Кавминводы

«Спешите делать добро...»

Часто многие из нас повторяют эти слова, порой даже не подозревая, что принадлежат они одному из замечательных деятелей русской медицины XIX века, навсегда оставшемуся в памяти благодарного человечества, «святому доктору из Москвы», как гласит надпись на мемориальной доске старого дома в одном из маленьких городков Западной Германии.

10 (24) августа 1780 года в Мюнстерэйфеле близ Кельна в большой семье аптекаря родился будущий «святой доктор» Фридрих Йозеф Гааз, получивший в России, ставшей его второй родиной, имя Федора Петровича. Окончив церковную школу, он едет в Иенский университет, где посещает курсы философии и математики, а затем, решив пойти по стопам деда, доктора медицины, оканчивает курс медицинских наук в Геттингене и Вене, на всю жизнь сохранив глубокую признательность своим учителям и наставникамлПосвятив себя медицине, Гааз продолжает изучать философию, вступает в переписку с Шеллингом, принимая и разделяя его воззрения.

Вскоре молодой врач клиники глазных болезней профессора А. Шмидта был приглашен в Россию русским дворянином Репниным и, после долгих уговоров, остался в Москве. Так в 1802 году вошел в историю русской медицины немецкий доктор с русифицированным именем - Федор Петрович Гааз, начавший с 1806 года безвозмездное лечение больных Преображенского богадельногодома. Ставший спустя год главным врачом Павловской больницы по указу императрицы Марии Федоровны, двадцатишестилетний врач, вероятно, и не предполагал, что судьба его сложится столь необычно. Разве мог думать он, врач-окулист, чужеземец, что ему предстоит открыть знаменитый русский курорт, участвовать в походе русской армии, преследующей Наполеона, стать главным врачом московских тюрем; что он будет награжден крестом Святого Владимира четвертой степени, произведен в надворные советники; что сгоревшая в огне Московского пожара 1812 года книга его вновь увидит свет почти через 180 лет; что полтораста лет спустя его именем назовут улицы, а на могиле всегда будут живые цветы? Нет, не мог юный доктор Гааз, не просто истово выполняющий свой врачебный долг, а движимый высоким душевным нравственным порывом, заглянуть в Книгу Судеб. Доктор, уже тогда слывший среди коллег чудаком и филантропом, жил так, как велела ему совесть. Дни и ночи, проводимые им у постелей страждущих бедняков, подточили его силы и вынудили заняться своим здоровьем. Перенеся несколько приступов лихорадки, вконец изнурившей его, Гааз, как опытный врач, «решил, что абсолютное здоровье может вернуть либо тяжкая болезнь, либо длительное путешествие».

Тщательно изучив записки своих предшественников - исследователей Кавказа Палласа и Гюльденштедта, молодой доктор открывает новый степной минеральный источник - Екатерининский, а затем еще несколько — Мариинские (горячий и теплый), Константиновский и Елизаветинский. В следующий свой приезд в 1810 году Гааз откроет знаменитые Железные ключи (ныне город Железноводск) и два озера с целебной грязью (Сухое и Тамбукан) и, недооценив, не исследует два находящихся рядом источника. Очень соленой на вкус воды было так мало, что, окрыленный находками, молодой врач не придал этим ключам никакого значения, а именно они-то и источали соляно-щелочную углекислую воду, которая принесла мировую славу Ессентукскому курорту.

Прекрасно понимая, что для полного представления о «самых ценных источниках России» — водах Большой Кабарды — необходимы метеорологические и фенологические сведения, Гааз при содействии местных жителей проводит ежедневные измерения температуры воздуха, деятельно описывает погодные условия, исследует химический состав открытых им вод. По достоинству оценив минеральные источники, он тщательно продумывает проект создания будущего курорта. От его внимания заботливого врача не ускользает ни необходимость галерей, ни обязательное ограждение питьевых колодцев, ни поетройка ванн, ни столь нужные для отдыха сады и парки.

14 августа 1825 года, став штадт-физиком (главным врачом) Московской медицинской конторы, с первых же дней Гааз вступает в борьбу с косностью и рутиной тогдашней медицины. Он обосновывает необходимость оспопрививания, что вызывает неприязнь со стороны коллег, излагает проекты улучшения содержания и лечения душевнобольных, вступая в конфликт с городскими властями и медицинским обществом Москвы, доказывает настоятельную потребность создания больницы скорой врачебной помощи. Подобная позиция штадт-физика отнюдь не устраивала ни сослуживцев, ни подчиненных, привыкших к спокойствию и традиционности взглядов. Появляются жалобы, доносы. По свидетельству А. Ф. Кони, «повторялась обычная история. Сплотившиеся в общем чувстве ненависти и зависти к новатору, ничтожества одолели в конце концов Гааза», и Федор Петрович покидает административную службу, возвращаясь к медицинской практике.

Довольно состоятельный человек, имевший большой дом в Москве, подмосковное имение с суконной фабрикой, он оперирует, лечит, консультирует, подтверждает свою репутацию прекрасного специалиста. В 1828 году по предложению генерал-губернатора князя Д. В. Голицына он входит в состав губернского «попечительного о тюрьмах комитета» и вступает в должность главного врача московских тюрем.

Страшная картина людских страданий проходит перед глазами доктора Гааза. Отсутствие сострадания, сочувствия, элементарной гигиены, медицинской помощи, смерть от мгновенно распространяющихся эпидемий, голод, жестокость, попрание человеческого достоинства, унижение не могли не вызвать стремления к решительной борьбе за облегчение участи осужденных. Гааз пишет докладные записки министрам и императору, обращается за содействием к прусскому королю, выступает с обвинительными речами на заседаниях тюремного комитета и добивается отмены печально знаменитого «железного прута», на который как бы нанизывались закованные в кандалы каторжане, следовавшие по Владимирскому тракту в Сибирь. Ему удается получить разрешение на замену ножных кандалов более легкими, а ручные обшить кожей. Власти сопротивлялись: кому нужны эти таящие в себе вред и опасность затеи «утрированного филантропа», смешного чудака и фанатика, растрачивающего состояние на бедняков и нищих? Но упорный доктор унижался, требовал, просил, настаивал на своем.

B 1832 году он добивается организации при пересыльной, тюрьме на Воробьевых, горах больницы на 120 коек и становится ее главным врачом, вкладывая в нее личные средства. Всякий, кто признан Гаазом больным, получает уход и лечение. Иногда под видом больных Федор Петрович скрывает в палатах арестантов, чтобы устроить им последнее свидание с родными. Составленная Гаазом инструкция для врача пересыльной тюрьмы пронизана заботой и любовью к людям. «Врач,— говорится в ней,— должен помнить, что доверенность, с каковой больные передаются на его произвол, требует, чтобы он относился к ним чистосердечно, с полным самоотвержением, с дружескою заботою о их нуждах...» В книге «Былое и думы» А. И. Герцен описывает «преоригинального чудака» — доктора, оказавшего поддержку его соратнику, поэту В. И. Соколовскому (1808-1839), арестованному в 1834 году. «Старый, худощавый, восковой старичок, в черном фраке, коротеньких панталонах, в шелковых чулках и башмаках с пряжками, казался только что вышедшим из какой-нибудь драмы VIII столетия... Гааз ездил каждую неделю в этап на Воробьевы горы, когда отправляли ссыльных. В качестве доктора тюремных заведений он имел доступ к ним, он ездил их осматривать и всегда привозил с собой корзину всякой всячины, съестных припасов и разных лакомств — грецких орехов, пряников, апельсинов и яблок для женщин. Это возбуждало гнев и негодование благотворительных дам, боящихся благотворением сделать удовольствие, бояящихся больше благотворить, чем нужно, чтобы спасти от голодной смерти и трескучих морозов. Но Гааз был несговорчив, ...потирал руки и делал свое».

Часто можно было видеть старого человека с докторским саквояжем, который долгие версты шел по «Владимирке», провожая колонну ссыльных...

Ему до всего было дело. При московском губернском замке (Бутырской тюрьме) по его инициативе для лключенных организуются сапожные, швейные, переплетные и столярные мастерские, а при пересыльной тюрьме на Воробьевых горах открывается школа для детей арестантов, где самый частый гость — Федор Петрович. По настоянию Гааза создается полицейская больница для людей, подобранных на улице — обожженных, обмороженных, засеченных до полусмерти — «для пользования, и начального подаяния бесплатной помощи». В больнице, явившейся по сути дела первым учреждением «скорой помощи» в мире и рассчитанной на 150 коек, с 1844 года и до смерти «святого доктора» лечилось 30 тысяч человек.

Маленькая квартира в казенном переулке при Полицейской больнице. Ушли в небытие состояние, дом, имение, суконная фабрика. Осталась одинокая старость, нескончаемый поток пациентов, прозвавших больницу «Гаазовской» (ныне переулок Мечникова, дом 5), книги да астрономический прибор, сквозь который Гааз любил наблюдать за звездами. Остались любовь и вера людей, воспоминания Д. К. Рихтера, С. В. Максимова, А. Ф. Кони, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, и многих других выдающихся деятелей русской литературы, культуры и медицины, остался портрет, тайком нарисованный во время беседы Гааза с князем Щербатовым — одним из немногих лиц, покровительствовавших ему за долгие годы пребывания в России. Осталось все,,что он смог сделать.

Весьма интересен и поучителен путь становления гуманистических идей «святого доктора». Конец XVIII—начало XIX века было временем глубоких перемен в общественной и интеллектуальной жизни Германии. По точному определению Ф. Энгельса, подобно тому, как во Франции в XVIII веке, так и в Германии в XIX веке философская революция предшествовала политическому перевороту. В эти годы начинали творить Шеллинг и Гегель, расцветал гений Гете и Шиллера. Деятели «Бури и натиска» находились под сильным влиянием идей французской буржуазной революции. Окончивший один из лучших европейских университетов, Гааз вырос и сформировался в интеллектуальной атмосфере немецкой классической философии с ее духом рационализма и неуемным стремлением познания «философии природы».

Интересно отметить, что Д. М. Велланский (1774—1847), профессор Петербургской медико-хирургической академии, развивал идеи «святости и чистоты души», которые разделял Ф. П. Гааз.) В общем шеллингианство оказало большое влияние на формирование морально-этической концепции абстрактного гуманизма, тяготеющего к общечеловеческому смыслу понятий добра и зла, которую Гааз так настойчиво проводил в жизнь. Немалое воздействие на взгляды молодого врача оказали и идеи французских материалистов XVIII века, среди которых было немало врачей. О глу бине его подготовки и широте историко-культурных знаний свидетельствует и то, что на страницах своей книги Ф. П. Гааз неоднократно цитирует Гомера, Платона, Ф. Бэкона и многих других выдающихся представителей медицины своего времени.

Что же привлекает в этом труде Гааза нашего современника? Во-первых, широта охвата действительности. Перед нами не обычные записки путешественника или наблюдения краеведа, не ученый трактат на узкую тему и не досужие размышления моралиста. Жанр книги вполне соответствует духу своего века, с его стремлением к энциклопедическому фаустовскому охвату всего сущего в природе, обществе и человеческом мышлении. В ней мы встречаем все — и точные физико-химические эксперименты, и метеорологические данные, фенологические наблюдения и натурфилософские размышления, врачебные предписания и административные проекты. Гааз влюблен в медицину, которую именует «царицей наук», поскольку она способствует укреплению здоровья человека, «без которого не совершается в мире ничего великого и прекрасного». Во-вторых, Гааз отнюдь не эклектичен в стремлении понять суть лечебного воздействия минеральных вод на организм человека. Он, протестуя против «химического» подхода к больному человеку, полагает, что для того, чтобы стать хорошим врачом, «надо быть мыслящим человеком, почитать философию и любить эксперимент». Размышляя об «укрепляющем» действии минеральных вод, он обосновывает концепцию, согласно которой лихорадка есть процесс и разрушающий, и восстанавливающий организм в одно и то же время. Исходя из этого, Гааз всячески обосновывает тезис, что минеральная вода может быть одновременно лекарством, ядом и пищей, в зависимости от условий ее использования. Эти диалектические догадки и соображения чрезвычайно интересны для современной теории медицины, осваивающей в полной мере концепцию диалектического противоречия, особенно в фармакотерапии. В-третьих, Гааз разделяет идущую еще от древности точку зрения на человека как «микрокосмос», полагая, что все происходящее и макрокосмосе — Вселенной — может стать причиной болезни человека.

Вся книга Гааза проникнута гуманистической направленностью, горячим стремлением помочь больным и резким осуждением «продажных людей, которые, гнусно нарушая свой долг, жертвуют спасением больных ради своего тщеславия и алчности». Однако не только корыстолюбцев бичует Гааз. Под огонь его критики попадают и те «самонадеянные и жестокие» люди, которые делают все возможное, чтобы «стать судиями общественного мнения». Молодой врач как бы предвидел свои будущие жестокие столкновения с власть имущими в николаевской России, где гуманизм сводился к формуле христианского человеколюбия с иезуитским оттенком, а палка и каторга считались лучшим способом исправления людей.

Взгляды Ф. П. Гааза, которые складывались и в период написания этой книги, можно в целом охарактеризовать как абстрактный, общечеловеческий гуманизм, своеобразную модификацию шеллингианских идей на христианской основе. Показательно, что и у Гааза болезнь трактовалась как моральное зло или грех, что порождало необходимость соответствующих действий. С таким социальным злом, как преступность, Гааз столкнется позже, в конце 20-х годов, начав работу врачом тюремного ведомства. Но уже в юности у него сложились твердые убеждения о необходимости выполнения врачебного долга независимо от того, какой человек нуждается в его помощи. По словам А. Ф. Кони, Гааз призывал не подменять чувство долга милосердием, хотя ему самому в высшей степени было свойственно и то, и другое.

Для окружавших его Гааз был во многом чудаковатым филантропам, но сила его нравственного подвига привлекла к нему сердца многих людей.

Большой историко-медицинский интерес представляют попытки Гааза лечить минеральными водами ряд заболеваний. Он отметил, что самой удивительной особенностью этих вод является количество и разнообразие излечиваемых ими болезней, что для очевидца подобные явления выглядят «чудом». Для Гааза незнание истинных причин действия минеральных вод на организм больного человека не есть невежество, а побуждение к тому, чтобы превратить незнание в знание. Понимая болезнь как состояние, в котором организм не усваивает внешние субстанции, но и не погибает, поддерживая себя, Гааз развенчивает старое правило «противоположность излечивается противоположностью», обосновывая тезис, что минеральная вода может быть лекарством для множества болезней подобно тому, как обычная вода является питательной средой для любых организмов. |Мы видим попытку раскрытия единства физиологических и патофизиологических закономерностей в пределах одного и того же живого организма. Гааз делает остроумное замечание, что принимать ванну означает пить воду кожей, а пить воду, значит купать в ней желудок, подчеркивает, что минеральная вода не только средство для лечения, но и средство сохранения здоровья и продления жизни. Подробно описав открытые им источники, он обосновывает то, что мы называем комплексным подходом к здоровому и больному человеку, когда целебное действие вод потенцируется благодатным климатом, здоровым воздухом и всем образом жизни человека, приехавшего на Воды.

Делая терапевтический обзор Гааз выделяет группу желудочно-кишечных заболеваний; болезни, сопровождающиеся «полнокровием», куда входят многие по современной терминологии формы ишемической болезни сердца, гипертонической болезни, нарушения мозгового кровообращения; чахотку, то есть легочный туберкулез; гинекологические заболевания; неврологические расстройства, обменные нарушения, болезни кожи и почек, венерические заболевания. Интересны рассуждения о взаимодействии ртутных препаратов, применяющихся тогда для лечения сифилиса, с минеральными водами. Делается вывод, что чем специфичнее недуг, тем труднее он поддается лечению общими средствами. Гааз не спешит объявить минеральные воды про-тивовенерическим средством, он считает их надежным подспорьем в лечении.

Глубоко современно звучат мысли о профилактическом применении минеральных вод, что тоже требует искусства. Гааз полагает, что потребление минеральных вод может предупредить множество заболеваний, включая даже «старческий маразм». С особой силой нравственного негодования обрушивается Гааз на тех молодых еще людей, коих довел до маразма их распущенный образ жизни и неумеренные наслаждения, Призывая к труду и воздержанию, он воспевает деятельную и добродетельную жизнь, сделав ее для самого себя нормой поведения.

В восемнадцати тезисах о терапевтическом применении минеральных вод Гааз подытоживает свои размышления, приходя к выводу, что сами по себе воды не могут быть лекарством от всех болезней, однако в сочетании с другими средствами, применяя индивидуальный подход, врач может и должен добиться успеха. Очень важен тщательно собранный анамнез, ибо воды очищают организм от того, что для него нездорово, чем он засорен. Больной должен полностью довериться врачу. Подробно описывая все ощущения при приеме горячих ванн, Гааз замечает, что наиболее частым следствием является появление хорошего аппетита. Тем не менее, наблюдая отсутствие эффекта либо даже вред от горячих ванн, Гааз предлагает прием теплых.

Исходя из своего личного опыта и наблюдений над больными, Гааз дает подробный перечень противопока-заний к приему ванн, что вполне совпадает и с современными рекомендациями. Очень интересно предложение, что минеральные воды вызывают и стимулируют в организме способность к самоисцелению. Это относится и к ваннам, и к приему минеральной воды внутрь.

Гааз завершает свои физиотерапевтические бальнеологические наблюдения докладной запиской, где указывает на громадную пользу минеральных вод и уникальность их состава. По его словам, это самое целебное место в России - «бесценный край, коим должно гордиться Отечество». Гааз предполагает проведение здесь целого комплекса мер по охране источников, строительству лечебных заведений, благоустройству местности Подробно рассматривается путь от Москвы через донские степи до Северного Кавказа и обратно, причем Гааз делает интересные краеведческие замечания описания быта и нравов народа.

Книга Гааза — подлинное открытие минеральных вод для широкой общественности. Но у этой книги оказалась удивительная и необычная судьба.

Разразившаяся война с Наполеоном принесла немало бед России. В их числе и то, что почти весь тираж книги Гааза «Мое путешествие на Александровские воды в 1809—1810 годах» сгорел во время пожара Москвы в 1812 году. Историки долгое время считали, что сохранилось всего два экземпляра — в государственной библиотеке им. В. И. Ленина и в библиотеке МГУ. Отрывки из этой книги приводил известный русский юрист и общественный деятель А. Ф. Кони, написавший самый фундаментальный до сего времени труд о Гаазе.

Однако оказалось, что уцелел еще один экземпляр, полученный в свое время библиотекой Варшавского университета в дар от библиотеки Румянцевского музея. Вместе с книгами библиотеки Варшавского университета он попал в 1915 году в г. Ростов-на-Дону и находился в фонде редких изданий Ростовского медицинского института. В 1980 году этот экземпляр был описан в связи с анализом взглядов Ф. П. Гааза и материал опубликован в журнале «Советское здравоохранение» № 9 за 1981 год. Тем не менее, в целом книга оставалась неизвестной отечественному читателю, что и побудило нас предпринять дальнейшие усилия по ее переводу. По завершению этой работы стало ясно, что перед нами не только замечательный памятник науки начала XIX века, но и произведение, имеющее непреходящую духовную и культурную ценность.

Книга Гааза оказалась удивительно созвучной нашим размышлениям о взаимоотношениях природы и общества, о роли и месте медицины, о гуманном отношении к человеку и сохранении природы. Читая ее, поражаешься инициативе и широте взглядов тридцатилетнего врача, его знаниям и эрудиции, его вдохновенному гимну медицинской науке. Поневоле вспоминается известное изречение Гиппократа: «Врач-философ подобен богу». К таким же выводам приходили и Гомер, и выдающиеся материалисты XIX века — Л. Фейербах, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов и многие другие.

В письме к своему воспитаннику Норшину в Рязань Ф. П. Гааз писал: «...самый верный путь к счастью не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать других счастливыми». Пожалуй, в эти слова вылилась подлинная формула счастья. А теперь давайте откроем книгу, взглянем на мир добрыми глазами Федора Петровича Гааза, почти два столетия назад позаботившегося о нас с вами.

Л. В. Жаров, кандидат мед. и филос. наук, Т. Л. Черноситова