Спелео

Результаты

Результаты этого эксперимента прежде всего касаются изменении ритма бодрствования и сна; их легко проанализировать, не прибегая к сложным математическим методам. Эти результаты особенно интересны потому, что впервые оказалось возможным сравнить названный ритм у одного и того же индивидуума с интервалом в десять лет, чтобы выяснить, влияют ли на него возраст и старение. Чтобы данные за 1962 и 1972 годы были сопоставлены, следует, конечно, взять результаты первых двух месяцев американского эксперимента. Напоминаю, что в 1962 году синхронность ритма оставалась в течение всего эксперимента «вне времени» на одном и том же уровне: между периодами моих пробуждении проходило в среднем 24 часа 31 минута. Это означает, что мой ритм не сломался и оставался близким к нормальному. Но все же он отставал от местного времени на полчаса в сутки (пробуждение и отход ко сну происходили все позже и позже - на полчаса каждые сутки), так что за два месяца утро и вечер у меня дважды полностью менялись местами.

В 1972 году, в противоположность этому, длительность моего ритма бодрствования и сна увеличилась значительно больше: в течение первых шести недель я ложился и вставал каждый раз на два часа позже, так что день у меня за это время трижды совпал с ночью на поверхности земли. Затем в течение двух недель ритм бодрствования и сна был непостоянным: сутки длительностью 48 часов чередовались с 28-часовыми; средняя их продолжительность равнялась 37 часам. Таким образом, возраст оказывает значительное влияние на биологические часы человека. В 1962 году мне нужно было девять с половиной часов сна, чтобы оставаться деятельным в течение пятнадцати часов; в 1972 году мне было достаточно семи с половиной часов, а период деятельности в среднем составлял 28 часов.

Затем в течение нескольких месяцев мой цикл был близок к 28 часам, регулярно все более и более отставая от местного времени, так что порой я завтракал в 10 часов вечера, а обедал в 10 часов утра. Так случалось довольно часто. После этого мой ритм вторично стал двухсуточным, но без регулярности: 48-часовые сутки в течение двух недель чередовались с 28-часовыми. Наконец до самого конца эксперимента он стабилизировался на уровне 28 часов. Эксперимент в пещере Миднайт дал и другие результаты, имеющие большое значение. Первый из них касается ректальной температуры. Благодаря моему основательному изучению этого очень важного физиологического параметра я получил кривые температуры, измерявшейся каждые четверть часа в течение 25 дней до, во время и после трансатлантического перелета Париж - Хьюстон, за месяц до спуска в пещеру Миднайт (основа для сравнения), затем в течение 180 дней под землей, две недели после этого - в Хьюстоне и, наконец, после полета из Хьюстона в Париж - в течение 20 дней.

Весьма интересен сдвиг температурной кривой. В нормальной жизни, до спуска в пещеру, она достигала минимума, как правило, в 2 часа ночи - примерно через полтора часа после того, как я засыпал. Под землей этот минимум наступал примерно на час позже - в 3, 4 и 5 часов утра и т. д., так что через две недели, проведенных «вне времени», минимальное значение, соответствовавшее ночи, появлялось на кривой в 15 часов. И так повторилось в течение эксперимента несколько раз. Второй результат относится к ритму сердца, который регистрировался в течение 180 дней подряд (один сантиметр ленты в секунду, что составило 155 километров ленты!). Эти записи еще следует расшифровать, чтобы выяснить, совпадают ли колебания пульса с колебаниями температуры или же с колебаниями ритма бодрствования и сна. Это очень важно для космических исследований, так как у американских астронавтов ректальная температура не измерялась.

Джон Руммель, следивший за работой сердца астронавтов в последней американской космической лаборатории «Скайлэб», проанализировал не только ритм моего сердца, но и реакцию его на утомление ездой на велоэргометре, которым он же меня и снабдил. Третий важный результат касается моего сна, кривые которого записывались в течение двухсот пяти ночей, при 26-часовом, 28-, 36- и 48-часовом суточных циклах, что проводилось впервые. Последующий анализ электроэнцефалограмм, записанных во время сна, позволит определить, какие его периоды наиболее восстанавливают силы организма: фаза сновидения, или фаза глубокого сна, или же и та и другая? Вскоре мы это узнаем. В заключение добавлю, что эксперимент в пещере Миднайт удался, несмотря на наступившую у меня депрессию, лишь благодаря тому, что я сознавал свою роль пионера. Но, хотя сознание этого было совершенно необходимо, чтобы поддержать мою силу воли, его оказалось недостаточно. И в последние дни меня поддерживало чувство, что я должен выполнить взятые на себя моральные обязательства: стремление во что бы то ни стало выстоять, не обмануть ожиданий жены, родных, друзей и особенно американских спелеологов и журналистов, которые верили в меня.

Ныне, когда все уже позади, когда я добился успеха, хотелось бы сказать молодым читателям, что эксперимент «вне времени» был, несмотря на все, что я пережил, необычайным и увлекательным приключением.