Пушкин на Северном Кавказе

Н. Н. Раевский-младший (1801—1843)

В посвящении к «Кавказскому пленнику» Пушкин писал:

Когда я погибал, безвинный, безотрадный,
И шепот клеветы внимал со всех сторон,
Когда кинжал измены хладный,
Когда любви тяжелый сон
Меня терзали и мертвили,
Я близ тебя еще спокойство находил;
Я сердцем отдыхал-друг друга мы любили:
И бури надо мной свирепость утомили,
Я в мирной пристани богов благословил...

Эти строки посвящены Николаю Раевскому, младшему сыну Н. Н. Раевского. О нем же Пушкин писал брату в сентябре 1820 года: «Ты знаешь нашу тесную связь и важные услуги, для меня вечно незабвенные». Заступничество Раевского (через влиятельных лиц) и друзей Пушкина предотвратило весной 1820 года ссылку молодого поэта в Соловки или Сибирь.

Познакомились они в конце 1814 — начале 1815 года в Царском Селе, где Раевский служил подпоручиком в лейб-гвардии гусарском полку. Вскоре их знакомство перешло в дружбу, основанную на общности литературных интересов и взаимной симпатии.

Еще отроком Раевский в составе Орловского пехотного полка (с 1811 года) участвовал в боевых операциях Отечественной войны 1812 года —под Смоленском, при Дорогобуже, под Тарутином ив заграничных походах вплоть до взятия Парижа. К послелицейскому периоду жизни Пушкина в Петербурге относится его стихотворная записка к Жуковскому:

Раевский, молоденец прежний,
А там уже отважный сын,
И Пушкин, школьник неприлежный
Парнасских девственниц-богинь,
К тебе, Жуковский, заезжали,
Но к неописанной печали
Поэта дома не нашли...

Первые две строки связаны со стихотворением Жуковского «Певец во стане русских воинов» (1812), в котором воспет подвиг генерала Раевского и его сыновей.

Раевскому Пушкин обязан поездкой летом 1820 года на Северный Кавказ. Позднее они встречались в Крыму, Киеве, и Одессе. В Одессе Николай Николаевич узнал о взаимоотношениях Пушкина с М. С. Воронцовой и высылке поэта в с. Михайловское и в сентябре 1824 года писал ему: «Продолжайте писать мне и пишите больше и чаще. Не бойтесь меня скомпрометировать: моя дружба с вами началась гораздо раньше вашей несчастной истории... Мне так хочется видеть вас, что если не услышу о перемене в вашем положении, то обещаю навестить вас еще в этом году...»

За причастность к декабристскому движению Раевский был арестован, но вскоре освобожден с «очистительным аттестатом». В письмах к петербургским друзьям из михайловской ссылки Пушкин высказывал беспокойство о его судьбе.

В 1826 году началась война с Персией. По просьбе Н. Н. Раевского-старшего его сын был направлен к командующему отдельным Кавказским корпусом генералу А. П. Ермолову и в сентябре того же года назначен командиром Нижегородского драгунского полка. Началась блестящая боевая служба полковника Раевского, снискавшая славу ему и его полку в русско-персидской и последовавшей за ней войне с Турцией (1828—1829). Кавалерия Раевского внесла весомый вклад в победу России в этой войне.

Лето 1829 года Пушкин провел в Закавказье, где тогда шла война с Турцией. По свидетельству мемуариста, несмотря на приглашение главнокомандующего генерала И. Ф. Паскевича, Пушкин «предпочел не расставаться со своим старым другом Раевским; с ним и занимал он палатку в лагере полка; от него не отставал и при битвах с неприятелем».

Их частые встречи и беседы между собой, с однополчанами и разжалованными декабристами, которых приблизил к себе свободомыслящий командир полка, отразились в «Путешествии в Арзрум» и многочисленных воспоминаниях участников кампании.

В декабре 1829 года за независимое поведение и предосудительное дружеское расположение к служившим в его полку разжалованным декабристам Раевский был по настоянию того же Паскевича подвергнут домашнему аресту и отстранению от службы. Несколько лет он находился в опале. Позднее, в 1837—1841 годах, Раевский снова служил на Кавказе —был начальником Черноморской береговой линии и снова показал себя энергичным и храбрым военачальником.

Хорошо знавший Раевского Г. Н. Филипсон позднее вспоминал: «Это была очень оригинальная и очень одаренная личность, которой не дали достаточно развернуться сперва недоброжелатели, а потом ранняя смерть».

Дружеские чувства Пушкина и Раевского выдержали испытание временем. Они встречаются и в тридцатых годах в Петербурге— в доме поэта, и в обществе Жуковского, Крылова, Вяземского.

Пушкин ценил литературные вкусы Раевского и его знание европейской литературы, прислушивался к его критическим замечаниям по поводу «Кавказского пленника», «Цыган», «Братьев-разбойников» и первых глав «Онегина». Он рассказывал Раевскому о замысле «Бориса Годунова» и, вероятно, воспользовался некоторыми его советами.