Спелео

Мое призвание и Фонд призваний

Застыв как изваяние под проливным дождем, я горящими от радости глазами впиваюсь в окно здания на Елисейских полях. Здесь только что решилась моя судьба: Фонд призвании назначил мне стипендию в размере одного миллиона старых франков, так что я могу продолжать свои изыскания подземного мира. Сколько мыслей промелькнуло в это мгновение! Мне двадцать один год, я вправе взглянуть на свое прошлое с того момента, когда смутно почувствовал, что моя жизнь отныне потечет по иному руслу.

Вспоминаю, как впервые в одиночку, преодолевая страх, вооруженный лишь карманным фонарем, я проник в пещеру, берущую начало за холмами лицея в Императорском парке Ниццы. Спустившись на несколько десятков метров, я обнаружил в пласте синей глины множество раковин, морских окаменелостей, возраст которых насчитывал несколько тысяч лет. Это приключение могло и не получить дальнейшего развития, но именно тогда и зародилась моя страсть к геологии и спелеологии. Мне было десять лет. С тех пор пылкая, всепоглощающая любовь к науке о Земле вытеснила все остальное. За несколько месяцев все работы Норбера Кастере и трактат по геологии и палеонтологии Леона Бертена я изучил лучше, чем школьные учебники. Очень скоро я уже не мог довольствоваться только книгами и попытался найти описываемые в них феномены в природе. От Кастере у меня - склонность к приключениям и исследованиям под землей; от Бертена - настоятельная потребность вскрыть причины явлений природы. В возрасте от 12 до 17 лет я исследовал около пятидесяти пещер и пропастей в Приморских Альпах и начал проводить их систематическое изучение в геологическом аспекте. Результаты этой работы, опубликованные впоследствии в геологических и спелеологических журналах, усилили мое влечение к подземной геологии. В семнадцать лет - мое первое важное геологическое открытие: конгломераты бывшей подводной дельты реки Вар, которые до этого относили к виллафранкской эпохе, в действительности оказались плезанскими. Об этом шли споры между учеными, порой довольно горячие, но открытие юным лицеистом многочисленных остатков фауны, вкрапленных в конгломераты, позволило решить вопрос окончательно. С этого времени я твердо взял курс на геологические науки, чему содействовала встреча (в связи с упомянутым открытием) с видным ученым, профессором Жаком Буркаром, членом Академии наук, исследователем, геологом и океанографом. Он пригласил меня принять участие в геологическом изучении района Ниццы и взял с собой в плавание на корабле французского военного флота, чтобы приобщить меня к решению интереснейших проблем морфологии и геологии морского дна.

С тех пор мой путь был намечен. Продолжая занятия в средней школе, я посвятил себя (определенно с большим пылом, чем это было нужно) геологическому изучению Приморских Альп, исследованию пещер и подводному плаванию, позволявшим мне наблюдать явления природы в их динамике. Эта интенсивная научная и спортивная деятельность не могла не отразиться на моих школьных успехах. При сдаче первых экзаменов на бакалавра я провалился, но, должен признаться, не жалел об этом. В том же году я опубликовал в журнале Французского геологического общества совместно с Жаком Буркаром, который сделал меня ближайшим своим сотрудником, статью объемом более одного печатного листа о результатах наших наблюдений над четвертичными отложениями морского дна в районе Ниццы.

Довольный достигнутыми мною результатами, профессор Буркар, когда я еще готовился к оставшимся выпускным экзаменам, решил помочь мне защитить дипломную работу по геологии, хотя обычно ее пишут лишь после получения степени лиценциата. Но я начал готовить ее уже в средней школе. В 1959 году, будучи уже бакалавром философии, я поступил на подготовительный курс факультета естественных наук Сорбонны. Но уже на первом году учебы у меня начала зреть мысль, которую кое-кто мог назвать абсурдной: мои исследования подземных отложений показали, что в некоторых случаях рыхлые подземные пласты отражают минералогический характер окружающих горных пород. Это означает, что если известняковый массив содержит редкие минералы, например рубины, изумруды, и в нем есть пещера, то эти же минералы можно найти в отложениях пещеры, так как они нерастворимы в воде, насыщенной углекислым газом. Оставалось доказать, что моя гипотеза верна. Для этого имелось лишь одно средство: экспериментально ее проверить, обнаружив в подземных отложениях те минералы, наличие которых в той или иной пещере я предвидел априорно.

Со второго триместра я начал пропускать лекции, необходимые для лиценциата, чтобы заниматься длительными и скучными библиографическими поисками, которые позволили бы мне выбрать пункт земного шара, где я мог бы доказать обоснованность своих выводов. Пещеры, о которых я мечтал, раскиданы по всему свету, их можно было найти в Новой Зеландии, Австралии, на острове Шри-Ланка, в Африке, Бразилии и т. д., но имевшиеся в моем распоряжении геологические данные были, к несчастью, весьма неточны. И все же я выбрал Шри-Ланку, питая тайную надежду найти там редкие минералы. Но тут передо мной встал ряд проблем. На какие средства отправиться в эту страну и организовать спелеологическую экспедицию с геологическим уклоном? Рассчитывать на помощь моей семьи, которая жила довольно скромно, мне не приходилось, тем более что мне никогда бы не разрешили отправиться в экспедицию, полную опасностей. В течение нескольких месяцев я разрабатывал проекты и строил планы, как добыть деньги. Эти попытки остались безуспешными, и сто тысяч старых франков, которые я смог бы собрать, не позволили бы мне даже подготовить экспедицию.

К тому же приближалась экзаменационная сессия, и мой почтенный руководитель, чтобы заставить меня заниматься, заявил, что защищать дипломную работу по геологии, которую я уже давно писал, я смогу лишь в том случае, если успешно сдам все экзамены подготовительного курса факультета естественных наук. Вот к каким последствиям привела моя беззаботность... Как быть? Глубоко уверенный, что моя экспедиция в Азию увенчается успехом, я постоянно изыскивал благовидные предлоги, чтобы не готовиться к лиценциату. Именно в это время я узнал из статьи, вырезанной моей матерью из журнала, что в Париже основан так называемый Фонд призваний, имеющий целью предоставлять стипендию в размере одного миллиона старых франков молодым французам в возрасте от 18 до 30 лет, которые по-настоящему чувствуют свое призвание, но не могут следовать ему из-за отсутствия денежных средств. Призвание? Мне только двадцать лет, но я уже совершил ряд открытий, написал и опубликовал больше двадцати пяти научных статей во французских и зарубежных специальных журналах (особенно в издаваемых Академией наук); семнадцати лет участвовал в экспедиции, финансировавшейся правительством. Если это не говорит о том, что у меня есть призвание, то кто же его имеет и может претендовать на получение этой стипендии? Так думал я в то время, находясь, по правде говоря, на грани духовного краха: ведь все это время я жил в напряжении, опасаясь, что потерплю неуда-чу. Поэтому с энергией, которую придает отчаяние, я ухватился за тонкую нить, которая обозначилась на горизонте. Какое совпадение! Именно в этот момент, один из самых критических в моей жизни, мне протянули руку помощи! Я понял, что это второй счастливый случай в моей жизни (первым была встреча с Буркаром). Я не должен был его упускать. Три дня и три ночи готовил я документы для обоснования своей кандидатуры и письмо на двадцати страницах, причем не колеблясь привел известные слова Сент-Экзюпери: «И если тебя постигнут неудачи, ты должен все начинать снова!» Я стал ждать, томясь и надеясь. В субботу пришло письмо, извещавшее о том, что мое ходатайство удовлетворено. Я мог наконец отправиться в дальние страны для изучения тропических пещер.

На географических картах больше нет обширных белых пятен, не найти и девственных земель. Лишь три области еще представляют интерес для исследований: космос, но туда имеют доступ лишь немногие избранные, затем океан, предоставляющий для ученых безграничный простор, и наконец недра земли с их пещерами, гротами и безднами. Это и есть мой мир.