пятигорск | кисловодск | ессентуки | железноводск |
Пятигорский информационно-туристический портал
 • Главная• СсылкиО проектеФото КавказаСанатории КМВ
«Кавказские Минеральные Воды в древности и средневековье» • Металлурги «кобанцы» и конные воины скифыОГЛАВЛЕНИЕ



 Краеведение 

Металлурги «кобанцы» и конные воины скифы

Открытие производства сплавов меди с оловом или его заменителями было великим технологическим достижением, существенно изменившим жизнь древних обществ, в том числе и Кавказа. Бронзовые орудия и оружие значительно эффективнее каменных, их производство с помощью каменных литейных форм позволяло выпускать целые серии литейных предметов ускорив во много раз производственный цикл. В то же время технологии бронзового века выдвинули на передний план те регионы, которые располагали необходимым для выплавки бронзы рудным сырьем и, прежде всего медью. Одним из таких металлоносных регионов и очагов производства и распространения древней бронзы был Северный Кавказ, что убедительно показано А. А. Иессеном.

Считается, что во второй половине II тыс. до н. э. древний народ хетты, живший на территории нынешних Турции и Сирии, открыл способ выплавки железа из железной руды. Сначала этот способ хранился в тайне, но после падения хеттского царства в XIIв. до н. э. секрет производства железа распространился на прилегающих территориях, а затем железо, как основной металл, завоевало весь мир. Мы и сейчас продолжаем жить в «железном веке». Появившаяся и на Кавказе металлургия железа зафиксирована в VI-Vвв. до н. э. античными авторами у племен халибов в западной части Закавказья. Совершенно очевидно, что греческие писатели Эсхил и Ксенофонт дают нам сведения, отражающие факт существования, а не появления первого железа на Кавказе: открытие выплавки наиболее твердого металла явно состоялось гораздо раньше, а узкая дата и место этого эпохального открытия нам неизвестны. По Г. А. Меликишвили широкое освоение железа произошло в IX-VIII вв. до н. э., что кажется вполне вероятным: по мнению Е. И. Крупнова рубеж II и I тыс. до н. э. можно считать переломным моментом в древней металлургии Кавказа, а во второй четверти I тыс. до н. э. железо уже завоевало господствующее положение, хотя производство бронзовых предметов еще долго продолжалось. Согласно тому же Е. И. Крупнову первое появление железа на Северном Кавказе приходится на ранний этап развития так называемой кобанской археологической культуры, знаменующей и закат «бронзового века», и зарю «новой великой эпохи железа». Что представляла собой кобанская культура эпохи раннего железа?

Первый могильник этой культуры был открыт в 1869 г. около горного осетинского селения Кобан. Отсюда и вся культура получила условное название кобанской. Своеобразие богатого ассортимента оригинальных бронзовых предметов, найденных в Кобани, вызвало глубокий интерес русских и зарубежных ученых, особенно после V археологического съезда в Тифлисе в 1881г. С тех пор кобанская культура является объектом постоянного внимания археологов и ей посвящена целая литература, которую мы здесь рассматривать не можем. Характеризуя ее в самом общем виде, укажем, что захоронения кобанской культуры находят обычно в так называемых каменных ящиках – ямах, обложенных вертикальными плитами, с плитовым полом и таким же перекрытием. Погребенные скорчены на боку. На мужчин зачастую надевали широкие пластинчатые бронзовые пояса (часто с гравированными орнаментами и изображениями), на ноги - спиральные бронзовые браслеты, рядом клали кинжалы и изящные, дважды изогнутые бронзовые топоры. Встречены закавказские мечи и шлемы. На женских скелетах также встречаются бронзовые пояса и спиральные браслеты, большие бронзовые булавки для скрепления одежды (пуговиц еще не было) и целые ожерелья из бронзовых и сердоликовых бус. В могилы ставилась глиняная и бронзовая посуда. Находки железных предметов, особенно на раннем этапе кобанской культуры, еще очень редки. Кобанские могильники принято считать родовыми кладбищами. Ведущей отраслью хозяйства было овцеводство. Кобанцы уже располагали верховой лошадью. Ареал кобанской культуры охватывал Центральный Кавказ от Кубани на западе до Дагестана на востоке, охватывая и горы Южной Осетии. Как видим, территория КМВ полностью вписывается в ареал кобанской культуры. Время бытования «классической» кобанской культуры определяется как период с XI до VIIвв. до н. э., после чего следует этап позднекобанской культуры.

Кобанская культура Северного Кавказа является одной из наиболее ярких культур эпохи поздней бронзы – раннего железа не только Кавказа, но и России; по своему уровню она может быть сопоставлена со знаменитой и почти одновременной гальштатской культурой Центральной Европы. Есть даже мнение о том, что влияние гальштатской культуры, особенно в керамике, хотя и в стертых формах достигло Северного Кавказа. Не будем вникать в эти смелые и, по-видимому, недоказуемые идеи и обратимся к памятникам кобанской культуры КМВ.

Они изучались многими археологами и местными краеведами, последнее их обобщение выполнено В. И. Козенковой, рассмотревшей подробно так называемый западный вариант кобанской культуры. Последний охватывает территорию Кабардино-Балкарии, КМВ с окрестностями, город Минеральные Воды на севере и южнее Кисловодска на юге, на западе он доходит до долины реки Уруп. Свод В. И . Козенковой демонстрирует большую насыщенность района Кисловодска и Кисловодской котловины, а также окрестностей Пятигорска памятниками разного вида: могильниками и отдельными погребениями (численно преобладают), поселениями, кладами, находками отдельных предметов периода кобанской культуры, но это, очевидно, не есть свидетельство какого-то приоритетного положения названных районов в глазах древних кобанцев. Район Кисловодска с XIXв. привлекает к себе археологов и он, безусловно, лучше изучен, как и район Пятигорска, где постоянно жили и работали такие краеведы как Н. М. Егоров, А. П. Рунич, М. И. Рыбенко, Е. Е. Ивашнев, Г. П. Лушников, И. С. Гумилевский, спасавшие от разрушения и бесследного уничтожения десятки археологических памятников всех эпох и культур. Такая же группа краеведов-археологов в 50-60гг. сложилась в Кисловодске во главе с Н. Н. Михайловым. К сожалению, аналогичных творческих групп энтузиастов не сложилось в Ессентуках, Железноводске, Минеральных Водах (за исключением трагически погибшего И. Л. Осипова) и это самым отрицательным образом сказалось на изучении местных древностей. Можно не сомневаться в том, что окрестности таких гор как Бык, Верблюд, Змейка не менее богаты археологическими памятниками, в том числе и кобанской культуры. Будущим археологам здесь предстоит большая полевая работа: в регионе КМВ известно уже более 250 памятников этой культуры.

В связи со сказанным познакомимся с памятниками раннекобанского времени у горы Бык. Видимо, получив какой-то сигнал, пятигорские краеведы Н. М. Егоров, Е. Л. Синкевич и Е. А. Ларин 30 октября 1927 г. совершили поездку к этой горе. Житель хутора Быкогорского С. П. Солдаткин передал краеведам два бронзовых серпа длиной до 36 см., кобанских форм кинжал, длиной 29,5 см., сходный с великолепным бронзовым кинжалом из могильника в Кобани. Предметы были найдены близ дома Солдаткина в древних могилах, следовательно, их было несколько и речь должна идти о могильнике. Могилы были обложены стоячими каменными плитами высотой до 90 см., толщиной 15см., длиной до 120 см., сверху покрыты плитами из травертина (9, №2808 от 30 октября 1927 г.). В. И. Козенкова пишет о трех погребениях, у меня таких данных нет, но наличие могильника не вызывает сомнений. Кинжал и серпы изучены А. А. Иессеном и отнесены им к числу «вполне типичных кобанских бронз». Согласно В. И. Козенковой дата комплекса – XIIв. до н.э.

В книге поступлений Пятигорского музея имеется запись № 2959 о том, что 20 мая 1928 г. на хуторе Быкогорском жители разрыли могилу на «вершине среднего холма первого к востоку от 1 серного родника». По словам крестьян в ней было 10 скелетов в вытянутом положении. Можно допускать, что жители х. Быкогорского вновь сообщили о своих находках в музей и тем самым оказали услугу науке. В 1991 г. Р. Р. Рудницкий и В. А. Фоменко обследовали каменный склеп, обнаруженный жителем поселка Быкогорского при земляных работах. Склеп был сложен из массивных плит и возможно входил в состав древнего некрополя, который дал склепы, открытые в 1927-1928 гг (авторы публикации этот вопрос не затронули). Интересно, что в склепе найдено 11 глиняных сосудов, бусы, подвески, втульчатый железный наконечник стрелы, бронзовые браслеты и не менее 26 перемешанных человеческих костяков. Исследователи в своей публикации отнесли склеп к IV-IIIвв. до н.э., но позже В. А. Фоменко сообщил мне уточненную дату этого памятника как III-Iвв. до н.э. и я благодарю его за предоставленную информацию. В любом случае, если наша версия об идентификации Быкогорского могильника подтвердится, можно будет ставить вопрос о его непрерывном (? – В.К.) функционировании на протяжении 7-8 столетий и, следовательно, о непрерывности жизни в этом уголке КМВ.

Археологические памятники кобанской эпохи есть и у горы Машук. Здесь укажем два поселения: к северо-востоку от Провала с культурным слоем толщиной 80 см. и чернолощеной керамикой с нарезным геометрическим орнаментом и у северного склона горы близ Перкальской скалы, с такой же керамикой первой половины I тыс. до н.э. Мне доводилось не раз бывать на этих поселениях в студенческие годы и собирать обломки керамики на поверхности. Некоторые из них имели нарезной орнамент, затертый какой-то белой пастой, что на черном фоне смотрелось очень эффектно. Кстати, поблизости от Перкальского поселения Н. М. Егоров выявил в 1933г. могильник VII-VI вв. до н.э., относящийся к поселению. Далее к северу от Машука памятники кобанского времени известны на Константиновском плато между горами Машук и Лысая – курганный могильник первой половины-середины I тыс. до н.э., в пос. Иноземцево на «Чеснок-горе» и в урочище «Длинный курган» грунтовые могильники, поселения. Есть они в станице Лысогорской, в с. Обильное Георгиевского района, на берегу реки Кумы, в г. Георгиевске, курганная группа близ станции Дебри, поселения поблизости от горы Юца. А. А. Иессен изучил и опубликовал два случайно найденных клада бронзовых вещей из станиц Боргустанской и Бекешевской. Боргустанский клад находится в Пятигорском музее. В него входили: 19 бронзовых топоров, 10 бронзовых серпов, 8 тесел и 3 наконечника копья. Клад хранился в двух глиняных сосудах. На месте выявления клада Н. М. Егоров обнаружил поселение предскифского времени, одновременное кладу, датированному рубежом II-I тыс. до н.э. Бекешевский клад состоит из 9 бронзовых предметов, среди них топор раннего кобанского времени, три серпа и два топора – кельта с ушками. Дата этой находки также рубеж II-I тыс. до н.э. Таким образом, оба клада одновременно относятся к раннему периоду кобанской культуры и, очевидно, были зарыты в минуту грозной опасности.

На правом берегу реки Этока близ одноименного села Р. В. Яковкин в 1928г. открыл поселение с керамикой первой половины I тыс. до н.э., а на следующий год Н. М. Егоров здесь же доследовал погребение VIII-VII вв. до н.э., давшее бронзовые пронизи, массивный бронзовый браслет и обломки двух глиняных мисок, с характерным нарезным орнаментом. Можно полагать, что это единый археологический комплекс, состоявший из поселения и относящегося к нему могильника и датируемый VIII-VII вв. до н.э. Аналогичная картина намечается в километре северо-западнее с. Этока, близ подножья горы Джуца, где открыты поселения эпохи поздней бронзы и в одном километре восточнее поселения могильник, изучавшийся М. И. Рыбенко, Э. В. Ртвеладзе и Г. И. Ионе. Могильник датируется VI-V вв. до н.э.

Обратимся к окрестностям Железноводска. Здесь так же есть памятники эпохи кобанской культуры (например, поселение на западном склоне г. Развалка, близ штольни, поселение Капельница начала I тыс. до н.э., поселение у городского озера, открытое в 1968г. и осмотренное Г. Е. Афанасьевым, начало I тыс. до н.э.). Специальным археологическим исследованиям эти памятники не подвергались и мы о них знаем очень мало. Но, говоря о древностях конца II-I тыс. до н.э. в районе Железноводска, мы не можем не затронуть интересный вопрос о наличии здесь мегалитических (букв. «большие камни») памятников, неизвестных в других районах КМВ. Прежде всего, это огромные могильные сооружения, сложенные из мощных каменных плит и называемые местными краеведами «дольменами». Поскольку я использую личные, неопубликованные записи Н. М. Егорова, применявшего термин «дольмен», следует пояснить, что речь идет фактически о подземных или полуподземных склеповых сооружениях, сложенных из огромных плит, и поэтому относящихся к числу мегалитических памятников, но не к числу дольменов в нашем понимании этого термина. В предыдущем очерке о дольменах уже говорилось, мы обратимся к ним еще раз ниже.

Известный русский археолог начала XX века Д. Я. Самоквасов в своей публикации 1908г. свидетельствовал о дольменах – больших каменных ящиках, стоявших на скалистой возвышенности горы Верблюда, вблизи речки Горькой. По словам Самоквасова, дольмен был кубический, сложенный из четырех плитообразных камней, покрытых пятым камнем, по 4 аршина в квадрате (один аршин – 71 см., т.е. длина составляла примерно 2,85м.). Шесть рабочих не смогли сдвинуть ни боковые плиты, ни верхнюю плиту. В «круглое отверстие одного из боковых камней» диаметром около 7 вершков (один вершок 4,5 см., т.е. 31,5см.) было видно, что камера «дольмена» пуста. Рядом с этим дольменом были раскопаны два других полуразрушенных дольмена «формы удлиненных четырехугольных ящиков», на дне найдены человеческие кости, окисшие железные удила, трехгранные железные наконечники стрел и стеклянная подвеска с ушком. «Эти находки показали – пишет Д. Я. Самоквасов – что каменные гробницы окрестностей хутора Диденки относятся к древнейшему периоду железной культуры, к эпохе скифской». Судя по перечисленным находкам вскрытые Самоквасовым погребения действительно, скорее всего, относятся к «скифской эпохе» или раннему железному веку. Определить их время более точно без изучения самих предметов нет возможности.

В ноябре 1927 г. Н. М. Егоров, Е. Л. Синкевич и Н. А. Двуименный совершили поездку на хутор Зимина быв. Горячеводского района, где был случайно открыт «дольмен», скрытый в земле и состоявший из трех плит. Южной стены и верхней плиты не было. Сохранившиеся стены состояли из громадных стоячих плит до 40 см. толщиной. У восточной стенки лежали два плоских камня, образующих полку, на которой стоял глиняный горшок. Более подробных сведений в личных записях Н. М. Егорова нет, но не исключено, что этот неясный памятник может быть синхронным «дольмену» у горы Верблюд.

Не буду касаться других записей Н. М. Егорова о дольменах, а вернее о мегалитических склепах Пятигорья и, в частности у горы Развалка – эти записи настолько схематичны, что при отсутствии какой-либо графической или фотографической фиксации они не дают достаточно ясного представления об изучавшихся объектах. Но сам факт наличия огромных мегалитических склепов эпохи поздней бронзы – раннего железа сомнений не вызывает.

Говоря о мегалитических сооружениях и «дольменах», следует обратить внимание на загадку относительно наличия в зоне Пятигорья настоящих «классических» дольменов с входным отверстием в одной из стен. Выше говорилось о дольмене на р. Горькой близ г. Верблюд, описанном Д. Я. Самоквасовым; он, по этому описанию, в одной из боковых стенок имел круглое отверстие. Нет оснований не верить Самоквасову. В одной из монографий В.И. Марковина опубликована прорисовка с фотографиями «классического» дольмена, имевшего круглое отверстие в фасадной стене и снятого Г. И. Раевым в 1902 г. у горы Острой близ Железноводска. У меня подлинность такой паспортизации дольмена вызывает большие сомнения и оговорки. Известный пятигорский фотограф Г. И. Раев в дореволюционные годы путешествовал по Кавказу и интересующий нас дольмен мог снять в Прикубанье или Причерноморье, после чего произошла путаница с надписью на снимке. Этого нельзя сказать о другом мегалитическом сооружении, опубликованном В. И. Марковиным там же и по прорисовке с фотографии Раева – такие монументальные склепы для Пятигорья обычны.

Заманчивая версия о дольменах типа прикубанских – причерноморских в районе Пятигорья остается недоказанной и весьма сомнительной, но требующей дальнейшей проверки и, в первую очередь, в полевых условиях.

На Пятигорье были и такие мегалитические памятники как менгиры – вертикально стоящие каменные столбы или плиты погребального или культового назначения. Однако, это предположения, подлинное назначение менгиров неизвестно. Во французской провинции Бретань есть целые скопления древних менгиров, например у Карнака менгиры общим числом около трех тысяч образуют длинные аллеи на расстоянии до трех километров. По мнению В. И. Равдоникаса менгиры представляют «скорее всего, условные изображения умерших предков». Кажется, первый менгир Пятигорья был выявлен в 1902г. доцентом Киевского университета А. Греном на склоне горы Бештау «около нижнего ресторана» (где он находился?), причем А. Грен свидетельствует, что в центре кладок «на кургане стоял большой камень в виде менгира. Это заставляло меня предположить, что на нижней поляне Бештау находится большое городище довольно древнего периода…». В 1927г. еще один менгир был зафиксирован Н. М. Егоровым у горы Бык. Он лежал на земле местного жителя С. П. Солдаткина недалеко от найденных им случайно древних могил (см. выше), поэтому возможна связь менгира с некрополем. Памятник представлял грубый каменный столб из местного бештаунита, длиной около 2,40м. и до 1,8 м. в обхвате в средней части. Более подробных данных и изображений в записях Н. М. Егорова нет. В тех же записях с датой 21 мая 1936 г. имеется схематичный рисунок менгира, стоящего над могильным каменным ящиком на г. Развалка «ниже ее мегалитических пещер». Размеры менгира не указаны. Под датой 23 октября 1962 г. Н. М. Егоров отметил «менгир в Терезе» (около Кисловодска). Наконец еще один упавший и сильно задернованный менгир был нами обнаружен на городище «Дубровка» близ Пятигорска (правый берег Подкумка). Время этого менгира сейчас не определимо: «Дубровка» дает подъемный материал эпохи раннего средневековья, но городище археологически не изучено и здесь весьма возможны более ранние культурные отложения. Таким образом, у нас есть данные о четырех менгирах на территории КМВ. Можно полагать, что их было больше, но они бросаются в глаза и поэтому особенно быстро были разрушены или использованы в хозяйственном обиходе современным населением. Подчеркну, что датирование менгиров очень затруднительно и их включение здесь в очерк о памятниках эпохи поздней бронзы – раннего железа условно.

Древности эпохи кобанской культуры в районе города Ессентуки - это клад бронзовых предметов VIII-VII вв. до н.э. обнаруженный в кургане в 1916 г. В состав клада входили четыре пары бронзовых удил и бронзовые украшения, опубликованные А. А. Иессеном. Исследователь этот клад из Ессентуков сближал с находкой в кургане в «Широкой балке», сделанной в 1950 г. поблизости от Лермонтовского разъезда. Кроме удил в состав комплекса входили: бронзовый наконечник копья, железный кинжал, бронзовые стремена и псалии. Кстати заметим, что в 1951г. около Пятигорска была сделана еще одна замечательная находка: в расщелине скалы, выше кольцевой дороги на северо-западном склоне Бештау найден комплекс бронзовых и железных предметов VIII-VII вв. до н.э. и среди них уникальные бронзовый двуручный котел на ножке, бронзовая обивка круглого щита и бронзовый нагрудник. А. А. Иессен опубликовал также фотографию однотипного бронзового котла, найденного при ломке камня на северной вершине Бештау в 1927 г. Все это - памятники культуры кобанского-раннескифского времени.

Вокруг Ессентуков есть и поселения первой половины I тыс. до н.э. Среди них можно особо выделить поселение с укреплением рубежа II-I тыс. до н.э. северо-западнее станции Белый уголь. Но наиболее насыщен памятниками кобанского времени район Кисловодска: В своде В. И. Козенковой их значится более 60. Одним из наиболее изученных является Березовский могильник в 7км. юго-западнее Кисловодска на р. Березовке, впадающей в Подкумок. Открыт в 1938 г. Н. М. Егоровым, материал научно проработан Е. И. Крупновым и датирован им VII-VI вв. до н.э., но эта дата корректирована В. Б. Виноградовым как VIII-VI вв. до н.э. Погребения в основном в каменных ящиках, женщины на левом, мужчины на правом боку. Довольно обильный и разнообразный могильный инвентарь с характерной кобанской керамикой, железными наконечниками копий, ножами и одновременно с бронзовыми предметами. Е. И. Крупнов считал, что Березовский могильник наиболее полно представляет западный вариант кобанской культуры, а его инвентарь отражает затянувшийся на Северном Кавказе процесс перехода от бронзы к железу, причем основное развитие кобанской культуры падает на первую половину I тыс. до н.э. и по существу характеризует ранний железный век на Северном Кавказе.

Прекрасный археологический материал VIII-VII вв. до н.э. происходит из могильника у Султан-горы на речке Ольховке, открытом Н. Н. Михайловым и А. П. Руничем в 1964 г. Здесь в каменных ящиках найдены бронзовая миска, кинжал так называемого кабардино-пятигорского типа, бронзовые удила и псалии, бронзовый молоток, каменные топоры и уникальный бронзовый пластинчатый нагрудник с двумя вырезами и тремя коническими выпуклинами. Вероятно, это часть кожаного панциря. Сходный бронзовый нагрудник с одним вырезом и одной выпуклиной в комплексе с обивкой щита и медным котлом на поддоне обнаружен в 1951 г. на склоне горы Бештау. В одном из погребений Султан-горского могильника VIII-VII вв. До н.э. найдена уникальная бронзовая секира, не имеющая аналогов. Предмет опубликован В. Б. Виноградовым и А. П. Руничем. Не менее интересен и ярок материал из кобанского могильника у мебельной фабрики Кисловодска. Здесь мы видим бронзовые рукояти железных мечей, кинжалы, навершие булавы, каменные сверленые молоты, а в могиле 14 оказалась бронзовая секира в виде протомы хищного животного, датированная Е. И. Крупновым VIII-VIIвв. до н.э., тогда как В. Б. Виноградов эту дату сузил до пределов первой половины VII в. и отнес ее к «заре скифской эпохи».

Могильники эпохи кобанской культуры в окрестностях Кисловодска преобладают, но найденные поселения еще слабо изучены. К их числу относятся, например, городище у «Крымушкиной балки» на левом берегу Подкумка, общей площадью до 2 га. Есть следы каменного вала. Собранная на поверхности чернолощеная и краснолощеная керамика с нарезным орнаментом характерна для начала I тыс. до н.э. Назовем также Аликоновское поселение недалеко от «Замка коварства и любви». Здесь местными краеведами во главе с Н. Н. Михайловым собраны различные археологические материалы и керамика с нарезным геометрическим орнаментом. Время этого памятника по Г. Е. Афанасьеву VII-VIвв. до н.э.

Наряду с вполне обычными памятниками кобанской культуры район Кисловодска дал науке и некоторые уникальные предметы, о которых нельзя не сказать. Прежде всего, это орнаментальные фризы на верхней части глиняных сосудов из Березовского могильника, видимо имитирующие календарь. Календарный фриз на миске гипотетически расшифрован и опубликован академиком Б. А. Рыбаковым: 12 свастик символизируют 12 месяцев года, а «серия рисунков, помещенных между апрелем и маем, выражает мысль о каком-то молении, празднестве, связанным с грозами, дождями и горными потоками». Хочу заметить, что нарезной геометрический (и очевидно символический) орнамент на керамике из памятников КМВ рассматриваемой эпохи популярен, может содержать отдельные элементы «календаря» и появление подобной сложной и многофигурной композиции кажется закономерным. В. Б. Виноградов опубликовал таблицу календарных орнаментов на посуде кобанского времени из Пятигорья, и рассмотрение других календарных фризов (кроме изученного Б. А. Рыбаковым) показывает присутствие на них всех одинаковых знаков. Но всегда ли они имеют «календарный» смысл? Здесь мы сталкиваемся со многими загадками древнего общества, населявшего регион КМВ и должны признать, что при попытках проникнуть в эту идеологию может быть мы чрезмерно прибегаем к интуитивным методам. Вновь приходится повторить - мы не можем достоверно знать то, чего уже так давно нет…

В Пятигорском музее хранится настоящий раритет – бронзовая маска, изображающая мужское лицо. По полученным мной в 1993 г. сведениям, маска происходит из ущелья р. Эшкакон и была доставлена в музей в 1953 г. М. И. Рыбенко. Складывается впечатление, что поскольку в течение 40 лет этот крайне любопытный предмет не был известен специалистам, он скрывался М. И. Рыбенко, в музее выполнявшим функции археолога. Маска сделана из листовой бронзы и обработана резцом, им же моделированы глаза, рот, волосы. Длина маски – 11,3 см. В ее нижней части имеется два отверстия с заусеницами, направленными внутрь маски и это побуждает предположить, что маска изначально могла быть прибита к деревянной основе. Верхняя часть не сохранилась. Профиль изображенного мужчины напоминает классические античные формы древнегреческих героев, и я не исключаю такое происхождение рассматриваемого предмета, хотя доказать этого не могу. Возможно, это был фалар, прибитый к деревянному щиту и украшавший его или нагрудная округлая пластина, пришитая к кожаному панцирю (см. например, в Семибратных курганах на Кубани). К сожалению, остались неизвестными обстоятельства обнаружения маски и сопровождающий ее набор других археологических предметов, что позволило бы определить хотя бы широкую датировку. Я не отношу ее к числу произведений местных кобанских мастеров, но принадлежность к эпохе кобанской культуры представляется вероятной. В то же время необходимо подчеркнуть - уровень металлообработки и художественного мастерства древних кобанцев был настолько высок, что можно предположить и местное происхождение маски с Эшкакона: ведь признано это относительно бронзовой, но более массивной маски из горного селения Нар в Северной Осетии, отнесенной Л. П. Семеновым к произведениям кобанской металлопластики. С Кавказа происходит еще одна металлическая личина, судя по отверстиям по краям также прибивавшаяся, с рельефным профилем, но опубликовавший ее А. А. Захаров не указал ее происхождения. Как видим, рассматриваемый предмет с Эшкакона еще таит в себе много загадочного и требует специального исследования. Не исключено, что он связан с Эшкаконским могильником VIII-VII вв. до н.э.

Кем были древние кобанцы I тыс. до н.э. в этноязыковом отношении мы не знаем. Касаясь этой сложной проблемы Е. И. Крупнов писал: «археологические и антропологические материалы, связанные с кобанской культурой, доказывают, что эта культура явилась глубокой подосновой культуры народов центральной части Северного Кавказа, складывавшейся в историческую эпоху». Но в данной формулировке немало неясного, например, что такое «глубокая подоснова» и для каких именно северокавказских народов она была таковой? Е. И. Крупнов постулировал идею об однородной кавказской этнической среде, но носителей кобанской культуры разделил на три локальные группы, отличавшиеся одна от другой и очевидно соответствующие трем разным (племенным?) общностям. Следовательно, этническая среда не была однородной. В каком из этих утверждений маститый ученый был прав? Приведенные примеры показывают, что мы еще далеки от действительно объективной научной истины и здесь перед новыми поколениями исследователей открывается огромное поле деятельности.

С VIIIв. до н.э. в просторах Предкавказья появляются кочевые ираноязычные племена, известные истории под именем скифов.

«У скифов нет ни городов, ни укреплений и свои жилища они возят с собой. Все они конные лучники и промышляют не земледелием, а скотоводством; их жилища в кибитках». Так характеризовал скифов и их образ жизни «отец истории» Геродот в Vв. до н.э. Кочевники скифы - одни из самых известных номадов древности, ставшие надолго главной силой в «великом поясе степей» от Аральского моря до нижнего Дуная, своими походами и набегами не раз сотрясавшие соседние государства. В VIIв. до н.э. скифы двинулись на юг, прошли Кавказ и добрались до очагов древнейшей цивилизации в Передней Азии. Легкие, подвижные конники скифы в совершенстве владели искусством стрельбы из лука и маршруты их походов на Кавказ и в Переднюю Азию отмечены археологически до сих пор находимыми бронзовыми наконечниками стрел характерных скифских форм. Находят их и в горных ущельях Северного Кавказа, особенно в тех, которые вели к перевалам в Закавказье. Кочевой, подвижный образ жизни, походы скифов в Закавказье и Переднюю Азию вплоть до Египта расширил и оживил культурные связи между различными, подчас удаленными регионами. Культурные достижения разных народов получают быстрое распространение на обширных территориях, в частности, знаменитый скифский «звериный стиль».

Яркая материальная культура скифов, отражающая их хозяйство, религию, быт, социальную организацию отложилась в известных курганных могильниках VIII-IIIвв. до н.э., таких как курганы Солоха и Чертомлык в Северном Причерноморье, Частые курганы у Воронежа, Кульоба в Крыму. Замечательные результаты дали раскопки украинского археолога Б. М. Мозолевского у г. Орджоникидзе Днепропетровской области в 1971г. Вскрыт огромный курган «Толстая могила» IVв. до н.э., подаривший науке шедевры скифского искусства и принадлежавший скифской аристократии. Вспомним строки И. Бунина:

«Курган разрыт. В тяжелом саркофаге
Он спит как страж. Железный меч в руке,
Поют над ним узорной вязью саги,
Беззвучные на звучном языке.
Но лик закрыт – опущено забрало.
Но плащ истлел на ржавленной броне.
Был воин, вождь. Но имя Смерть украла
И унеслась на черном скакуне».

О скифах и их памятниках существует огромная литература. Рассматривать ее здесь нет возможности. Побывали ли скифы на КМВ?

Богатые скифские курганы у станицы Келермессой, Усть-Лабинской, у аула Ульского открыты на Кубани, у хутора Красное Знамя и на Ставропольской возвышенности, в Кабардино-Балкарии у с. Нартан и т.д. - в регионах, непосредственно прилегающих к КМВ. Более того, археологами замечено, что в Центральном Предкавказье выявлено наибольшее количество скифских памятников, причем они тяготеют географически к зоне предгорий. Сказанное подтверждается широкими раскопками курганных могильников в северной части Ставропольского края экспедицией под руководством А. Б. Белинского: «все известные на сегодняшний день собственно скифские памятники Предкавказья находятся на стыке предгорий и плоскости, либо на близлежащих территориях». Казалось бы, ареал КМВ должен дать нам археологические памятники скифов, тем более что находок отдельных скифских предметов и в том числе оружия выявлено здесь не мало. Укажу, например, железный наконечник копья и железный меч - акинак с двукольцевидным навершием рукояти (длина меча 44,5см), сданные неким Дорошенко в Пятигорский музей краеведения в 1931 г. Найдены в «каменоломне №1» (точнее нет). Аналогичные акинаки можно видеть в монографии В. Б. Виноградова. В свое время Е. И. Крупнов говорил лишь о походах скифов на юг через Северный Кавказ и об «определенном воздействии скифов на развитие материальной и даже духовной культуры племен Центрального Кавказа», т.е. только о культурных связях и влияниях. С этим резонно не согласился В. Б. Виноградов, заявивший о «длительном, а в ряде районов постоянном пребывании ираноязычных степняков в непосредственном и тесном содействии с местными кобанцами, что не могло не привести к определенному культурному синкретизму». Но в последнем специальном исследовании скифских древностей VII-Vвв. до н.э. Северного Кавказа, выполненном киевским археологом С. В. Махортых, мы обнаруживаем на КМВ как скифское только погребение 1 в кургане 3 у ст. Константиновской, датированное V в. до н.э. Другие памятники, давшие материалы скифской материальной культуры, С. В. Махортых считает местными аборигенными т.е. кобанскими. Одним из таких памятников местной позднекобанской культуры синкретического характера является могильник у г. Минеральные Воды, изученный первично и датированный Н. М. Егоровым VIв. до н.э. После этого минераловодский могильник обследовался А. П. Руничем. Всего вскрыто 36 захоронений из примерно 800 разрушенных карьером (подсчеты Рунича). Преобладают погребения в каменных ящиках и в грунтовых ямах с закругленными краями и небольшим навалом камней на поверхности. Найденные в могилах керамические сосуды, характерные бронзовые наконечники стрел, железные мечи-акинаки, металлические зеркала позволили А. П. Руничу и Г. Е. Афанасьеву расширить дату и отнести Минераловодский могильник к VI-IV вв. до н.э., считая его в культурном отношении принадлежащим кобанской археологической культуре Центрального Кавказа, но при наличии сильного влияния скифо-савроматского культурного мира. Последнее объясняется положением некрополя на севере КМВ и на границе с предкавказской степью.

Получается, что по каким-то причинам скифы в VII-Vвв. до н.э. в период своего господства не заселяли район КМВ и как бы «обтекали» его с запада, севера и востока. Подобная картина кажется маловероятной. Здесь кстати напомнить наблюдение В. С. Ольховского о продвижении скифов в Кисловодскую котловину, сделанное на основании изучения скифских каменных изваяний Северного Кавказа. Монументальные изваяния – это не отдельные и легко перемещавшиеся предметы, и они могут дать нам более верные исходные данные для суждений. Вероятно, мы вправе констатировать факт вполне достоверный – вопрос о пребывании скифского этноса на КМВ разработан еще недостаточно и представляет одно из «белых пятен» в древней летописи нашего региона.

Однако взаимное влияние культур и традиций носителей кобанской археологической культуры и скифских племен Северного Кавказа представляется несомненным, причем сейчас трудно определить удельный вес или преобладание одного из этих влияний. В этой связи позволю себе коснуться одного любопытного сюжета. На бронзовом поясе погребения 76 могильника кобанской культуры Тли в Южной Осетии изображен всадник–воин, а к узде коня подвешена схематично выполненная способом гравировки человеческая голова. По этому поводу Б. В. Техов вспоминает свидетельство Геродота о том, что скифские воины должны были головы убитых ими врагов приносить царю, за что и получали свою долю из захваченной добычи. Но в тексте Геродота ничего не говорится о прикреплении голов к уздечке коня, и как эти головы доставлялись царю не разъяснено. К уздечкам своих коней, согласно Геродоту скифы привязывали не головы своих врагов, а скальпы, т.е. кожу, снятую с черепа убитого врага. Скальпом скифский воин пользуется как полотенцем для рук, «привязывает к уздечке своего коня и щеголяет ею». Но скальпы – не головы. Б. В. Техов обоснованно заключил, что кобанцы конца II – начала I тыс. до н.э. имели обычаи близкие скифским. Поскольку кобанские материалы из Тли намного древнее скифских памятников Предкавказья, в указанных выше сюжетных сходствах можно усматривать или влияние горнокавказских обычаев на обычаи скифов, или действительно близость варварских обычаев тех и других (что представляется более вероятным).

Для более верного понимания вопроса о пребывании на КМВ скифов и их отношений с местными племенами кобанской археологической культуры представляется необходимым стационарное изучение поселений скифского времени, давно известных на южном склоне горы Бештау ив других местах вокруг этой горы и у подножия Машука на окраине Пятигорска. Есть и другие памятники того же времени. Но они остаются неисследованными и разрушаются или едва затронуты исследованиями. Назову могильник VII-VIвв. до н.э. у юго-западного подножия горы Джуца, частично разрушенный земляными работами. Археолог В. А. Фоменко опубликовал сведения о 6 погребениях, часть их была в каменных ящиках. По сообщению Р. Р. Рудницкого и В. А. Фоменко в 1997г. на западной окраине Железноводска было раскопано древнее мужское захоронение с предметами конской упряжи VII-VIвв. до н.э. и «специфичной для скифских памятников Предкавказья эпохи архаики (Нартан, Келермес, «Красное Знамя»)». Материал скифского времени, а также средневековый собран краеведами Р. Р. Рудницким и И. Е. Волковым на поселении у западного подножья горы Лысой.

К началу IIIв. до н.э. Скифское царство постепенно под воздействием внешних и внутренних причин ослабевает, его территория сокращается под напором ближайших восточных соседей скифов – также ираноязычных кочевых сарматских племен. Сарматы овладевают междуречьем Волги и Дона, а затем вытесняют скифов из степей Северного Причерноморья. Отныне скифское царство сохраняется лишь в Крыму со столицей в Неаполе близ современного Симферополя. Но и в нем жизнь в IIIв. н.э. прекратилась, а остатки причерноморских скифов смешались с окружающим их населением. Очевидно, сходная участь постигла и скифов Северного Кавказа, причем ассимиляционный процесс был ускорен тем немаловажным обстоятельством, что главной ассимилирующей стороной были родственные по языку и близкие по культуре сарматы.


БИБЛИОТЕКА

От автора
От камня до бронзы
Металлурги «кобанцы» и конные воины скифы
На сарматских равнинах
Аланы, хазары и их наследие
Рим-гора – крепость Боргустан
Золотая Орда, «франки», кабардинцы
Вместо заключения









Рейтинг@Mail.ru Использование контента в рекламных материалах, во всевозможных базах данных для дальнейшего их коммерческого использования, размещение в любых СМИ и Интернете допускаются только с письменного разрешения администрации!