глубине его высятся острые пики снежных вершин, виднеющихся сквозь высокие стройные сосны. Автобус с трудом преодолевает тяжелые подъемы, и мы въезжаем прямо на площадку альпинистского лагеря «Шахтер». Нас радушно встречают хозяева лагеря — альпинисты.

Вечером мы, не сговариваясь, собираемся в одной из комнат и долго беседуем на самые различные темы, ближе знакомимся друг с другом. Руководитель группы Юстин Войшнис, редактор одного из журналов, — опытный альпинист. За свою жизнь он объездил весь свет, делал сложные восхождения в Альпах, Гималаях, Андах, в Африке.

Варшавский инженер Болеслав Хващинский на Кавказе второй раз. Первая его поездка была в 1935 году, на заре развития нашего альпинизма. Он на каждом шагу убеждается в громадных переменах, происшедших с того времени, и не устает удивляться этому. Роман Петрицкий — житель горного курорта Закопане. Он кинооператор, и, неся в буквальном смысле слова тяжелое бремя своей профессии, весь обвешан камерами, лампами и штативами. Маленькая и худенькая пани Войшнис — корреспондент газеты «Трибуна люду».

Все польские товарищи были уже опытными альпинистами и хорошими скалолазами. У них не было только опыта восхождений на Кавказе. Мы совместно с ними разработали план тренировок, походов, обсудили все детали.

Быстро летели дни в лагере. Мы ходили по окрестностям, знакомились с соседними альпинистскими лагерями, пили нарзан прямо из источников, поднимались на панорамные пункты через цветущие альпийские луга, занимались отра.боткой техники хождения по льду среди ледяных башен ледника Кашка-Таш. В заключение тренировок вся группа успешно совершила восхождение на вершину Гума-чи, достигающую высоты 3 809 метров над уровнем моря. Это восхождение для многих членов группы было одновременно их рекордом высоты. Как известно, в Польше нет таких высоких гор, как на Кавказе.

Восхождение прошло хорошо. Даже тучи, уже несколько дней угрожавшие непогодой, почти все исчезли. Наши друзья, поднявшись на вершину, с особым вниманием и интересом, под аккомпанемент возгласов «колоссально!» смотрели на огромный ослепительно белый купол Эльбруса, поднимающийся высоко над всеми рершинами.

Мы тоже были восхищены открывающимся видом. Да, сколько раз ни любуйся Эльбрусом, никогда не привыкнешь к его величавому виду. Каждый раз он поражает своими размерами и красотой.

Основной целью группы было — совершить восхождение на вершину Эльбруса. А это не простая вещь даже для опытных альпинистов. Что-то он готовит нам, седой великан? В одну минуту голубое небо может исчезнуть в снежных вихрях, и тогда горе альпинистам, застигнутым непогодой на необозримых снежных склонах. Ураганный ветер, мороз или густой туман создают много препятствий и опасностей, заставляют отказаться от попытки достичь вершины, могут запутать среди предательских трещин самую подготовленную группу.

Три дня мы готовились к штурму Эльбруса. Проверяли снаряжение, теплые вещи, подбирали продукты питания. В качестве инструкторов с польской группой должны были идти опытный инструктор лагеря «Шахтер» Леша Добшинский и я.

Наконец, настал день выхода на Эльбрус. По правде сказать, мы не вышли, а выехали. Благодаря заботам начальника лагеря Артема Сергеевича, иа одйу машину были уложены увесистые рюкзаки со всем необходимым, а на другой расположились польские альпинисты И .вот сопровождаемые теплыми и шутливыми напутствиями машины тронулись, и наши гости уже на ходу втащили 'в кузов Романа Нетрицкого, ловившего кинокадры с какой-то «выгодной» точки.

Экономя силы и время, мы проехали мимо альпинистского лагеря «Баксан», базы Академии наук и с ходу на первой скорости поползли по крутым серпантинам склонов Эльбруса, направляясь к «Кругозору» и далее к «Ледовой базе». Высота набирается быстро. Мы едем мимо хаотических нагромождений камней, выходов лавы — следов древних извержений Эльбруса. В ушах стоит легкий звон, и хотя мы мирно сидим на машинах, все же дышать приходится чаще. Уже начинает сказываться недостаток кислорода.

Остались далеко внизу альпийские луга, покрытые цветами, и живописные эльбрусские водопады. Несмотря на яркое солнце, становится все холоднее. Постепенно стихают смех и шутки. Наконец, показывается низкое здание, приютившееся на последних скалах у ледника. Здесь конец дороги. Выше — только необозримые ледяные склоны, местами покрытые снегом и изрезанные бездонными трещинами.

На шум машин из домика выходят люди. Это сотрудники экспедиции Академии наук. Здесь на заоблачной высоте, в 3 900 метров над уровнем моря, они несут нелегкую, но почетную вахту. У них суровые обветренные лица, неторопливые движения. Высота, разреженный воздух частые ураганные ветры и морозы наложили на них свой отпечаток. Мы слезаем с машин, выгружаем рюкзаки, и хозяева радушно приглашают нас отдохнуть и согреться горячим чаем.

Далеко вверху, четко выделяясь на ослепительно белом снегу, показывается человек. Польские альпинисты внимательно наблюдают за ним и тихо переговариваются. Человек с Эльбруса!

Через час, распрощавшись с шоферами и сотрудниками «Ледовой базы», мы медленно тронулись по направлению к «Приюту одиннадцати». Польские альпинисты еще не акклиматизировались и чувствуют высоту очень сильно. Кажется, мы совсем не двигаемся, а стоим на месте. Уж очень медленно приближается к нам показавшееся за очередным подъемом здание «Приюта одиннадцати». Часто приходится останавливаться и ждать, пока установится дыхание. Пот заливает солнцезащитные очки, и, сняв их, приходится зажмуриваться от ослепительного блеока снега.

Наконец, мы у цели. Высота 4 200 метров. Перед нами большой трехэтажный дом оригинальной, обтекаемой формы. Он покрыт оцинкованным железом для защиты от ветра, достигающего здесь необычайной силы. Сколько героического труда и самоотверженности потребовалось от энтузиастов, строивших эту самую высокогорную в мире гостиницу.

Вся наша труппа размещается в чистых, уютных комнатках, а в столовой уже хлопочут дежурные. Мы с Алексеем Добшинским с удовлетворением видим, что высота не повлияла на аппетит наших гостей — это хороший признак. На следующее утро не осталось и следа от неважного самочувствия. Организм начинает приспосабливаться к необычным условиям, хотя по-прежнему резкие движения немедленно вызывают усиленное сердцебиение.

Наши польские друзья настроены воинственно. Ко мне то и дело подходят «делегации» с намерением уговорить выйти на штурм вершины этой же ночью. Однако мы с Алексеем держимся твердо и не отступаем от замеченного еще в лагере плана.

Сегодня тренировочный выход по пути восхождения до скал «Приют Пастухова» на высоте 4 800 метров и возвращение обратно. Завтра - отдых, (подготовка к восхождению и в два часа ночи выход на вершину. Организм должен полностью привыкнуть и подготовиться к громадной физической и моральней нагрузке, испытываемой каждым при восхождении, на Эльбрус.

Единственно, что нас беспокоит, это погода. Очень она хорошая. Продержится ли она еще пару дней? Нам не хотелось бы, чтобы седой Эльбрус встретйл гостей слишком сурово и отогнал бы нас восвояси ни с чем. А это с ним бывает часто.

Мне кажется, что тренировочный выход на «Приют Пастухова», который прошел успешно, все же дал польским товарищам «некоторое представление о том, что их ожидает. Во всяком случае, они довольно покорно провели весь следующий день в отдыхе, фотографировании и прогулках по ближним ледникам.

Один неугомонный Роман Петрицкий ловил неповторимые кадры своим киноаппаратом, то опускаясь в неглубокие трещины, то взбираясь на скалы и заставляя «артистов» по многу раз совершать немыслимые прыжки.

К восьми часам вечера в доме наступила тишина. Все было приготовлено к штурму вершины. Теплые вещи, не продуваемые ветром штормовые костюмы, острые кошки, защитные очки, ледорубы и верески были сложены так, чтобы при сборах ночью не терять много времени. В рюкзаках лежала запасная одежда и продукты питания.

По правде сказать, я неважно спал в эту ночь. Перед каждым восхождением немного волнуешься, а перед штурмом Эльбруса, видимо, особенно. Кроме того, в данном случае мы были не одни с Алексеем, а вели на Эльбрус 17 польских товарищей. Как-то нсе сложится, какая будет погода, как себя будут чувствовать альпинисты, впервые поднимающиеся на такую высоту?

Наконец, удалось задремать, стараясь отогнать прочь бесконечные, лезущие в голову сомнения, и, как показалось, тут же раздался громкий голос Кудинова, безжалостно сообщавший, что время выходить уже пришло. Стрелки часов тускло светятся в темноте. Около двух часов ночи. Даже в комнате чувствуется мороз. Поеживаясь, вылезаем из теплых спальных мешков и начинаем надевать на себя все теплые вещи. Особое внимание обращаем на ноги и руки. Обморожения при восхождении на Эльбрус — явления нередкие.

Стараясь не попасться на глаза грозному начальнику «Приюта», который ревниво бережет недавно покрашенный пол мы прямо в комнате надеваем ботинки, подбитые триконями, прокрадываемся в столовую, чтобы выпить стакан горячего какао, и выскакиваем на улицу. Мороз сразу же дает себя знать, поэтому все спешат, прямо у дверей, пока еще послушными руками привязать к ботинкам стальные кошки. Поднимаем воротники свитеров, надеваем и завязываем капюшоны штормовок, заботливо натягиваем на руки по две пары теплых рукавиц.

Польские альпинисты сами берут «в оборот» некоторых опоздавших, и группа во главе с Алексеем медленно уходит в темноту, по направлению к «Приюту Пастухова».

Я замыкаю движение и отстаю немного, чтобы оглядеться. Кругом тихо-тихо. На черном небе неподвижно висят крупные немерцающие звезды, и ни облачка. Впереди меня слышится визжащий скрип кошек, вонзающихся острыми зубьями в смерзшийся фирн, и частое дыхание восемнадцати человек.

«Приют одиннадцати» уже не виден, лишь в одном окошке горит свет, который, как маяк, помогает нам ориентироваться. До «Приюта Пастухова» идем без остановок, а день назад по пути сюда нам приходилось несколько раз отдыхать и успокаивать перегруженное сердце. Я с удовольствием думаю о достаточной нашей акклиматизации, целесообразность которой так много и часто приходилось доказывать в эти дни.

Короткая передышка, во время которой убеждаемся, что никто не чувствует себя плохо. Высота 4 800 метров. Мы находимся выше почти всех других вершин, смутно белеющих на фоне ночного неба. На востоке небо начинает светлеть и принимает нежно-голубой оттенок, зари еще нет.

При таком морозе легче идти, чем стоять, и мы двигаемся дальше, прямо вверх, по направлению к скалам под Восточной вершиной, рассчитывая на ходу, что подойдем к ним при рассвете. Там надо круто поворачивать влево, чтобы, обогнув вершинный купол, выйти на седловину Эльбруса.

Немного увеличиваю темп и, постепенно обгоняя группу, спрашиваю у каждого: все ли в порядке. Польские товарищи — молодцы. Цепочка медленно и уверенно движется вверх.

Постепенно светлеет. Заря становится все ярче, и восточная часть неба окрашивается в розовый цвет, который отражается на снежных полях. На западе небо по-прежнему черное. Там еще ночь. Подымается легкий ветерок, но он нас не волнует. Погода такая, что и желать лучшего нельзя, нам просто везет в этот раз.

Постояв минуты две, группа поворачивает влево Скоро покажется седловина Эльбруса.

Через полчаса я останавливаюсь, чтобы поправить рукавицы, оглядываюсь вокруг и застываю от открывшегося удивительного зрелища. На западе на фоне неба стоит исполинская темно-синяя тень Эльбруса. Картина потрясающая. Это отраженные лучи еще не взошедшего солнца встретив на своем пути Эльбрус, точно и четко нарисовали его темный, увеличенный во много раз силуэт на ярко-розовом воздушном фоне.

Несколько минут я молчу, как бы боясь нарушить очарование увиденного, а потом кричу и машу руками ушедшим вперед товарищам. Все останавливаются и любуются редким явлением. Мне даже кажется, что я слышу неоднократно повторяемое «колоссально!» Ну что ж, в данном случае ничего другого не скажешь.

Но надо идти дальше. Постепенно сворачиваем вправо и вытягиваемся к седловине. Вершины Эльбруса уже ярко освещены солнцем. Мы наблюдаем, как постепенно загораются вокруг нас верпишы гор и солнце освещает все более низкие склоны.

Отдышавшись и пригревшись на утреннем солнышке, обманутые кажущейся близостью вершины и легкостью оставшегося пути, некоторые из наших спутников стали уговаривать меня с Лешей, чтобы после подъема на Восточную вершину и спуска обратно на это место сходить также и на Западную.

Алексей, несколько раз побывавший на Эльбрусе, горячо, даже слишком горячо, учитывая пятитысячную высоту, на которой мы находились, стал доказывать несерьезность такой попытки. Я молча слушал разгорающиеся прения и внезапно нашел решение, устраивающее, всех:

— Други! — сказал я. — Мы с большим удовольствием пойдем вместе с вами на Западную вершину после Восточной. Тем более, что такое восхождение является и нашей мечтой. Однако давайте отложим решение этого вопроса до нашего возвращения сюда с Восточной вершины. Не можем же мы идти на обе вершины сразу.

Это устроило всех, и мы принялись преодолевать последние сотни метров крутого подъема. Чем меньше остается до вершины, тем труднее, особен но нашим польским товарищам. Все они впервые в жизни поднялись на высоту выше пяти тысяч метров. Тут особенно ценно внимание спутника.

С момента, когда Леша с первыми альпинистами скрылся за перегибам вершинного склона и откуда-то, как кажется с небес, раздалось бодрое «ура» и «виват», прошло более часа, пака я, подбадривая последних, уговаривая, многозначительно поглядывая на часы и применяя другие приемы из богатого арсенала инструктора альпинизма, неступил замыкающим на самую высокую точку Восточной вершины Эльбруса.

Вокруг расстилается бескрайняя ширь. Под ногами, на востоке, юге и западе множество заснеженных вершин Главного Кавказского хребта и его отрогов. Темнеют глубокие ущелья, покрытые лесом, текут белые ниточки рек. На горизонте, на юге, в начинающейся дневной дымке, угадывается Черное море. Далеко внизу маленькой темной точкой, затерявшейся на необозримых снежных полях, виднеется «Приют одиннадцати». 9 часов 30 минут утра.

Мы с Лешей от души поздравили наших польских друзей с успёшньим восхождением. Особенно горячо я поздравил Болеслава Хващинского, ведь как-никак ему недавно исполнилось пятьдесят лет, а также Романа Петрицкого, который все же был больше кинооператором, чем альпинистом, и ему особенно тяжело досталось восхождение. У многих болела голова, кое-кого мутило, но все это было в порядке вещей.

Ветер на вершине был не сильный, но пронизывающий, холодный. Отдохнув немного, а также показав наиболее известные вершины способным еще проявлять любознательность, мы тронулись обратно. Довольно скоро вся группа опять расположилась на камнях у седловины. Никто не старался вспомнить наш уговор насчет восхождения на Западную вершину. Погода держалась хорошая до конца. В час дня, очень довольные успехом, мы с громким криком атаковали «Приют одиннадцати» и предали «разграблению» продовольственные запасы.

Несмотря на усталость, остаток дня все правели шумно. Обратный путь до лагеря прошел как веселая прогулка. Мы позволили себе роскошь остановиться на полчаса на зеленой лужайке у минеральных источников, пили нарзан и, собирая живые цветы, вспоминали о царстве холода, леденящем ветре и разреженном сухом воздухе Эльбруса.

Встреча в лагере, как это всегда принято у альпинистов, была теплой и трогательной.

А еще через четыре дня я ехал по утренней Москве вместе с моими польскими друзьями на Белорусский вокзал. Всем было грустно. Ничто не сближает людей лучше, чем совместное перенесение трудностей и опасностей. Мы простились у вагона, обещая друг другу никогда не забывать о днях, проведенных на Эльбрусе.

Поезд тронулся, и дружеские улыбающиеся лица друзей, прилипшие к стеклам окон, медленно поплыли мимо. Счастливого пути, друзья! Приезжайте к нам!

С. Лупандин