Библиотека

Путь на Кислые воды

В лермонтовское время на Кавказских водах существовал такой обычай. Все приезжие независимо от рода болезни начинали лечение на Горячих водах, продолжали на Железных и заканчивали на Кислых. Может быть, потому, что очень трудной была дорога на Кавказ. Проехать тысячу верст на лошадях по ухабистым дорогам, претерпеть столько неудобств и ограничиться лечением только на Горячих водах?! Это считалось неразумным. К тому же у богатых помещиков доктора были собственные. Впервые оказавшись на водах, они имели довольно слабые представления о тонкостях бальнеологического лечения, зато не скупились на назначение процедур для своих господ.

Может быть, и Арсеньевой рекомендовал повезти внука на Кислые воды ее доктор Ансельм Левиз. Но вероятнее всего, поехать туда, посоветовавшись с сестрой, она решила сама; тем более, что на Кислых водах у Екатерины Алексеевны был еще один дом, в котором удобно остановиться.

Хотя дорога в Кисловодск была и не очень далекой, всего 33 версты, преодолеть ее в то время было не так легко. Проезд от Горячих до Кислых вод разрешался только в определенные дни недели. В эти дни по дороге усиливались пикеты и предпринимались другие меры предосторожности.

Сейчас, когда Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск связывает асфальтированная дорога, а рядом с ней по рельсам мчатся электропоезда, перевозящие многочисленных пассажиров, нелегко представить себе путь, по которому ездил Лермонтов. Поэтому мы снова воспользуемся очерками И. Радожицкого, живо и точно описавшего дорогу и обстановку поездки в Кисловодск.

«Дорога,— пишет он,— идет через Константиногорск мимо Бештовой горы, остающейся вправо на одну версту расстояния».

Константиногорская крепость с поселком была заложена в 1780 году и явилась началом возникновения у целебных источникоз поселения Горячие воды — будущего города Пятигорска. Располагался Константиногорск на территории южной части современного поселка Красная слободка. В наши дни, когда город отметил 200-летний юбилей, особенно интересно прочитать несколько строк о первоначальном облике этого места.

«Константиногорск есть небольшая слободка, в двух прямых улицах заключающая до 40 дворов, обитаемых разночинцами. На западной стороне слободки есть небольшая, едва приметная крепостца, которая ныне по безопасности места оставлена и выключена из числа вооруженных, Она построена на берегу реки Подкумка, сближающейся в сем месте к подошве Бештовых гор, так что крепостца могла защищать перешеек по небольшой равнине, открывающей с западной стороны въезд к минеральным водам».

Проезжавшие мимо укрепления обычно обращали внимание на возвышавшуюся справа со стороны Бештау небольшую гору, называемую Шелудивой. Название ни у кого не вызывало недоуменных вопросов, потому что непривлекательный вид ее красноречиво подтверждал справедливость такого определения.

«Отсюда, — пишет Радожицкий, — дорога к Кисловодску обращается на юг и идет по долине верст на 15 до речки Сентуки, впадающей в Подкумок, который в продолжении сего пути остается влево версты на 3. По сему пространству дороги для безопасности проезжающих стоят казачьи пикеты на 2 и 3-й верстах. Проезжающие из Мечука обыкновенно собираются два раза в неделю по несколько экипажей вместе и за общим конвоем конновооруженных казаков отправляются по сей дороге до Сентуков (ныне г. Ессентуки — П. С). Здесь на возвышенном берегу речки стоит сильный кордон из 50 человек пехоты и 30 казаков, с одною пушкою. Отсюда часть пехоты с казаками и пушка провожают посетителей далее: с ними экипажи принуждены ехать почти шагом. Такая медленность проезжающим не нравится. Дикость места, возвышающиеся над дорогою крутизны гор с ущельями, к тому разные слухи и большой конвой вооруженных пред глазами со всех сторон увеличивают мнимые ужасы мест сих и делают на робких, особенно нежного пола, неприятные впечатления. Прижавшись к углам своих карет, они воображают видеть из каждого ущелья, из каждого кустарника выскакивающих черкесов с саблями и беспокоятся — от собственных мечтаний».

Любопытно, что такой преувеличенный страх от мнимых опасностей, над которыми иронизирует автор процитированных строк, сохранялся на удаленных уже от военных действий водах продолжительное время. Вспомним, с каким юмором Лермонтов описывает в повести «Княжна Мери» эпизод, когда в Кисловодске поднялась «ужасная тревога» после ночной потасовки возвращавшегося со свидания Печорина с преследовавшей его компанией во главе с Грушницким и драгунским капитаном: «Из крепости прискакал казак. Все зашевелилось; стали искать черкесов во всех кустах — и, разумеется, ничего не нашли. Но многие, вероятно, остались в твердом убеждении, что если б гарнизон показал более храбрости и поспешности, то по крайней мере десятка два хищников остались бы на месте».

Мнимые страхи поддерживались бесчисленными рассказами о действительных опасностях, бывших здесь несколько лет назад, когда линия укрепления проходила рядом. Лермонтову приходилось много слышать об этом.

В частности, по дороге в Кисловодск он мог слышать и рассказы о совсем недавнем времени, когда река Подкумок была карантинной границей. Казакам строжайше запрещалось переходить реку. Этой излишней осторожностью военных властей, как рассказывает очевидец, умело пользовались черкесы. Они с награбленной добычей старались только выбраться за Подкумок и, остановись на противоположном берегу, кричали своим преследователям: «Не ходи! В карантин сядешь!» Казаки, опасаясь карантина, останавливались и с досадою наблюдали, как похитители на другом берегу пасли угнанный скот, лошадей и делили между собой добычу.

От Ессентукского поста дорога шла далее по берегу извилистого Подкумка и становилась все более живописной. Иногда она довольно высоко поднималась над быстрым шумящим потоком, иногда спускалась в долину к самой воде. Высокие холмы и длинные горные отроги, теснясь, все чаще и ближе подступали к долине реки, образуя ущелье, по которому тянулась дикая каменистая дорога, порою такая гладкая, как будто специально вымощенная булыжником.

По этой дороге, соединяющей Пятигорск и Кисловодск, Лермонтову позднее много раз приходилось ездить — и в экипаже, и верхом. Она хорошо запомнилась ему. По этой дороге позднее Лермонтов в повести «Княжна Мери» отправил Печорина догонять экипаж, увозивший из Кисловодска Веру. «Я как безумный выскочил на крыльцо, — читаем в дневнике Печорина, — прыгнул на своего Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я беспощадно погонял измученного коня, который, храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге.

Солнце уже спряталось в черной туче, отдыхавшей на гребне западных гор; в ущелье стало темно и сыро. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и однообразно. Я скакал, задыхаясь от нетерпения. Мысль не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! — одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку... Я молился, проклинал, плакал, смеялся... Нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья. Бог знает, какие странные, какие бешеные замыслы родились в голове моей... И между тем я все скакал, погоняя беспощадно. И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж споткнулся на ровном месте... Оставалось 5 верст до Ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь.

Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на 10 минут! Но вдруг, поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. Я проворно соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод — напрасно; едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; чрез несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду. Попробовал идти пешком — ноги мои подкосились; изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал».

Эти строки были написаны Лермонтовым позднее. А пока, сидя во вздрагивавшем на ухабах экипаже, десятилетний мальчик жадно всматривался в окрестности, сопоставляя видимое с тем, что знал из рассказов, и все это глубоко волновало его, будило фантазию и воображение.

Сопровождаемые конвоем экипажи медленно подъезжали все ближе и ближе к Кисловодску. За 5 верст до поселка, там, где Подкумок широко разливается по мелким камням и поэтому даже во время половодья неглубок, обозы переезжали реку вброд. Здесь, на образованном Подкумком небольшом острове, сопровождавший экипаж конвой с пушкой оставался для ночлега в специально построенных шалашах с тем, чтобы назавтра отправиться с новым обозом в обратный путь.

Кисловодск по условиям жизни, быту основных его обитателей и приезжающих на лечение мало отличался от Горячих вод. Располагался он в долине горной речки Хозады, или Козады (так ранее называлась речка Ольховка). На прилегающей к левому берегу возвышенности стояла Кисловодская крепость, построенная в 1803 году, состоявшая из земляного вала с сухим рвом и четырьмя бастионами, на которых были установлены чугунные, заряжавшиеся со ствола пушки.

На возвышенностях, окружавших долину, располагались казачьи пикеты, пехотные караулы, ночные секретные посты.

Поселок в 1820-е годы был небольшим. «Под прикрытием крепости, — читаем в «Прогулке к Кавказским Минеральным Водам» — по берегу построено до 30 избушек отставными и женатыми солдатами... При малейшей тревоге они с небольшим имуществом своим собирались всегда в крепость. Это здесь единственное поселение. С недавнего времени начали в Кисловодской долине строить домики и для гостей. Один купец привез из Астрахани семь готовых деревянных домов и, поставивши их тут, ежегодно получает за постой около десяти тысяч рублей. Многие начали пользоваться подобным прибытком, и домики, которые ставят здесь ценою в 200 и 500 рублей, приносят ежегодно дохода на 700 и 1 000 рублей».

Возможно, что и двоюродная бабушка Лермонтова Е. А. Хастатова, имея собственные дома на Горячих и Кислых водах, тоже преследовала ту же цель — получить прибыль от сдачи их внаем. Но сведений, действительно ли она их сдавала, нет. Известно только, что в этих домах время от времени жили ее многочисленные родственники, приезжавшие на воды из разных мест.

Ветхий турлучный домик Хастатовой, в котором остановилась Е. А. Арсеньева с внуком, стоял у самого нарзанного источника. Вся жизнь приезжавших на Кислые воды сосредоточивалась возле этого примитивно оборудованного источника, где пили нарзан и принимали нарзанные ванны, встречались со знакомыми и делились новостями.

Впрочем, для встреч и развлечений «водяного общества» в 1823 году рядом с источником было выстроено деревянное здание ресторации. В то время это было единственное крупное здание, украшавшее зарождавшийся курортный поселок. К тому же ресторация вызывала у приезжих восторг и удивление роскошью интерьеров и, особенно, обслуживанием. «Услужливый француз-ресторатор встречает гостей со всею вежливостью и модным языком предлагает им все, что может льстит вкусу утонченного аппетита и жажды. Лакомые блюда и заморские вина являются в изобилии. Трубки и карты — для мужчин, музыка — для дам. По вечерам два раза в неделю собираются в большой зале танцовать...»

Природа этих мест несколько отличалась от Пятигорья, кое в чем она превосходила Горячие воды — особой свежестью воздуха, яркой, несмотря на жаркое солнце, зеленью трав. В целом же она была такой же прекрасной и удивительной, вызывавшей восхищение влюбленного в Кавказ юного Лермонтова.