Библиотека

Эльбрус. Глава третья

Возникновение альпинизма как организованного спортивного движения принято относить к концу XVIII столетия. Местом его рождения явилась Западная Европа. В России альпинизм как спорт возник в начале XX в., но первые восхождения на вершины и экспедиции в горы отмечались и раньше. Из литературы известно, что первая экспедиция, проникшая к Эльбрусу, была организована в июле 1829 г. начальником Северо-Кавказской горной линии генералом Эммануэлем. Есть сведения о попытке одного военного отряда проникнуть к Эльбрусу в 1817 г. Отряд этот, на подступах к Эльбрусу, почти весь погиб в лавине. Но сведения эти недостаточно надежны.

К 1829 г. царским правительством была полностью уничтожена независимость народов Северного Кавказа, населявших районы, близкие к Эльбрусу. Организованная в такой обстановке экспедиция генерала Эммануэля имела военно-политический характер. Восхождением на гору, считавшуюся у местного населения священной, предполагалось завершить моральное покорение его и тем самым уничтожить всякое сопротивление.

Отряд генерала Эммануэля состоял из 1 000 казаков и имел артиллерию. В экспедиции приняли участие приглашенные из Петербургской Академии наук доктор философии академик Купфер, физик Ленц, ботаник Мейер, зоолог Менетрие и архитектор Бернардацци. Возглавлял научную группу академик Купфер.

Экспедиция шла к Эльбрусу с севера и местом основного лагеря избрала одно из небольших ущелий бассейна р. Малки. Отряд, шедший на восхождение, состоял из двух проводников (один из них кабардинец Киллар), группы казаков и группы ученых.

Из описаний Купфера известно, что он, Менетрие, Мейер и Бернардацци поднялись до высоты 4 800 м. Ленц с двумя проводниками и казаком Лысенковым поднялись до Седловины. Одному из этой группы, а именно проводнику Киллару, удалось по свидетельству Купфера, достичь Восточной вершины Эльбруса

В своих воспоминаниях Купфер описывает, как Эммануэль следил за движением группы восходителей, наблюдая ее в подзорную трубу. Он видел, как группа разделилась на две, и одна из них пошла к Седловине. Потом он увидел одного человека, который был выше всех и прошел уже последний участок снежного склона перед грядой скал на вершине. Наблюдения, производившиеся из лагеря, и свидетельство участников восхождения, достигших высоты 4 800 м и Седловины, являются вполне достаточными доказательствами факта этого первого восхождения. Объясняя, почему Киллару удалось подняться на вершину, Купфер пишет, что хотя Киллар раньше и не пытался подниматься на Эльбрус, но, живя постоянно в горах, он хорошо знал их, и организм его был лучше приспособлен. Поднимаясь на Эльбрус, он лучше других воспользовался утренним холодом и, идя по крепкому снегу, значительно опередил всех. Когда Ленд достиг Седловины, Киллар возвращался с вершины. Снег в это время уже размягчился и очень сильно затруднял подъем.

Только через 39 лет, в 1868 г., было повторено восхождение на вершину Эльбруса. Это восхождение было совершено членом альпийского клуба, основанного в Лондоне в 1857 г., — Дугласом Фрешфильдом, которого сопровождали австралийские проводники Мурр и Туккер и два местных проводника, один из них Ахия.

Эта группа поднялась на Восточную вершину по ее восточному гребню, начав свой путь из ущелья ледника Терскол. В своем описании, между прочим, Фрешфильд, восторгаясь видом, открывшимся с Эльбруса на рассвете, писал: «...Вид с Монблана на Альпы был ничтожен по сравнению с видом с Эльбруса на Дых-тау и ее соседей. Кавказские группы красивее; вершины их острее и дают впечатление невидимой глубины, чего я нигде в Альпах не встречал». В 1874 г. на Западную вершину Эльбруса поднялись, с проводником Сотаевым, Грове, Уоккер, Гардинер и Кнубель.

До 1890 г. на Эльбрус совершили восхождение еще четыре группы, а 31 июня этого года на Западную вершину поднялся топограф А. В. Пастухов. Он взошел на вершину вместе с тремя казаками Хоперского полка: Тарановым, Нехорошевым и Мерновым. Пастухов и раньше пытался подняться на Эльбрус, но из-за непогоды и горной болезни вынужден был отступать. Упорство, с которым Пастухов стремился подняться на вершину, объясняется не только спортивным интересом. Для его работ по топографической съемке Большого Кавказа наблюдения с такой вершины представляли огромную ценность. Пастухов шел через склоны Гара-баши и верховье ледника Терскол, откуда направился к выходам скал на высоте 4 250 м, где теперь находится хижина метеорологической станции. Отсюда его путь лежал прямо на север к последним скалам перед выходом на Седловину. В этих скалах он ночевал, и впоследствии они были названы «Приютом Пастухова». На западную вершину Эльбруса он вышел по северовосточному гребню ее, начав подъем с Седловины. Погода не благоприятствовала восхождению Пастухова, в результате чего ему пришлось провести на Эльбрусе семь дней.

С 1890-го по 1917 г. известно 17 восхождении на Эльбрус из них семь восхождений было совершено русскими альпинистами. В 1911 г. с одной из этих трупп поднялся на Эльбрус и Сергей Миронович Киров.

Проходили годы, бушевали бураны над Эльбрусом. На вершину его иногда поднимались небольшие группы смельчаков альпинистов. Дремали аулы в глубоких ущельях. Зимой же, когда засыпало снегом все тропы и дороги, жизнь замирала в горах. Но вот, грохоча революционной лавиной, пришел Октябрь 1917 г., взбудораживший весь мир. Всколыхнулся и Кавказ.

Потомки Киллара, сбросив царское иго, в тесном содружестве с народами всех национальностей Великой Руси, пошли от победы к победе, к светлому будущему человечества — к коммунизму. Культура и наука стали проникать в самые отдаленные уголки страны, призывая к жизни неисчерпаемые духовные силы народа. В горы ринулась армия исследователей. В глухие ущелья, далекие аулы люди несли культуру и знания. Альпинизм, превратившийся в массовый спорт, стал одним из проводников новой культуры, проникающим в самые отдаленные и недоступные горные районы.

Изменилась и жизнь в горах. Появились колхозы, школы, горные аулы осветились электричеством. После Октябрьской революции первыми восхождениями, совершенными в горах Кавказа и ознаменовавшими собой начало советского альпинизма, были восхождения групп Преображенской и Николадзе на вершину Казбека в 1923 г. Восхождение этой группы как бы определяло новое в содержании советского альпинизма.

С 1925 г. восхождения на Эльбрус совершаются ежегодно. В 1927 г. на. вершинах побывало четыре группы. Летом 1928 г. было организовано первое армейское восхождение. В состав отряда входили курсанты тифлисской Кавалерийской школы. Отряд в составе 17 человек под руководством Клементьева поднялся на Восточную вершину. Перед этим они совершили конный переход из Тифлиса через всю Сванетию и перешли перевал Донгуз-орун.

В 1929 т., за летний сезон, на Эльбрус поднялось девять групп. В 1930 г. на его вершинах побывало 46 человек, а в 1931 г. 87 человек.

В 1932 г. внимание альпинистов было несколько отвлечено от Эльбруса начавшимся стремлением к восхождениям на технически сложные вершины Кавказа и Памира. Но все же за лето этого года на «его поднялись 34 человека. В 1933 г. была организована первая армейская альпиниада, и только из состава ее на вершииы Эльбруса взошло 58 человек, всего же за летний сезон этого года на вершине побывало 386 человек.

Самым «беспокойным» для старого Эльбруса годам, когда он перенес наибольшую «нагрузку», был 1935 г. Это был год наибольшей популярности Эльбруса. Об этих замечательных в истории альпинизма событиях было упомянуто в заключительном слове доклада на Второй сессии ЦИК 10 января 1936 г., сделанного В. М. Молотовым, когда он говорил об успехах нашей культуры.

«...В нашей стране, — говорил товарищ Молотов, — растет число героев воздуха, героев подводников, героев борьбы с природой. В качестве одного из примеров этого я приведу следующий факт, относящийся к восхождению на самую высокую гору в Европе, к восхождению «а гору Эльбрус. По данным общества пролетарского туризма, с 1829 года по 1914 год на гору Эльбрус было 59 восхождений, из них 47 иностранцев. За последние годы положение и здесь совершенно изменилось. Оказывается, только за один 1935 год на Эльбрус было 2 016 восхождений советских людей.

Вот один из примеров того, как изменилась жизнь. В порошлом тяжелая жизнь трудящихся не давала им и думать о таких вещах, как увлекательное восхождения на высочайшую гору. Теперь положение изменилось и появились новые интересы. То о чем раньше и не думали, становится интересным, особенно для нашей молодежи».

В эти годы заводы, институты, колхозы, различные учреждения считали своим долгом посылать на Эльбрус отряды своей молодежи. Право на участие в этих походах зарабатывалось ударным трудом.

В 1935 г. на Эльбрус поднялись отряды Кабардинской колхозной альпиниады общим количеством 638 человек. На Эльбрусе побывали представители всех республик Союза, представители чуть ли не всех национальностей. Сибирь, Дальний Восток посылали свои отряды на Эльбрус; прибыв из-за Полярного круга на него поднялись участники альпиниады народов Севера.

В эти же годы над Эльбрусом появились первые самолеты. Когда колонны альпинистов шли на штурм вершин, самолеты реяли над ними, совершая бесстрашные полеты в горах. Энтузиазм, бесстрашие и мастерство летчиков побивали все рекорды и нормы. Скром ная машина У-2 парила над Эльбрусом, далеко перекрыв предписанный ей потолок полета. Альпинисты с уважением и любовью вспоминают первого «воздушного альпиниста» — летчика Липкина и пилотов его звена. Это он проложил трассу в ущелья и парил над Эльбрусом, почти буквально скатываясь по его склонам. Это его на руках носили опустившиеся с Эльбруса альпинисты за его трогательные подарки — арбузы, дыни, фрукты, сброшенные на грузовых парашютах в вечные льды и снега, когда утомленных восходителей томили злой и жажда. Альпинисты с восхищением вспоминают и сейчас о его бесстрашных полетах вокруг Ушбы во время поисков пропавшей группы альпинистов.

В горных походах, в восхождениях на Эльбрус открывались возможности для проявления благородных чувств - товарищества и коллективизма, упорства и настойчивости в достижении намеченной цели, столь свойственных советским людям.

Однажды отряд одного из московских заводов в составе 100 человек шел на вершину. Погода благоприятствовала им, но трудности с высотой возрастали. Предрассветный холод сковывал их движения, горная болезнь клонила в опасный сон, а затем у многих начались и более, тяжелые ее проявления—тошнота, апатия и граничащее с обмороком головокружение. Но отряд молодых альпинистов упорно шел вверх. Еще внизу было дано обязательство — подняться на вершину полным составом. На склонах комуса Восточной вершины отряд растянулся. Люди выбивались из сил, остановки следовали через каждые 10-15 шагов. Силы оставляли многих, но мысли об отступлении не появилось ни у кого. Вскоре, беэ всякого на то приказа начальника отряда, цепочка восходителей разделилась на небольшие звенья, и те, кто был сильнее, помогая ослабшим и подбадривая их шутками, начали штурм последней сотни метров вершины. Когда первые вышли на вершину, над безмолвными снегами понеслась боевая песня. Голоса звучали глухо в разреженном воздухе, ее пели,едва переводя дыхание. Ее пели для идущих внизу. И вот группа за группой отряд стал выходить на вершину, и новые голоса присоединились к общему хору. Ниже всех в небольшой группе шла девушка. Жестокая горная болезнь исказила черты ее лица, губы посинели, она пошатывалась при движении, а при отдыхе ложилась на снег. Но, передохнув минуту-две, она вновь вставала и упорно шла вверх. Сил у нее собственно уже не было, она держалась, как говорят, «на нервах». Но она не могла не дойти до вершины — она была неотъемлемой частью коллектива.

Как дико после рассказанного будут звучать слова, записанные в дневнике одного из западных альпинистов, поднимавшегося с группой на Эльбрус: «...Во время восхождения и спуска каждый думал только о себе, чтобы скорее миновать опасность».

При спуске с вершины, у «Приюта Пастухова», отряд встретил четверку иностранцев, шедших на вершину. Им в свое время предлагали объединиться для восхождения, но они отказались тогда, а сейчас даже шли не по протоптанной отрядом тропе, а в стороне, по Целине. Какой убогой казалась тогда их группа. От них веяло косностью и холодом больше, чем от снегов и льдов Эльбруса.

Летом 1935 г. шутя говорили, что началось новое извержение старого потухшего вулкана — так шумно было в это лето на Эльбрусе. Досужие карикатуристы изображали в журналах Эльбрус с милиционерами, регулирующими движение колонн, театрами, кино, танцплощадками и киосками с пивом.

В последующие годы, начиная с 1936-го по 1941-й, развитие советского альпинизма ознаменовалось большими достижениями в восхождениях на технически трудные вершины. Советскими альпинистами были совершены восхождения мирового спортивного класса. Тяга к таким восхождениям приняла массовый характер. Но Эльбрус при этом все же не потерял своей популярности, и каждый год на его вершины поднимались сотни альпинистов, приобретая тем самым право на звание альпиниста Советского Союза и право ношения голубого значка с изображением вершин Эльбруса, пересеченных ледорубом.

Постепенно альпинисты стали осваивать Эльбрус и в зимних условиях. Первая серьезная попытка подняться на его вершину зимой была предпринята в 1933 г.

В марте 1933 г. на метеорологическую станцию, расположенную на выступе, возвышающемся над левой мореной ледника Большой Азау и я а званном за прекрасный вид, открывающийся с него на Кавказский хребет, «Кругозором», пришла группа лыжников, совершивших переход по Сванетии. Теперь они должны были подняться на вершину Эльбруса. Группу лыжников возглавлял председатель московской опорной секции. А. Гермогенов; в состав группы входили известные советские альпинисты Е. Абалаков, Д. Гущин, Андрей Малеинов и др. К этой группе, состоявшей из девяти человек, присоединился начальник метеорологической станции альпинист В. Корзун, который еще в январе вместе с наблюдателем станции В. Никитиным пытался подняться на вершину, но в самом начале восхождения вынужден был из-за непогоды вернуться.

Стремление совершить зимнее восхождение на Эльбрус обусловливалось не только спортивным, но и научным интересом. К этому времени как раз относится начало строительства в Советском Союзе высокогорных гидрометеорологических станций и выполнение программы исследования Первого международного полярного года. Понятно, что наблюдения, произведенные при зимнем восхождении на Эльбрус, могли дать весьма ценные данные для ответов на ряд поставленных в этом плане вопросов.

В 1932 г. интерес к зимнему восхождению появился и у иностранных альпинистов. Так, например, группа итальянцев собиралась прибыть для этой цели в Советский Союз зимой 1933 г. Отсюда становится понятным общий повышенный интерес к первому зимнему восхождению на Эльбрус. Зимовщики метеорологической станции яа «Кругозоре» также горячо мечтали об этом восхождении, но то непогода, то повседневные заботы первой высокогорной зимовки заставляли их изо дня в день откладывать восхождение.

Достойные советского альпиниста мысли можно найти в записях дневника начальника метеорологической станции В.Корзуна, относящихся к тому времени:«...Скорее побывать на вершине нас подгонял еще один факт. Осенью мы читали в газетах, что один итальянец, побывав летом в качестве интуриста у Эльбруса, решил обязательно приехать сюда зимой и совершить первое зимнее восхождение на Эльбрус... Как только заметим, что он с проводниками показался на подъеме от поляны Азау (подножие «Кругозора»), так сунем в карман по куску хлеба и банке консервов и побежим на вершину. Будем карабкаться до последней возможности и хотя на четвереньках, а влезем на вершину. Оставим там красный флаг, а на другой день пускай он идет по нашим следам. Пусть наши альпинисты в Москве не тревожатся — первое восхождение зимой на Эльбрус может быть только советским».

Группа Гермогенова вышла с «Кругозора» 23 марта. Ночевала в хижине, построенной в скалах на высоте 4 200 м. Эти скалы названы «Приютом одиннадцати» в честь одной из первых групп восходителей, ночевавших в них. На «Приюте одиннадцати» не задерживались для акклиматизации и в эту же ночь —с 23-го на 24 марта—вышли на вершину.

Вскоре, после выхода с места ночлега, обнаружилась ошибка, допущенная группой из-за неизвестных до тех пор снежных условий на поверхности склонов Эльбруса в зимнее время. Начиная от «Приюта одиннадцати» до Седловины склон был почти сплошь ледяным.

Подниматься по такому склепу можно было только на хороших кошках. Но в группе по 10 человек, было всего три пары кошек и один ледоруб. Остальные имели только лыжные палки. Пришлось первому итти на кошках и рубить ступени. Вся группа разделилась на три меньших и - каждая связалась веревкой. Первый в каждой из групп шел на кошках. В таких условиях альпинисты вынуждены были двигаться вверх очень медленно. Меняться для поочередной рубки ступеней было очень сложно, и в результате почти в течение всего пути до Седловины рубил Алеша Гермогенов. Возможно, что этот тяжелый труд и был для него роковым.

Выйдя из «Приюта одиннадцати» в час ночи, альпинисты только к 9 часам утра подошли к скалам «Приюта Пастухова».

Следует для сравнения сказать, что этот же путь при нормальных условиях летом или зимой на кошках занимает всего лишь два часа. С «Приюта Пастухова» двое вернулись вниз из-за начавшейся торной болезни.

Только поздно вечером восемь оставшихся альпинистов вышли на Седловину. Группа Гермогенова шла последней. Он жаловался на страшную головную боль. Ночью начался шторм. Температура, по наблюдениям Корзуна, упала ниже 40°. Ожидать, что погода быстро улучшится, было трудно; оставаться долго в таких условиях на высоте 5 300 м — немыслимо. Стало очевидным, что придется отступить. Смельчаки, впервые поднявшиеся зимой на такую высоту, провели тяжелую ночь. Буран все усиливался. Серый рассвет, едва пробивающийся сквозь пелену снега и облаков, несомых страшным ветром, принес новое несчастие... На рассвете 25 марта на руках у товарищей от паралича сердца умер начальник первого зимнего штурма Эльбруса — Алеша Гермогенов...

Во время спуска Е. Абалаков и Гущин несли труп. Абалаков шел впереди и провалился в трещину вместе с трупом. Они опередили группу, и оставшийся на краю трещины Гущин один не смог вытащить Абалакова. В таком положении они провели всю ночь пока не подошли искавшие их товарищи. Гущин всю ночь охранял Абалакова, связавшись с ним веревкой, чтобы предотвратить возможное дальнейшее падение.

Только 27 марта группа пришла на «Кругозор», неся в спальном мешке труп начальника экспедиции. Гермогенов был похоронен на «Кругозоре». Многие из группы вернулись вниз с серьезными обморожениями конечностей. Так жестоко отбил Эльбрус первую попытку подняться на его вершину зимой.

Трудности восхождения зимой определяются: очень низкой температурой на этих высотах, очень сильными ветрами, дующими непрерывно месяцами и даже в ясную погоду и частой длительной непогодой с метелями и туманами (облаками), сводящими видимость до нуля. Поэтому для того, чтобы восхождение было успешным, его надо проводить, выбрав, по возможности, хорошую погоду, в кратчайшие сроки и обязательно без ночевок в пути после выхода с «Приюта одиннадцати».

Вторая основная трудность определяется состоянием склонов. Обычный для зимних условий почти сплошной ледяной склон от «Приюта одиннадцати» до Седловины можно преодолеть только на хороших кошках.

Летом, при слабых ветрах и сравнительно высокой температуре, выпадающий снег задерживается «а склонах, и иногда его накапливается даже очень много. Зимой же, наоборот, сухой снег не задерживается на открытых склонах, и ветры, оголяя их, шлифуют поверхность льда, отчего она делается чрезвычайно прочной и скользкой. Такой склон становится очень опасным, так как возможность срыва на нем не исключается даже при ходьбе на кошках. Поэтому для взаимного охранения группа должна связываться веревкой, и каждый должен иметь ледоруб.

Первыми, кому посчастливилось подняться на вершину Эльбруса зимой, были В. Корзун и А. Гусев—зимовщики метеорологической станции, построенной летом 1933 г. на высоте 4 250 м, в скалах «Приюта девяти» на южнмх склонах Эльбруса. Эти скалы расположены примерно в трехстах метрах к востоку от «Приюта одиннадцати». Успеху их восхождения способствовали: опыт первых попыток, знание зимних условий погоды и состояния склонов, детальное знакомство с маршрутом подъема, возможность выбрать хорошую погоду и прекрасная акклиматизация.

В ночь с 16-го на 17 января 1934 г. на вершину собирались двое — Корзун и Гусев. Радист был не совсем здоров да и нельзя было приостановить начавшихся на станции наблюдений. Кроме того, хотя бы один должен был остаться в качестве резерва.

С вечера к валенкам были привязаны кошки и приготовлена необходимая теплая одежда. Вышли в 3 часа ночи, одев на себя по нескольку свитеров и брюк, а сверх всего меховые полушубки. Веревкой связались еще в хижине, чтобы не затруднять себя этим на морозе.

Все небо усеяно звездами, но темно и вершин не видно. Не сильный, но холодный ветер дул с севера; он как бы падал с невидимых вершин Эльбруса. В метеорологической будке термометр показывал 25° мороза. Перо барографа уверенно тянуло линию вверх, влажность падала; хорошо—значит, в ближайшее время не будет сильного ветра и облачности.

Взяв направление на Полярную звезду—она стоит как раз над вершинами Эльбруса,— начали подъем. Тишина. Зимовщики уже успели привыкнуть к ней за два месяца пребывания на станции, но сейчас, ночью, она особенно поражает. От тишины точно звенит в ушах. Натянулась веревка, визгливо скрипнули кошки, царапая твердую поверхность льда; медленно ступая, двое зимовщиков двигались вверх, в темноту. Шли они около часа, делая лишь короткие остановки, чтобы перевести дыхание. Каждый раз, когда отдыхали, опираясь на ледорубы, оглядывали горизонт; не посерел ли уже восток? Но тьма еще не рассеивалась. Окружающие горы, так же как и вершины Эльбруса, едва заметны даже для уже привыкших к темноте глаз. Горы застыли в оцепенении, и ничто не тревожит глубокого сна высокогорного ледяного мира.

Попав на очень крутой ледяной склон, альпинисты траверсируют его, предполагая, что уклонились от направления на «Приют Пастухова»; действительно, через 15—20 минут перед ними встала темная гряда скал. Устроились в камнях на отдых и задремали. Очнулись от громоподобного удара, пробежавшего по склонам. Это лопалась ледяная броня Эльбруса, скованная морозом. С вершин его тянул резкий холодный ветер, температура упала до 31°.

Чтобы кошки в дальнейшем не сползали и не надо было тратить силы на их перевязку, которая, на этой высоте и при морозе давалась нелегко и была сопряжена с опасностью, пошли короткими зигзагами поворачиваясь к склону то правым, то левым боком.

Восток посветлел. Вершина Эльбруса осветилась неведомым голубоватым светом. Мороз усиливался. На одной из остановок отметили 34°. Вокруг все уже было отчетливо видно, а внизу еще лежала непроглядная тьма; только иаиболее высокие вершины, так же как и Эльбрус, начали окрашиваться в голубой цвет, делавший их похожими на громады голубого мрамора, освещенного изнутри холодным лунным светом. Но вот запылал огнем восток, и первые лучи солнца скользнули по вершинам. Окрашенная в нежно-розовый цвет, будто потерявшая вес, парит над застывшими в восторге альпинистами уже близкая вершина Эльбруса.

Вспыхнули пожаром снежные шапки Дых-тау, Каштан-тау и других пятитысячных великанов. Оживился, заискрился кругом снег, и тьма, под натиском наступающего дня, поползла в дымящиеся предутренним туманом ущелья. На западе, в стороне моря, на морозной дымке, как на экране, вдруг возникла фантастическая грандиозная тень Эльбруса. Основание тени как бы растворилось, и она витала в воздухе, не касаясь горизонта. Одну-две минуты стояла на западе, над просыпающимися горами, эта гигантская тень, а потом упала длинным конусом в ущелья. Начало конуса обозначилось на дымке морозного воздуха чертой, отходящей от Западной вершины. В этом месте тень была легкой и прозрачной. Ниже, где дымка и туман были плотнее, она сгущалась и становилась сиреневой.

А вершина сияла, непрерывно меняя окраску, и, когда солнечный диск уже весь поднялся над горизонтом, снега вершины окрасились в светлооранжевый цвет.

Наконец, зимовщики очнулись. Они стояли на крутом ледяном склоне. Было светло, наступил день, но внизу лежали глубокие тени, и солнце своими лучами еще долго не касалось склонов далеких ущелий. Внизу чуть заметной точкой виднелся домик станции; До него круто падал вниз трех-четырехкилометровый ледяной склон.

Несмотря на высоту, пошли быстро — холод подгонял. На ходу подкреплялись кусочками сахара. При подъеме на конус Восточной вершины, на которую альпинисты вышли, не заходя на Седловину, останавливаться стали чаще. Атмосферное давление на этой высоте уменьшалось вдвое против нормального. Дыхание участилось, и в висках стучало. Альпинисты находились выше Седловины, примерно на высоте 5 350 м. Это вторая зона на Эльбрусе, где особенно сильно дает себя знать горная болезнь. Первая зона находится на высоте «Приюта Пастухова», на 4 800 м, но там горная болезнь проявляет себя, как правило, только тем, что появляется сонливость и апатия.

Окружающий вид перестал интересовать восходителей,— все внимание сосредоточилось на вершине. Каждый из них не впервые шел на вершину, но на этот раз, подходя к ней, оба волновались — близка была к осуществлению мечта многих. Особенно волновался Корзун, вспоминая прошлогоднюю неудачную попытку зимнего штурма вершины.

Небо чистое, тихо и до вершины оставалось каких-нибудь пятьдесят метров. Но какими тяжелыми были эти последние метры. Наконец, цель достигнута—первые люди вступили зимой на вершину Эльбруса.

Холод не давал долго задерживаться на вершине. Сфотографировали друг друга на фоне Западной вершины, оставили записку, положив ее в консервной банке под небольшой тур, сложенный из камней; посмотрели кругом: в сторону Кисловодска, где все было залито облаками; на юг, где точно рельефная карта раскинулись под их ногами горы Кавказа; на Черное море, видное на юго-западе за далекими хребтами, и темную полосу турецких гор с белой каймой снега, просвечивающуюся сквозь дымку над морем.

Альпинисты начали быстро спускаться к Седловине. Еще при подъеме они обратили внимание на ноздреватый снег, облепивший скалы на конусе вершины. Этот снежный налет, напоминающий замерзший пар, был и на самой вершине и на западном склоне ее, к которому они начали опускаться к Седловине. Обогнув выступ скал, они в изумлении остановились. С довольно большого участка склона поднимался в разных местах пар. Забыв о крутизне, альпинисты побежали по склону, к месту, где поднимался пар. Подбежав ближе, почувствовали запах серы. Несмотря на мороз, скалы, откуда выделялся пар, были влажными. Значит, не потух еще в недрах Эльбруса прежний бурный огонь его вулканической деятельности. Вот оно объяснение странным облакам, которые не раз в тихие зимние дни наблюдали зимовщики над вершиной Эльбруса.

Диаметр фумарол оказался невелик — 2-3 м, глубина их не превышала 1 м. Сделав снимки нескольких фумарол и определив их место, зимовщики продолжали спуск. На Седловине не вадерживались. Отсюда опять было видно Черное море. Оно освещалось уже склоняющимся к западу солнцем и блестело как расплавленный металл.

Скорее, скорее вниз, к дому, тем более, что Корзун вдруг начал ощущать сильную слабость. Видимо, долгое непрерывное пребывание в горах на большой высоте, большая физическая работа по строительству метеорологической станции на «Приюте девяти» оказались на состоянии сердца. А может быть это была реакция после нервной нагрузки последних дней перед восхождением и особенно последних часов.

При спуске все шло хорошо, только Корзун заметно ослаб. Когда отдыхали на «Приюте Пастухова», откуда уже хорошо была видна зимовка, тонко, как комар, запело что-то внизу, и они узнали звук их сигнальной сирены. Это радист Горбачев заметил друзей и, приветствуя, приглашал к обеду. Альпинисты поспешили вниз. Видно уже, как Горбачев выбегает из хижины, машет руками и вновь исчезает с охапкой дров. Из трубы густо валит дым.

Дома, утолив жажду и голод, зимовщики начали лечить Корзуна. Так как лекарств не было, решено было растереть его керосином и потом поставить банки. Но банок тоже не было, и больному пришлось поставить стаканчики от бритвенных приборов, чашки и небольшие кастрюльки. Могучий организм и молодость взяли свое, и, как говорят, несмотря на старания врачей и примененные методы лечения, больной вскоре выздоровел, и вечепрм зимовщики долго сидели у пышущей огнем печи делясь впечатлениями, о совершенном восхождении. Этим восхождением был открыт путь на вершину зимнего Эльбруса.

Уже зимои следующего 1935 г. на Эльбрус поднялось три группы. К этому году надо отнести и начало массовых зимних восхождений. Первым в этом году на Западную вершину поднялся новый зимовщик станции Н. Гусак с товарищем.

б февраля 1935 г. под руководством Гусева поднимается на вершину группа студентов Московского Гидрометеорологического института в составе девяти человек. Восхождение проходило в очень тяжелых метеорологических условиях. Облака, в которые альпинисты вошли сразу же после выхода из метеорологической станции, им так и не удалось пробить, хотя казалось, что толщина их не очень большая, и вершина не должна быть закрыта. Почти весь подъем шел вслепую при видимости 50—100 м. Сильный ветер, продолжавшийся в течение всего подъема, на вершине перешел в жестокий шторм. Трудно было различать человека, стоящего в 5—10 шагах. Группа потеряла ориентировку. Компас разбился, и, чтобы выбрать правильное для спуска направление, привязанный на конец веревки Гусев стал ползать вокруг стеснившейся у тура группы, пока не отыскал следов от кошек, оставленных на фирне при подъеме на вершину. Ориентируясь по едва заметным царапинам на заледенелом фирне, группа начала спуск.

Вследствие неосторожности политрук похода Бродкин сильно отморозил кисть руки. Спуск осложнился, так как Бродкин уже не мог держать ледоруба. Этот случай, а также опасение попасть в район трещин или пройти мимо зимвки заставляли спускаться медленно, часто прислушиваясь к условленным сигналам о зимовки. Только вечером, при продолжавшемся буране группа наткнулась на самый верхний островок скал «Приюта девяти» и вскоре добралась до зимовки.

Так постепенно осваивался Эльбрус В условиях зимы и вскоре на него ежегодно стали подниматься группы в летнее и в зимнее время.

С 1934 г. Эльбрусом стали интересоваться советские горнолыжники. Ими было совершено несколько восхождений на его вершину в летние сезоны: В 1939 г. неоднократный чемпион СССР по слалому В. Гиппенрейтор совершил спуск с вершины Эльбруса на лыжах. Расстояние от вершины до «Приюта одиннадцати» он покрыл за 35 минут. Группам же, идущим пешком, приходится тратить для спуска 3—4 часа. В последующие годы этот рекорд скорости был перекрыт молодым горнолыжником, чемпионом СССР по скоростному спуску на лыжах Р. Беляковым. Он прошел это расстояние за 25 минут

Эльбрус в летние и весенние месяцы является превосходным местом дла тренировки горнолыжников. Зимой и осенью для этой цели Эльбрус почти совершенно непригоден. Совершать восхождение на вершину на лыжах зимой невозможно, а летом просто бессмысленно, так как состояние снегового покрова таково, что проще итти без лыж или даже с лыжами на плечах. Исключением может явиться необычайно снежное лето на Эльбрусе, когда глубокий свежий снег покрывает склоны даже под Седловиной. Но такие условия бывают довольно редко. При зимних восхождениях лыжи необходимы на участках пути от Терскола до «Приюта одиннадцати». Участок этого пути по леднику Малый Азау без лыж пройти невозможно.

Гостиницы Приэльбрусья