Альпинизм

Домбай

Значок «Альпинист СССР» получил в Закарпатье. Третий разряд я поехал закрывать в Домбай вместе с Блещуновым в 53-м году. Ехали мы безовсяких путёвок, остановились в пихтовом лесу Аманауза, там, где было кладбище. Разбили палаточный городок. Сгущёнка в вёдрах, верёвка сизалевая (капроновой ещё не существовало), ботинки обычные, не окованные. Если удавалось найти трикони, то сами набивали. Старые точили, всё, что находили, шло в дело.

Когда нас выпускала спасательная служба, то проверяла состояние ботинок, набор необходимого снаряжения и питания. Но поскольку мы были нищими, из лагеря выходили при полном снаряжении, затем половину продуктов приходилось возвращать и мы уходили с минимальным грузом. Именно там я в первый и в последний раз дал зарок никогда больше не ходить в горы. Мы спускались с задней Белолакаи и попали в жуткую грозу. Темно, мокро, страшно, противно. А Блещунов бегал и говорил: «Вовка, посмотри какая красота, огни святого Эльма!». А я думал: «Какие огни?! На мне нет ни одной сухой нитки, волосы дыбом, ледоруб поёт, а он восхищается».

— Люблю грозу, когда внизу.

— Ну да. А он в восторге. Мы, слава Богу, вскоре попали в палатку к медикам, свою палатку не нашли. От холода сводит ноги и руки, все друг друга растирают. Я лежу, судороги сводят ноги, мокрый, как лист, и думаю: «В гробу я видел эти горы. Чтоб хоть раз в жизни кто-нибудь заманил бы меня сюда ещё. Да пропади они пропадом». А утром спустились вниз, нашли свои палатки, отогрелись и больше я таких заклинаний не делал. Закрыл третий разряд. На следующий год с третьим разрядом я поехал в школу инструкторов в Джантугане. Алексей Малеинов — начальник школы. Это был 54-й год.

— Наверное, Володя, каждый из нас говорил себе: «Всё! Это в последний раз». Помню, сидел ночью на стене Талгара в верёвочной петле и смотрел, как вдали мерцают огни Алма-Аты. Талгар далеко от города, но виднелось, словно зарево от него, оно переливалось от колебания воздуха. Я вспоминал свой письменный стол и лампу с зелёным абажуром, говоря себе: «Если я останусь жив, то никогда больше не полезу на стену». Но в том же сезоне сделал еще «пятёрку». Такие моменты заставляют больше любить жизнь, Что такое стакан воды? Да ничего. А в безводной пустыне? После трудного восхождения жизнь всегда казалась такой прекрасной!

— Это верно. Ну ладно. Блещунов на майские и ноябрьские праздники всегда вывозил человек 100—150 на Буг, там прекрасные скалы. Новички получали первые навыки, и скалолазание развивалось, как спорт. У меня сохранилась ещё подготовка от гимнастики, где-то на уровне 1-го разряда. Руки, ноги были крепкими, хорошая растяжка, координация. Я, когда стартанул, то так завёлся, что проиграл по технике только одному уже бывалому скалолазу. После этого я уже не мог жить без скал.

После окончания школы инструкторов я попал на флот. Стал писать, куда только можно. Напоролся на золотого человека, Виктора Некрасова и в Ейск пришла из Министерства обороны разнарядка о командировании меня в Терскол. Там проводил армейские альпиниады известный тебе полковник Юхин. Идёт Иван Васильевич в сатиновых трусах ниже колен, животик свисает, ноги кривые. Я иду навстречу. Тоже в трусах, бескозырке и тельняшке. Спрашиваю, как найти начальника Юхина. Он отвечает: «Вы оденьтесь сначала, а потом доложите». Я понял, что напоролся на самого Юхина. Отошёл в сторону, оделся и тут на меня напал смех. Как только подхожу к Юхину, начинаю смеяться. И так несколько раз. Юхин рассвирепел и сказал, что отчисляет меня со сбора. Спас меня опять Некрасов. И я начал инструкторскую деятельность в ЦСКА. Дали отделение, без стажировки работал со значкистами. Идём на траверс «Кзгем-баши — Советский воин» с майором Миленковым. Он майор, а я старший матрос. Пошли по пиле, а все её обходили. Майор кричит: «Владимир Дмитриевич, держи — падаю!» Меня прорвало, поскольку я не сильно управляемый, пошёл разговор на повышенных. Послал я его. После восхождения он докладывает в лагере Юхину, куда я его послал. Дословно. Юхин снова хотел меня выгонять. Опять Витя Некрасов за меня заступился.

Сделали мы там Кюкюртлю двумя группами, Некрасов и Живлюк делали чуть левее. Сошлись на Кюкюртлю. Гора паршивая, страховку организовать очень сложно. Витя говорит: «Давай на радостях тихо-тихо постреляем» (ракетами). И постреляли. Поднимаемся на Западную, стоит Одноблюдов и спрашивает: «Что случилось?» — «Да ничего». — «Ну тогда снимайте штаны, вас сейчас пороть будут». Мы как глянули вниз, а там идет спасотряд на наши ракеты. Вот так шла моя срочная служба на флоте.

Когда демобилизовался, жил в Одессе, работал на заводе Октябрьской революции. Сначала слесарем, потом монтажником-высотником. Зарабатывал неплохо, но не мог ездить в горы. Ведь каждая поездка с Блещуновым — это два-три месяца отсутствия на работе. Пять смен в лагере. Не получалось совмещать работу и горы, и в 59-м году поставил крест на гражданской работе и переехал в Домбай.

— Была у нас такая шутка: «Если альпинизм мешает тебе работать, брось работу». Инструктора ведь все имели основную работу по своей специальности, их освобождали на два-три месяца по специальному постановлению, подписанному самим Сталиным в 52-м году.

— Было такое постановление, но кому нужен работник, который на три месяца в году выбывает. Да мы ещё и задерживались, справки привозили разные о травмах.

— Шестой раз справка о сотрясении мозга. А то и почище.

— Я стал профессионалом. Начальником на КСП был Фердинанд Алоизович Кропф. Он пригласил меня к себе на работу. Там же я познакомился и с Риммой Владимировной. Она работала в «Белолакаи», была инструктором и хорошей горнолыжницей, не то что я, «чайник». Когда я показал Кропфу свои альпинистские документы, то там тянуло почти на мастера спорта, а у меня был оформлен всего 3-й разряд. Посмотрел он на мои справки и отослал в Москву оформлять следующий разряд. В Москве я познакомился с Ануфриковым. Он помог оформить 1-й разряд, и я вернулся в горы, стал работать на КСП у Кропфа.

Пахали мы как негры, но с удовольствием. К маю уже промаркировали все тропы, поставили знаки-указатели. Отметили переправы, лавины, все опасные участки. Дежурство круглосуточное установили. Кропф поручил мне промаркировать маршрут до Алибекской хижины. Через каждые 50 метров я должен был делать краской отметку. Я взял краску и пошёл. На следующий день вызывает меня Кропф и говорит: «Владимир Дмитриевич, вы лодырь». Он сказал мне делать отметины через каждые 50 метров, а я маркировал через 100. Я оправдывался, говорил, что там автомобильная дорога, заблудиться невозможно. Слово за слово. Договорились до того, что он меня выгнал из КСП. Подошёл ко мне Борушко, начуч из «Белолакаи», предложил остаться у него. В дальнейшем наши отношения с Кропфом наладились и сохранились до сих пор. Я его очень уважаю.

Я тоже. Фердинанд Алоизович и меня кое-чему научил. Однажды, я дал ему на подпись письмо, а он сказал, что так страницу письма складывать невежливо. Надо сложить лист сначала вдоль,а потом поперёк. Так удобнее адресату будет его разворачивать. В этом весь Кропф — воспитанность, требовательность и предельная австрийская аккуратность. Пустяк, кажется, а вот запомнилось на всю жизнь.

— Кропф заложил первый КСП. Это особый человек. Работает скрупулёзно, размеренно, всё по системе, но, тем не менее, к людям, к нам хорошо относился. Когда брал нас на работу, предложил написать, что каждый из нас хотел бы сделать в горах в этом сезоне, какие восхождения. А это для нас главное.

На КСП у него была профилактика высшего класса, всё поставлено на предупреждение несчастных случаев. К нему мог прийти любой за советом, за консультацией, за помощью. Любая группа могла получить полную информацию по лавинам, камнепадам, переправам.

— Кропф уехал из Австрии в 18 лет, и больше за границу его не пускали. Откуда у него были такие профессиональные знания? Ведь для того, чтобы поставить так спасательную службу, надо было иметь и знания, и опыт, и примеры. Откуда у него всё это?

— Он очень организованный человек, это заложено у него в генах. Видимо, изучал материалы западных служб. Ведь у нас ничего не было, акии (средство для транспортировки пострадавших в виде метьаллическойй лодочки) сами делали. Это уже позже мы получили их образцы из Австрии.

Домбай для меня стал местом жительства. Отработали сезон, сделали ряд интересных восхождений с Игорем Бандуровским. Пришла осень, решили остаться на зимовку. Мы жили с Риммой в инструкторском бараке (сейчас там стоят «Горные вершины»), жили без воды, без туалетов, но нас это не смущало. По тем временам зарабатывали приличные деньги. Ремонтировали снаряжение альплагерей, чинили древки у ледорубов и молотков, переоковывали ботинки, латали штормовки, палатки зашивали. Поставили первый в Домбае горнолыжный подъёмник. Возле «Красной звезды». Мы валили лес, корчевали, пилили. В зимний сезон все базы работали в альпинистском режиме.

Я одессит, на лыжах — можешь себе представить... Ни одного поворота. Чтоб не было отдачи при подъёме, обматывали лыжи репшнурами. А мне надо было давать обучаемым технику передвижения. Теорию я знал, но когда надо было спускаться, чувствовал себя закомплексованным. Когда в первый раз спускался с поляны ЛИИ, получил два столкновения с деревом, одно очень сильное с сотрясением.

Следующим летом Римма приехала уже с сыном Игорем. Ему тогда было два месяца. Домбай стал для нас домом родным, единственным заработком, а альпинизм - хлебом насущным. Идеальный вариант, когда хобби и работа совпадают. Спустя годы, неоднократно прокручивая свою жизнь, я с полной уверенностью считал, что Домбай — самые лучшие мои годы. И, если бы мне предстояло прожить еще одну жизнь, то я бы хотел, чтобы в ней был Домбай.

— Хорошо понимаю тебя, Володя. Мы с женой и маленькой дочкой зимовали в альплагере «Ала-Арча» на Тянь-Шане. И тоже считаем, что это было самое счастливое время в нашей жизни.

— А теперь несколько слов о Домбае в настоящее время. Домбай сегодня — самый спокойный регион на Кавказе. Удивительно доброжелательные отношения всех служб к туристам. Для размещения много гостиниц до 5-звёздных включительно. Приличные условия предлагает частный сектор.

Зимой Домбай — рай для горнолыжников. На склонах трасс регулярно дежурят спасатели высокого класса. Отлично работает большой коллектив тренеров. Через 3—4 дня новичок спокойно спустится с самого верха. Особенно удобно с детьми. Утром сдал ребенка тренеру, вечером забрал с заметными успехами в горнолыжной технике. Лучшее место для начинающих горнолыжников - «Алибек». База расположена в 9 км от Домбайской суеты. Абсолютная тишина и спокойствие, мягкие, пологие склоны и нормальные условия быта. Домбай летом — это альпинизм, туризм и просто активный отдых. Альпинистские маршруты любой сложности, до шестой включительно.

Рассказать обо всех хороших людях Домбая невозможно, но не могу не сказать о Тикееве Олеге Османовиче. Много лет он командовал «Алибеком», а сейчас директор ММЦ «Горные вершины». Здесь есть всё: бассейн, парилка, дискотека, бары и т.д., а главное, хорошее отношение к людям.

Братья Байчоровы — Альберт и Назир. Чотчаев Сапар делают всё, чтобы возродить добрые традиции альпинистов и туристов. Друже любно и доброжелательно относятся к людям. Был застрельщиком в проведении сбора афганцев, кинофестиваля, который стал традиционным. Проводил соревнования дельтапланеристов, соревнования по горным лыжам памяти Хаджика Магомедова.

Хаджи Мурат Курман Алиевич Магомедов ходил с нашей командой на восхождения. Много лет был начальником альпбазы «Домбай». И пока он был в лагере, ни один гвоздь не ушел на сторону. А после его ухода всё пустили с молотка, в том числе и саму базу. К сожалению, есть и такие, у которых кроме наживы нет ничего святого.